Владыка морей

      Когда Беллатрикс вернулась в каюту, её сердце продолжало бешено биться в груди. Учащенные удары, казалось, были слышны на другом конце корабля, а дыхание никак не могло восстановить прежний ритм. Ей множество раз за прошедший год приходилось соблазнять мужчин, но именно этот поцелуй произвёл наиболее сильное впечатление. Хотя чести коснуться её губами, и то к шее, удостоился лишь Джек.       В Джонни не было того, что Белла видела в других. Корысть, подлость и алкоголизм — чуждые понятия для Хилла. Он всегда ведёт себя искренне, неважно, с другом или врагом. Беллатрикс боялась испортить его, оказав дурное влияние, но она не учитывала, что Джон давно поддался этому влиянию. В его глазах Белла была идеалом, этого ничто не могло изменить, даже правдивость слов Воробья. Хилл не отрицал того, что это могло быть, но старался в это не верить. Лестрейндж не отменила назначенную встречу, у него ещё есть возможность узнать правду и успокоить ревность.       Джек наконец добрался до так горячо желаемого рома и из каюты носа не показывал. Не потому, что Беллатрикс угрожающе попросила не показываться ей на глаза, а потому что желания отрываться от бутылки не было. Даниэль в первый же день плавания нехотя уступил свою каюту второму капитану, так что делиться ни с кем не пришлось. По кодексу, Джеку следовало бы поделить ром на всех матросов, а так рядом с ним только Гиббс.       — Какой черт меня дернул подписаться на эту авантюру? — раскрепощенно произнес старпом, делая очередной глоток терпкого напитка.       — Это был я, — Джек игриво улыбнулся.       — Она — исчадие ада, ты — черт. Гремучая смесь.       — Это верно, — согласился Воробей. — Но знаешь, что ещё верно? Она фантастически красива, а он фантастически глуп. Вот это тоже верно.       — Не слишком уж он глуп, рожу-то тебе начистил, — весело отозвался уже покрасневший от количество выпитого алкоголя пират.       Скорее, Джек ему начистил, но Джон куда сильнее физически, этого он не мог отрицать. Воробей с годами утратил былую силу, но, если бы на него не налетели так неожиданно, вполне мог дать отпор.       — Скверно справился, — пират демонстративно пошевелил челюстью. — Я-то ему аккурат в нос заехал.       Гиббс усмехнулся, но ничего не ответил. Говорить совсем не хотелось, только чувствовать наслаждение, приходящее с каждым глотком рома. Пираты ощущают истинное спокойствие либо с женщиной, либо с бутылкой — таков закон морских разбойников, с которым никто не мог поспорить. Никто, кроме трезвенницы Лестрейндж, которая не чтит кодекс. Или делает вид, что не чтит, но сама умело пользуется им во имя достижения целей. Прознал бы капитан Тиг про сухой закон на корабле, Беллатрикс бы не поздоровилось. Он славится тем, что пулю метко в лоб пускает с дальнего расстояния, но Беллу бы пощадил, это точно. Все мужчины падкие, не только Джек. Особенно если эти мужчины — пираты.       У пиратов природой заложена романтичность. Правда, большинство из них пошлость принимают за романтику, а женщин, кроме денег, в них мало что может привлечь. Крепкие семейные пары на морских просторах всё же встречаются и в большинстве случаев обходятся без измен и прочих неприятностей. Капитан Тиг в свое время тоже был таким, но теперь посещает бордели чаще, чем видит собственного сына. Обостренное чувство справедливости перешло к Джеку по наследству, но работает оно в одностороннем порядке. Всё, что касается его поступков, безусловно правильно, даже если эти поступки коварны, а намерения вовсе не чисты.       Надо сказать, на «Анне» никто не чист. Джек извлекает выгоду из всего, что может попасться под руку. Беллатрикс мечтает любой ценой заполучить свиток, прикрываясь угрозой для пиратов. Джон готов яд в ром подлить, лишь бы Воробей не мешал ему в делах сердечных. Даниэль создаёт видимость холодного старпома, которому только до своих обязанностей есть дело, а сам жульничает в карточных играх, срывая огромный куш раз за разом. Малкольм разносит сплетни по кораблю не хуже аристократок на званых балах. Мистер Гиббс мечется между двумя лагерями, являясь «своим» для обоих. Раджетти и Пинтел втихаря продумывают, как бы им захватить судно, в свободное время глотая ром. Марти спит дни напролет, сбросив свои обязанности на Джона, но как только появляется возможность, убеждает всех вокруг в том, что это Хилл на самом деле ничего не делает. Коттон в этом окружении самый «чистый», потому что никто не знает, о чем он думает, а вот попугай — совсем другое дело. Пернатый вечно взмывает в небо над кораблём, а когда опускается на палубу, начинает галдеть как оглашенный и осыпать ругательствами всех и вся.       Для Джека это общество выглядело чересчур аристократично. Никто не ругается, не пьёт без передышки, не мечтает о женщинах днями и ночами, не сквернословит. Кроме разбирательств с Джоном нечем заняться, но и это Воробья полностью устраивало. Парень слишком наивен, чтобы распознать, где ложь, а где правда, ещё и влюблён, что автоматически лишает его половины ума. Джек сам от любви голову терял, но влюбляться приходилось в женщин недосягаемых, в конечном итоге всё кончалось предсказуемо. Тиа Дальма хотела лишь использовать юного матроса, чтобы освободиться из тела смертной. Арабелла ликвидировала судно, которое не находилось в распоряжении Воробья, но с помощью него пиратка смогла подобраться ближе к капитану. Эсмеральда вышла замуж за лорда Имелина. Анжелику он по своей прихоти бросил, хоть и любил до беспамятства. Пора уяснить, что женщины — зло, но Джек упорно наступает на одни и те же грабли.

