Каста Ворона

И сидит, сидит над дверью Ворон, оправляя перья, С бюста бледного Паллады не слетает с этих пор; Он глядит в недвижном взлете, словно демон тьмы в дремоте, И под люстрой, в позолоте, на полу, он тень простер, И душой из этой тени не взлечу я с этих пор. Никогда, о, nevermore! Эдгар Аллан По, «Ворон»

Она совсем не чувствовала пальцев на ногах. Холод пробрался под одежду. За несколько дней пребывания в ледяном погребе Гермиона продрогла. Она бронхитно, непрерывно кашляла, захлёбываясь порой надсадной болью в горле. Когда глотала, чувствовала, как воспалённые миндалины стукаются друг о друга. Её лихорадило. Она боялась спать на голых камнях, но сил не было — и Гермиона свилась клубком, закутавшись как можно плотнее в свою мантию. Ей бы сюда палочку… Она пробовала практиковаться в заклятиях без использования палочки, но знала, что выучиться этому за такой короткий срок и без знания специфических навыков невозможно. А как было бы всё просто, попади ей в руки палочка! Даже не своя. Свою ей сломали… С сожалением вспоминая рабочий инструмент, с которым она столько всего пережила, гриффиндорка тихонько напевала гимн Хогвартса — без слов, один мотив. Она вспоминала, как ей было хорошо там, все шесть лет в школе, и сейчас, забываясь новой беспокойной дрёмой, надеялась на две вещи. Первая — случится чудо и их спасут. Либо предоставится возможность, счастливый шанс, и тогда уже она спасёт Рона, Перси, Кэти и Луну. Никого она здесь не оставит, хоть из-под носа у Волан-мать-его-де-Морта, но выведет друзей. Вторая — она просто умрёт во сне, счастливой и свободной. И там она окажется рядом с Невиллом и Гарри. Гермиона пока не знала, что там она бы увиделась и с родителями тоже… потому что ни одно Забудь! не освобождает магглов от мучительных допросов Пожирателей смерти. Её родители, Джин и Хьюго, стоматологи по профессии, совсем не помнили, что у них была дочь. И даже многочасовые пытки Круциатусом, а затем и пожирание их тел Фенриром Сивым, благо допрос выпал на полную Луну, не помогли им вспомнить Гермиону. Разве перед самой смертью, когда когти оборотня третьего мая тысяча девятьсот девяносто восьмого года разорвали ей живот и Сивый глотал ещё тёплые склизкие кишки, Джин Грейнджер в агонии припомнила пухлую малютку у себя на руках. У неё было два крупных передних молочных зуба и курчавый каштановый чуб. Гермиона готовилась заснуть. Во сне своём она была одета, словно собиралась на Святочный бал. Легкая мантия небесно-голубого цвета. Бальзам на губах. Волосы, прежде растрепанные, а теперь — гладко расчесанные, скручены на затылке в узел. И кто-то с восторгом в глазах любуется ею, не отвлекаясь ни на кого вокруг. Гермиона снова ощутила себя как тогда, впервые желанной, красивой, сияющей. Разбитые, сухие губы, покрытые изнутри коростой, растянулись в улыбке. Опухшее от болезни лицо осветилось тем редким счастьем, которое испытывают только любящие и любимые люди. Но ей не дали провалиться в благословенный сон, ставший бы для неё последним. Из рук смерти по воле случая её вырвал Долохов. Он отпер дверь, пнул так, что та стукнулась о стену погреба, и, взмахнув палочкой, с помощью Мобиликорпус доставил Гермиону в большой зал, где собрались все нужные Темному Лорду волшебники.

