Владыка морей

      Над морем лег густой туман, не позволяющий разглядеть ничего вокруг. Чёрный флаг развевался на ветру, показывая, куда стремится ветер — и он был благосклонен к «Анне», не отталкивая её с намеченного пути. Пожалуй, только его можно было увидеть в таких условиях. Малкольм навострил зрение, чтобы разглядеть хоть что-нибудь и не врезаться в рифы, но это не представлялось возможным. Оставалось надеяться на то, что крушение не произойдёт, пока туман не развеется.       Опасней шторма может быть только непроглядная мгла, и если можно сделать скидку на опытность Малкольма, то поспорить с безвыходным положением нельзя. Он вёл корабль, напрягая каждый мускул, чтобы не потопить его ненароком.       — Это ты должен был оправдываться, а не я, — заявил Даниэль, вновь заводя одну и ту же песню.       Стокер вышел сухим из воды и даже не попал под гнев Лестрейндж. Воробей его не особо трогал, предпочитая избавиться от того, кто своё недовольство первым высказать решил.       — Мне просто повезло, не бесись, — вздохнул Малкольм, сжимая рукоять штурвала.       Одли никогда не оставался на ночную смену, чтобы просто поговорить со Стокером. После отбоя его на верхней палубе не встретить, в девять вечера Даниэль уже десятый сон видит, а не круги вокруг рулевого наворачивает.       Палуба уже была пуста, глубокой ночью даже Воробей отставил бутылку рома и блаженно заснул под упоительное покачивание корабля. Каждый оставшийся после схватки с «Провидением» матрос спал в гамаке на нижней палубе. Никто не бодрствовал. Кроме Даниэля и Малкольма.       — Как ты мог такое ляпнуть, — с укором сказал Одли, скрестив руки на груди.       И правда, как?       — Сгоряча, ты тоже много чего наговорил, — напомнил Стокер.       Есть разница между конструктивной критикой и вспыльчивым заявлением, которое Стокер имел смелость обронить, так и не удосужившись поднять, попросив прощения.       — Я хотя бы извинился, — буркнул тот и спустился на нижнюю палубу, чтобы с Малкольмом больше не говорить.       Порой его общество становилось просто невыносимым, и желание говорить сразу отпадало, но на следующий день появлялось с новой силой. Стокер слыл невыносимым занудой, и ткнуть его в собственную неправоту просто невозможно: все равно выкрутится. Малкольм своих ошибок не признает и заставляет других верить в то, что он прав.       В нос рулевого ударил запах дыма, спровоцировавшего туман на море, но корабль не остановился, ведь Беллатрикс настаивала ни в коем случае не сбавлять ход. Они могли опоздать. До Леринских островов осталось идти минимум два дня, с учётом того, что «Анна» не будет сбрасывать скорость, потому перечить Малкольм не решался и вел судно вперёд. Его глаза изрядно покраснели от попыток разглядеть то, что туманом окутано, и медленно начали слипаться, хотя ночью Стокер бодр как никогда.       Беллатрикс мирно спала, зная, что каюта заперта на ключ и ей ничто не угрожает. У нее не было ни малейшего желания выходить, но весь вечер кто-то настойчиво стучал в дверь, чтобы сообщить, что еда готова и ей следует поспешить. Воробья видеть не хотелось, поэтому от ужина пришлось отказаться. Джеку её чувства были безразличны, но Белла думала иначе. Пират совершенно точно не успокаивал её, а пытался соблазнить, но Лестрейндж так умна, что его замысел разгадала сразу.       В её слезах было слишком много правды, и Воробей запомнил каждое слово, чтобы быть более обходительным и осторожным. Рано он сбросил со счетов истинно-женскую сентиментальность.       С громким карканьем на борт опустился черный ворон, призывно раскинув крылья. Малкольм усмехнулся птице, подумав, что она искала временное пристанище на время тумана и наконец нашла. Ворон потряс лапкой, колыхнувшейся так, будто внутри неё не было костей.       