Порочность

      Шериф Патрик Гонсалес стоял возле стола Джефри и усмехался новой глуповатой шутке своего приятеля. Правая рабочая рука по привычке лежала на кобуре. Такую стойку имели многие служители закону, она появляется с годами из-за постоянной слабо выраженной паранойи. Когда каждый день видишь людей с их худшей стороны, то постепенно начинаешь в них разочаровываться. — Кончай уже и давай за работу, — Патрик хлопнул офицера по плечу и перешёл к другому столу.       Первым встрепенулся Тони — самый молодой офицер в управлении. Он стоял возле двери и играл в Йо-йо. Следил взглядом за тем, как светящийся шарик опускался на столько, на сколько позволяла резинка, и снова подпрыгивал к его руке. Внимание привлекла вереница военных джипов без крыш и дверей, на огромной скорости подъезжавших к департаменту. Машины подняли такую пыль, что сложно было различить в них людей, но то, что это не государственные войска, не осталось сомнений, когда в облаке песка показался чёрный флаг с красным дьяволом на нём. — Шериф, взгляните на это, — крикнул Тони, отрываясь от стены и тыча дрожащей рукой в окно. — Чёрт побери, что это, — прошептал Патрик и сощурился, чтобы лучше различать на фоне пустыни движущийся картель.       Все полицейские повскакивали со своих мест, выкрики непонимания и даже паники в некоторых местах стали накалять атмосферу. Десятки глаз бегали по лицам товарищей, ища объяснения. — Спокойно, сейчас разберёмся, — прикрикнул Шериф, провёл пальцем по усам и, взяв услужливо поднесённый рупор, подошёл к окну. Знаком приказал открыть его.       К этому моменту машины успели подъехать и остановиться в ровной шеренге на расстоянии нескольких десятков метров. Машин было около семи (пересчитав их ещё раз, Патрик остановился на восьми). В каждой сидело как минимум по пять человек. Так как крыш и дверей у них не было, некоторые стояли на задах, держась за перекладины. Одно оставалось точным фактом: каждый вооружён до зубов. Винтовки с цепями патрон, перекинутых через плечи, пистолеты, ножи...        Патрик стал судорожно соображать, каким оружием располагает сам и пришёл к выводу, что всё управление уступает как в количественном, так и в качественном составе. — Говорит Шериф Гонсалес, кто вы? — Сухо произнёс он в рупор, хотя внутри него всё так и вздрагивало от напряжения. — Шериф, почему я тебя не вижу? — Вопрос, последовавший на вопрос Патрика, пришёл из центрального джипа. — Потому что я не знаю с кем говорю, безопасно ли мне появляться. — Ну я же стою перед тобой и не прячусь. — Кто ты?       Из группы людей выделился один человек в кожаной жилетке и банданами на голове и лице, в одной руке он раскручивал автомат. — Вульф, — и человек сделал картинный реверанс. — Зачем ты пришёл со своими ребятами, Вульф? — Есть парочка незаконченных дел, шериф. Может ты поможешь мне? — Если это в моих силах. — Недавно на наш лагерь рядом с Шервудом устроили рейд, полоснули пару наших ребят, нескольких убили. — Рейд был совершён силами федеральных властей, — пояснил Гонсалес и жестом попросил себе бинокль. — Они не собирались убивать ваших, если они ранены, значит и федералам досталось. — Сраные федералы, я так и знал. Слишком хорошая у них техника, не то что, — он махнул рукой на пару полицейских машин, стоящих на парковке перед главным входом. — Ладно, это не важно. Мы знаем, что наводку федералам дал кто-то из твоих людей. Выдай нам их и мы уйдём. — Что-то я тебя не совсем понял, Вульф. С чего ты взял, что мои парни замешаны? — Не валяй дурака, везде есть хорошие люди. У нас не много времени на эти разборки, — усмехнулся мужчина и пустил очередь выстрелов в воздух, ему тут же ответили люди в машинах такими же очередями.       Звук оглушил бывших в здании, но дал время для размышления Патрику. — Мы не хотим войны, — крикнул он в рупор. — Мы тоже, просто отдайте нам тех крыс, что сдали нас, тогда никто лишний не пострадает. Эти крысы ведь сейчас с тобой, ты знаешь их? — Тут всего пара человек, остальные из других отделений. — Я могу назвать всех по именам. Шеф, давай побыстрее.       Гонсалес обернулся и пробежал напряжённым взглядом по присутствующим: из участвующих в операции по облаве притона «Аризонских Дьяволов» здесь находилось всего 3 человека. Разумеется, отдавать их на самосуд байкеров он даже не думал, неет, он соображал на сколько их хватит до прихода помощи. — Нам надоело ждать! — Опять подал голос Вульф, до сих пор прогуливавшийся в небольшом отдалении от окон. — Отдавай своих людей, или мы заберём на тот свет всех гнусных свиней в полицейской форме.       За спиной Патрика поднялись голоса, один седой коп подошёл к нему ближе и положив руку на плечо начал сбивчиво говорить на ухо: — У нас всего 15 человек, у них 48. По оружию сам видишь что у них всё новенькое, закупаются в Ираке, это мы на прошлом рейде пробивали. У нас пушки есть, но хватит ненадолго. — Какие у нас шансы? — Также тихо спросил шериф. — Льюис пытается дозвониться в полицию округа за подкреплением, приедут они с техникой не раньше чем через 5-6 часов, если постараться, то мы выдержим три. — Так мало, — ужаснулся мужчина и нервно вытер с усов несуществующие крошки. — У нас люди не подготовлены к тому, что здесь скоро может начаться. Многие винтовок в руках лет двадцать не держали. Патрон мало. — А если баррикадироваться? — Хэй, ты не расслышал что ли? Хорош тянуть время, сдаёте? — Снова закричал Вульф на этот раз более несдержанно, срывая голос. — Баррикадироваться? – Тихо и быстро повторил Патрик, на всякий случай прикрывая громкоговоритель рукой. — Если у них нет гранатомётов, в чём я дико сомневаюсь, то можно попробовать, хотя металлических ящиков у нас немного и байкеры могут начать подходить в плотную, тогда в рукопашном бою мы точно пропадём.       Гонсалес со всей силы сжал зубы и закрыл глаза, но буквально на секунду. Снова открыл глаза, в которых сейчас горел огонь уверенности. — Послушай, Вульф. Мы не хотим поножовщины, ты и так недавно лишился людей, зачем тебе ещё потери. Мы можем разойтись мирно. Никто тебя не потревожит как минимум года 3. Пока я шериф Литл-Рока, никто не тронет твой лагерь и никто не будет лезть в твои дела. — Мне срать! — Вульф сдёрнул бандану с лица и заорал так, что капли слюны вылетали из его огромного рта на расстояние метра. — Ты отдашь людей, сдавших нас федералам? — Нет, — жёстко отрезал шериф. — Пусть так.       Мужичина развернулся, продемонстрировав на жилетке такого же дьявола, что развивался на флаге, и пошёл к машинам, махая рукой, и в ту же секунду два главных окна участка разлетелись вдребезги, а один офицер с диким криком схватился за плечо и повалился. — На пол! На пол! — Заорал Гонсалес и сам незамедлительно прыгнул на пол.       Все копы по команде улеглись, цепляясь за свои беретты и маузеры. Обстрел начался внезапно и сразу в полную силу. Противники хотели показать себя во всей красе. Десятки орудий пронизывали окна, разбивая их и проникая внутрь. Стены дырявить они, разумеется, не могли, всё-таки, как подметила Мэйбл: бетон, бетон, бетон. — Что будем делать, шеф? — Крикнул комиссар. — В первую очередь надо проверить все выходы и поставить там наблюдение, — перекрикивая стрельбу, начал Патрик. — Затем доберёмся до нормального оружия, оно в сейфах внутри участка. Сами сейфы перетащим к окнам, чтобы сделать заслоны, из-за которых будет удобно стрелять.       Ползком, в полуприседе, бегом сначала один, а потом ещё пара человек бросились к двери за оружием. — Столы! Переворачивайте столы!       Все стали выставлять свои офисные столики как им было удобно, пристраиваясь, чтобы открыть стрельбу. Патрик подполз к раненому офицеру, зажимавшему плечо уже вымазанной в крови рукой. — Лью, ты как? — Жить буду, так царапина. Рука только рабочая, черти! — Сейчас принесу аптечку, надо тебя немного заштопать.       Пули свистели, разрезая воздух со скоростью звука. Один полицейский подполз к окну и при помощи зеркала стал пытаться смотреть, что происходит на улице, сам не выглядывая туда. — Шеф! У них похоже пулемёт! — Твою мать! Ребята, слышали? Они будут стрелять большим калибром!