***

Полумна внимательно осмотрелась. Это помещение она прежде не видела. Жуткие титаны, высеченные в камне, попирали потолок мускулистыми плечами и держали замковые своды на своих руках. На лицах их было отражено столько ярости и муки, что Полумна поневоле засмотрелась на эти суровые черты, думая, как же, должно быть, несвободны эти мощные титаны, раз не могут покинуть своих постов, отлепиться от стен замка и исчезнуть в прозрачной дымке леса, который окружал Малфой-мэнор. Одна из всех, кого Пожиратели приволокли в зал, она смотрела не в пол или перед собой отсутствующим взглядом, а наверх. Рядом с ней на коленях уже стоял Рон Уизли. На грязном, засаднелом лице даже веснушки, кажется, подстёрлись и уже не выглядели так весело и задорно. Поблекли рыжие волосы. Его свитер и джинсы пришли в негодное состояние, но если бы кто-то раздел его, то увидел бы, что кожа стала похожа на мрамор из-за многочисленных синяков и ушибов. Его старший брат, Перси Уизли, был здесь же. Вытянутое ушастое лицо горело такой же россыпью веснушек. Волосы, раньше — волосок к волоску, теперь были всклокочены. У него не хватало нескольких зубов, один глаз заплыл. Костюм и мантия служащего Министерства были порваны и покрыты пылью, грязью и кровью. Не только своей кровью. Третьей преклонила колени Полумна Лавгуд, она сама. Но если смотреть на мальчиков, то они стояли один обречённо (это был Перси), а другой — сердито, но бессильно (конечно, это Рон). У самой же Луны был немного странный вид, словно она присела на лужайке в ожидании пикника. С отсутствующим лицом она разглядывала искусные украшения мрачного готического зала и совсем не обращала внимания на посмеивающихся, предвкушающих кровавую потеху Пожирателей Смерти. Волан-де-Морт тоже был здесь, за спинами в чёрных мантиях. Он говорил с кем-то и не показывался пока, только его огромная змея, Нагайна, медленно ползала вдоль стен, выстреливая ленточкой тонкого языка. Тут вошёл Антонин Долохов. Он ввёл в зал, а точнее, почти втащил Гермиону Грейнджер. Лучшая бывшая ученица факультета Гриффиндор едва переступала ногами и точно не смотрела, куда идёт. Не иначе он доволок её сюда с помощью заклятия, а потом уже втолкнул внутрь на своих двоих. Гермиона совсем не держалась на ногах. Когда Долохов толкнул её к друзьям, она упала на колени и локти между Луной и Роном, и, несмотря на нацеленные на него палочки, Уизли огрызнулся на Пожирателей и молча помог Гермионе встать. Смутно она различила сперва его яркие, как факел, рыжие волосы. Улыбнулась — слабо, но счастливо. И, придержавшись за его плечо, сипло шепнула: — Рональд Уизли. Ты живой. — Ненадолго, Гермиона, — пробормотал он и усадил её рядом с собой, не желая нажить девчонке проблем. Луна ждала казни, как и все остальные, но мало думала об этом процессе. Скорее, куда больше — о том, что ждёт её после. Полумну уже пытали, она перенесла Круциатус и не только его, довольно стойко. В ней глубоко жила жажда жизни. Она сожалела, что не увидела и не узнала ещё слишком много всего. И что, наверное, она так и не покажет людям всех волшебных существ, таящихся в самых тихих и потаённых магических местах. Не откроет им все чудеса, какие видит сама. Нет, возможно, так даже будет лучше и она встретится по ту сторону Бытия с мамой и Невиллом. С ним они были всё же большие друзья. А может, она увидит Гарри, Тонкс, Люпина и Алисию Астер, свою хорошую одногруппницу, которая погибла от Убивающего заклятия. Да много кого. Боль можно и перетерпеть, единственное, что огорчало и пугало её на самом деле — мучения друзей. Ей было тяжело смотреть на медленно угасающую Гермиону, тихого Перси и яростного Рона, она понимала, что эти ребята цепляются за жизнь. И если бы можно было торговаться со смертью, она бы миром предложила взять лучше её, чем их. Но даже если заключить сделку, этот бесчестный