Гиббс, узрей он эту птицу, отряхнул бы жилет и три раза обернулся вокруг своей оси, отгоняя ненастья. Вороны и стервятники на борту — плохой знак. Малкольм не настолько суеверный, чтобы придать этому значение. Ворону просто нужен кров, как и всем морякам.       Стокер с интересом склонил голову, наблюдая за тем, как птица размахивала крыльями и выставляла лапку вперёд в попытках спрыгнуть на палубу. Жалобное карканье так и просило подойти, помочь бедной птице найти укрытие в такую погоду. Неплохо бы и «Анне» найти такое.       Оперение на голове было изрядно вымокшим, будто ворон нарочно её в воду обмакнул. Всё тело, включая лапы, было абсолютно сухим, но куцым: перья местами осыпались, открыв вид на розоватую кожу, покрытую мурашками. Ему холодно.       Малкольм стабилизировал штурвал, решив на время покинуть пост, чего до этого не делал, но сейчас была причина, как минимум живая. Ворон перестал бить крыльями, когда заметил, что рулевой идёт прямо к нему и собирается помочь спуститься на палубу, где было значительно безопаснее.       Малкольм выставил руку вперёд, позволив птице встать на предплечье. Она благодарно склонила голову и неожиданно вцепилась клювом в кожу, оставив глубокий укус, из которого тут же начала сочиться кровь, а самого мужчину передернуло от боли.       — Чёртова курица, — выругался Стокер, швырнув ворона за борт.       Желание продлить ему жизнь изрядно ослабело и в конце концов исчезло, когда Стокер посмотрел на кровь, текущую из раны без остановки. Вот так и делай добро. Запястье обагрилось красной жидкостью, рекой залившей кожу, будто действие было куда более травмирующим, чем обычный укус, хоть и болезненный.       Снизу послышался взмах крыльев, и ворон вновь появился перед глазами, жалуясь на лапку. Совершенно сухой и такой жалобный. Живучий, зараза. Второй раз протягивать руку Малкольм не решился, принял решение вообще не трогать его. Так и до заражения крови недолго.       Ворон наклонил голову, рассматривая своего спасителя, который вовсе не был таковым. Вцепился в руку, как стервятник в падаль, и помощи ждёт.       Стокер прошёл мимо и вернулся на пост, свесив руку со штурвала. Птица и не думала покидать судно или спускаться на палубу, ждала, когда ей помогут, но Малкольм этого делать не собирался. Взлететь сил хватило, а спуститься — нет? Бред какой-то. Сам улетит, покуда стремления хватит.       Ворон закаркал с новой силой, и вокруг, кажется, туман рассеялся от его криков. Даже всевышние силы довёл. Птица защелкала клювом и продолжила смотреть на рулевого, глаз не отрывая. Даже стыдно стало, но Малкольм просто отвёл взгляд… лучше бы он этого не делал. Напротив «Анны» стояло судно с чёрными парусами, на которых виднелось большое изображение Гидры — дракона-змеи с семью головами.       Белла резко вздрогнула и открыла глаза, тяжело дыша, будто лёгкие в единочасье превратились в сталь. «Гидра»… Ничто так не пугало, как встреча с Испанцем. Никто не был к этому готов, а участь быть захваченным Франсуа Олоне душу не грела. Умирать в ужасных муках никто не хотел. Хоть на борту и не было испанцев, «Анна» перешла ему дорогу.       У женщины дух перехватило, стоило только вспомнить ворона и кровь, текущую по руке Малкольма. Он был так спокоен, а у Лестрейндж сердце закололо от воспоминания. Эта птица начала мерещиться везде, куда мог упасть взгляд в темноте. Кошмары мучили её постоянно.       Беллатрикс встала с койки и спешно надела первое, что под руку попалось: чёрное платье, которое Воробей имел смелость расшнуровать, а потом зашнуровать так, что воздух в лёгкие поступать перестал. Нужно будет выбросить его куда подальше, чтобы не вспоминать об этом, а лучше сжечь возле идола, она ведь язычница.       