Каста Ворона

Хогвартс, Хогвартс, наш любимый Хогвартс…

Минерва МакГонагалл изломана, словно кукла, небрежно вышвырнутая детской злой рукой. Запёкшаяся кровь багровеет на темени, свежая — в уголке губ. У неё застывшие печальные глаза, серые, как гранитные камни старого замка, разбитые громким, вопящим бомбардо! Мантия порвана, рука изящно сжала палочку в последнем своём жесте. Впервые в жизни, пожалуй, ученики и преподаватели могли бы увидеть мастера трансфигурации столь изумлённой. Она явно не ожидала своей смерти от взмаха тяжёлой дубиной великана.

Научи нас хоть чему-нибудь.

Минерва, мастерски владеющая колдовством и чарами, Минерва, одна из лучших дуэлянток своего времени, была попросту растоптана, пока всё своё внимание уделяла защите учеников от магических атак.

Молодых и старых, лысых и косматых…

Её труп так никто и не убрал, и он лежал в центре между двумя воинствами. Было похоже на символ жертвенности, победы злого над хорошим и светлым. Но вообще, это же неправильно, когда зло побеждает?

Возраст ведь не важен, а важна лишь суть.

Кончик волшебной палочки Тёмного лорда указал на своё горло. Сонорус усилил его голос многократно, и он шипящим эхом прокатился над головами тех, кто выжил. Кому не посчастливилось выжить, точнее сказать. — Мои любезные друзья. Отважные защитники Школы. Я не могу не выразить восхищения вами. Слова хлестали плетьми, как издёвка. Он и говорил с издёвкой, посмеиваясь над горем в глазах каждого, кто очутился во внешнем дворе перед разбомбленной, разрушенной, крошащейся на куски Школой, где ничто и никогда больше не будет прежним. — Мальчик-Который-Выжил, ваш лидер, погиб. Все это знали. Все видели своими глазами, как десятки Пожирателей Смерти один за другим наслали на него смертельное заклятье. Волан-де-Морт, обхитривший Дамблдора, смотрел на тело рослого черноволосого мальчишки. От каждого удара Авадой оно вздрагивало, приподнималось как от удара током в воздухе и изнутри вспыхивало изумрудом. — Все ваши заступники и преподаватели мертвы. И это было правдой. Кингсли. От него осталось только мокрое место и пара фрагментов тела. Люпин. Четвертован собратьями-оборотнями под предводительством Фенрира. Нимфадора Тонкс. Смотрела на смерть мужа, истязаемая Розье Круциатусом. После — посечена Сектумсемпрой, вошедшей в частое употребление у Пожирателей, до неузнаваемости. Но егери уже уволокли её тело, собираясь с ним позабавиться. Молли Уизли. Убита Алекто Кэрроу: она защищала близнецов, не думая о себе. Мальчишки никогда не забудут её предсмертного крика. Артур Уизли. Обезглавлен Декапитусом. Рубеус Хагрид. Размазан по Совиной башне великанами, зрелище не для слабонервных. В их глазах он полукровка и предатель. Остались в живых только профессор Слизнорт — его удерживали грубые руки двух егерей, да ещё мадам Трюк. У неё не хватало половины левой руки до локтя, лоб был залит кровью, она с присвистом, сипло дышала, но с ярой ненавистью смотрела на Волан-де-Морта. Злобы в ней хватило бы на двух таких как он. Но не магических сил. — Ваше сопротивление подавлено. Но когда его голос стих, откликаясь эхом между руин, а высокая фигура, окутанная могильной чернотой мантии, опустила воздетые до того ладони, вперёд из потрёпанной толпы детей и подростков выступил вдруг окровавленный и хромой парень семнадцати лет. Припадая на раненую правую ногу, грязный и рваный, он решительно вышел из печального ряда побеждённых — и громко сказал: — Я не верю, что всё кончится так. Изломанное тело Гарри Поттера было прямым свидетельством: это