Никто не смеётся последним

      На следующий день Темари ушла раньше, чем встал Шикамару; они не виделись до самого вечера, за ужином обменялись парочкой слов, относящихся всё более к рабочим, чем личным вопросам. Она старательно избегала зрительного контакта. Парень даже задался вопросом, не натворил ли чего-то вновь, но очень скоро отогнал эту мысль. Не чувствовалось привычного холодка на спине и злого взгляда.       Вообще, он хотел провести с ней больше времени, а Темари вечно была занята на работе. За эти пару дней Шикамару вовсе не насмотрелся на её чудесные глаза, не искупался в грубоватом голосе сполна, и её присутствие казалось таким призрачным, что вот-вот сотрётся. Точно сотрётся, лишь ступит она за порог его дома. Совсем скоро ступит, осознание чего понемногу угнетало и душило изнутри.       Мало. Как же мало у них всегда было времени. Теперь девушка уйдёт, и он может не увидеть её ещё в течение нескольких месяцев. Разве не ужасно? Когда ему хочется видеть её каждый день, касаться, как только выпадает возможность, дарить смущённые улыбки при каждой встрече, и ему не нужно ещё больше времени, чтобы удостовериться в своей зависимости, ему больше не нужно времени — и так всё знает.       Парень, сидя в своей комнате в темноте, прячет голову в руках, скрывая сбившееся дыхание и вырывающееся из груди сердце. За окном ночь, проникающая в комнату и в саму его сущность. Прохладная бездушная ночь, что не разделит с ним тревоги. Тревоги о том, как всегда мало времени, как трудно выражать собственные эмоции, когда ты всю жизнь их старательно скрывал, как легко затеряться в другом человеке, как сильно разрываешься, когда желаемое не просто не становится действительным, а удаляется всё дальше и дальше от тебя.       «Не хочу…»       Не хочет, чтобы она уходила, не хочет снова томиться от ни черта не сладостного ожидания и какой-то неизвестной новой тоски, пробирающей до костей. Они в этих грёбанных отношениях «на расстоянии» уже год, и они ему до колик поднадоели. Хотя, Темари бы, конечно, возразила, насчёт года, потому что он вовремя не обозначил, когда отношения «девушки и парня» между ними начались. Ну, и ладно. Для него — уже год.       Шикамару не спится, что само по себе звучит так, будто он заболел. Нара хочет пойти к ней — разбудить, поговорить, получить нагоняй, да что угодно. Год назад она ему нравилась, год назад ему не хотелось видеть её рядом с другими парнями, а теперь хочется вечно чувствовать рядом с собой. Возросшая жадность, желание и что-то горькое настолько, что сводит зубы. Наверное, по такой же причине отец когда-то женился на столь строгой женщине — потому что больше не смог жить без неё. Звучит даже чересчур тривиально и пафосно, но время от времени в нашу жизнь входят люди, чей уход после мы уже ни за что не примем. И когда они только входят, часто мы и не догадываемся, что так привяжемся к ним, пока эти люди исподтишка опутывают наши сердца стальными нитями, пока они полностью нас не порабощают. Семья, лучшие друзья, дорогие наставники, любимый мужчина или любимая женщина. Разве можно избежать чего-то подобного?       В двадцать один год Нара полностью осознал ужасающую силу сердечных тревог и невозможность побега от определённых вещей. Сколько ни пытайся, сколько ни рыпайся и ни отнекивайся, они заберутся внутрь и устроят там балаган, разворотят привычный быт, перепишут все законы логики.       Не выдерживав бьющихся о череп мыслей, Шикамару вышел на энгава и самым странным образом наткнулся на прогуливающуюся там Темари, которая тут же опустила глаза, смущаясь и плотнее кутаясь в ночное кимоно.       — Доброе утро, — проговаривает необычайно для себя тихо, смотря на его грудь, но никак не в лицо. Солнце потихоньку поднималось из-за лесных верхушек, так что это правда было утро, хотя никто из них спать так ещё и не ложился.       — Доброе, — отвечает в тон ей, тоже почему-то краснея. — Ты.?       — У вас тихо, я уже отоспалась за эти два дня, недавно проснулась и решила прогуляться. Не против же? — парень быстро мотает головой, Темари присаживается на пол, и парень, недолго думая, следует её примеру, аккуратно опускаясь рядом. — Если бы Какаши подписал документы вчера, меня бы сегодня уже тут не было, — девушка кривится, а юноша хмыкает. Она никак не могла взять в толк, почему Хокаге было принципиально подписать их с утра, отсрочивая её отбытие. Ему нужно было поставить одну подпись, а Хатаке устроил цирк и буквально сбежал от куноичи.       — Хотела скорее уйти? — не смотрит на неё, только на солнце и зелень, подставляя распущенные волосы трепетному дыханию ветра.       — Не то чтобы, — осекается, так и не заканчивая мысль. Хотела ли? Вряд ли. Она провела два прекрасных вечера и утра в его доме со вкусной едой, чистой постелью и умной женщиной, с которой было о чём поговорить. И ещё с кое-кем самым важным… — Кстати, ты вроде что-то упоминал об оленях в вашем фамильном лесу, — поднимает на него глаза, уже спокойные и уверенные, заражаясь от рассвета мирной, безмятежной горделивостью, встречаясь с чёрными порабощающими глазницами. Они втягивали в себя, и от этого по телу бежали радостные мурашки.       Чуть ранее Сабаку но никак не могла побороть смущение смотреть в них из-за его своевременной милой, нежной и ненавязчивой заботы, из-за того, что это вновь зарождало в ней что-то новое, а ещё потому, что «не то чтобы» значило полное «нет». Она не хотела отсюда уходить. Хотела позволить себе остаться подольше, устроить выходной, возможно — свидание. Чтобы вновь до розовых зайчиков перед глазами, как было во время последних, чтобы горячо и неловко, но так породному сладко, до свода зубов. Чтобы рука никак не хотела вырываться из чужой хватки, чтобы положить голову на мужское плечо и слушать его сердцебиение — сошедшее с ума от неё, чтобы бархатные, едва ощутимые поцелуи, которых было так мало, что на пальцах можно пересчитать, грели изнутри и вызывали яркую улыбку. Так мало, потому что он чёртов джентльмен и совсем немного — трус. Так мало, потому что куноичи и сама жуткая трусишка, когда дело касается Шикамару.       Девушка хотела всего этого, и желания сносили крышу, боялась — посмотрит в глаза, и он поймёт, а она уже не сдержится. Скажет громко «Обними меня», а после будет гореть со стыда в чутких объятиях. Темари бы ушла, так и не позволив себе взглянуть на него, если бы не это волшебное утро, сгоняющее с сердец глупые и незначительные тревоги, оставляя место для чего-то более важного.       — Да, — будто бы в другое пространство отвечает, загипнотизированный ей — белое кимоно, не достигающее колен, более лёгкое и открытое, чем обычно, с короткими рукавами. Откровенно говоря, подобным нарядом она буквально издевалась над ним. — Да! Сейчас, — парень вскакивает и торопится в свою комнату, а девушка лишь пожимает плечами. Через некоторое время шиноби возвращается и спрыгивает с энгава, на приподнятые брови девушки отвечает свистом.       — Что ты делаешь? Йошино-сан проснётся, — спрыгивает следом за ним, всё ещё не понимая, что задумал парень, замечая в его руке какую-то деревянную коробочку.       — Не проснётся. Её комната в другой стороне дома, и мама каждый день так устаёт, что её потом ничем не разбудишь, пока время не придёт, — ветки перед ними шуршат, Темари тут же напрягается, но на её плечо опускается большая ладонь Шикамару, он улыбается.       Из-за деревьев выглянула одна красивая мордочка с большим чёрным носиком, огромные бездонные глаза увидели Шикамару и уже бесстрашно их хозяин зашагал к ним. Молодой оленёнок аккуратно приближался, воровато осматриваясь на Темари, которая сделала шаг назад, сжимая губы, чтобы не выдать что-то вроде «вау». Красивое благородное животное грациозно подошло вплотную к парню, всё ещё недоверчиво смотря на девушку и фыркая, но всё же тыкнулось носом в руку юноши.       — Видимо, поблизости больше никого нет, — парень высыпает что-то себе в руку из коробочки и протягивает ладонь к животному, которое тут же принимается уплетать лакомство. — Нравится рисовое печенье? Ещё бы, — второй рукой Нара принимается гладить оленя по спине, слегка улыбаясь. — А теперь ты, — Шикамару вытягивает руку в сторону Темари.       — Что я? Меня кормить с руки не надо, — девушка хмурится. Когда она спрашивала об оленях у Шикамару, она не ждала, что ей тут же буквально их покажут, да ещё так близко, и будут склонять к конфронтации лицом к лицу.       У Сабаку но совсем не складывались отношения с животными, поэтому куноичи предпочитала смотреть на них издалека. Все кошки, собаки и прочие зверушки видели в ней всегда угрозу, и обычно после попыток подружиться Темари оказывалась в царапинах и ушибах, поэтому уже с детства привыкла избегать животных. Она, конечно, признаёт, что олень перед ней удивительно красив, однако всё ещё не желает к нему подходить. Есть минимум вероятность, что он испугается и убежит, как это часто бывало с ней.       — Сюда иди, — вдыхает Нара, но куноичи остаётся на месте, с подозрением глядя на парня. — Ты боишься, что ли?       — Что?! — женский голос тут же взвивается, нарушая утреннее благоденствие и немного пугая животное, которое вновь подозрительно бросает взгляд в сторону девушки и ведёт ушами. — Ничего я не боюсь! — Темари легко провоцировать сомнениями в её смелости. Она гордая и независимая, потому такие замечания сильно задевают.       И ведь не объяснишь этому идиоту, что ей вполне и со стороны наблюдать — прекрасно. Потому что его распущенные волосы, большие руки, скользящие по шёлковой шерсти, расслабленная поза в лучах встающего солнца — достаточные причины для радости. А девушка чувствует себя грубоватым строителем в грязных сапогах, которого кто-то пригласил в художественную мастерскую. Разве не разрушит своим влиянием эту мирную идиллию?       — Вот и хорошо, — Шикамару хватает девушку за руку и притягивает, поставив перед собой несколько взбудораженную и ошеломлённую Темари, которой не дали чуть больше времени на взвешивание всех «за» и «против». Запихнули в мастерскую, как будто так и должно быть. — Давай свою ладонь, я туда печенье насыплю, они его обожают, — девушка, будучи в прострации от быстрой перемены местонахождения и близости парня, выполняет просьбу без лишних слов. — Отлично, а теперь аккуратно и без резких движений протяни руку ему, — из-за того, что парень шепчет прямо на ухо, обжигая кожу дыханием, придерживая одной рукой за талию, куноичи смущается; она итак чувствовала себя не в своей тарелке по другим причинам. — Я тут. Всё будет в порядке, — олень утыкается влажным носиком в руку и начинает поедать печенье, щекоча ладонь языком. — Молодец, а теперь погладь вот здесь, — Сабаку но знает, что не запомнит ощущение тёплой шерсти, сырого языка, красоту больших чёрных круглых глаз, и что её лицо стремительно превращается в помидор, потому что мужской голос отдаётся словно изнутри; он сам находится чересчур близко, она чувствует жар, и…       Её это возбуждало.       А этот плут приближается ещё сильнее, обвивая тонкую талию уже двумя руками и кладя голову на женское маленькое плечо.       — Только не говори, что ты просто хотел пообниматься, — произносит мягко, тихо, кладя ладонь на его голову и наклоняя ту слегка, впитывая мужской запах поглубже.       Потому что скоро вновь расставание.       — Не только это, — нежно смеётся, разводя лужу грусти в его груди больше. — Снова уходишь, — тяжёлый вздох, который отдаётся внутри неё тут же.       — И скоро вернусь. Экзамены же, — словно успокаивая и его, и себя одновременно, поглаживая шершавые мужские руки, от которых по венам разбегается приятный свет. В ответ парень просто сжимает её ещё сильнее, зарываясь в тонкую одежду лицом.       «Так нечестно», — думается ему, о чём говорить вслух никак не получается.       — Всё равно долго, — её сладкий аромат, ровное дыхание, красивые черты — ему просто хочется оставить это всё рядом с собой. Как можно дольше. Навсегда. Наверное, поэтому Шикамару не сильно задумывается над чем-то впервые в жизни, хотя кто-то скажет, что именно в этом случае — стоит. А парень просто выпаливает то, что чуть ли не секунду назад приходит на ум, а на сердце живёт уже долго, беспощадно разрывая его к чертям. Потому что есть вещи, над которыми нельзя ломать голову. Они связаны с тем, что в любом случае не поддаётся логическому объяснению. — Выходи за меня.       По их ногам пробегает ветерок, Темари пропускает удар сердца, её дыхание сбивается, и она поворачивает к нему лицо настолько шокированное, каким он его ещё ни разу не видел. Челюсть только не отпала, и слава богу.       — Что? — словно не расслышав, думает — быть такого не может, всё галлюцинации и её бурное воображение, а ещё желание остаться в дурманящих руках на подольше. Невозможно же, чтобы этот невозможный лентяй, страшащийся ответственности, вот так взял и сделал ей предложение. Он? Предложение? Что? Точно такого не будет. Парень тяжело вздыхает, отворачиваясь ненадолго и немного розовея. Побольше воздуха, пусть придаст уверенности, стойкости в голос.       — Выходи за меня, — говорит, смотря ей прямо в глаза. — Я серьёзно, — девушка делает шаг назад и, кажется, хочет провалиться под землю. Шикамару успевает схватить её и притянуть к себе, пряча женское лицо на груди, вдыхая запах светлых волос, мягко поглаживая дрожащую спину. — Прости, что так неожиданно, — никакого ответа, всё ещё дрожь. — Я пойму, если ты скажешь «нет», это может показаться ранним и спонтанным решением, понимаю, — немного погодя Темари тихо что-то шепчет. — Что?       — Ты идиот, говорю! — уже громче, ударяя в его грудь рукой. Шикамару смеётся.       — Прости, ты не готова, да? Тогда скажи, когда я смогу повторить своё предложение.       — Ненавижу тебя, — сопит. — Правда, ненавижу, — вот-вот готовясь заплакать словно.       — Это значит «никогда»? — девушка молчит, всё ещё не показывая лица, всё ещё предпочитая его прятать и пытаться как-то унять сорвавшееся с цепи своё существо, которое просит наружу слёзы и крик. От чего? Кто бы знал?       — Это значит, я не сказала «нет», — бурчит, немного мешкает, но поднимает свои влажные прекрасные глаза и притягивает к себе парня за воротник, пусть не увидит, никто не должен видеть.       Больно прикусывает сухие чужие губы и оттягивает длинные чёрные волосы человека, который не сразу понимает, что происходит, не сразу расплывается в хитрющей улыбке, только чуть-чуть погодя прижимает к себе её ещё сильнее, раздвигает женские губы и проникает внутрь них языком, мягко поглаживая её щеку и пробуя на вкус её слёзы.