Белла чиркнула кремнем и зажгла свечу, чтобы не идти по тёмному коридору в одиночестве. Она аккуратно завязала волосы небесно-голубой лентой и заправила выбившиеся пряди за ухо. Сердце все ещё бешено колотилось в груди и, кажется, готово было выпрыгнуть, но она крепко удерживала его. Беллатрикс знала, что на палубе дежурит Малкольм и бояться нечего.       Пришлось пройти вперёд, чтобы разглядеть очертания корабля сквозь полупрозрачный туман. Над головой с громким кличем пролетела птица и опустилась на борт, защелкав клювом.       Белла оглянулась и столкнулась с мужчиной, по кителю узнала Джека и успокоилась, подняв взгляд на него. В глаза бросилась бородка, выстриженная в форме якоря. Он никогда не носил такую. Острый нос, по форме напоминающий орлиный, такой во Франции символом аристократии считается. Кудрявые волосы до плеч, влажные от воды. Он протянул руку к женщине, и она резко отпрянула, шагнув назад.       Беллатрикс содрогнулась и проснулась, попутно ущипнув себя за руку. Чёртова обманка заставила сердце биться ещё чаще, а дыхание подло ускользать. Лестрейндж обессиленно упала на подушку и закрыла лицо руками, веря, что она все еще спит. Если спит, значит, ничего не угрожает и она может выйти из каюты. Пугал лишь тёмный коридор: сколько бы лет ей ни исполнилось, ощущение, что кто-то стоит по ту сторону темени, никуда не уходило.       Плохое предчувствие закралось в разум и пробудило тревожность, сжимающую всё внутри.       В своём уме Белла не смогла бы быстро решиться на то, чтобы после того, как воочию увидела «Гидру», пойти и проверить, действительно ли она стоит напротив. Лестрейндж просто не могла бы побежать на палубу, чтобы убедиться в этом. Тихий и пустой корабль казался ей бездыханным. В дрожь бросало так, что ещё долго в себя прийти не могла. Во сне Беллатрикс не видела Малкольма на посту или просто вспомнить не могла, зато услышала разговор с Даниэлем, не особо содержательный, зато живой. Может быть, таким же был настоящий.       Внутренний голос упорно кричал: «Чего ты трусишь! Выйди!», но сердце просило остаться и вновь погрузиться в сон. Заснуть ей вряд ли удастся, только мысли закрутятся в крепкий клубок в попытках переварить увиденное и понять, что будет дальше.       Белла всегда смотрела расшифровку сна. Ей казалось, что разум пытается о чем-то предупредить и это необходимо понять, даже если порой одержимость сонниками доходила до абсурда. Лестрейндж скупала их в каждом порту и тратила множество времени, чтобы выучить значения на случай, если книги под рукой не окажется.       Она зажгла свечу и отошла в тёмный угол комнаты, открыв шкаф. Иногда казалось, что если он упадёт на человека, то обязательно раздавит его. Мебель на корабле предусмотрительно привинчена к полу, иначе интерьеры менялись бы с каждой качкой, а Белла вряд ли была бы в добром здравии.       Ненужные книги она относила в «Лавку Райли», потому что хранить их было просто негде. Она всегда мечтала об огромной библиотеке, в которой каждая книга прочитана и тщательно изучена. Морская жизнь вынуждала отказывать себе в этом, но несомненно открывала что-то куда большее.       Потрепанный сонник Беллатрикс нашла быстро, она никогда не убирала его далеко и пользовалась чаще, чем из каюты выходила. Положив книгу под свечу, женщина нетерпеливо залистала страницы в поисках буквы «В». В глаза бросилась голубая лента, которой женщина завязала волосы во сне, и пусть она была весьма кстати, Белла лишь смахнула лёгкий кусок ткани на пол, чтобы не видеть.       В — ворон. Знак недобрый даже среди пиратских предрассудков. Птица пугающая и такая жуткая, что в дрожь бросало, особенно если чёрная.       