конец. Но Невилл Долгопупс не желал сдаваться. Гермиона с болью в глазах взглянула на него и уткнулась в плечо Рона, всхлипнув. Этот мальчишка с пухлыми щеками и неровными зубами ещё с первого курса был таким. Безрассудно смелым. Удивительно справедливым. — Я не верю, что Гарри мёртв! — выкрикнул он громче, и Лорд по-змеиному усмехнулся в ответ, покачивая головой. Бледная кожа придавала ему сходство с белой королевской коброй. Узкие зрачки плясали в чёрных глазах. Он развёл в стороны длиннопалые руки, изящным жестом сжимая палочку. — Пусть его тело мертво. Но он с нами! Он всё ещё с нами! Невилл выкрикнул это с таким страстным отчаянием, что на миг уважение поневоле появилось и на лицах его врагов. Только Беллатриса Блэк залилась безумным хохотом, вспоминая, как мучила родителей мальчишки. Кровь вскипала, когда она воображала, как измучает уже и его. — Мой юный отважный друг, — вкрадчивый голос дьявола звучал устами Волан-де-Морта. — Ты сколь смел, столь и безрассуден. Но такие люди как ты украшают чистую кровь. Я предлагаю тебе, и каждому из вас, кто гордится своим волшебным происхождением, покинуть ряды тех, кто обрекает себя на смерть. Мне будет жаль терять такого чародея. Во взъерошенных волосах Невилла запел ветер, всколыхнувший мантии волшебников. Он крепче сжал свою палочку, с ненавистью глядя на своего главного врага. Быть может, это ему по силам сделать хотя бы что-то, когда всё уже потеряно? — Я верю, что Гарри не хотел бы этого! — выкрикнул он. А кто такой этот Гарри, просто Гарри, который не хотел победы сильнейшего? Кто они все, чтобы сопротивляться ему? — И если мы будем держаться того, что нам дорого… Его голос звенел в тишине, и с лиц многих Пожирателей слетели улыбки. — …мы обязательно победим! Я верю не в чистоту крови! Огненная вспышка вдруг сверкнула в воздухе. Всё произошло за долю секунды. Пламенный Феникс налетел со стороны башни на Невилла, выпустил из острых когтей что-то маленькое… старое… коричневое… ветхое… и прямо из Распределительной Шляпы мальчишка со львиным сердцем вынул сияющий меч Годрика Гриффиндора. — Я верю в Гарри… — Эксплодерус! Кровь клокотнула в бледном горле. Рука, стиснувшая рукоять меча, уже была нацелена на огромную змею, скользящую между руин Хогвартса. Юноша, попирающий тьму… Какой красивый был бы жест. Рассечённая на две ровные части голова отделилась цельным куском от шеи, а следом и всё тело Невилла распалось на шматы мяса, с влажным чваканьем упавшие на каменные плиты. Кто-то закричал в толпе, кто-то стих и проглотил в горле тошноту и страх. Гермиона прижалась к Рону так крепко, словно хотела слиться с ним воедино и никуда больше не отпускать, стать одним живым организмом, и если погибать — тоже вместе. На веснушчатом лице Уизли горели ясной ненавистью голубые глаза. И когда Волан-де-Морт с насмешкой заговорил, наблюдая за тем, как змея проглатывает останки Невилла Долгопупса, рука Рона сжалась в кулак. — Добро пожаловать в новый мир, — эти слова все присутствующие запомнили навсегда. Они были вписаны в историю магической Великобритании второго мая тысяча девятьсот девяносто восьмого года. — Мир чистокровных волшебников. Луна Лавгуд стояла в первом ряду и смотрела на кровавое пятно поверх гранитной плиты. Лицо её стало ещё более отсутствующим, чем всегда. Невилл всегда нравился ей. Он был каким-то особенным. Возможно, он был тем, кто однажды смог бы увидеть нарглов. Слова Тёмного Лорда долетали до неё как сквозь вакуум, но она навсегда запомнила этот день. День и час, когда вся её жизнь пошла под откос.