человек, Тёмный Лорд, никого не отпустит. Своих врагов он не оставляет в живых. А им просто не повезло быть на первой странице его смертоносного списка. Послышались шаги. Волан-де-Морт явился перед ребятами во всём своём ужасающем великолепии. Он был в простой чёрной мантии, свободно ниспадающей с плеч, гораздо более тонкой, чем шерстяные мантии Перси и Луны. При виде него лица ребят исказились. Полумна лишь вежливо перевела взгляд на его ноги и с любопытством отметила, что он снова был босым. Рядом с Реддлом по оба плеча было двое мужчин. Одного ребята прекрасно знали, это был Люциус Малфой. Побледневший, осунувшийся. Он растерял всё своё спесивое величие и красоту, стал робким и пугливым. Он боялся здесь всех и вся. Судя по нервным взглядам, он, как и Полумна, думал прежде всего не о себе. Вторым был мужчина со статной осанкой и чёрными, как вороненая сталь, прямыми волосами. Он был одет необычно: не как волшебник, а как маггл. Держался спокойно и невозмутимо, был роста такого же высокого, как сам Томас Реддл, а комплекции более крепкой, хотя и казался достаточно гибким. Судя по чертам лица и цвету кожи, он был совсем не из Великобритании: Гермиона даже своим плывущим взглядом определила, что из Северной Америки. Что здесь забыл такой далекий гость? Волан-де-Морт, едва появившись, заставил всех присутствующих замолчать. Перси опустил голову и глаза ещё ниже, боясь даже посмотреть на него. Рон наоборот смело, с ненавидящим прищуром пялился в бледное лицо. — Вижу, вы в добром здравии, мои юные гости, — сказал Реддл, и отовсюду послышались смешки Пожирателей. — Рад приветствовать вас в своём скромном штабе. Рон молчал. Молчали и все другие. Только Гермиона тяжело, хрипло дышала приоткрытым ртом. — Во многих религиях говорится, что Господь создал мир за семь дней. «Не смей сравнивать себя с Создателем» — яростно подумала Гермиона, даже пробудившись от своей лихорадки на этих словах. — С момента моей победы над вами прошло четыре дня. Полагаю, у меня есть ещё три, чтобы подчинить себе всё магическое сообщество Великобритании. — Так громко начал, — вдруг сказал Рон, и веснушчатое лицо его вспыхнуло. — И закончил так жалко? Ты победил пока что только маленькую горстку взрослых волшебников и детей-недоучек. Какая заслуга! Твои Пожиратели сражались против школьников… Короткий взмах волшебной палочки — и Рон замолчал. Беллатриса Лестрейндж, наслав на него Силенцио, коротко, безумно рассмеялась за спиной своего повелителя. Гермиона с колючей ненавистью посмотрела в лицо Тёмного Лорда, но смолчала. Она знала, что каждое зря сказанное слово может стать приговором для её друзей. Волан-де-Морт любит наказывать смертью близких. — Никто не посмеет усомниться в моём могуществе, — заметил он, — я уже доказал, что являюсь величайшим тёмным магом из ныне живущих. Этот мир вскоре станет таким, каким я его задумывал, и для этого мне потребуется один из вас. Холодок пробежал по спине Гермионы. Рон недоверчиво сощурился. Перси не смел даже вздохнуть. Пожиратели в предвкушении стихли, но на лицах их, не скрытых масками, горели довольные хищные улыбки. И Луна, скользя взглядом по ним, отметила, что не улыбаются только двое: Люциус Малфой, не желающий даже поднять глаз от носков собственных ботинок. И второй, неизвестный пока что чародей с кожей цвета бронзы. — Какая ирония, — с насмешкой сказал Волан-де-Морт, растянув безгубый рот в улыбке и обнажив мелкие змеиные зубы. — Вы так стремились победить меня. Но именно один из вас теперь будет залогом моей полной победы. И в этом нам поможет мой любезный друг, Айзек Мо Боунс… — он качнул рукой в сторону, указывая на незнакомца. — Он прибыл к нам из США, а точнее сказать, из резервации Кроу. Это представитель крайне редкого племени апсарока . Каждый человек в этом племени — потомственный чистокровный маг, жёсткие