***

      Когда в дверях показался ещё один офицер, стремящийся пройти коридор насквозь, Мэйбл приноровилась и схватила его за рубашку, просунув руку сквозь прутья. — Что там происходит? — Отвали! — Вырываясь, орал он и, развернувшись к девушке лицом, показал свои испуганные расширенные глаза.       Мэйбл разжала руку и вслед бросила: — Отпустите меня хотя бы.       Разумеется, это прошло без внимания.       «Там происходит знатное дерьмо. Это точно. Куда они так несутся, что за выстрелы? Это осада».       Она металась по клетке, взывала о помощи, в отчаянии колотила по прутьям так, что разбила ребро правой ладони в кровь. Пайнс прекрасно осознавала, что сейчас нужна её помощь, но об этом не то что не хотят слышать, об этом вообще не слышат.       Прошло около четверти часа, как в коридор занесли первого раненого. Из живота хлестала кровь, впитывалась в форму, превращая её из коричневой в бардовую. Мужчина не стонал, не плакал, только шумно дышал через нос и изредка кидал взгляд на своего товарища, старавшегося оказать тому неумелую первую помощь.       Мэйбл попыталась воззвать к ним. — Что там происходит? — Обстрел, будь паинькой и посиди тихо. Взрослым и так сложно приходиться, — заливая пулевые ранения обеззараживающей жидкостью, пыхтел коп. — Ему надо вколоть обезболивающее и антибиотик, — посоветовала Мэй, всё так же плотно прижимаясь к решётке. — Выпусти меня, я могу помочь, я хорошо стреляю.       Офицер потянулся к уколу с обезболом, проигнорировав последующую просьбу от девушки, но седой мужчина остановил его руку. — Питер, не надо, я в силах потерпеть. Лекарства у нас немного, может ещё кому-нибудь понадобится. Забери мой хеклер и возвращайся к ребятам. — Что? У вас есть пистолеты-пулемёты? — У Мэйбл загорелись глаза, а в голове она осознала, что человек, сейчас с несколькими сквозными ранениями в живот, лежащий перед ней и испытывающий невероятную боль, — один из самых смелых людей, которых ей удавалось встречать.       Питер сдержанно кивнул, сжал в своей руке обмякшую руку раненного, потом вскочил на ноги и выбежал в зал, откуда не переставали слышаться выстрелы. — Мистер, вы меня слышите? — Негромко обратилась Пайнс. — Чего тебе, родная? — У вас ключей случайно нет? — Нет, а зачем они тебе? Хочешь туда кинуться? — Тяжело дыша, он сделал усилие и перевернулся так, чтобы видеть девушку, сидящую на коленях возле решётки. — Я умею владеть оружием, могу помочь, расскажите, что там произошло?

***

Следующим в комнату внесли труп. За ним зашёл Гонсалес, но на попытку Мэйбл его задержать только отмахнулся и быстрым шагом прошёл в другую дверь. Пуленепробиваемый жилет, а в руках автомат, который он придерживал плечом. Всё лицо шерифа было исполосовано осколками стекла. Умершего положили напротив камеры наркоши, который с началом стрельбы перестал возмущаться и делать глупости — просто забился под навесную лавку и помалкивал, иногда вскрикивая. Увидя мёртвого копа перед собой, он взвыл, совсем как подбитая собака. Скулил он ещё долго.

***

— Шеф! Гонсалес! Патрик! — Чего тебе? — Нервно дёрнулся шериф и обернулся к держащей его за куртку Пайнс. — Отпусти меня, я могу… — И слышать не хочу. Сиди тихо и не мешай нам. Тут тебе не шуточки, хотя ты, наверное, это уже поняла.       Он исчез в главном зале, а вместо него занесли пятого раненого. Это был Тони. По его грязному сгоревшему на солнце лицу текли слёзы. Нет, это была не скупая мужская слеза, а настоящий град из солёной жидкости. Бедняге прострелили руку в районе бицепса. Один полицейский остался с ним, а другой снял с Тони жилет, причинив этим новую боль раненой руке, и убежал в зал.        У Мэйбл уже давно заложило уши от громыханий в участке, а когда в дело пошло крупнокалиберное оружие, то девушка вовсе перестала реагировать на внешние раздражители.       Все раненые лежали тихо, лишь некоторые постанывали и стыдились этих моментов слабости. Фрэнк, которого принесли первым, был прав: медикаментов не хватало для всех, приходилось расставлять приоритеты. Тони посадили прямо перед камерой Мэй. Он облокотился на стену и запрокинул наверх голову. Закусил распухшую губу и глянул на Пайнс заплаканными глазами. Её сердце защемило: он ведь был таким молодым, не старше тридцати. — Блять, — выругался коп, которому на этот раз выпала роль санитарки и со злостью стукнул аптечкой о пол, — бинты закончились.       Мэйбл потребовалось не более секунды, чтобы сообразить. Она быстро сняла рубаху и протянула её сквозь прутья. — Возьми, она совсем чистая, только сначала обработай рану хлоргекседином и поставь вон тот укол — это антибиотик, чтобы не пошло заражение.       Под её контролем мужчина за 5 минут справился с Тони, который перешёл с рева на какое-то невнятное мычание, видимо силы совсем покинули его. Похлопав его по плечу, помощник вскочил, забрав с пола винтовку и бросился на место развернувшихся военных действий. — Ты как? Рабочую руку зацепили? — Поинтересовалась Мэй, сидя напротив так же на полу. — Н-нет, — дрожащим от недавних слёз голосом ответил он. — Какая там обстановка? Много наших осталось? — Д-десять, подм-мога уже ед-дет. — Хорошо, ты главное держись, у тебя так пустяк, ерунда ранение, главное кость не задели. Жить будешь, больше скажу: отжиматься будешь даже лучше, чем прежде, как затянуться мышцы.       Парень попытался улыбнуться, но вышла какая-то кривая мина, поэтому он в отчаянии отвернулся. — Как тебя зовут? — Т-тони — Тони, очень приятно, а я — Мэйбл. — Зна-аю, — протянул он и закрыл глаза от нового приступа боли. — Тони, друг, помоги мне, ты должен мне помочь! Там, — она указала на дверь, ведущую в главный зал, — осталось 10 человек, они мужественно сражаются, против группировки. Но они могут не дождаться помощи, понимаешь?       Тони только кивал и часто моргал заплывшими глазами. — Так вот я умею стрелять. Очень хорошо умею. Выпусти меня, — взмолилась, не веря в успех, — у тебя есть ключи? — Она у всех это спрашивает, — простонал раненый в ногу. — У меня н-нет, они только у Гонсалеса, — выдавил наконец Тони и ушёл в забытие.       Мэйбл последний раз глянула на его лицо, от которого казалось уже исходил жар лихорадки, потом на руку, перевязанную клетчатым рукавом и поднялась с колен.