***

Малфой-мэнор прежде был цветущим местом, куда Люциус и Нарцисса, пусть он и был Пожирателем, а она — его верной супругой, вложили всю свою душу и любовь. Это были несчастные люди, которые с ужасом смотрели, во что незваные и нежданные гости превращают вековые, прекрасно обставленные комнаты. В пыточные, допросные, тюремные камеры и бесконечные комнаты аудиенций. Весь четвёртый этаж замка был отведён под личные покои Лорда. Не прекословя и не возражая, Люциус и Нарцисса отдали ему в распоряжение всё, что имели сами, надеясь, что однажды их разорённое гнездо всё же покинет этот стервятник. Но сегодня к нему аппарировали новые чародеи. Их было всего двое, об их прибытии не знали сами хозяева поместья, но Руквуд, встретивший в гранд-холле мужчин, с небрежной усмешкой отстранил рукой возмущённого Люциуса. — Это гости Лорда, — произнёс он. Этого оказалось достаточно, чтобы Люциус поджал побледневшие губы и, откинув волосы назад, отошёл к гранитным колоннам. С тихим хлопком, словно кто-то ударил в ладоши, на богатом ковре четырнадцатого века появилось двое, и сразу ясно — это были братья или близкие родственники. Один моложе, другой старше, и оба — смуглые, бронзово-коричневые, словно сгорали не единожды под лучами знойного солнца. Прямые длинные волосы цветом как крыло ворона окутывали широкие плечи. Они комплекцией своей ничуть не уступали физически развитому Фенриру, который был тут же, неподалёку, а взгляд из-под тяжёлых век у них был холодным, как у Нагайны. Орлиные профили и точёные губы говорили: они не из этих мест, совсем не из этих, и сколько миль они покрыли коротким перемещением, нарушая все мыслимые волшебные границы — одному Мерлину известно. Одеты они были не в мантии, а в простые маггловские куртки. Молодой, с более пухлыми губами и широкими бровями — в хлопковую, пошитую бисером. Старший, со строгим лицом, в замшевую, по коричневым рукавам украшенную бахромой. Да и на ногах у них были чёрные простые джинсы, покрытые сверху кожаными ноговицами, шнурованными на бёдрах и голенях. Пожиратели заусмехались. Такие вкусы здесь никто не жаловал. Тем не менее, Руквуд, тряхнув смоляными кудрями и улыбнувшись себе в бородку, любезно указал на высокую дверь в арке: — Мистер и мистер Боунс? Старший мужчина медленно качнул головой, глядя как бы сквозь своего провожатого. Молодой внимательно взглянул вбок: Пожирателей было больше уже сейчас вдвое, они стояли в тенях, наблюдая за ними, как голодные койоты — глаза горели по паре в немом ожидании крови. Здесь, в Малфой-мэнор, иначе не было. Каждый всякий раз прибывал сюда не по своей воле. — Прошу вас, следуйте за мной. Мужчины спокойно пошли за Августом. Под их сапогами-вестернами с квадратными точёными носами, украшенными серебряными шпорами, медленно поскрипывали старые половицы. Задумчиво изучая гигантский замок, старший перевёл на младшего короткий взгляд. Хватило лишь одного, чтобы мужчины теперь шли вровень. Руквуд повёл по длинным галереям, завешанным живыми и притихшими портретами предков рода Малфой. Бесконечные лица и фигуры смотрели со стен