законы запрещают им смешивать свою кровь с маггловской… Луна с интересом посмотрела на американского гостя. Она никогда до этого с подобными ему не встречалась. Глаз внимательно подмечал всё, от необычной внешности до деталей одежды. Полумна в отличие от других была спокойна и извлекала из всего пользу даже сейчас. — Айзек владеет редкими навыками, передающимися в его роду из поколения в поколение, — продолжал говорить Лорд так спокойно, словно был преподавателем на уроке защиты от темных искусств. — Именно он подскажет, кто из вас мне нужен. Боунс шагнул вперёд. Он прошёлся вдоль пленников, внимательно вглядываясь в их лица. Его не тронули ни их страдания, ни страхи, ни тем более ненависть. Гермиона ощутила перед ним магическую прочную стену. А Полумна увидела на лице безразличие, самую, наверное, страшную эмоцию из всех ей известных. Сама она безразличной себя не считала. Скорее, немного… отстранённой. — Этот не подходит, — сразу отсеял он Перси, и юноша с ужасом сжал плечи, не зная толком, пугаться ему или выдыхать. Волан-де-Морт не подал ни единого знака. Смуглая рука колеблясь провела над головой Рона, и он рванулся было вперёд… — Круцио! Заклятие сшибло его с ног, мальчишку забило в судорогах. От оглушительной боли даже через заклятие он мычал и стонал, и из прикушенного языка на губы потекла кровь. Но американский чародей лишь скривил губы, покачав головой, и равнодушно отошёл к Гермионе. Она беззвучно плакала, слёзы скатывались по грязным, багровым от температуры щекам. Даже не двигаясь с места, Грейнджер с ужасом смотрела на мучения своего друга… больше, чем друга… но любое неверное действие могло бы уничтожить его. Она не рисковала, потому что ей было кого терять. Индеец подошёл к Гермионе. Ничего не сказав, взглянул на неё и двинулся дальше, к Полумне. И она единственная из всех посмотрела в ответ. Глаза – большие и удивленные, светло-серые, чуть навыкате, и брови взлетели вверх так, словно она увидела перед собой фестрала, или гиппогрифа, или ещё какое прелюбопытное существо. В ушах покачивались серьги из слив-цепеллинов. Увы, свое ожерелье из крышек от сливочного пива она потеряла в ходе битвы. Светлые волосы спутались, стали серыми от подвальной грязи и каменной пыли. Внимательно посмотрев друг на друга, оба волшебника задержались взглядами. А затем Луна вежливо представилась: — Полумна Лавгуд, сэр. Очень приятно. С невероятным достоинством и без издёвки, она посмотрела на расхохотавшихся Пожирателей. Они думали, что могут насмехаться над ней, они думали, что она полоумная — но когтевранке было всё равно. Людей не научить вежливости за пять минут: даже их чистая кровь не давала форы их наглости. Но, если ты встречаешься с человеком впервые, вполне разумно поздороваться. Ведь так поступают вежливые волшебники, да? Он ничем не ответил, но тихо улыбнулся уголками губ. Жуткой была эта улыбка, словно вырезанной на лице деревянного тотема. — Вот та, кто подойдёт, мой лорд, — сказал он, не отрывая глаз от Полумны в задумчивости. А затем кивнул в сторону Грейнджер, заложив за спину руки. — Остальные не годятся. — Тогда их незачем оставлять в живых. Невероятной силы крик разорвал тишину после слов Волан-де-Морта. Это Гермиона, неожиданно звонко и громко, преисполненная ярости, вскочила с колен и бросилась на врагов, не в силах сдержать себя: — Подонки! Авада… — Силенцио! — Ступефай! Сразу два заклятия ударили в неё, и девчонка кулем рухнула в ноги Волан-де-Морта, стукнулась о каменный пол лбом, засаднила бровь. Её горячее, лихорадочное дыхание овеяло бледные пальцы босых ног. И подняв глаза, она встретилась с ледяным змеиным взглядом. — Грязнокровка? — разочарованно протянул он и холодно добавил. — Мне?.. — Она подходит. Голос Айзека был твёрд. Он невозмутимо посмотрел на Волан-де-Морта. Притихшие Пожиратели ждали следующего хода