Белла провела пальцем по бумаге, найдя то, что искала.       «Ворон — недобрый вестник и снится обыкновенно к печальным событиям. Услышать его карканье во сне сулит чье-то дурное влияние и неверные решения»       Лестрейндж закусила губу и закрыла книгу, почувствовав вкус железа во рту. Ужасная привычка — губы закусывать, но с перерождением она никуда не ушла. К большому сожалению.       Беллатрикс собрала все силы, какие только могла найти, и подняла подсвечник со стола. В конце концов, что ей угрожает на собственном корабле? В случае нападения она бы услышала, только Воробей здесь глухой. Она спешно облачилась в халат, одернув руку от платья. Женщина тихо открыла дверь, чтобы не заскрипеть. Она пролетела по коридору, как эриния в поисках Ореста, и выставила руку перед свечой, чтобы огонь не затух.       Малкольм привычно держал курс, не сводя глаз с горизонта, и в её сторону даже не взглянул. Белла провела взглядом по левому борту, чтобы убедиться в отсутствии корабля и ворона. Неестественное желание — воспринимать всерьёз сон, который был лишь потайным страхом. Беллатрикс страшилась встречи с Испанцем и искренне верила, что она не произойдёт. Когда-то Лестрейндж сама была безумной садисткой, но теперь она совсем не такая и смогла понять, какой страх внушала грязнокровкам.       Женщина улыбнулась сама себе, развернувшись, чтобы вернуться в каюту и хотя бы почитать, ведь сон её уже точно не возьмёт. Подсвечник едва из рук не выпал, когда Беллатрикс неожиданно врезалась в мужскую грудь. Чёртов китель. Это вправду был он. Только бы не Испанец. Ему просто неоткуда здесь появиться.       — Смотри, куда идёшь, — Белла на всякий случай подсветила в темноту, чтобы убедиться в том, что это действительно Воробей.       Заспанный и взъерошенный из-за постоянных поворотов. Скрип койки Беллатрикс через стенку слышала, когда от ночных кошмаров просыпалась.       — Сама смотри, — огрызнулся Джек. — Всю ночь какую-то околесицу несёшь, чёртова женщина, ни на секунду не даёшь расслабиться!       Их каюты находились по соседству, и раньше это терпел Даниэль, но стоило только привыкнуть — и пришлось переехать на нижнюю палубу, предоставив такую честь Воробью, который только вторую ночь заснул относительно трезвым.       — Тебя нападение не подняло, а я прям спать не даю, — женщина обошла его кругом и направилась прямо по коридору, успокоив страх.       Пока пират стоял в проходе и смотрел вслед, ей было значительно спокойнее идти до каюты. Сложно самой себе признать, что с появлением Воробья наступало такое спокойствие.       Белла услышала топот каблуков и поняла, что Джек пошёл за ней. А может быть, просто к себе в каюту шёл, удовлетворенный тем, что уведомил её о своём недовольстве, не зная, что ничего не изменится.       — Приобрети Ловец снов, — посоветовал он. — Иначе я тебя пристрелю, клянусь.       Решил по ее правилам играть…       — Что-то не нравится — вперёд на нижнюю палубу, — она захлопнула дверь и поставила свечу на прикроватную тумбочку.       Что-то в его совете было. Стоит задуматься об этом, но не для удобства окружающих, а ради собственного спокойствия. Белла просыпалась как на иголках каждое утро и весь следующий день следила, чтобы элементы сна не повторялись, иначе дело плохо.       Она вновь услышала скрип за стеной и обреченный вздох. Беллатрикс не давала ему заснуть полночи, но теперь ее очередь бодрствовать, а Джека — спать. Женщина не стала лишних звуков издавать: легла на койку как можно тише, чтобы не скрипнуть, открыла книгу, но в содержание погрузиться не могла. «Гидра» — единственное, что мысли занимало. Возможно, стоило рассказать об этом Воробью, он более опытен в морских предрассудках.