***

— Ещё Гидрокодон есть?       Он скорее не зашёл, а проковылял в коридор. Всё его снаряжение, походившее на обмундирование спецназовца, покрывали кровяные пятна, кому они принадлежали оставалось тайной. Он остановился и облокотился на свою автоматическую винтовку. Мэй заметила, что с каждым приходом его оружие менялось на новое. — Глянь в аптечке, — мотнул головой комиссар, зажимающий повязку на животе, которая из кристально белой превратилась в красную. — Там один шприц, — опередила его Пайнс и, как только мужчина подошёл ближе, просунув руки сквозь прутья, вцепилась в воротник его куртки, хоть это и было высоковато для неё. — Послушай сюда, засранец, — заорала она прямо в оторопевшее лицо, — твои люди там мрут как мухи! Фрэнк, — она ткнула одной рукой в мужчину, лежащего с закрытыми глазами, — Фрэнк умер! Потому что не хватает лекарств, и он пожертвовал собой, не воспользовавшись всем тем, что ему реально надо было. — Пайнс… — Заткнись и слушай! Тебе не хватает людей, ты не продержишься до прихода подмоги, что бы там себе не придумывал. Ты же сам сказал, что я твёрдо держу в руках оружие. Освободи меня, дай в руки автомат, и я перестреляю этих гадов ко всем чертям!       Её глаза наливались кровью, а голос был твёрд, ни намёка на дрожь. — Шеф, раз-зрешите ей, она с-справиться, — послышался с пола слабый голос Тони. — Чёрт, ты понятия не имеешь… — Я имею! Я знаю! Мне приходилось сражаться, и вообще я заключенный — вам должно быть меня не жалко! Я не боюсь смерти, но могу заверить, что не умру. Уж чёртов я везунчик.       Гонсалес не отрываясь смотрел на эту маленькую смелую девочку в чёрной майке, не скрывавшей её волевых, измученных тяжёлой работой рук. Выправившиеся пряди пышных волос свисали по обе стороны от лица, не трогательно детского, а наоборот — лица дикой валькирии, злобной, боевой фурии, готовой вцепиться в горло любому стоящему у неё на пути.       Головой шериф понимал, что людей действительно не хватает, а Вульф со своими мародёрами приблизились к зданию и скоро могут зайти вовнутрь. Но вот его отцовское сердце сжималось при малейшей мысли, что эта незнакомая девушка может пострадать, и даже погибнуть от какой-то шальной пули. На размышления времени не было, Мэйбл ещё раз дёрнула его за воротник. Он решился. — Ты наденешь жилет и будешь держаться на задах. — Да, чёрт, да! Я согласна. — И будешь выполнять всё мои приказы, Пайнс!       Ключ в замке повернулся, а спустя минуту она сама стояла перед большим сейфом с разнообразным стрелковым оружием. С подпрыгивающим внутри неё сердцем она присела на корточки и щелчком открыла две защёлки по бокам ящика.       «Выбирай, что понравится, Мэй-мэй, это тебе не абордажные крюки». — Пистолет-пулемёт? Плохая идея: совсем мало патрон осталось, лучше возьми автоматическую винтовку. Если конечно в руках удержишь, — с усмешкой добавил Патрик.       Мэйбл только смерила его презрительным взглядом, зажав в зубах резинку и собирая руками высокий хвост. Ей отдали бесхозный пуленепробиваемый жилет, хотя она подозревала, что сняли его с какого-нибудь копа, возможно, уже мёртвого. Перешнуровывая высокие ботинки, незаметно для Гонсалеса сунула руку в ящик и нащупала там холодное лезвие ножа, потом вскочила и бросилась за удаляющимся шерифом, который отрывисто объяснял, как вести себя под обстрелом. — Не лезь в передние ряды, от тебя будет больше пользы если будешь прикрывать наших со стены. Если первая заметишь светозвуковую гранату, постарайся как можно скорее оттолкнуть её подальше от себя, иначе тебя ослепит секунд на тридцать, а слух можешь и часа на 2 потерять, уяснила? — Да, — чётко отозвалась в такт шагам Пайнс, держа на плече свою винтовку, она действительно не была такой уж лёгкой, как она представляла. — Будешь слушать мои приказы и там, далеко не отходи. Будешь помогать таскать раненых, если сама схлопочешь осколок или пулю, дай знать — тебя уведут.       Они остановились около последней двери. Остановились. Гонсалес внимательно посмотрел на Мэйбл, одним взглядом спрашивая, не передумала ли она. Девушка выдавила из себя улыбку и кивнула, он кивнул в ответ.       Сделала два шага вовнутрь — впереди раздался крик: — На пол!       Она послушно кинулась вниз, перекатилась и оказалась прикрытой перевёрнутым столом рядом со стеной. Приподнявшись на четвереньки, выглянула: один старый полицейский с чем-то тёмным в руках похожим на камень бросился к открытому окну, на половину загороженным металлическим шкафом, в надежде выбросить «камень» наружу, но не успел. Только его пальцы отпустили ни что иное как гранату, как она с детонировала. В горле Пайнс застыл крик ужаса от вида руки, уже валяющейся на полу. Целая кисть со всеми косточками и мышцами, и сухожилиями, торчащими из неё, лежала и нервно содрогалась, а возможно это просто весь участок дрожал, чувствуя общее сотояние ужаса. Полицейский не со страхом, а скорее с удивлением смотрел на то место, где раньше располагалась кисть и обручальное кольцо на безымянном пальце. — Ты как? Всё нормально?       Мэйбл почувствовала чью-то руку у себя на спине то ли потирающую, то ли похлопывающую. Усилием воли она перевела взгляд от контуженного, у которого первый нахлынувший шок сменился на ту самую разрывающую боль. — Всё в порядке.       Это была не правда. Участок, в который её привели пару часов назад, тот участок с обшарпанными стенами, множеством столов на твёрдых ножках с полицейскими, мирно выполнявшими свою конторскую работу и не думавшими о том, что скоро им придётся взять оружие в руки и спасать свою жизнь, этот участок нельзя было идентифицировать в том, где сейчас шла перестрелка. Вся мебель трещала от пуль, врезавшихся в неё, пол был засыпан стеклом, разным мусором и кровяные пятна, да, они были повсюду. — Тогда давай ползком к тому столу, — Гонсалес указал Мэй рукой до следующей баррикады, до которой надо было пробираться через открытое пространство. — Там Нейт, обращайся к нему и не рискуй, окей? — Окей.       Мэйбл стиснула зубы и, как заправский спецназовец, отталкиваясь по очереди левой рукой и правой ногой, потом правой рукой и левой ногой, поползла к намеченной цели. Над головой раздавался адский шум, а возле земли казалось и звуки утихали, хотя скорее всего, она слишком ушла в себя, сосредоточившись на движениях. Повернув голову в центре комнаты, заметила, что баррикады стояли в два ряда, на первой линии, перед самими окнами, никого не было. Кто-то громко требовал доставить ему патроны от М4. Её собственная винтовка, перекинутая за спину, усложняла передвижение, но она и была залогом успеха. Только на месте Мэйбл поняла, что изрезала всё предплечье об острые осколки. Они умудрились даже в паре мест разорвать ей джинсы, но вопросы моды остались где-то далеко в прошлом. Выдохнув, Пайнс встала на колени и поставила дуло винтовки на краешек стола и стала выбирать цель.       «Ни черта же не видно, отсюда невозможно стрелять».       Она смачно выругалась, краем глаза приметила, что Нейту и дела до неё нет, а Гонсалес ушёл на передний план. Шанс погеройствовать.       Жуткий крик, раненого бойца, а его кровь попала на Мэйбл, но её голова сейчас была занята не тем. Машинально вытерев бордовые разводы на лице, она снова подняла оружие, но уже во втором ряду, прицелилась в лысую голову, торчащую из машины. Можно стрелять, но палец на курке задержался.       «Моральная сторона убийства, да, самое время об этом подумать. Сейчас я могу переступить черту невозврата. Раньше я убивала лишь демонов, монстров и зомби, то есть уже мёртвых людей, а сейчас придётся решиться, чтобы грохнуть вполне живого homo sapiens из крови и плоти».       Рядом раздался стон, совсем не похожий на человеческий, такой звук издавали умирающие волки и олени, на которых они иногда с дядей Стеном охотились. Хрипящий, срывающийся на визг. Коп рядом с ей сейчас испытывал ту запредельную боль, о которой Мэй даже не хотелось думать.       «Так пусть эти ублюдки тоже её почувствуют».       Раз и грузное тело повалилось вовнутрь машины, но самое главное, что Пайнс успела заметить малюсенькое отверстие в этой лысой голове, перед тем как она скрылась из виду. Первый снят, а мук совести нет, пока что нет… Наоборот чувство, заполнившее юное тело, было сродни эйфории. Она выставила вперёд согнутую в колене ногу и снова прицелилась.       