своего господина. Обстановка заметно накалилась, а Полумна с интересом уставилась на серебряные шпоры, поблёскивавшие на сапогах индейца. Любопытно. Шпоры нужны для верховой езды. Он ездит верхом? «Думай о чём угодно, Луна. Постарайся не смотреть туда, где страшно». — Я не восторжен идеей комплексуса с девчонкой-грязнокровкой. Я, потомок Салазара Слизерина... Все знали, что означает такой тон: Волан-де-Морт убивает, когда он уязвлён. — Тем не менее, мой лорд, — стоял на своём Боунс. — Можете, конечно, наказать меня за дерзость. Но подходит именно она. Маггловская шавка. Дворовая собака. Как долго будет преследовать его эта грязь, от которой он всю жизнь бежал и пытался избавиться? Всё застыло и смолкло. Айзек ожидал решения, спокойно глядя на лорда и понимая, что у того нет выбора. Волан-де-Морт и сам это знал. — Хорошо. От удивления, что краснокожему всё сошло с рук, у Люциуса бледные брови поползли на лоб. Беллатриса поджала губы и спрятала палочку в складках мантии, готовая по любому приказу наслать самое жестокое своё заклятие. Но лорд молчал. Он был недоволен, зол. Испачкан. Но цель слишком важна, победа очень высока. А отомстить за оскорбление он успеет. — Тогда приступай. Но сперва… Злость требовала выхода. Зажженной искрой стремилась покинуть ядовитую кровь. Точно подчиняясь незримому приказу хозяина, Нагайна — огромная, поблёскивающая чешуйками, жутко-красивая в своей чудовищной сути змея проползла, извиваясь, между ног Пожирателей. — Нагайна. Кушать подано. Треугольная голова, выстреливая языком, двинулась в сторону Грейнджер, и змея перевалила через её бедро тяжёлое тело. Дрожа от ужаса и омерзения, гриффиндорка не способна была даже пошевелиться. Пальцы хотели сжаться в кулак, но так и не дрогнули. И когда Нагайна переползла её, глядя недвижимыми зрачками-щёлочками на мальчишку с рыжими волосами, Волан-де-Морт небрежно повернул лицо Гермионы, коснувшись холодными пальцами ног её щеки. Ей показалось, то не прикосновение человека: скорее, чувство, что до тебя дотронулась мраморная кладбищенская статуя. Выжидающе улыбаясь, Лорд смотрел на то, как прекрасна его Нагайна во время атакующего броска. Хвост заплясал по полу, тело изогнулось, голова приподнялась, а затем она вся припала вниз… чтобы затем, раскрыв ужасно большую пасть, усеянную острейшими клыками длиной в целый палец, броситься на свою добычу. В горле у Гермионы перехватило от ужаса. С мгновение, растянувшееся в бесконечность, она смотрела в испуганные голубые глаза Рона. Она ждала, что клыки вонзятся в его череп и сожмут в смертоносном движении. Но Нагайна стрелой перелетела через него в гибком броске и впилась пастью в лицо Перси. Он издал нечеловеческий, жуткий вопль, полный страха, отчаяния и боли. Не будь на Рона наслано Силенцио, он бы всё равно молчал. Чудовищная змея на его глазах терзала и пожирала родного брата, Перси, этого чудака, Перси, этого заучку, над которым потешались всей семьёй, кроме матери, Перси, этого «я-здесь-старосту», Перси, который так бесил его на четвёртом, и пятом, и шестом курсе… Перси, с которым они чинили вместе совятню, слушали сказки, носили матушкины свитера, бегали в отцовский гараж и крали одну метлу на двоих… Нагайна измолотила и изрезала его лицо до неузнаваемости, и когда отвела морду, угрожающе шипя и извиваясь перед своей пищей, Перси Уизли слепо повернул изувеченную голову. Изо рта на мантию обильно текла кровь, он клокотнул горлом — и Нагайна тут же вцепилась в него по-бульдожьи, обхватила мощными челюстями шею и вонзала клыки всё глубже, пока кровь не пошла уже ровным потоком. Она набрасывала на тело одно кольцо за другим, сворачивая Перси в этот ужасающий смертельный клубок, и кружила в убийственном танце. А затем гулко и громко хрустнул его позвоночник и треснули рёбра. Перси коротко выдохнул и устало застонал. Он был уже