на двух индейцев, прибывших в поместье к самому Тёмному Лорду, слава о котором гремела на всех континентах. Его режим называли тоталитарным, а его самого — захватчиком и террористом. По факту, Боунсам было плевать, будь он хоть сам христианский дьявол во плоти. Сами они верили в совсем других богов. Мужчины поднимались всё выше по гранитным лестницам с мраморными перилами, украшенными скульптурами змей. Не выразив ни словом, ни видом своего восхищения убранством роскошного замка, странные гости следовали нога в ногу с Руквудом, пока тот не остановился у высокой двери полированного чёрного дерева. Он едва занёс руку для стука, как изнутри послышался шипящий шёпот: — Впусти их. Август выпрямился. Он встал сбоку и указал рукой на дверь, глумливо улыбнувшись гостям и думая, что они уже, стало быть, покойники. — Прошу, господа. Не колеблясь, старший мужчина был первым. Он толкнул массивную дверь, неторопливо вошёл в помещение, оказавшееся кабинетом. С тяжёлого письменного стола, явно антикварного, как и всё в этом месте, были сметены все предметы. Поверх него накинута алая атласная ткань, на которой распласталась бледнокожая девушка. Прикованная к поверхности незримыми магическими путами, она могла только вертеть головой и смотреть на всё, что происходит — этого у неё Лорд не отнял, обездвижив тело ниже шеи. В воздухе над ней парило несколько обоюдоострых кинжалов с рукоятками, украшенными малахитом и изумрудом. Лезвия поворачивались, по рёбрам плясал свечной свет. Сами же чёрные свечи витали в воздухе незажжёными. А затем гость перевёл взгляд на того, кто заправлял здесь всем и любезно пригласил его посетить Великобританию. Волан-де-Морт в простой чёрной мантии был именно таким, каким индеец и представлял его. Высокий, удивительно статный, изящно сложённый, но отнюдь не хрупкий. В каждом его шаге проскальзывала змеиная грация. Бледная кожа, просвечивающая тёмными сосудами и капиллярами, завораживала своей тонкостью. А лицо… лицо, некогда человеческое, но сейчас несомненно видоизменённое магией, напомнило ему тупоносую морду прекрасной песчаной эфы. Не подав никакого знака, что удивлён жутким обликом, гость вежливо склонил голову в кивке. — Айзек Мо Боунс, — с удовольствием произнёс Тёмный Лорд, и кажется, на лице его даже появилась слабая тень улыбки. — Я рад, что ты нашёл время, чтобы посетить мою скромную обитель. А это… — Мой брат, — спокойно произнёс тот. — Оскар Боунс, мой лорд. Юноша вежливо поклонился, приложив к груди ладонь. — Ос-с-скар, — смакуя, проговорил Волан-де-Морт. — Что ж, рад видеть вас обоих. Вы пришли. — Как только вы позвали, — невозмутимо ответил Айзек. — Старейшины сочли ваше предложение очень щедрым. — И это действительно так. Тот, кто служит мне, вознаграждён множеством благ. Я никогда не забываю и не оставляю своих верных слуг. Пройдём, присядем. Он коснулся плеча Айзека, увлекая его следом за собой, к величественному мраморному камину, колонны которого были отлиты в форме василисков, ощетинивших клыки с капающим по ним ядом. Близ камина стояло два массивных кресла, и