Увиденное устрашило её. В свой объектив прекрасно можно было различить другого человека на улице державшего что-то наподобие гранатомёта (Мэйбл не знала, что это за оружие) в направление самой девушки. Запаниковав, она нажала на курок и волей случая попала человеку в живот. Разумеется, на нём был защитный жилет, но ударная волна заставила его отшатнуться и снять прицел.       Мэйбл немедленно сползла на пол и облокотилась на стол, восстанавливая дыхание и сердце, колотившееся так, будто готовилось разорвать грудную клетку. Приоткрыв рот, она глотала горький воздух, пропитанный смертью, потом, грязью со дна человеческих пороков. Ей казалось, что даже через закрытые глаза она видит лежащего рядом мужчину, прощавшегося со своей жизнью       «Ему надо помочь, но я не могу… Нет, я должна». — Хватайся, — протянула рук, но поняла, что он без сознания, тогда, поднатужившись, схватила его за обе руки и потянула по полу в сторону безопасного помещения.       Майка на пояснице задралась, оголяя мокрую и грязную кожу. Внутри Пайнс молилась, не в полную силу с долей присущего ей скептицизма, не отдавая себе отчёта в происходящем.       «Боже, если ты есть, то не дай застрелить меня сейчас. Только не сейчас. Я обеззаражу ему рану, вколю пару уколов, но если меня выпилят, то я навряд ли смогу это сделать, не находишь?»       И Бог помог ей. Без потерь она смогла осуществить свой план, за одно проверила остальных раненых лежащих в коридоре. Тони вроде бы пришёл в себя и сейчас бездумно ковырял ботинком клетку напротив. Мэй подмигнула ему и быстро ввела в курс дела. — Ты, что правда не б-боишься? — Боюсь, родной, ещё как! У меня поджилки все трясутся, а ещё я подозреваю, что занесла в свою кровь столько дряни, — Мэйбл продемонстрировала кровоточащие предплечья, — что на всю жизнь хватит.       Скрываясь за ближайшими к окну баррикадами, Пайнс отхватила от Гонсалеса пару ласковых. Пока она колдовала над умирающим, шериф сам причислил её к рангу того света. — Я сказал слушать мои приказы и оставаться на задних позициях! — Я ничего не вижу оттуда, зачем тогда вообще меня освободили?       Он махнул рукой и ткнул ей пальцем на новую позицию, куда она передвинулась и снова взвела прицел.       Здесь время тянулось незаметно, часы уже не представляли из себя отрезки по 60 минут. Каждый вёл свой счёт, Мэй тоже сначала пыталась считать секунды, но потом счёт пошёл на убитых и раненых.       «5… 8… 9, нет, увернулся, гад, когда же приедут с подмогой 9… 15».       Люди сплотились, все воевали за общее дело. Многие здесь, по замечанию комиссара, давно не брали оружия в руки, но мышечная память такова: если один раз ты овладел этим нехитрым искусством ведения боя, то уже не забудешь никогда. В управление было очень душно, а порох и стружка, летавшие в воздухе, забивались в дыхательные пути поэтому то и дело кто-то сморкался в рукав или приглушенно кашлял. Лицо Пайнс, побелевшее от натуги с капельками пота на лбу, было устремлено на огрубевшие за эти часы руки, чёткими и выверенными движениями, перезаряжавшими винтовку. Раз, два и готово, и снова в бою.       С каждым выбывшим копом надежда на спасение таяла. Маркус, седовласый мужчина с весёлыми всегда немного прищуренными глазами, хотел привести в здание медиков, ну либо на крайний случай хоть какую-то подмогу. — У тебя нету шансов, — качая головой пояснил шериф. — Я должен хотя бы попытаться, старина, или мы все здесь подохнем, как мухи в радиаторе. — Ладно, буду прикрывать тебя из окна, не рискую, — в сотый раз за день добавил он.       Маркус подал ему руку, а тот притянул его к себе и крепко обнял.       Паркурщика убили, не успел он пробежать и сотни метров с заднего входа. На нём был жилет Мэйбл, она убедила всех, что здесь справиться и без него. Гонсалес, казалось, постарел за это время на десяток лет. Лицо осунулось, густые брови нависли над ушедшими далеко в глубь глазниц глазами. Но самое главное — он потерял бдительность. Когда главную дверь стали штурмовать, на звук обернулась одна Мэй.       «Черти, если они зайдут сюда, у нас не будет шансов. Надо мочить их при самом входе, а потом завалить его чем-то тяжёлым. Можно было бы сделать это сейчас, но нет, не успеем».       Пробираясь через обломки стульев, руины столов и кусков арматур, обвалившихся после гранатной атаки, Пайнс заняла удобную позицию, с которой ей открыто была видна дверь, а вошедшим в неё девушка была не заметна, по крайней мере с первого взгляда. Первый бандит показался через пару минут. Их с Мэй разделял небольшой коридор в пять метров. На полном лице появился хищный оскал, исчезнувший тут же, как пуля прошила его шею насквозь. «В сонную артерию, молодец Мэй-мэй».       Здоровяк повалился навзничь, перегородив проход. Он бессмысленно хватался руками за шею из которой бил мощный фонтан алой крови. Зажимал отверстие, потом подносил мокрые руки к лицу и пялился широко выпученными глазами. Через мгновение он затих. Но за первым пришёл второй. Его снял Гонсалес. Мэй услышала, как совсем рядом просвистела пуля и грузное тело с грохотом опрокинулось на другое.       И всё бы было ничего, девушка уже хотела оберунться к шерифу и радостно взмыть в воздух руки, улыбнуться ему, показать, что работать в команде — это здорово, показать, что он зря не хотел выпускать её раньше и что не страшна их усталость, моральная подавленность и физическая подбитость, ведь они вместе могут творить чудеса. А сейчас надо скорее закрыть дверь! — Граната! Он успел выдернуть чеку!       Выкрикнутый из-за спины приговор ударил по ушам, прошиб измученное тело на новую волну пота.       «Но прошло уже больше 3-х секунд, она должна была рвануть, значит он всё ещё зажимает её в мёртвой закостенелой хватке!»       Видимо так же подумал Гонсалес. Он пронёсся мимо ошарашенной Мэйбл, которая даже не могла заставить себя пошевелиться. Теперь оставалось только аккуратно переложить гранату к себе в руку, а потом швырнуть её в сторону линии противника, но тут в дверях показался поджарый парень, со скрытым банданой лицом. Наперевес он держал автомат, направленный прямо на шерифа. Его собственный карабин был перекинут за плечо, и достать его не представлялось возможным: какой бы реакцией не обладал бы человек, он не успел бы сделать это раньше щелчка спускового курка противника.       Тут Мэй опомнилась, вся жизнь, а может и не вся, но по крайней мере сегодняшний день пробежал у неё перед глазами: горячий ветер в лицо, холодные наручники на горячей коже, смерть в своём истинном обличие, чуть приподнятые уголки губ в добродушной усмешке, пшеничного цвета усы и глаза, смотрящие в самую душу, будоражившие, бередившие старые раны, но тем не менее дающие уверенность в покое.       Из груди вырвался сдавленный, осипший крик.       Среагировала, смогла, а дальнейшее промелькнула перед глазами как молния. Она встала в полный рост, направила на чёрную бандану свою винтовку и с садистским удовольствием выпустила в него целую очередь. Он не успел причинить вред Патрику: нашпигованный свинцом трепыхался в конвульсиях, ещё не крепко державшись на ногах. Пайнс тоже сотрясалась от мощной отдачи каждого выстрела. На искажённом злобой и яростью лице, то и дело пробегали судороги. Руки не опускались, хотя продолжать казнь было бессмысленно и даже опасно с точки зрения растрачивания боеприпасов, но накопившаяся ненависть к роду человеческому, к его гнусному представителю, готовящемуся убить ставшее дорогим для неё существо… Нет, это уже слишком.       Когда магазин опустел, а девушка в отупление продолжала жать на курок, Гонсалес успел вытащить из толстой руки гранату и отшвырнуть её в даль, тем самым обезопасив участок от смертоносной волны, уничтожившей большую часть здания. Мэйбл обессиленно опустила до сих пор жёстко удерживаемую на весу винтовку и вдруг почувствовала, что в животе разлилось жгучее тепло. От горячего удара она скрипнула зубами.       «Кажется меня ранили…»       Касаясь живота, пальцы ощутили что-то липкое, и, покосившись вниз, Пайнс увидела пятно, расплывающееся вокруг обугленной дырочки на тёмной ткани.