***

      Белла медленно водила пальцами по небесно-голубой ленте, обдумывая, стоит ли надевать её. За завтраком волосы лезут во все стороны, периодически закрывая обзор и падая в тарелку. Всё утро она переворачивала шкаф в поисках кушака, которым обычно собирала волосы, но он будто сквозь землю провалился. Или это проделки самой судьбы и Белла все-таки должна надеть ленту. В конечном итоге она сделала логичный вывод: если последний раз кушак был на ней в дельте, значит, упал где-то в «Тётушке Аните», а Беллатрикс даже не заметила.       В дверь уверенно постучали, отчего женщина вздрогнула от неожиданности и бросила ленту на тумбочку. Решила не рисковать. Дверь под ударами ходуном ходила, сразу ясно, кто стоял по ту сторону и требовал немедленно выйти на завтрак. Пропустить второй приём пищи подряд — не самая хорошая идея, с какой стороны ни посмотри, избегать Воробья бессмысленно.       Следующий удар пришёлся в открытый проём и чуть не задел Беллу. Даниэль колотил без остановки, будто на кону чья-то жизнь, а не просто завтрак.       — Я подумаю о том, чтобы присвоить тебе новую должность, — процедила Беллатрикс. — Корабельного петуха.       — Тогда ты будешь вставать с зарей, и Воробей тоже, — Одли шагнул в сторону, чтобы Белла вышла из каюты.       — Он ещё не вставал?       Даниэль ехидно хмыкнул, пока Белла закрывала дверь. Он обычно не уведомлял капитанов о начале завтрака, но Лестрейндж слишком долго собиралась, а Воробей, видимо, выражал ей протест за отказ от ужина. Беллатрикс лишила его саркастичных разговоров и постоянных взглядов обиженного Джона. Она старательно держала дистанцию, сидя за столом напротив Воробья и создавая видимость увлекательной беседы.       Было время, когда команда дружно сидела за одним столом, но после истерики Хилла Белла там больше не сидит.       — Я догоню.       Женщина занесла руку, чтобы постучать, но дверь тут же открылась, будто Джек почувствовал её присутствие или просто подслушивал в ожидании, когда Даниэль уйдёт. Он коварно ухмыльнулся, поправив рубашку. Белла слишком близко восприняла тот факт, что Воробей вышел без привычного кителя. День обещал быть суеверным, полным предрассудков и серьёзных опасений.       — Ах, Лестрейндж, свет моих бессонных ночей, — пропел Джек, театрально раскинув руки. — Спасибо хоть стенать к утру перестала.       Белла недовольно сжала губы и нахмурилась. Как будто она просто так не давала ему спать. Вдруг сон был вещим?       — Когда причина моих стенаний сбудется, посмотрим, как заговоришь, — буркнула женщина, шагая по коридору.       Воробей отбросил волосы на спину, звякнув многочисленными украшениями, и посмотрел на Лестрейндж, пока она не видела. Ему казалось, что не видела.       — Что же тебе снилось? — заинтересованно спросил пират.       Белла глубоко вдохнула воздух в лёгкие, будто его не хватало, и неспешно зашагала по ступенькам капитанского мостика, ударяясь плечом об Джека, который будто назло не замедлился и не ускорился.       — «Гидра», — твердо произнесла она, посмотрев на мужчину, который теперь сам избегал её взгляда.       — Поэтому надо было так орать? — цокнул Воробей, подтолкнув её в кают-компанию, пока придерживал дверь.       Джон перевёл взгляд на Лестрейндж и тут же отвёл его, заприметив Джека рядом. На пирата он даже смотреть не желал, но каждый день наблюдал за тем, как Белла о чем-то увлечённо беседует с ним за отдельным столом в дальнем углу помещения. Хиллу было бы значительно проще унять ревность, прознай он о том, что эти беседы состоят из нелестных высказываний в адрес друг друга.       Беллатрикс прошла мимо команды, не пожелав доброго утра, как делала это раньше. Раньше она бы и в компании Воробья не сидела, но времена меняются, как и отношение команды.       — Мне вот интересно, откуда у тебя финансы на то, чтобы протащить на корабль теленка и кур? — спросил Джек, отпив потеплевшее молоко.       Белла приподняла бровь, подумав, что подобным обладает каждое судно, ведь питаться как-то надо, не все же ром глотать. Молоко не слишком удовлетворяло мужчин, убежденных в том, что это напиток исключительно женский, но выбора у них не было. Беллатрикс скучала по излюбленному чёрному чаю. Его ввоз в Европу начнётся лишь в конце века и будет обложен таким налогом, что свою жизнь продашь — чай не купишь.       — Я не трачусь на ром, — напомнила женщина, улыбнувшись мистеру Гиббсу, стирающему молоко с губ.       — Мистер Гиббс, — обратился Воробей, развернувшись к старпому вполоборота. — Запишите мадам Лестрейндж в список людей, у которых можно занять денег.       Гиббс шумно проглотил остатки еды и потёр бороду, на которую вечно падают крошки.       — Не утруждайтесь, — усмехнулась Белла. — Я все равно не дам.       — Тебе обязательно обсуждать нашу личную жизнь на публике? — обиженно фыркнул Джек.       Белла крепко сжала тёмную ткань юбки, краем глаза проследив за всеобщим замешательством. Воробей принял названных Лестрейндж идиотов за команду, причём обе. «Анна» явно ничего не слышала, сидя в противоположной стороне. У Джека жизненное кредо такое: «Разозли Лестрейндж — или жить незачем», и он активно следует этому убеждению, не сворачивая с намеченного пути.       — А тебе обязательно чушь нести? — спокойно ответила женщина. — Хотя больше ты ведь ничего не умеешь.       Воробей запихнул в рот остатки варёного яйца и запил молоком, чтобы не показать недовольство. Беллатрикс никак не могла уяснить, что разъяренный Джек страшнее любого Испанца, но умение контролировать эмоции не позволяло этому вырваться наружу.       — А тебе обязательно стонать по ночам?       Белла улыбнулась и отбросила волосы на спину, отставив пустую тарелку к краю стола. Её лицо сияло двусмысленностью и желанием огрызнуться, над чем и задумываться не нужно было. Беллатрикс не ответила бы серьёзно.       — Хоть как-то ты это услышишь, — пронеслось у него над ухом, прежде чем женщина прошла мимо, к выходу.

