Запах одуванчиков

      Они забрали Диню прямо из кафе через пятнадцать минут после того, как уехала Влада. Диня пил полюбившийся «синий матчай» и мечтал о грядущей популярности. О том, как похвалится перед папой и скажет ему однажды: «папа, видишь, я не только рекордсмен-ветрогон, но и лютый паяц!» Ведь добиться славы у скоморохов значит состояться в жизни. А найти взаимную любовь — обрести двойной успех!       Он не сообразил вовремя и не успел среагировать на ситуацию — как тогда на улице его слишком быстро скрутили и сопроводили до полицейского автолëта. Диня перепугался, спешно припоминая, за какой проступок на этот раз могли загрести в изолятор. Потом увидел в машине Андриана и обезумел от страха. Забился, заголосил в зажавшую рот чужую пятерню и разом сообразил, что с ноября о нём не забывали ни минуты. А он, беспечный дурак... — Динька, ты знаешь, куда мы летим? — вылезла из полумрака обитого кожей салона рыжая усатая морда Фатова. Прищуром бутылочно-бурых, крапчатых глаз он напоминал кота, довольного поимкой птички. Диня замычал и замотал башкой. — Прогуляться за город, так? А там уж, как карта ляжет. — Бэй, дуракуле, — осклабил надутую рожу Андриан с переднего сиденья, уставился косящим в сторону глазом, — м-ам удивит фоарте мулт. Житуха ну те инваце нимик? Ту же ынцелес же, я не отстану. — Да, Динька, серьёзные люди на тебя надеялись, — подпел ему Феоктист, — странно, что ты не впечатлился. Ну ты не робкого десятка, так? Или родственников избыток? — Он гадко заржал и полупил заморгавшего Диню по щеке. — Молодец. Держишься. Похвалил, а потом резко двинул ему кулаком под дых, чуть чай наружу не попёр. Диня захрипел, мысленно прощаясь с жизнью. Но Фатов не торопился избавиться от него. — Тебе ж чуть-чуть оставалось, чтобы скомпрометировать Яхонтова, что ж ты сплоховал-то, Диня, а? — Феоктист развернул перед ним голоэкран омника, и заставил вновь отчаянно забиться в стальных руках преспешников. На фотографиях из ботсада они с Саввой, одурманенные присутствием друг друга, обнимали старую липу. Диня знал, что Савва сделает через пять минут, и фото в заснеженном парке отлично запечатлело этот светлый момент. Поцелуй. Один из бесчисленных, который Диня и не запомнил толком. Пока Савва нёс его на ручках с заснеженного газона. Дурак, дурак... — Зачем было прятаться под чужими личинами, если можно провернуть дельце и стать свободным от прошлого человеком. Динь, ты за ум возьмись и реши, что тебе дороже. — Фатов говорил мягко, но с последним словом опять показательно взбил соплеменнику кишки. — Мы доберёмся до твоих, дождёшься. Скажи, Дрюня? — Не ломай постеля! — в свою очередь посоветовал Андриан, проведя ногтем по ирокезу и сыграв отрешённость, хотя в Дине отозвалось чувство омерзения, испытываемое врагом. Андриан был жёсткий парень, но и ему не нравилось наблюдать, как свои избивают своих. — Щи тормозэшть? — меж тем, импульсивно продолжил он лопотать на полугалицком. — Уэй, щи, ай сомнений, что мы тебя огорчим? — Сделай нам приятное, покажись с ним в койке хоть одну ночь, чтобы мы могли это зафиксировать. И дело в шляпе. — Фатов ободрительно провёл той же рукой, какой бил, Дине по лицу. — Его ждёт крах, тебя — свобода от долгов. Станешь знаменитым, Динька, так? — Феоктист потрепал его по волосам. — А уж мы тебе с Асмодеевым поможем! При поддержке президента Родины, как водится! Достойного президента! — добавил он, выставив палец.       И тут Диню накрыло яростью. Ему стало совершенно наплевать, что с ним сделают, но позволить им погубить карьеру Саввы он не мог! Как спасти тоже не знал! Да и в пекло!       Диня что было сил сжал челюсти и куснул своего пленителя за пальцы. — А-а, сука! — взревел мужик сзади. — Пошли вы нахуй! — разорался Капульцевич. — Хуй вам у пыску, а не Савва! Ничего не сделаю! И ничего вы нам не сделаете! Мы с Яхонтовым поженимся и будем счастливы! — Мэй, Жан, ешть пулан шы делеман! — нервозно вскричал Андриан. — Ай заибит популяция! Тебе предлагают варианты, ты ломаешь цирк! — Да пошёл ты... — Диня захлебнулся воем, когда ему опять прилетело по печени. Причём, гад Фатов знал, как бить через морок. Внешне — ни синяка, ни ссадинки, а по ощущениям будто бык на рога усадил. — Динь, да ты что, ему веришь, что ли? — с прежней ласковой интонацией пожурил скоморох. — Яхонтов же кот-блядун, он ни одной пилотки не пропустит, ни хлыща, чтоб у него под капотом рыл. Ты решил, что он тебе верен? Ха-ха! Да он так не умеет! — Феоктист выпятил зубы. — У него ж с десяток запасных игроков на скамье сидит. Спорю, он никуда своего оленевода из тундры не денет, как ты ни надейся...       