***

— То, что пару секунд назад в меня всадили пулю, никак не укладывалось в моей голове. — … — Странно, мне всегда казалось, что при огнестрельном ранение должна быть нестерпимая, умопомрачительная боль…

***

      Раскалённый комочек свинца, одетый никелевой оболочкой, дырявя, прожёг мясистую ткань левее пупка.       Шальная пуля прилетела из разбитого окна, напротив которого девушка и стояла без всякой защиты. Только сейчас она вспомнила о защитном жилете, но не испытала никакого сожаления, сейчас её голова была занята другим. Шагнув назад, она осторожно села на пол, и тут по животу словно полоснули ножом. Зажмурив глаза, она начала громко отрывисто дышать, всё так же неосознанно касаясь места, от которого то и дело расходились волны жара.       «Может лучше прилечь? Интересно, пуля застряла или прошла навылет? А может, я сейчас прямо здесь и умру?»       Последняя мысль тут же показалась полнейшей ерундой. Внутренности её горели огнём, но сознание оставалось ясным. Боль в животе усугублялась тем, что пуля всё же не вышла, а осталась остывать в пучке мускулов.       «Если бы я была в фильме, то наверное сейчас достала фотокарточку Диппера, или наше совместное фото, уронила скупую слезу, но чёрт, я не нашу с собой такой нелепицы».       Прошла минута, час, а может целая вечность. Она всё ждала, что присутствующие, ну хоть кто-нибудь, хоть бы и Гонсалес кинуться ей на помощь, но никто даже не смотрел в её сторону. Боец вышел из строя, но война продолжалась.       Пара офицеров попытались забаррикадировать дверь, но этого хватило ненадолго: у людей с другой стороны был таран. Яростные приказы Патрика Гонсалеса выполнялись через раз. Не считая его, с твёрдой рукой в строю оставалось 5 человек, которые сами прекрасно осознавали свои шансы на победу. Врождённый инстинкт призывал их к бегству, но проблема заключалась в том, что бежать то было некуда. Узнать о прибытие подкрепления можно было только постфактум, так как телефонного сообщения их лишили, установив заглушки для мобильных и просто-напросто перерезав провод от стационарного телефона.       От очередного мощного удара в дверь, шериф покачнулся и немедленно залез за ближайший перекинутый стол, ему требовалось время подумать.       Горячая плещущая резь мешала двигаться, но Мэйбл отчаянно пыталась доползти до видневшегося вдалеке бесхозного карабина, когда рядом с ней очутился Гонсалес. Тяжело дыша, снял с головы каску и взъерошил мокрые волосы. — Ты как? В норме? — По обыкновению уточнил он. — Всё путём, — закусив губу, заверила его вполне сносным тоном. — Спасибо, что прикрыла. Но я заметил, — перейдя в нравоучения добавил Патрик, — что ты дала волю эмоциям, а этого делать не надо. Я понимаю, что сейчас не время учить манерам, но это тактика выживания Пайнс. Помнится, так говорил один великий русский полководец: «Держи ноги в тепле, а голову в холоде». Смекаешь, к чему я веду? Мэйбл скривила губы и кивнула. — Шеф, патрон осталось на двух-трёх стрелков, — послышалось издалека. — Чёрт, этого только не хватало. Надо обыскать трупы, может у кого-то осталось… — Виски, — совсем тихо прошептала Мэй. — Что? Виски? Захотелось выпить перед смертью? — У нас есть виски? — Воскликнула девушка с лихорадочно блестящими глазами под звуки ломающегося шкафа, подпиравшего дверь. — Ну да, должно быть пару бутылок, но зачем? — Вели тащить сюда, будем делать коктейль Молотова!       Бывало раньше, ещё когда она жила с родителями в Калифорнии, то с соседскими ребятишками часто запускала такие самодельные зажигательные гранаты в стенах заброшенной школы. Там никому нельзя было причинить вред, хотя Дип всегда отказался от такого развлечения. Как делать коктейли Мэй знала наизусть: стеклянная бутылка с каким-нибудь обычным спиртом, а её горлышко надо заткнуть тряпкой, смоченной горючим. Поджигаем тряпку и вуа ля, надо лишь быстрее избавиться от «гранаты». Мэйбл помнила, как руку одного мальчика, который выкинул бутылку в самый последний момент изрезало стеклом, а ещё она загорелась. Вот тут то был форменный кошмар. Языки пламени вспыхивают на плоти…       …и расползаются с мгновенной скоростью по всему телу. Горит кожа, горят жилетки, и дьяволы на них исчезают в своём адском огне. Попутно их режут пули, предательски забирая проданные ранее души. — Да! Ребята! Так их, — ободрёно выкрикивал шериф, сам стоя в цепочки, передававшей из рук в руки снаряды.       Боль в животе немного притупилась, и Мэй, сморщив лицо и сузив глаза, обстреливала новоприбывшие лица. Опять все работали на общее благо, а до ушей стал доноситься шум лопастей пропеллера, это могло означать только одно. — Это армия. Армия Соединённых Штатов, сучки! — Орал, выползший из «госпиталя» Тони с обычным охотничьим ружьём подмышкой. — Последнюю бутылку и в прикрытие, по местам!       Завершающий взрыв отозвался радостным ликованием в сердце Пайнс… до того момента, как она не увидела яростно несущегося из дымовой завесы увесистого мускулистого мужика.       Мэй стояла в первых рядах, и нёсся он на неё...       В панике она стала жать на курок, но он лишь бесшумно щёлкал, патроны кончились, а он продолжал бежать на неё.       «Ну вот и всё, теперь точно конец».       Раздался выстрел, но пуля угодила в плечо байкера, под ударной волной он качнулся назад, но не замедлил шаг. И тут Мэйбл осенило, она напрягла отнимавшиеся от усталости и долгого стояния в неудобной позе ноги и рванулась навстречу громиле. В руке блеснул нож.       Когда он разрезав плоть проникнул в нутрь, в кудрявой голове пронеслась будничная мысль: «Совсем как разрезать дыню, такой же треск, да и нажим такой же, не много усилий требуется». Мэйбл провернула в плече рукоятку ножа и высунув снова с яростью вонзила. Страшно было признаться самой себе, но удивлённый рык, а потом хрип, вырвавшийся из заплывшего жиром рта из этих пропитанных салом омерзительных губ, понравился Мэйбл, она вновь испытала то садистское удовольствие, когда перерезала сонную артерию, забрызгав себя липкой жижей.       Отпустив, до сих пор крепко прижимаемое к себе тело, она победно развернулась к своим, когда чётко ощутила, как холодный метал прошёл по её черепу чуть выше уха. Как ошпаренная она схватилась за это место и вдруг покачнувшись от возобновившейся боли в животе рухнула на пол рядом с трупом. Сознание стало давать сбои. Девушка то погружалась в темноту, то вспышки реальности прорезали замутнение.       Раз, и она лежит лицом вниз на трясущемся полу, а издалека раздаётся приглушённый крик: «Пайнс!» Темнота.       