Владыка морей

      Барбосса шагал по каменному полу, переступая со здоровой ноги на деревянную, эхом разнося стук трости по помещению. Кудрявый парик вызывал кошмарный зуд, но справиться с ним на людях невозможно, подумают, что недостоин называться аристократом. От пудры, вечно попадающей в нос, хотелось чихать, но приходилось делать это беззвучно, будто носить эти атрибуты для него норма, а не сущие наказание. Будто он родился уже в парике и с белым лицом.       — Отопри, хочу повидаться с ведьмой, — заявил Гектор, остановившись у двери, перегороженной стражником.       Он нехотя опустил мешочек с деньгами на ладонь охранника, и тот стал мучительно долго открывать замок. Здесь Барбоссу знала каждая собака, даже та, что хранит ключи, но каждый раз приходилось раскошеливаться, потому что его вовсе не обязаны пускать в обитель ведьмы. Цепи громко звякнули, и двустворчатая дверь распахнулась перед гостем. Капер медленно переступил порог и оказался в эпицентре страхов всех заключённых в этой тюрьме. О ведьме, чудом оставшейся в живых, ходили легенды. Но на самом деле секрет отмены казни заключается в том, что, поступив на службу короля, Барбосса первостепенно заплатил залог, а вот на освобождение денег не хватило. Это было и не нужно, ведьма удобна лишь тогда, когда её участь определена другим человеком, которому она вовек будет благодарна. Стражник нервно сглотнул и закрыл за ним дверь. Гектора охватила темнота с редкими проблесками света, исходящими от огромного котла, на котором ведьма варила нечто магическое.       — Знала, что ты придешь, капитан, — протянула девушка и отпила зелёную тягучую жидкость из кружки.       Ведьма лёгким движением сняла капюшон мантии и устремила взгляд на гостя. Чёрные глаза засверкали, а кожа покрылась мурашками. Лицо девушки испещрено таинственными символами, как и каменистые стены камеры, по которым она старательно выцарапывала буквы остро заточенным камнем. Издалека люди ошибочно думали, что вокруг её тела закручен шрам, полученный при каком-нибудь ритуале, но секрет куда более прост. Это татуировка на санскрите, какую, находясь в Англии, может прочесть лишь она сама. Оттого написанное так загадочно.       Котёл бурлил на огне, поднимая клубы едкого дыма. На стоящем рядом столике возвышалась клетка с белыми мышками, которых ведьма приносила в жертву во время ритуалов. В жертву можно принести даже комара, но многие думают, что нужно убить человека для того, чтобы получить интересующую информацию.       — Переступивший мой порог платит кровью, — сказала она и, обогнув стол, остановилась перед котлом.       — То-то я смотрю, у дверей народ не толпится, — усмехнулся Барбосса.       Ведьма чувствовала напряжение капера гораздо лучше, чем кто-либо из простых смертных. Гектор не захаживал к Шансе просто так, как и Джек к Тиа Дальме. Его приводили лишь важные дела, которые он не в состоянии решить самостоятельно.       — Рано или поздно платят все.       У каждой ведьмы своя плата. Тиа Дальма требовала всякие диковины или украшения, а если дело сложное, вроде воскрешения Гектора, просила освобождения из тела смертной. Барбосса не двинулся в дельту только потому, что ведьма стала бы торопить события, но капер занят совсем другими делами. С Шансой так просто не расплатишься, но она ничего и не требует. Говорит о крови одно и то же из раза в раз, но ничего не просит.       — Шанса, — осторожно начал мужчина. — Помнишь тот наш давний уговор? Если бы не я, тебя бы повесили.       — Я прокляла твоих недругов, ну а ты снова явился разузнать, куда держит курс Джек Воробей.       — И куда он держит курс?       — Не Воробья тебе нужно страшиться, капитан. С ним женщина.       — Лестрейндж? — задумчиво произнес Гектор. — Она за нас.       — Нет, капитан, — Шанса улыбнулась и потерлась носом о белую шерсть мышки. — Не за вас.       Ведьма отшвырнула от себя мышь, и та с писком упала в горящий котёл, скрывшись в белёсом дыму. Зрелище не для слабонервных, да слабонервные к Шансе и не захаживали. Лишь люди, способные дюжину душ к ней привести, если информация стоит того. Её боялись даже здешние охранники, не говоря уже о заключённых. Шансу побаивались все.       — Пройдёт немало времени, прежде чем королевский флот поравняется с «Анной», но и она будет отставать.       — Говори толком, — прорычал Барбосса, вновь столкнувшись с ведьминской загадкой, какую своими силами не разгадать.       — Тебе знаком Эдвард Тич, капитан? Можешь не отвечать, я и так знаю. Так вот Испанец подчинил себе Тича, и не только его. Пиратские бароны со всего света под угрозой, которую в состоянии предотвратить только команда «Немой Анны». Понимаешь, о чём я?       — Не очень, — Барбосса почесал лоб и задумчиво заглянул в бурлящий котёл, где сложилась картинка затуманенного горизонта с масштабной армадой кораблей вдоль него.       — Это, — ведьма провела рукой над котлом, — то, что может произойти, если ты не соберешь Совет Братства. На море может царствовать только богиня Калипсо, но если ты отплатишь долг позже, когда свиток уже будет найден, это приведёт к необратимым последствиям.       — То есть свиток не должен быть найден?       — Верно, капитан. Они отплыли с Тортуги и движутся к французским владениям.

***

      — Дьявол, а не женщина, — сквозь зубы процедил Джек, спустившись на оживленную палубу.       — Дьявол дал бы нам проспаться, — фыркнул Гиббс. — Она исчадие ада, не иначе.       — И то верно. В чем проблема?       Гиббс прищурил глаза на солнце и посмотрел на Джека как на глупца, непонимающего, что вокруг происходит. Пират так крепко спал, что даже стук в дверь не смог вернуть его к реальности. Ему снился слишком сладкий сон, где пирату посчастливилось попасть в гарем с самыми прекрасными женщинами, каких он в жизни не видел. Каждая очаровывала одним только взглядом. Так что когда Воробей соизволил спуститься на палубу, там кипела оживленная деятельность. Матросы бегали туда сюда как заведенные, а судно шло куда быстрее, чем обычно. Даниэль растормошил Гиббса в пять утра, а Малкольму пришлось открыть глаза раньше обычного, чтобы заступить на пост. Его глаза с яркими следами недосыпа выдавали усталость, но юноша продолжал вести корабль, не позволяя себе даже зевнуть.       — Не иначе как Лестрейндж разгадала загадку, — буркнул старпом и юркнул в трюм, чтобы промочить горло заветным ромом.       Джек задумчиво хмыкнул и пригладил взлохмаченные волосы. Капитанская треуголка беззаботно осталась лежать в рубке, куда Воробей направился в первую очередь. Пересекая коридор, он думал только о том, что никакого равенства двух капитанов как не было, так и не будет. Беллатрикс, конечно, не должна была первым делом прибежать в рубку, чтобы разбудить Джека, но она даже не посчитала своим долгом уведомить его о курсе. Командная работа не для Лестрейндж, особенно если она ставит под угрозу её с трудом созданный авторитет.       Джек вернул треуголку на законное место и взглядом прошёлся по комнате, где царила темнота, несмотря на время суток. Свечи догорели за ночь, больше их никто не зажигал из-за ненадобности. На втором столе распласталась карта, которую, судя по слою пыли, не использовали с самого начала путешествий на «Анне». Беллатрикс повезло найти Даниэля, знающего моря как свои пять пальцев, и надобность в карте, как и в поисках штурмана, отпала. Напротив стула, на котором он благополучно заснул прошлой ночью, покоилась открытая книга. На пожелтевшей странице чернильной рамкой был отмечен короткий абзац, выделенный пробелами с обоих сторон. Мужчине пришлось взять книгу в руки, чтобы разглядеть текст.       «Капитан Лаффит держался подальше от Средиземного моря. Предположительно, из-за крупной ссоры с пиратским бароном этих вод. Однако, со слов давнего друга капитана, Эбрахама Остина, до конца своей жизни Лаффит грезил мечтой побывать на Леринских островах, но так и не успел осуществить задуманное», — было написано в книге.       Вероятность того, что это верный курс, так же мала, как поиски свитка в Греции, но Лестрейндж ни то ни другое не останавливало. Если её это не волнует, почему должно волновать Джека? Он чинно покинул рубку и зашагал к лестнице, ведущей в трюм. Его гложило двухдневное отсутствие алкоголя в крови, поэтому восстановить ежедневную норму было первостепенной задачей. Не зря говорят: «Единственная любовь пирата — ром и море», стоит отказаться от одного — и пират превратится в простолюдина с Тортуги, зарабатывающего на жизнь воровством. На повороте Воробей столкнулся с Джоном, на всех парах летящим не пойми куда. Хотя его место назначения более чем понятно, сомневаться в нем не приходится. Хилл единственный человек на корабле, которого не нужно читать между строк, чтобы узнать, как он на самом деле относится к той или иной ситуации.       Если бы Джек проиграл в карты, будь он по уши влюблённым в Лестрейндж, сделал бы вид, что ему все равно. Воробей привык держать ревность при себе, даже если порой она невыносима, даже если приходится делить любимых куртизанок с другими пиратами и даже если до ужаса хочется утереть нос Джону.       Беллатрикс тем временем читала в своей каюте, когда в дверь настойчиво постучали. Женщина отчего-то ожидала увидеть перед собой Джека, но, открыв, встретилась с тёплой улыбкой Джона.       — Привет, — парень неловко взмахнул рукой в знак приветствия.       — Надеюсь, ты по делу? — Белла вышла из каюты, как обычно не пустив гостя внутрь, и закрыла дверь.       Лестрейндж посчитала, что у Джона не было никакого дела, потому не предложила ему войти, чтобы поскорее отделаться от чужого общества. Поначалу Хилл был интересным собеседником, пока не начал с ума сходить от любого знака внимания. Белле льстила любовь юноши, но время от времени просто выводила из себя, тем не менее она продолжала дарить пустые надежды, а может быть, и не пустые.       — По делу, — твердо заявил Джон. — Там Гиббс, теперь уже с Воробьем, судя по голосам, возмущаются по поводу отсутствия рома на корабле.       Беллатрикс усмехнулась. Если она не пьёт, значит, никто не должен пить. Простой закон «Немой Анны», понятный любому члену команды. В прошлом Белла совсем не была приверженицей сухого закона, но единственное, что могла предложить ей Тортуга, — разбавленный ром и дешёвое вино, поэтому пришлось отказаться от бокала «Шато Лагранж» по утрам. Это были воистину прекрасные завтраки в обществе мужа, которого Белла, может быть, и недостаточно любила, но их отношения всегда были по-дружески тёплыми. Вечерами, под аккомпанемент завывания ветра и мирного покачивания корабля, она думала о Рудольфусе, размышляя о том, какая участь ожидала Лестрейнджей в финальной битве.       Для всех остальных, за исключением Адамсонов, отсутствие рома не было проблемой, а братья в свою очередь тайком таскали алкоголь на судно, думая, что капитан ничего не видит. За её спиной плотники неплохие деньги зарабатывали, продавая бутылки матросам.       — Даниэль должен быть занят чем-то очень важным, если ты пришёл ко мне, — Беллатрикс обошла Джона и медленным шагом направилась к капитанскому мостику.       — Даниэль не способен вправить мозги Воробью, — фыркнул Хилл, с трудом сдержав себя, чтобы не продолжить.       — Ему уже ничего не поможет, — поддержала женщина, вызвав в юноше облегчение.       Он не знал, можно ли открыто показывать отвращение к Джеку, потому что со стороны отношение Беллы к нему выглядело запутаннее, чем загадка криптограммы. Если бы презирала, ни под каким предлогом не пошла бы на сделку, но все-таки пошла. Значит, этот вариант отпадает. По «Анне» ходят легенды о пещере, и все без исключения предпочитают им верить. Поговаривают, что кто-то из них точно неравнодушен, но до Беллатрикс, к счастью для сплетников, это не доходило.       — Белла, — Джон с трудом поймал её за руку, дергающуюся при ходьбе, вынудив остановиться.       Требовательный взгляд заморозил поток его мыслей, превратив их в огромный айсберг, который сможет растаять только от лучей её благосклонности. На кого бы Лестрейндж ни посмотрела, все без исключения теряли нить разговора. В случае Джона, не только разговор был таким желанным. По её лицу пробежала тень улыбки, которая вновь сменилась немым вопросом.       — Тебе нужно быть проще, Джонни, — женщина медленно провела ладонью по его щеке к подбородку. — Будь ты недосягаемым, меня бы неумолимо тянуло к тебе.       — Я не могу быть недосягаемым для той, которую люблю, — Джон впервые произнес нечто, напрямую говорящее о чувствах, а Белла впервые это услышала.       Беллатрикс тепло улыбнулась, не отвергнув признание, а наоборот приняв его слишком близко к сердцу, ближе, чем Хилл мог подумать. Лестрейндж испытывала слабость к любовным речам ещё со времен обучения в Хогвартсе. Это совсем не вяжется с образом беспощадной Пожирательницы Смерти, но у каждого свои вредные привычки. Белла утоляет недостаток внимания сначала со стороны родителей, потом Тёмного Лорда, чтением красивых романов, представляя себя на месте главной героини.       Карие глаза сверкнули едва уловимыми огоньками, отчего Джон испытал несказанное облегчение. Годом ранее он и подумать не мог, что скажет это, а она не влепит пощечину за такое. Видеть Лестрейндж в замешательстве раньше не приходилось, вернее приходилось, но Джон с Малкольмом этого не помнят. Всё путешествие на Мартинику для них — один сплошной туман без проблесков ясности.       — Зайди ко мне вечером, — Беллатрикс опустила руку и почти нежно поцеловала юношу в щеку.       Она уже не увидела, как его лицо побагровело, а голова предательски закружилась от переизбытка чувств. Белла пригласила к себе? Нет, она и пальцем не позволит прикоснуться. Должно быть, скажет, что Джон либо слишком молод, либо недостоин её внимания, но будь он недостоин, Беллатрикс не уделяла бы ему время и уж тем более не целовала. Понять Лестрейндж почти невозможно. Невозможно понять, какой смысл она вкладывает в то, что делает и говорит, и каково её истинное отношение к чему бы то ни было. Умелец, вроде Джека, может увидеть её насквозь, но не Джон.       Белла спустилась с капитанского мостика, отчаянно пытаясь совладать с волнением, вызванным Хиллом, и встретилась взглядом с теряющим терпение Даниэлем. В центре круга, очерченного командой, стояли Воробей и мистер Гиббс, только что переставшие выяснять отношения с Одли. Дело не в отсутствии алкоголя, а в неумении старпома «Анны» сдерживать поток чересчур прямолинейных высказываний, которые далеко не каждый может спокойно воспринять. Палуба превратилась в дебатный клуб, где никогда не будет победителя.       — Ах, Лестрейндж, — наигранно ласково произнес Джек, и все присутствующие наконец перестали галдеть. — Мало того что жизнь отравляешь, так ещё и лишаешь единственной отрады на этом проклятом судне.       Пират был на удивление спокоен, выместив злость на перекрикивании сначала Малкольма, а потом Даниэля. С последним лучше вообще не разговаривать, не то что спорить. Одли, как дементор, душу высосет, но поражение не признает, не стоит даже пытаться.       — Мой корабль — мои правила, — Белла подошла поближе, но всё ещё держала приличную дистанцию.       — Вот так, значит? — Джек скрыл недовольство, смешанное со злостью, и мысленно осыпал Тиа Дальму проклятьями.       — Именно так.       По его лицу пробежала тень хитрой ухмылки. Джек слово в слово запоминал предостережения ведьмы, не упуская ничего важного, а вот Беллатрикс, кажется, не так внимательно слушала. «Анна» со всей силы дернулась назад, чего даже Воробей не ожидал и едва не потерял равновесие. Никто не мог предположить, что слова Тиа Дальмы сбудутся так скоро. Матросы попадали друг на друга, не устояв при сильной тряске, а Белла чудом не отлетела вперёд, удержавшись за предусмотрительно стоящего рядом Джона. Хилл пришёл как раз вовремя, чтобы застать кульминацию моноспектакля Джека Воробья.       — Налетели на риф, — констатировал Малкольм совершенно спокойным голосом, будто рифы не грозили крушением.       — Видишь, даже рифы недовольны твоим капитанством, — Джек поправил съехавшую треуголку. — Потому что капитаном должен быть мужчина, то есть я.       Беллатрикс поняла, что Воробей намеревался сделать, но абсолютно ничего не произошло. Корабль повторно не налетел на риф и даже не качнулся.       — Я сказал, — повторил пират. — Капитаном должен быть я.       Но вновь ничего не произошло. Где-то вдалеке послышались крик чайки и всплеск волн о камни. Ничего больше.       — Удивительно, как слова какой-то ведьмы могут сделать из тебя глупца, — Белла развернулась и быстрым шагом направилась прочь, давая понять, что разговор окончен, даже не начавшись.       Тиа Дальма никогда не ошибается, оттого Воробей вечно ведет себя, как параноик, но кто сможет назвать его глупцом, когда её слова снова сбудутся? Джек обернулся и посмотрел на Гиббса, кивающего в сторону удаляющейся женщины. Он бы и сам не прочь побежать за ней, если это гарантирует нескончаемый запас рома, но Воробей более убедителен в таких вопросах.       — Слушай, Лестрейндж, — пират мгновенно поравнялся с Беллой, но она даже шаг не сбавила. — Я что, многого прошу?       — Скорее, много себе позволяешь, — фыркнула Беллатрикс и развернулась лицом к Джеку.       — Да брось.       — По секрету, — Белла перешла на шёпот, но лишь для того, чтобы не выглядеть добродетельной в его глазах. — Адамсоны таскают сюда алкоголь без остановки.       — Как ты могла подумать, что я здесь из таких непристойных побуждений? — саркастически ответил Джек.       Как же, Джек простым матросом способен стать, если Беллатрикс пообещает ему ром. А она пообещает, лишь бы до Леринских островов его не видеть и не слышать. Воробей был последним человеком, с которым она бы хотела отправиться в дальнее плавание, но у него неплохие связи с другими пиратами, пусть и не самые дружественные. Белла не старалась найти общий язык с мужчинами, считающими, что её истинное предназначение — детей рожать, а не моря бороздить. Иногда бывали трудности с пересечением границ, вот тогда Беллатрикс поистине жалела, что не умеет держать язык за зубами.       — А что тут думать, Джек? — язвительно хмыкнула она, скрещивая руки на груди и в упор глядя на пирата.       — Мне показалось, ты решила, что я нахожусь здесь исключительно из-за рома! — воскликнул он, манерно откидывая голову назад и прикладывая руку ко лбу, стараясь выглядеть сильно задетым и оскорбленным.       — Алкоголь тебе дороже сокровищ, я в этом точно уверена.       — Но и с красивыми леди я тоже не прочь порезвиться, а по красоте ты многих превосходишь, смекаешь, Лестрейндж? — мужчина подошёл к ней вплотную и нахально провёл ладонью по щеке, пристально смотря в глаза.       