Диня хотел выпалить в ответ, что ему на это плевать, что он знает Колю и знает с подачи Саввы, но осёкся. Фатов, выходит, тоже про Колю был в курсе! — Слышь, Фотя, это тот ботан примороженный, что ли, с кончей? Разноглазый, как этот, — тупо прогудел за плечом у Дини один из свиты Фатова. — Ага, у которого мы кончу брали, — проронил второй. — Заткнитесь! — сразу приструнил подручных скоморох, пока у Дини складывался паззл в голове. Это они... Дорохов говорил, что у тех суомских заказчиков были нечитаемые лица. Озарение ударило в мозг. «Суки! Суки поганые! Падлюки! Лицедеи!» — Капульцевич, хоть и был дураком, понял, что орать это ни в коем случае нельзя. Притих. Феоктист расценил этот жест по своему. — Ты ему верил, Динька, я понимаю. Но нет, Яхонтов твоего доверия не стоит. Ты для него развлечение, даже не увлечение. А сам в нём души не чаешь, так? Сердечко у тебя чуткое, не то, что у некоторых. Эх ты! Ну что, будем дружить или ссориться дальше? «Что делать, что делать, что делать?» — металось сознание. И Диня понял: нужно притворяться. Ради Саввы. Уронил голову на руки. — Что вы хотите от меня? — О, даже так? — задрожал смешком Фатов. — Да всего один эпизод фильма, заключительный, Диня. «Жаркая ночка», называется. Раздави его за неверность, и будем квиты. От твоих отстанем. А ещё ты скажешь на камеру сейчас, — Феоктист чуть ли не из кармана вынул и ослепил Диню аппаратурой, — чем ты занимался во Мшанске, и как тебя жизнь свела с Яхонтовым. А мы уж потом под студийную съёмку обработаем, не боись!       Сплоховать бы не вышло. Поздно. Попался. Диня покатал лоб по коленям и после раздумий выпрямился. Зажмурился от яркого света камеры и после долго давал ответы на всю гадость, что спрашивал Фатов. Андриан слушал его и изредка кивал, мол, подтверждаю, было.       Его выбросили на трассу и велели добираться в город на своих двоих. Это была не вся пытка, не всё соглашение. Дома он ему предстояло сыграть ещё одну роль под дудку гадов.       Диня тащился вдоль обочины, обнимая себя за плечи и трясясь от холода. Куртка на нём болталась тёплая, но мандраж не хотел униматься. Нутро болело, однако Диня знал, на теле не осталось ни отметины. А душа... Превозможет, если нужно. Мальчики не плачут.       ...Савва заметил его почти случайно. Одинокую, согбенную фигурку на трассе из Реево. Диня Капульцевич передвигал ноги по сугробам и пошатывался, как зомби. Савва, несмотря на боль, протянувшую от центра ладони до сердца, рухнул к нему с небес. — Маленький мой!!! Поймал, обжал до выбитого из лёгких воздуха, ощупал губами холодные щёчки. — Тебя похитили? Кто это был? Рассказывай! Динька, ну! Диня заторможенно глянул на Савву, слабо улыбнулся и прошептал: — Я... Мне надо было проветриться. — Что? Что ты несёшь? Ты замёрз! Диня! — Яхонтов принялся растирать безвольные руки любимого. — Дай угадаю, ты опять во сне шастал? — Да. Всё хорошо. — Диня боднул Савву в обшитое бронёй плечо и выдохнул туда же с какой-то жутковатой обречённостью: — Я хочу домой. Идём домой? — Идём. Летим! — Савва подхватил его на руки и, превозмогая боль, устремился ввысь. Диня выглядел будто пьяным или безумно уставшим. Всё это было тревожно и ой, как не нравилось Яхонтову! — Да что с тобой, скажи, а! — Всё хорошо.       В таком состоянии допытываться от него чего-либо было бессмысленно. Савва благополучно донёс свою драгоценную ношу до апартаментов в Сити и деликатно выгрузил на постельку. Обратился человеком, снял с любимого ботинки и прикрыл одеялом. Диня обнял подушку. — Солнце, тебе попить дать? Поесть, может? — Не надо. Я в порядке. Обними меня. — Ох, ладно. — Яхонтов лёг к нему со спины и, поцеловав в затылок, шепнул: — Завтра расскажешь? — Расскажу, — пообещал Диня. — Слово Яхонтова? — Да. ...Диня Капульцевич как никогда ясно осознавал, сколькое зависит от правильности его действий. От его скоморошьего мастерства. То, что он изложил Фатову и его мерзкой компании дальше их воображения не уйдёт. Морок мороком перебить можно, если собраться, как следует, чтобы обдурить обманщика, и так же сейчас в воображении у Феоктиста Диня занимался любовью с Саввой. Завтра на записи не будет ничего, кроме чёрного экрана, ведь Фатов даже крышку по-настоящему не снял.       Но ничего теперь не будет и у Дини. Он лежал в темноте, решаясь, и покручивал перстень с соколом на пальце.       Когда дыхание и сердцебиение у Саввы выровнялось, что значило крепкий сон, Диня осторожно вылез из-под его плеча. Погладил и поцеловал Мардука. Кинул долгий прощальный взгляд на расслабленное лицо Яхонтова, на его гордые брови, упрямый нос и густые ресницы, которых было не сосчитать.       Милый, бесценный сердцу ветрогон, ненаглядный пламенный Самум. Разве мог Диня оставить его? И разве мог теперь остаться?       Захотелось зарыться кончиком носа в эти тяжёлые коричневые кудри, приголубить счастье напоследок, но Диня не посмел.       Вдруг разбудит? Нет, не нужно. Не годится. Будто стена отчуждения пролегла между ними. Как заклятье чёрного шамана. Зеркало Дома Некроманта. Ступишь за грань — погибель. «Я должен сделать это. Прости. Они запретили мне говорить об этом, но не говорили, что мне запрещено об этом написать».       Диня тихо выбрался к бассейну. Отыскал листок бумаги — им оказалось Саввино соглашение на проведение операции. На обратной стороне его имелось достаточно места, чтобы объяснить всё. И попросить прощения.