Раз, и её обмякшее тело кто-то тащит за руки, сверху припыленный солнечный свет режет глаза. Темнота и будто бы далёкий смех, припудренный синим пламенем.       Раз, и она сидит, Гонсалес рядом, вроде бы это всё-таки он. Он прижимает её к себе, трясёт, крепко сжимает маленькую ручку и шепчет на ухо какую-то бессмыслицу:       «Всё в порядке, сейчас войдут военные, там на улице скорая помощь, тебе помогут, нас всех вытащат…» Темнота и сквозь неё всё тот же тёплый голос: «Ты очень храбрая девочка, ты оказала нам неоценимую услугу, может даже орден дадут, хочешь орден? Да наверняка, держись, Пайнс, всего-то пара царапин».       Раз, и над ней голубое, чистое, палящее небо, по бокам санитары, а она сама лежит на носилках, и ужасно тошнит от постоянных толчков. Попыталась подняться и спросить, где Тони, Гонсалес и остальные, но от резкого подъёма кружится голова. Темнота, а её прорезает ярко жёлтый свет, окруженный ореолом всё того же синего огня. «Ты убийца, комета, убийца! Тебе ведь понравилось убивать, не так ли? Ты испытала чистое удовольствие снимая людей из винтовки или перерезая горло тому бедняге. Тебе не прикрыться лихорадкой, агонией, тебе не соврать самой себе, комета».       Раз, и Диппер?.. — Диппер? Что ты тут… — Мэйбл попыталась приподняться, но брат удержал её и, слегка надавив на плечи, снова уложил на подушку. — Тихо, тихо, лежи спокойно, ради бога. Всё в порядке. — Где я? — В больнице, тебе сделали операцию, извлекли пулю, — он запнулся на этом слове, но проглотив слюну продолжил. — Сейчас ты под капельницей, вся в проводах, у тебя было сотрясение мозга, а ещё тебе наложили 12 швов на висок.       Мэй посмотрела на свои руки: предплечья были забинтованы, а из вены на левой руке вела трубка, по которой в кровь поступал физраствор с мощной дозой обезболивающего. Правой рукой она дотронулась до головы, где её в самый последний момент полоснула пуля. Кожа вздулась, а тонкие ниточки, стягивавшие её шевельнули нервные окончания, тут же послали импульс в мозг. Пайнс отдёрнула пальцы. — Сколько я уже здесь? — Чуть больше суток. По приезде тебя прооперировали и всё это время ты была без сознания. Как ты себя… чувствуешь? Может надо позвать медсестру? — Всё в порядке, Дип. Хватит со мной нянчится, лучше помоги присесть. — Но, я думаю, врач не одобрил бы…       Но сестра, не слушая его, стала самостоятельно подниматься, так что ему пришлось помочь ей подставить подушку и облокотиться на неё. — Так-то лучше. Что там с остальными полицейскими? — Многие не выжили от полученных ранений… — Гонсалес? Шериф? — Да, он в норме, доктор сказал, что он родился в рубашке, всего пара царапин. — А что с той группировкой? — Армия повязала большинство её членов, сейчас им выносят приговор. Также решили усилить надзор за оборотом наркотиков и оружия в Арканзасе.       Мэйбл закатила глаза и фыркнула. — Чёрт, такое впечатление, что я пролежала здесь всю жизнь, столько всего произошло… — Может ты расскажешь, что произошло до этого? — Осторожно поинтересовался Диппер.       Он просидел рядом с её кроватью всё время её забытья. Он помнил, как бежал по светлому коридору, сам не разбирая направления. Он искал операционную, или её палату или морг, он не знал. Глаза были красными, но слёз не было. Худший кошмар будто проступал в его жизнь из мрачных снов, конечно, когда ему не снилась Венди.       Диппер успел мельком взглянуть на сестру, прежде чем медсестра вытолкала его из реанимации. Шея и грудь залиты кровью, бледное лицо в синяках и ссадинах. Всего один взгляд, и его сердце попало в бурю. Доктора пообещала, что ему сообщат о состоянии Мэйбл, как только это станет возможным.       Пайнс мерил шагами комнату ожидания больницы и считал их. «Раз… два… три…» Он насчитал тринадцать. В прошлый раз вышло двенадцать, а до того получилось пятнадцать, потому что у него на пути кто-то был.       На линолеумном полу было много царапин. Диппер догадывался, что он наверняка не единственный, кто за много лет вышагивал по этой комнате. Она уже повидала столько тревог и беспокойства, сколько большинству комнат не удается увидеть за всю их жизнь.       Дяди пробыли чуть позже, пробыли с ним минут десять, потом ушли в кабинет кардиолога за своей порцией успокоительного.       Эта маленькая и сильная девочка выглядела на каталке ужасно беззащитной. Не в силах кричать на него, спорить, возражать, а также строить дурацкие рожицы и подпевать во всё горло Тейлор Свифт. Диппер сжал кулаки, его переполняло желание обо что-нибудь врезать. В Хижине Чудес у него была боксерская груша, которую ему подарила Венди. Он каждый вечер пользовался ею, чтобы сбрасывать стресс после новой порции лесных чудовищ. — Я готова променять рассказ на пачку «Мальборо», — заговорщически подмигнула ему Мэй.       Сейчас она сидела перед ним, делала вид, что всё в порядке, хотя ни хрена не в порядке, он знал. — Тебе нельзя, — безапелляционно отрезал он, — может хоть здесь ты бросишь. — Чёрта с два. А ты крыса. — Я-то теперь ещё и крыса? — Вдруг взорвался Дип, хотя и понимал, что сказанное сестрой не более чем шутка, но уже не мог остановиться. — То есть это я сбегаю из дома, прусь в полицейский участок, угоняю машину, а потом ещё с карабином отстреливаюсь от группы гангстеров? Окей, я понял. — Диппер, я выслушаю это ещё сотню раз от Стена и Стенфорда, можешь хотя бы ты не… — Дурашка, я очень волновался! — Я знаю. Пока сидела там за баррикадами сто раз успела попрощаться с жизнью, и знаешь, о чём я всегда думала напоследок? О тебе. Я так жалела, что у меня нет твоей фотокарточки, что я не смогу пред смертью увидеть твоё дурацкое, такое похожее на моё лицо.       Сморщенный лоб парня разгладился, а Мэй скривилась и отвернулась от него. — Ну вот зачем эта сентиментальщина. Я жива, чего ещё надо? — Я люблю тебя… — Не могу похвастаться тем же, Дип-дип, — глотая слёзы промямлила Мэйбл, но, как только оказалась в крепких братских объятиях, отпустила все сдерживаемые ранее слёзы.       Со слезами наступило долгожданное облегчение. Теперь она точно знала, что всё закончилось, она в безопасности, а этот кошмар никогда не повториться. Брат рядом, да он может чуточку слабее её, но он сможет защить её. Он самый настоящий, самый лучший, её Диппер. — Я верил в то, что ты выкарабкаешься, — шепнул он в её скрытое в завитках ухо. — А ты веришь в жизнь после смерти? — Я верю в то, что ты балда, — отталкивая его, весело заявила она, хотя её лицо исказилось от боли, когда Дип случайно задел повязку на животе. — Извини, я не… — Забей, ты хотел рассказа, ну так думаю сейчас самое время для тру стори!