***

      Джон вошёл в каюту Беллатрикс, как в святилище. Загадочная капитанская обитель потому загадочная, что никто ещё не бывал внутри неё. Никто не чувствовал запаха душистой воды, исходящего то ли от Беллы, то ли от флакончика, стоящего на столе. Никто не знал, что Лестрейндж зачитывается любовными романами. Никому и в голову не приходило, что капитан раскладывает пасьянс каждый вечер.       Беллатрикс встретила его радостным восклицанием как старого друга, и в этот раз грешно было сомневаться в её искренности. Его любовь сравнима с амортенцией, но Белла знала точно: зелье здесь ни при чем. Дурманят чувства. Сравнимые с тёплым летним бризом, не удушающе жарким, а таким свежим и слегка прохладным. Для Джона она была оазисом посреди пустыни, желанным и долгое время недосягаемым, но рано или поздно странник должен был получить желаемое.       — Проходи, — Беллатрикс кивнула в центр комнаты, заметив, что Хилл не решается сесть на койку рядом с ней.       От этого логичного жеста Джону стало значительно легче, но желание сказать хоть слово так и не появилось. Говорить должен был совсем не он. Кровать со скрипом прогнулась под грузом ещё одного человека, и только это заставило Беллу перейти к делу.       — Ты так сильно любишь? — загадочно протянула женщина, накрыв его руки прохладной ладонью.       — Думаешь, я поверю, что ты раньше этого не видела? — Хилл держался из последних сил, чтобы не взять её за руку, но вёл себя как можно холоднее.       После сладостного мгновения наступило шокирующее осознание. Беллатрикс только и делала, что манипулировала его чувствами, прекрасно зная, что Джон на самом деле с ума по ней сходит. Всё, на что Даниэль старательно пытался открыть ему глаза, в одночасье заняло все мысли. Больше не интересовало то, чем Белла занята, пока Хилл её не видит, в каком настроении она проснулась утром и на сколько секунд её взгляд задержался на Воробье. Абсолютно всё вдруг померкло, когда в голову пришла мысль о том, что Лестрейндж лишь коварная и расчетливая женщина, которая плевать хотела на чувства всех окружающих и Джона в том числе.       — Ты поскандалить сюда пришёл?       — Ты ведь сама попросила зайти. Вопрос лишь в том, чего хотела ты, — интонация стала твёрже, чем желание Джека напиться до беспамятства, а в голосе отразилась уверенность.       — Я хотела поговорить, — спокойно ответила она, чувствуя, как Джон медленно сжимает кулаки.       — Или поиграть, да? Поиграть со мной, — в голосе появилась обида, мысли потекли ручьём, и он стал надумывать себе много нелицеприятных картинок и ситуаций, которых не было и быть не могло.       Разум — опасная штука, может заставить тебя поверить в любой бред, особенно, если тебя гложет ревность.       — Я не собиралась с тобой играть, я просто…       — Просто? Что просто?! — парень вырвал руки, действительно поверив собственным мыслям, хотя раньше до последнего отказывался слушать всё то, о чём ему говорили и Джек, и Даниэль. Он всё ещё любил Беллатрикс, но теперь ему стало мерзко от осознания того, что она лишь манипулировала им и его чувствами ради собственной выгоды и забавы.       — Просто сказать то… — начала она, пытаясь оставаться спокойной, но Джонни не дал закончить фразу, перебив её.       — Сказать, какой я прекрасный, как сильно ты меня любишь, как восхищаешься, чтобы я растаял и ты могла сделать то, что сделала с этим поганым Джеком! Просто поиграть в своё удовольствие! А после так же, как и с ним, вести себя, будто ничего не было, показывать безразличие и неприязнь! Да? Этого ты хотела? — холод и спокойствие пропали, будто бы их и не было, сменяясь на гнев, обиду и бешенство.       Джон пришёл сюда не для того, чтобы закатывать скандалы и ссоры, нет. Он пришёл, потому что Беллатрикс сама попросила его, потому что он желал вновь увидеть её, вновь слиться с ней в нежном поцелуе, вновь прижать к себе и сделать своей, даже если бы она не позволила это, он этого жаждал… Но что-то в голове щёлкнуло, и ревность к Воробью взяла верх над разумом, заставляя затеять спор.       — Я понятия не имею, о чём этот идиот говорил, неужели ты поверил ему? — Белла слегка нахмурилась, но голос всё так же оставался спокойным, а по сравнению с Хиллом, даже тихим.       — Об этом говорил не только он, об этом говорили все! — прорычал парень, резко поднимаясь с кровати и отходя от Лестрейндж подальше, глядя той в глаза с нескрываемой яростью.       — Все? — на её лице вновь отразилось непонимание. — Может, кто-то и видел, что Джек остался в рубке на ночь, но какие к черту стоны, какая к черту близость?!       — Все! — Джон закрыл глаза и опустил голову, начиная злиться сильнее, ведь ему казалось, что Белла всё ещё играет с ним и это непонимание в её глазах — лишь маска.       — Джонни, между нами правда ничего не было, успокойся, я… — вновь Беллатрикс была перебита, не успев закончить начатую фразу.       — Какой же я идиот! Как я мог попасться на такой крючок? И много у тебя таких было? Много таких, как я, дураков? — с каждой секундой его голос становился всё жёстче и громче, заставляя Беллу вздрагивать. Ей не было страшно, нет. Она просто не понимала его.       — Дураков много, но таких как ты — ни одного, — Белла тоже поднялась с койки и подошла к Хиллу, пытаясь положить ладонь на его плечо, но тот отшатнулся, вновь глядя на Лестрейндж с яростью и недоверием.       — Таких глупых?! — яростно крикнул он, снова заставляя Беллу содрогнуться.       — Таких благородных, — честно ответила она, глядя на парня.       — Ох, диковинная игрушка? Так игра ещё веселее, разве нет?! — из-за глупой ревность он не замечал искренности, не замечал ничего. Его поступки были глупыми, хотя сам Хилл глупцом не был. Просто он доверился своим мыслям, не удостоившись выявить правду, что являлось большой ошибкой.       — Я не собиралась играть с тобой, ты один из немногих, с кем я не хотела играть, — её дыхание участилось, но голос оставался таким же спокойным. Она владела собой куда лучше Джона.       — Но ведь и не любила! — горестно хмыкнул Джон, сжимая кулаки так сильно, что те, кажется, хрустели.       — Да, ты прав, не любила. Но я восхищалась и восхищаюсь тобой, твоим благородством, честностью, — её голос стал мягче, она снова стала искренней. Но Хилл и этого не увидел.       — Ты лжёшь! Ты врёшь мне, ты лишь играешь! Играешь всеми! И мной, мной тебе нравится играть больше всех, ведь ты с самого начала видела то, что я тебя люблю! Но сама всё время носишься с этим пиратским отродьем! Всё время смотришь именно на него, ты позволила ему касаться себя, не думая отстраняться! — он начал кричать, закатывая не просто скандал, а истерику.       — Тебе я тоже дозволила себя коснуться, не отстраняясь. Даже больше, я позволила поцеловать себя, чего Джеку не позволяла… Между нами ничего не было, я уже говорила, Джонни, послушай…       — Я не хочу слушать очередную ложь, зачем ты играешь со мной? Зачем позвала сюда, зачем, зачем? — кажется, в уголках его глаз выступили слёзы.       Беллу всегда раздражали истерики мужчин, раздражали те, кто перебивал её, имея наглость не дослушать, те, кто обвинял её в том, чего она не совершала. Она ненавидела таких идиотов и всегда ставила на место, но Джонни почему-то слушала, пытаясь оставаться спокойной и сдержанной, пыталась успокоить, доказав, что её слова — не ложь. Но тот и слушать не хотел, он слишком сильно ревновал и верил тому, чему верить нельзя.       — Я уже сказала всю правду и третий раз повторю: между мной и Джеком никогда не было близости и, я думаю, никогда не будет, — Белла нахмурилась, делая голос чуть жёстче, но сохраняя спокойствие.       — Врёшь, об этом говорили все на корабле, знали тоже все! И следили все… Он не выходил из рубки всю ночь, так? Он взял тебя, взял! И ты отдалась! Я знаю это, знаю! И он подтвердил это сегодня! — Джон перешёл на крик, кажется, его было слышно даже за пределами каюты.       — Джон, прекрати кричать! Успокойся, давай спокойно поговорим, — Беллатрикс вновь попыталась подойти, но Хилл снова стал отходить от неё, тяжело дыша.       — Чем этот подонок лучше меня? Чем?! Он ведь тебя не любит, Белла, для него важны сокровища, поганый алкоголь и женское тело! Он так же играет с тобой! Он тебя недостоин, я куда достойнее! И плевать, что он выиграл тебя у меня, я не позволю ему ещё раз подойти к тебе! Я люблю тебя по-настоящему, люблю, люблю! — его тело трясло, голос дрожал, кажется, что он уже не думал, о чём говорит.       — Что?.. — прошептала Белла, когда поняла, что сказал парень.       — Я люблю тебя, Белла… Люблю больше жизни! — повторил Хилл, вдруг подходя к ней.       — Вы играли на меня?.. — сорвалось с её губ, а тело пробила дрожь, стало холодно. Её трясло от отвращения.       — Я бы выиграл, я лучше него играю в покер, я уверен, что подлец жульничал! Беллатрикс, — Джонни провёл рукой по её щеке, явно осмелев. В нём, похоже, снова что-то щёлкнуло.       — Вы на меня играли… — теперь Белла сама отшатнулась.       — Я могу объяснить…       — Играли как на вещь, — прошептала она, глядя Хиллу в глаза. Вмиг он стал ей омерзителен. Как и Джек. Они посмели играть на неё! Плевать на подробности, они оба вызвали в ней сильнейшее отвращение. — Я похожа на чертов ром или на мешок с золотом?       — Беллатрикс…       — Уходи, — она отвернулась, продолжая дрожать. — Уходи с глаз моих… Не хочу тебя видеть. И его тоже не хочу! Не смейте попадаться мне на глаза, оба!       Её спокойствие испарилось. Ей вспомнилась неприятная ситуация из прошлого, когда она ещё была Пожирательницей. На неё тоже играли… Играли как на вещь, думая, что она не станет сопротивляться и что её можно не спрашивать. Им было все равно на её чувства. Пусть Джек и не воспользовался своим выигрышем, решив не трогать Беллу, ей стало мерзко.       — Как скажете, капитан, — Хилл опустил голову и молча вышел из каюты, поняв, что делать ему больше нечего. Раз она сказала, чтобы он убирался прочь, то лучше стоит убраться.

***

      — Идиот ты конечно редкостный, — констатировал Даниэль и слабо толкнул Джона в плечо. — А, Сток, скажи, придурок!       — Ничего личного, Джонни, — отозвался Малкольм, расслабленно свесивший руку со штурвала. — Но у евнуха больше шансов соблазнить наложницу.       Джону даже рассказывать ничего не пришлось, его крики слышал едва ли не весь корабль, а вот голос Беллы слышался с трудом, пришлось подслушивать. Теперь чуть ли не каждая крыса наслышана о том, что Хилл не только влюблённый дурак, а ещё и истеричка.       — Можешь подумать, как будешь возвращать мне ставку, — фыркнул Одли.       — Оставь меня в покое. Я тебя не просил ставить на меня, — Джон звучно цокнул и закатил глаза.       — Другое дело, если бы ты не играл на неё в покер, но ты играл, стало быть, просить нас было необязательно, — вмешался Малкольм.       — Другое дело, если бы ты не ушёл просто так, — поддакнул Даниэль. — Но ты ушел, значит, за тобой должок.       Легко сказать. Когда Беллатрикс зла, она и пулю в лоб пустить может. Лестрейндж не из тех женщин, которые за поцелуй простят что угодно, как в пресловутых любовных романах. Джонни даже пробовать не стал.       — А тебе бы больше понравилась моя панихида? — возмутился парень, демонстративно спустившись вниз, на палубу.       — Если ты заранее вернёшь золото, я скинусь тебе на цветы, — крикнул Одли вслед стремительно удаляющемуся Хиллу и театрально всплеснул руками, как бы говоря: «Что и требовалось доказать».       — Забавно, мы одногодки, но Джонни ведёт себя как маленький, — задумчиво протянул Малкольм.       — Это с годами не изменится, — подтвердил Даниэль и похлопал Стокера по спине, благословив на ночную смену.