ослеплён и не видел этой кашей вместо глаз ничего, кроме окутавшей мглы и розового змеиного нёба, которое накрыло его лицо. Нагайна начала глотать его ещё живого. Во всяком случае, пальцы на руках у Перси шевелились, когда она растягивала его телом — своё. Гермиона потрясённо расширила глаза. Слёзы капали за шиворот её джемпера. И даже про холодную ногу Волан-де-Морта, унизительно повернувшую её лицо, она больше не вспоминала. Рон лежал под телом Нагайны, не в силах даже шевельнуться, хотя его никто не обездвиживал. Он смотрел на то, как в глотке исчезают ноги Перси — и тело движется под змеиной шкурой. Это существо, этот бездонный желудок, лениво поползло прочь, чтобы переварить человека. И Рон, не в силах выдержать этого, молча, беззвучно, жалобно, весь скривившись, сблевал себе под руки, заливаясь отчаянными и злыми слезами. А затем Волан-де-Морт подал знак рукой. Нотт и Эйвери грубо подхватили мальчика под мышки и поволокли прочь. Он не нашёл в себе сил сопротивляться. Гермиона попыталась разомкнуть губы. Каких трудов ей это стоило. Схлопнутый на замок рот не желал повиноваться. Но в душе нет! всё кричало и рвалось, НЕТ!!! потому что она теряла последнего близкого друга, прошу, умоляю, делайте что угодно, я готова помогать, я согласна! который был рядом с ней столько лет, вы можете забрать меня, вы и так заберёте меня у меня самой! и которого она полюбила но только не его, пожалуйста, вы и так отобрали Гарри! больше, чем просто верного товарища из Золотого Трио. Волан-де-Морт кратко кивнул. Беллатриса Лестрейндж поняла его с полуслова. Она всегда мечтала развлечься с маленькой белокурой Лавгуд, когтевраночкой — этой сучкой: умненькой, хитренькой, прикидывающейся сумасшедшей. Как громко она будет кричать от её пытающих заклятий? Ведь есть вещи куда более страшные, чем Круциатус. Но стоило Белле сделать шаг, стукнув каблуками своих ботинок по полу, как ожил до того равнодушно молчавший Айзек. — Мой лорд, — взглянул он на Волан-де-Морта. — Отдайте эту мне. Реддл неторопливо опустил ступню, убрав её от лица Гермионы. С неприязнью окинув крепкую, высокую, смуглую фигуру своего гостя, усмехнулся: — Кажется, я не припомню случая, чтобы дарил кому-то своих недругов… Пожиратели заулыбались. Они все как один были общего мнения, что этот наглый американский выскочка однажды своё получит, и с нетерпением ждали этого. Но тот был решителен и невозмутим, хотя во взгляде и таился благоразумный страх. — Мой лорд, — сделал он паузу, — за ритуал все платят. Не я писал эти законы, их писала сама природа волшебства. Я только покорно исполняю их и принимаю скромную плату… в лице того, кто вам больше не пригодится. Но сойдёт мне. — Собираешь крохи с хозяйского стола? Может, в другое время и с другим волшебником Боунс оскорбился бы, но не сейчас. — Скорее, стремлюсь к тому, чтобы ваш ритуал не потерпел краха, как предыдущий. Ведь главный закон естественной магии, мой лорд — тот, о котором все волшебники, даже самые великие, забывают. За всё нужно платить. Лорд ненавидел эти слова. Томас Марволо Реддл маленьким мальчиком слышал их изо дня в день из уст миссис Бёрбидж, тощей грымзы-воспитутки из детского дома. И от Дамблдора тоже. Он слышал их от каждого, кто пытался превзойти его. И каждый, кто говорил это, был его лютым врагом. Сузив бледные глаза, Лорд усмехнулся. Перешагнул через Гермиону, скользнув мантией ей по лицу. Пахнуло ромом, кедром, сандалом. Гермиона тяжело дышала, в висках бились ярость и отвращение. Пожиратели лишь молча переглянулись между собой, когда их владыка небрежно молвил, поведя длиннопалой рукой: — Раз нужно для моего дела, Боунс… так и быть. Считай, с этих пор я любезно дарю тебе девчонку. Но помни. Индеец внимательно вгляделся в змеиные прищуренные глаза. — Подарки отбираются силой, друг мой, если работа выполнена некачественно.