Волан-де-Морт опустился в одно из них первым, внимательно глядя, как старший индеец садится напротив. Его брат встал в нескольких шагах, заложив за спину руки. — Позволь, Август займётся твоим братом, — заметил Лорд. Айзек не колеблясь повернулся к тому и невозмутимо кивнул, отсылая. А когда Оскар покинул кабинет, бесшумно прикрыв за собой дверь, Лорд произнёс: — Полагаю, ты понимаешь, для чего я позвал тебя сюда. — Да, мой лорд. Догадываюсь. Голос у мужчины был низким, густым и хриплым. Он говорил так же тихо, как Волан-де-Морт, но если Томас Реддл звучал по всем зловеще и величественно, то Айзек был словно молчаливый призрак, который слишком давно не размыкал рта и почти разучился говорить. — В таком облике мои магические возможности несколько… скованы. — Недовольно произнёс Волан-де-Морт, смыкая пальцы в замок и чуть склоняя набок голову. На бледных, запавших губах его появилась усмешка. — Правильно, мой лорд. Ваша форма — сосуд для волшебства. Сосуд влияет на содержимое, форма довлеет над содержанием. — Но, как ты понимаешь, добрый мой друг… мне это не подходит. — Разумеется. Мой лорд. Айзек закинул лодыжку себе на колено, усаживаясь в кресле вольготнее и покачивая носком сапога. Положив руки на подлокотники кресла, он сидел, прямой и спокойный, и смотрел так, словно перед ним был не самый опасный волшебник двадцатого столетия. Но в глубине тёмных глаз затаился страх, страх птицы перед притаившейся змеёй. Страх, поскольку он знал о могуществе этого человека и сейчас, впервые встретившись с ним лицом к лицу, а не через посредников, понял, что новый союзник пусть и силён, но весьма жесток. И если он оступится… — Магия, которую ваши шаманы наложили на палочку, меня впечатлила. Я чувствую, что сердцевина её подчиняется отныне только мне. И представляю, что у вас есть способ помочь мне и в отношении формы. — Изменить вашу телесность? — среагировал Айзек и поджал губы, выпрямил спину. — Мой лорд, есть много способов, но все они противоестественны по своей природе. — Разве это имеет для меня значение? Или для вас? Короткая, жуткая улыбка передёрнула лицо Волан-де-Морта. — Нет. Айзек остался спокоен, глядя в два серо-голубых, матовых, как кварциты, глаза. — Я смотрю, вы добыли некоторую информацию о том ритуале. Реддл кивнул. Простёр руку в сторону девушки, произнёс: — Одна из чистокровных волшебниц, увы, осталась по ту сторону баррикад. Кэтрин Юфимия Аврора из рода Белл. Девушка, лежавшая на столе, словно бы стихла — даже дыхания её не слышалось. — Прекрасный род, замечательной чистоты кровь. Я подобрал её специально к вашему прибытию. — Благодарю, мой лорд. — Вежливо качнул подбородком чародей. Чёрные волосы гладкой стеной ложились на плечи и сзади спускались едва не до пояса, окутывая его вместо мантии непроглядной мглой. — Тогда не вижу смысла бездействовать. — Мне нравится желание скорее вернуть мне утраченный облик, — усмехнулся Волан-де-Морт, поднимаясь со своего места. Индеец встал следом. — Мы привыкли больше делать, а не говорить, мой лорд, — с кроткой улыбкой ответил он. — А теперь приступим.