***

— Пап, я нормально выгляжу? — Это та футболка в которой ты сегодня бегал? — Ну да, а что? — Ничего, просто тебе будет лучше постоять в дверях и не приближаться к ней.       Дверь палаты тихо отворилась, это было непривычно, после того как дядя Стен пару раз хлопнул ей так, что она чуть не слетела с петель. Мэйбл глянула в проём: за огромным букетом ярко алых роз виднелось исцарапанное, но улыбчивое лицо Гонсалеса, как при их первой встрече. Пайнс обрадовано передвинула сигарету в уголок рта и уже хотела крикнуть что-то очень важное, а может глупое, но всё равно важное, но тут заметила, что мужчина пришёл не один. За ним мялся молодой парень, на вид ненамного старше Мэй, подкаченный и очень похожий внешне на шерифа, разве что без соломенных пышных усов, наоборот его лицо было гладко выбрито. — А вот и наша героиня, — проходя к кровати на распев произнёс Патрик. — Каково это лежать здесь, под тёплым одеялком, когда несколько дней назад ты сидела с винтовкой в грязи и крови (не обязательно своей)? — Прекрасно, — смущённо выдавила девушка, украдкой поглядывая на второго гостя, всё державшегося за спиной шерифа. — А вот помощь Капитана Америки нам бы пригодилась тогда. — Ха-ха, ты про него, — мужчина ткнул большим пальцем в рельефную грудь парня, обтянутую тёмно-синей футболкой в разводах от многочисленных стирок. — Надо бы вас представить друг другу. Это мы сын, Даглас, и он действительно похож на первого мстителя, по крайней мере он старается не уступать ему, как по физической подготовке, так и по морально-ценностной. А это Мэйбл везунчик Пайнс. — О многом наслышан, Мэйбл Пайнс, — Даг подался вперёд и протянул руку для рукопожатия. Про себя он отметил, что рука вроде бы болеющей слабой девушки была на удивление тверда, а хватка крепка. — Приятно познакомиться, Даглас Гонсалес. — Для своих просто Даг. — А я, Мэй. И когда это я успела стать своей? — Ты спасла жизнь моему отцу, я думаю этого достаточно.       Мэйбл улыбнулась, а Гонсалес поспешно сунул ей в руки принесённый букет. — Мы бы пришли раньше, да вот только нас не пускали. Говорили, что тебе нужен полный покой и… а ты тут так надымила, надо бы хоть окна открыть, Дагги, будь другом. — Сдался мне этот покой, по правде, я уже мечтаю свалить из Литл-Рока. — А кто об этом не мечтает? Я то, наверное, свой век здесь доживу, а вот этот парень поступил в полицейскую академию при Бруклинском университете. Сюда приехал, только узнав из новостей, что тут у нас произошло. — А что говорят в новостях? — Тебе что, доступ к телеку отрезали? — Нет, просто терпеть не могу телевизоры, а мой телефон вы забрали и теперь… — Ну не обессудь, вернуть его будет немного проблематично, если брать в расчёт, что участок не подлежит восстановлению и со дня на день его снесут, — Гонсалес сидел на краешке больничной кровати, хотя было видно, что ему дико неудобно пачкать белые простыни своими затёртыми пыльными штанами. — А телевизионщики и газетчики пытались тут и к тебе пробиться. — Что-что? — Говорю же, ты — героиня, живая легенда: «девочка, жертвуя собой, встала на сторону полицейских с оружием в руках и бла-бла…». Классные заголовки были, а, Даг? — Точно, хоть там и привирали для красного словца, но имя Пайнс вошло в историю не запятнанным. — Чего не сказать о самой Пайнс, — пробубнила Мэй, чувствуя, что краснеет. — Это всё чушь, я ни за что не буду давать интервью. — Центральное телевидение обещала штуку баксов за двадцатиминутную беседу, — обмолвился шериф. — Я надеюсь, вы сказали, что я согласна? — Быстро ты переобуваешься, Мэйбл — За тысячу баксов я готова на многое, это же реальные деньги, да дядя Стен первый вывезет меня отсюда на каталке и отвезёт в студию.