***

      Джек проводил день в обществе куриц-наседок в камбузе, размышляя обо всем, что в голову приходило, и Белла была в ней частым гостем. Она сама не осознавала, какой интерес вызывала в Воробье, путая его в собственных желаниях. Ему больше не хотелось обладать её телом, но и сказать, что оно полностью безразлично, было бы откровенной ложью. Для Лестрейндж важнее убедить, что она способна дать нечто большее, чем может любая другая женщина, чтобы манипулировать и играть мужчиной.       Беллатрикс читала очередной роман, даже не вспоминая Джека, но сама просто не покидала его мысли. Язвительность женщины вызывала непреодолимое желание избавиться от неё и открыть совершенно другую личность Беллы, но что-то подсказывало — это и есть настоящая личность, которая не изменится. Воробей чувствовал, что она совсем другая и лишь тщательно это скрывает, чтобы казаться более холодной и неприступной. Джек хотел пойти на приступ этой крепости, чтобы убедиться в своей правоте.       Дверь открылась сразу, как только в неё постучали, заставляя вспомнить, как долго она решалась на это в прошлый раз. Правда, пират был уверен, что Беллатрикс просто была чем-то занята и не могла открыть сразу.       Белла скептически приподняла бровь, рассмотрев в его глазах абсолютную трезвость, а в руках — две бутылки рома. Сначала он жалуется на отсутствие денег, а потом покупает алкоголь у Адамсонов едва ли не каждый день.       — Я не пью ром, сказала же, — раздраженно проговорила женщина, держа дверь открытой лишь наполовину.       — Это грог, — Джек легко отстранил её от двери, чтобы беспрепятственно зайти в каюту.       Она все-таки не выглядела как обитель Тиа Дальмы и совсем не отличалась от каюты Воробья. Разве что пахла по-другому, какими-то приторно-сладкими цветами и жженым воском.       — Ром, разбавленный водой, с лимоном и сахаром, — пояснил Джек, протянув ей бутылку.       — С чего ты решил, что я буду пить с тобой? — Белла недоверчиво взяла бутылку, но пить не собиралась.       — Я тебя и не спрашивал.       Воробей по-хозяйски уселся на койку, отпив ром. Беллатрикс поставила бутылку на стол, скрестив руки за спиной. Если раньше его цели можно было разглядеть чётко, то теперь это стало ещё сложнее. Джек ослабил ром, то есть он не напоить её хотел.       Пират похлопал по одеялу, но Белла с места не сдвинулась. Она его видеть не желала хотя бы какое-то время. Воробей слишком много видел, но отчего-то молчал, будто этого вовсе не было. Лестрейндж отвращение к самой себе питала за те слезы, быстро перетекшие в истерику, и слова, которые говорила.       Беллатрикс задумчиво отвела взгляд. В иллюминаторе взметнулись чёрные крылья и тут же опустились вниз, где уже ничего не было видно. По женскому телу прошлась крупная дрожь, но желание дернуться удалось сдержать.       — Ты белая, как известь, — хмыкнул Джек, смакуя горьковатый вкус рома. — Предупреди, если надумаешь в обморок падать.       Белла растерянно посмотрела на него, параллельно ища бутылку за спиной. Напиться — самое верное решение, но разбавленный ром нужный эффект не даст. Даже отмечая успешный абордаж, она и капли в рот не брала. Ром слишком крепкий и до ужаса жжёт горло, а вино хоть самой готовь, хорошего в восемнадцатом веке маловато.       Перед глазами вновь пронеслись подробности сна. Громкий клич ворона, кровь на руках Малкольма, Испанец. Белла прежде не видела его лица, но глупо думать, что во сне оно было правдивым. Она лишь представляла его таким: истинным французом с подкрученными усами и острым носом. Женщина отошла от стола, взяв бутылку, и неожиданно пошатнулась из-за качки, заставив Воробья пулей подлететь к ней. Беллатрикс лишь отмахнулась, но не могла спорить с тем, что этот жест был по меньшей мере благороден.       — Он ведь не может напасть на нас в чужих владениях? — поинтересовалась женщина, забыв надеть маску невозмутимости.       — Мы зашли в эти владения и даже разрешения не спросили, удивительно, что на нас до сих пор не напали, — усмехнулся Джек, наконец усадив её на койку.       