Беллатрикс лишь хитро улыбнулась, так же пристально смотря Джеку в глаза, совершенно не пытаясь отстраниться или как-то огрызнуться. Он задумал какую-то игру и приглашал её сыграть… Почему бы не попытать удачу, кто сказал этому глупцу, что играть будут по его правилам? Тем более рядом с ними по счастливой случайности никого из экипажа не оказалось, все будто бы испарились. По крайней мере, им так показалось.       — Не смей к ней прикасаться, подонок! — послышался голос Хилла, и тут же сам парень оказался рядом с ними, резко отталкивая Воробья и заводя уже ничего не понимающую Беллатрикс за спину. Даже она не успела среагировать и что-либо понять.       — Что ты вытворяешь?! — выругался Джек, сжимая кулаки, ведь как обычно ему всё портят в самый неподходящий момент.       — А что вытворяешь ты?! — в глазах Джона горел опасный огонь, кажется, он возомнил о себе слишком много, раз пошёл против пирата напрямую и тем более при Белле.       — Джонни, успокойся… — Беллатрикс осторожно коснулась его плеча, но тот и не вздумал реагировать.       — Как ты смеешь вообще касаться её, поганый… Какой же ты мерзавец! — продолжал рычать Хилл, стискивая зубы и глядя прямо в глаза Джеку.       — Ох, какой ты красноречивый! Дурачок влюблённый, тебе с ней ничего не светит, говорю сразу! Можешь даже не пытаться, — Воробей лишь хмыкнул, упирая руки в бока.       — Заткнись, мерзкий пират! Не смей говорить то, о чём не имеешь ни малейшего понятия! — глаза парня налились кровью, кажется, он даже был готов затеять драку.       — Не слышал ничего ночью из каюты? — вдруг спросил Джек, начиная ухмыляться, на что Белла изогнула бровь, совсем потеряв нить повествования.       — Что я должен был услышать?       — Хм… Дай-ка подумать! Неоднократное количество раз произнесённое имя, дивные возгласы, сладкие стоны, повторяющие: «Джек, Джек, ох Джек!», — ухмылка пирата стала ещё более широкой и надменной, когда он увидел побледневшее лицо Хилла.       — Лжёшь… — прошептал парень, начиная тяжело дышать и боясь того, что вполне могло произойти.       — Хочешь верь, хочешь нет! Тельце правда прекрасное, худенькое, изящное, жаль, ты его никогда не увидишь! — Джек демонстративно подмигнул Белле, которая не вмешивалась в спор лишь по одной причине. Она впервые впала в ступор.       — О чём вы, чёрт возьми, говорите?! — воскликнула она, переводя взгляд с Джона на Джека и наоборот.       — Ни о чём, милая! — мило улыбнулся пират, вводя Лестрейндж в ещё больший ступор.       — Милая? — она даже опешила от его наглости. Будь они наедине, Белла бы вновь достала пистолет и пригрозила им, но тут… Она почему-то стояла на месте, не в силах пошевелиться, просто продолжала в упор смотреть на Воробья.       Джон же это вытерпеть не смог и сразу налетел на соперника с кулаками, думая показать возомнившему о себе невесть что подонку его место, отстоять честь любимой женщины и самого себя. Взмахнув сжатым кулаком, Воробей неожиданно сильно зарядил прямо в нос парня, даже не видя, куда именно угодил удар. Хилл отвернулся, но крепко сжал его запястье, удержав на месте. Вдоволь насладиться физическим превосходством ему не удалось, и уже через несколько секунд рядом появился Одли, оттаскивающий Джона от Джека, у которого даже это вызвало заметную усмешку. Юноша пытался увернуться от крепкой хватки Даниэля, но в этом случае превосходство было не за ним. Старпома тоже забавляла эта бессмысленная драка и опешившая Лестрейндж. Эти события сбили её с тщательно выстроенного курса.       — Да всё! Отпусти, — Джон со всей силы дернул рукой, но сопротивления уже не почувствовал. Одли отпустил его.       — Закрой рот, — Беллатрикс грозно посмотрела на Джека, собиравшегося вновь сказать какую-нибудь колкость.       