***

Щелчок. Свечи зажглись, словно по велению короткого, безмолвного приказа. Щелчок. Множество чёрных игл взлетело в воздух с замшевой ткани, которую индеец разостлал по полу, и в гипнотическом танце закружились в воздухе, пока маг шептал под нос слова заклятья. Щелчок. Хлопок в ладоши. Словно из ниоткуда, по обе стороны стола воскурился терпкий травянистый дым. Волан-де-Морт со спокойным интересом наблюдал за ворожбой, настолько отличавшейся от его собственной, что и за магию это можно было принять с трудом. Снова щелчок. Все прочие свечи в замке погасли. Во всех канделябрах, и верхний свет в лампах потух тоже, будто пахнуло холодным ветром, задувшим каждый светильник. По обе стороны Лорда и его гостя заплясали сотканные из мрака тени, и в ужасе Кэти Белл переводила взгляд то вправо, то влево, неспособная сказать ни слова и скованная заклятьем. Смуглые пальцы вынули из кармана гладкую и изгибистую, словно бизоний рог, светло-кофейного цвета палочку. На рукояти её висели гроздь чёрных перьев и большой жёлтый клык. Она гладко вспорола воздух в руке, точно нож, и речитатив непрерывных заклятий вдруг опустился всей тяжестью на грудь Кэти, вдавливая её в поверхность стола удушающей незримой рукой. Точно огромная чёрная тень легла на неё, так заклятие скрутило руки и ноги, заставило лицо посинеть и изогнуться в немом вопле. Тонкая энергия плёнкой отделилась от Кэти, отлепилась, прозрачная, как слюда, и прошла с горьким вздохом сквозь Волан-де-Морта, словно для объятий раскинувшего руки. А сразу после Кэти Белл заколотило. Хрустнули, ломаясь, кости. Взорвалось маленькой напалмовой бомбой сердце. Лопнули внутренние органы, и глаза кровавыми озерцами расплескались в глазницах, от невероятного жара вскипевшей крови вытекая по щекам. И даже сквозь силу заклятия Тёмного Лорда, её душераздирающий крик разорвал воздух и погасил фитили свечей, которые кружили по воздуху вокруг трёх человек. Тотчас все чёрные восковые свечки столбиками с глухим стуком попадали на дощатый пол. Кэти Белл проклятье ломало и корёжило, выворачивало связки и кости, заставляло изгибаться, завернуло шею под подмышку и с хрустом переломало позвонки. И вот так, чудовищной, поломанной фигурой, она и застыла, скорчившись, на столе. Лорд смолк. Смолк и индеец. Свет в замке зажегся, словно ничего и не было. Мрачно глядя на плоды своего неудавшегося волшебства, он тяжело посмотрел на Лорда и первым нарушил тишину: — Это не сработало, мой лорд. Узкие щели-ноздри затрепетали от сдерживаемой ярости. Он привык получать то, чего хочет. Он не зря обратился к лучшему в своей области. Он слышал о волшебниках, которым индейцы возвращали облик в человеческий обратно из не менее жуткого, чем его. И, раз они не справились в его случае, значит ли это, что он всегда будет скован формой проклятия, которое превратило его прекрасное лицо в змеиную маску? — Мне очень жаль, — процедил Томас Реддл, смыкая в покровах мантии руку на палочке. — Что твоя магия оказалась бессильна, друг мой. Время стало вязким, как горячая лакрица, и жизнь Айзека Боунса измерялась секундами. Шестое чувство подсказало ему. Он молниеносно поднял палочку, готовый обороняться… и сказал: — Но дело не в магии, мой лорд, а в ингредиенте. Вы, видно, подобрали <i>не тот.

***

Сколько дней она провела здесь, в заточении, до того, как попасть обратно в Хогвартс? И сколько провела уже сейчас? Луна Лавгуд была заперта в отдельной комнате близ винного погреба, и руки её были холодны оттого, как лёд, а дыхание мёрзло паром в воздухе. Обхватив тонкие руки, она провела ладонями от плеч до локтей, прижавшись затылком к каменной сырой стене. Рваная, окровавленная мантия, в которую она была одета со дня захвата Хогвартса, с рукавом, располосованным до плеча, с оборванным подолом — она едва прикрывала Полумну и совсем не защищала от холода. Прикрыв глаза, она попыталась в памяти воспроизвести лица друзей. Дорогие ей лица. И лица отца и матери… За крепкой дверью послышались шаги. Луна сидела неподвижно, не зная, что встреча с судьбой состоится через три… Шаг. Два… Шаг. Один. Алохомора. Абстрокцией. Замки с лязгом открылись, дверь отворилась, и Корбан Яксли — высокий мужчина с седыми волосами, убранными в хвост — показался в проёме. Он бросил тень на маленькую фигурку, сидевшую у стены в странном, потустороннем спокойствии. Морщась, он усмехнулся эта странная полоумная Лавгуд, такая же чокнутая, как её папаша Ксенофилиус и приказал: — Поднимайся. Живо! Тебя хочет видеть Тёмный Лорд. Полумна кротко подняла глаза на Пожирателя. И на спокойном лице, отражавшем всё достоинство и скрытый ум Когтеврана, отразилась скупая улыбка в ответ на ту, что была на лице Яксли. Он помрачнел, и улыбка его при виде бледного лица Полумны мигом погасла.