***

— Так вот как ты познакомилась с малышом Дагги — Не называй его так! — Вдруг взвилась Мэйбл. — И вообще, всё, конец! История закончилась, сказать мне больше нечего. — Да ладно тебе, ну правда, извини, — опомнившись, стал уговаривать Гидеон, всё не вынимая руку из каштановых прядей (с середины истории девушка разместилась свою голову у него на коленях). — Скажи хотя бы, ты знаешь, кто выжил после этой бойни? — Из 17-и человек (считая меня и Гонсалеса) выжило 9, — Мэй закусила губу и повернулась к опустевшему полю. — Мне так жаль, — в конце концов выдавил он, и как бы это не было смешно, но его голос действительно звучал так, будто он прочувствовал всю боль, нарастающую сейчас в груди Пайнс.       Немного помедлив, он развернул её лицо к себе, глядя в карие глаза, казавшиеся сейчас в темноте при слабом свете далёкого фонаря бездонными колодцами с мельчайшими бликами, созданными то ли игрой воображения, то ли слезами, наворачивающимися в них.       С минуту просто изучал её такое безумно красивое лицо с аккуратным, чуть вздёрнутым носиком и густыми бровями под цвет каштановых волос, из которых Глифул не мог выпутать своих белых пальцев.       Или не хотел.       И вот поддавшись сладкому манящему желанию Гидеон наклонился к ней и коснулся обветренных губ своими. Накрыл их нежно, не спеша углубиться внутрь, а давая понять, что он рядом, он всё понимает и этим трепетным актом хочет доказать всё выше сказанное.       Мэйбл не отворачивается, но и не тянется к нему, как то неправильно воспринимает это касание, поэтому парень отстраняется буквально на несколько миллиметров, так, что его горячее дыхание продолжает обжигать её холодную кожу. Игра кончилась, мало кто остался на трибунах, зато вышли звёзды, такие открытые, яркие, но вместе с тем несравненно далёкие, загадочные. — Мэйбл Пайнс, ты загадка для меня, но, наверное, — у него прихватывает дыхание от леденящего, режущего воздуха, — наверное из-за этого я влюбляюсь в тебя снова и снова.       Она расплывается в польщённой улыбке, вызывая отвесную у него, хотя в поле их зрения только глаза друг друга и темнота, всепоглощающая тьма, Гид понимает, что и Мэй чувствует то же самое. Её немеющие пальчики касаются его щеки пуская волну дрожи, охватывающее всё тело.       Каждую клеточку, от осознания, что это её прикосновение, её!       Не очередной идеальной блондинки с конским хвостом, который только и хочется, что накрутить на кулак и заставить причинить боль, желаемую ей самой. Нет, причастность этого падшего ангела, с этой её не пропадающей улыбкой на близком, практически родном, принадлежащем ему личике. Он ощущает тот запах лаванды, исходящий от кожи. Её волосы пахнут… Он задумался.       Наверное, впервые задумался в присутствие девушки при такой близости. Не хотелось по обыкновению рвануть её к себе, стереть дурацкую улыбку-ухмылку с лица болезненным для обоих поцелуем, потом грубым движением развернуть её, задрать юбку и трахать пока не почувствует того максимально пика напряжения и того самого короткого приятного выстрела в несколько секунд. А потом… Нет, сейчас об этом ему точно не хотелось думать.       Её непослушные волосы пахнут гречишным мёдом, лавандовым мылом, которым она скорее всего омывает своё юное тело. Ещё эти завитки пахнут неисправным феном, чужой подушкой… В груди буквально за секунду возник, а потом из прочно завязался узел боли и досады.       Это Мэй-мэй завела его тогда, а потом выбрала первого попавшегося парня и увела за собой в свободную спальню. Он не забудет, как при каждом шаге тряслись её упругие ягодицы в той безумно короткой и узкой юбке.       Хах, конечно, он знал, что Мэйбл не особо разбирается в любовных связях, это ведь всего лишь на одну ночь…       На одну ночь.       Он тоже долго считал именно так и жил по этим законом.       Может она и не святая, может это всего лишь романтизация нездоровых отношений. Но это глупость, ведь на то она и падший ангел: порочная и в то же время священная.       Мэйбл непосредственно убрала его нависавшую белёсую чёлку за ухо, но она упала обратно, вызвав у девушки глухой смешок.       Её волосы пахнут корицей и тмином. Отвратительно притягательно, до безумия живо.       Гидеон берёт её руку и целует замёрзшие пальчики, а она вырывается и притягивает к себе его губы. Он с трудом подавляет предательскую улыбку восторга, внутреннего ликования и отвечает её порыву.       Невесомые прикосновения не устраивают требовательных, но таких мягких губ, в которых можно раствориться.       Гидеон ловит себя на мысли, что на вкус они совсем как сладкая вата с привкусом вишнёвой жвачки, а раньше он чувствовал только виски, табак и ту же пряную вишню.       Мэйбл чуть подается вперёд, но он не даёт её голове оторваться от нагретого места на коленях. На лице Глифула появляется по-настоящему серьёзное выражение, на лбу собираются мелкие морщинки.       Как дать ей понять, что он благодарен ей за этот рассказ? Это гораздо интимнее спальни, ведь это душа, а раскрывала ли она раньше кому-то так свою душу? А он?       На пике блаженства Гидеон отстраняется, понимая, что этого достаточно, теперь точно хватит. Это же понимает и Мэй, она приподнимается и с интересом смотрит в его лицо, растворяющееся в темноте, как лико привидения. — Тебя ранили дважды… не думал.       Девушка отодвинула густые локоны и оголила кожу на виске. Гид заметил длинный бугорок, пробежал по нему пальцами, чтобы убедиться, поверить своим глазам. — Может поедем ко мне? — Тихо предложил парень, ни на что не надеясь. — Нет, Глифул. У меня много дел, завтра пары с самого утра, а я даже не пробежалась по конспектам. — Может тогда к тебе… — А к себе я не приглашала.       Она встала со скамейки, оправила футболку и махнула на прощание рукой. — Давай хоть подвезу? — Не забудь взять в поход дождевик, пригодится, — заметила она, не оборачиваясь, и скрылась в темноте, на которую не хватало одинокого фонаря, с оставшимся под ним Гидеоном.