Джон вдруг резко запрокинул голову, почувствовав, как кровь начала неумолимо течь из носа. Даниэль исчез так же быстро, как появился, чтобы принести чистую тряпку или вроде того. Льда на кораблях отродясь не было, значит, нос ещё будет болеть какое-то время.       — Не запрокидывай, — Белла положила руку на его затылок и уверенно опустила пониже, чтобы голова была наклонена немного вперёд. — А ты исчезни, чтобы в ближайшее время я тебя не видела.       — Ничего не обещаю, милая, надеюсь, ещё повторим ту незабываемую ночь, — саркастически протянул Джек и зашагал по палубе в поисках братьев Адамсонов.       — Какого черта, Джонни? — спросила Беллатрикс, не желая получить в ответ признание в любви, но, зная Хилла, она не могла быть точно уверена в том, что не услышит что-то такое снова.       Совершенно необъяснимо то, что он промолчал, даже эмоция на лице не изменилась. Когда ожидаешь от Джона нечто очевидное, он никогда не сделает это, будто чувствует, что другой человек ждёт именно этого. Мысли беспорядочно роились в голове, смещая абсолютно всё на второй план. Даже Беллатрикс, стоящую так близко и бережно стирающую застывшую кровь с щеки. Неожиданно сильный удар в спину выбил его из глубокого погружения в собственное сознание и вернул к суровой реальности. Даниэль передал Белле чистый платок и напоследок с укором посмотрел на Джона, поднявшего такой шум, что теперь каждый мечтал узнать подробности стычки с Воробьем.       У Беллатрикс быстро затекла рука, пока она держала обагренный кровью платок у носа Хилла. Он не спешил брать его в руки, наслаждаясь минутой близости и делая вид, что ему ужасно плохо. Плохо ему на самом деле было, только душевно, в остальном Джон в полном порядке. Кровь из носа — не самое страшное, что могло случиться, но получать внимание от любимой так приятно, что парень всерьёз уверовал в боль, которую старался изобразить. Белла хотела что-то сказать, но не смогла. Джон перехватил её руку сразу, как почувствовал, что кровь остановилась. Повисло гнетущее молчание, но никому не хотелось покинуть коридор и избавиться от этого неприятного чувства, которое сменилось чем-то совсем иным. Беллатрикс это напомнило черно-белые фильмы, которые она смотрела в детстве, тот самый момент, в который герои должны поцеловаться, но она не чувствовала, что хочет того же.       Она не чувствовала, но чувствовал Джон. Другого такого момента могло больше не представиться, только если он еще раз полезет в драку с Воробьем, и то не факт, что на Беллу это произведёт такое же впечатление. Скорее наоборот. В ней боролось два противоположных чувства: желание и отторжение. Первое горячо хотело ощутить манящую нежность, которую Хилл мог дать, а второе — исчезнуть из этого коридора и забыть обо всем, что происходило несколько минут назад. Серые глаза впивались в её сознание, заставляя стремительно терять контроль. Белла не поддалась бы этому чувству с кем-то другим, но в Джонни она была больше чем уверена.       — Можно? — Джон обжёг её лицо горячим дыханием, склонившись непозволительно близко.       «Об этом не спрашивают», — чуть не вырвалось у Беллатрикс, но сразу сменилось на:       — Да…       То гнетущее напряжение потерялось в сладостном поцелуе, таком желанном для него и таком старательно отвергаемом для неё. Губы, хранящие привкус крови, с неподдельной нежностью припадали к её, с каждым разом всё требовательнее и одновременно нежнее. Беллатрикс уверенно отвечала, уже не думая ни о чем, что могло вразумить её и направить по совершенно другому пути. Джон слишком сильно обнимал её, слишком сильно сжимал талию в руках и слишком страстно целовал желанные губы самой желанной женщины.       Всё, о чём он так долго мечтал, в одночасье исполнилось, подарив долгие минуты искреннего наслаждения.