Белла отпила грог, пропустив в горло подсластенный цитрусовый вкус. Его обычно горячим пьют, но Джек воду кипятить не стал, все равно остынет. Решил предостеречься от неожиданных выплесков напитка ему в лицо. Лестрейндж даже не передернуло от вкуса.       — Хватит трястись, Лестрейндж, все равно пришлось бы вести с ними переговоры, правда, это больше по части Барбоссы, — Воробей придержал бутылку за дно, чтобы Белла выпила побольше.       Это поможет ей успокоиться и справиться с ночными кошмарами, которые больше Джека раздражают. От рома эффект такой же, только более яркий, она бы до утра не проснулась, не говоря уже о снах.       Беллатрикс не пришлось рассказывать подробности, он и так понял. За те времена, когда жизнь висела на волоске, но всегда чудесным образом находилось решение, Воробей утратил умение относиться к чему-либо серьёзно. Его не пугал ни Испанец, ни «Гидра», Королевская фортуна страх не внушала, а Ситцевого Джека и вовсе нечего страшиться.       — Ты меня споить хочешь? — спросила Белла, наконец опустив бутылку.       — Догадливая какая, — ехидно отозвался Джек, проглотив очередную порцию рома.       Беллатрикс перевела трезвый взгляд, столкнувшись с его затуманенным. Воробей и с похмельем не сталкивался, ни в чем себе не отказывая. Эту полезную особенность он унаследовал от Тига, создающего видимость непьющего пирата.       — Выпьешь со мной на брудершафт? — Джек вытянул руку вперёд, поправив бандану на голове.       — Тебе кают-компании не хватило? — женщина отодвинулась подальше, отклонившись от бутылки.       — Ах, Лестрейндж, я же не спросил: «Как ты отнесешься к тому, что я тебя трахну?», — протянул пират, скрестив свою руку с её.       Ещё бы спросил. Воробей первый мужчина за время пребывания в восемнадцатом веке, который удостоился чести исследовать её тело. В каком-то смысле, так и было, ведь Джек не церемонился в движениях своих рук.       У брудершафта много смыслов, и какой вкладывал в него Воробей, Белла не понимала.       Она сделала глубокий глоток, но продолжила держать руку в прежнем положении, потому что пират собирался осушить бутылку полностью. Беллатрикс почувствовала резкий запах спирта, смешанный с чем-то сладким.       Джек подался вперёд, к её губам, но женщина предусмотрительно закрыла ему рот рукой.       — Даже не думай, — проговорила Лестрейндж, нарочно растягивая слова.       Внутри неё не угасало плохое предчувствие, и Джек совершенно не вписывался в атмосферу уединения с мыслями. Он был не в состоянии поддержать её, потому что ему не казалось, что абордаж Испанца — что-то страшное.       — Знал, что не позволишь, — усмехнулся пират. — Хоть теперь ты поймёшь, что я не враг?       — Ты меня убить хотел, кто ты после этого?       — Но не убил же, или думаешь, мы случайно проплывали недалеко от обитаемого острова? — вкрадчиво спросил он, натолкнув Беллу на подсказку.       Он не собирался убивать её, но в таком случае мотив ещё более непонятный.       — Не камень помог тебе выжить, а моя предусмотрительность, — Джек со скрипом встал с койки, чтобы дать ей возможность подумать и пересмотреть свое отношение к нему.       Воробей даже не удивился, когда увидел её в добром здравии на «Анне». Лишь оглядел с головы до ног, оценив существенные изменения в лице, но он даже не спрашивал, как ей удалось выжить. Беллатрикс самостоятельно доплыла до острова и просидела там около недели в обществе местных жителей, прежде чем к берегу пришвартовался торговый корабль, который доставил её до Лондона. Беллу не раз спасала увлеченность историей в прошлом, потому адаптироваться было не так сложно, а попасть на Тортугу — ещё легче.       Джек тихо прикрыл дверь, чтобы не прервать поток её мыслей. Лестрейндж старалась думать обо всем и сразу, но Воробей заставил серьёзно переосмыслить их отношения. Понять, что они никогда не были врагами, а лишь делали вид, что это так. Полагались друг на друга, вытаскивая из передряг, в которые тоже попадали вдвоём, разыгрывая молодожен и крепко влюбленных. Белла не подпустила бы к себе кого-то другого, но Джек вызывал безудержное доверие, хоть порой её и передергивало от того бесстыдства, которое он совершал.