Запах одуванчиков

— Доктор сказала, он стабилизирован. — Савва услышал негромкие слова Дорохова. — Да. Благодаря Вахе, не мне, — повинился папа. — У бедного мальчика взяли литр крови и перелили другому бедному мальчику. Вахтанг умолял забрать и больше, но это угрожало уже ему. Я плохой отец! Почему я не подумал о том, что инфекция не первопричина? Непорядок. Чуть не убил сына, дурья голова. «Папуль, ну о чём ты, ять? — Савва, как ни старался, не мог утешить Илью. — Спасибо за попытку». — Вам не стоит винить себя, Илья Каримович, — вместо него возразил умница Дорохов. — Вы сделали всё, что могли. — Я бы хотел сделать больше, чем могу! — чуть ли не воскликнул папа. — И я, — послышался вздох Валеры. — Но как ему не навредить? Кровь-то моя не подошла, так бы дал! — Есть мысль, — сказал им Павел Константинович. — Мы не можем побороть чужое заклятье, но мы в состоянии сдержать его пагубное действие на организм Саввы. Я должен спасти его. Мы должны, — поправился он. — Если закольцевать вашу силу, Илья Каримович, по обходному кругу у сердца Саввы, создать искусственный циркулярный сосуд, Валерий Николаевич, это будет ваша работа и Галатеи Демидовны, то можно чистить его кровоток от инфекции, пока злые чары в нём действенны. Что думаете? — Опасно это, — хмыкнул Берзарин с недоверием. — И вы говорите, что к нему применена сила подии… — Савва понимал, что у Валеры вертится на языке вопрос «а не вы ли к этому причастны?», и внутренне молил его не ляпнуть чепухи. Валера же помолчал и вынес вердикт: — Но попробовать нужно. — Я в деле, — сразу отозвался папа. — У нас будет время найти автора заклятья, — прибавил Дорохов, будто чувствуя подозрения Вия Балясны. — А пока спасём Савву. «Спасите меня, пожалуйста», — помолился Савва.       Чуть позже его уши уловили бормотание папы. Он явно с кем-то разговаривал по омнифону, полагая, что Савва не воспринимает реальность. — Тебе его совсем не жалко? Он при смерти. Можешь приехать и убедиться. На него совершено покушение, тяжёлое состояние, ему предстоит сложная операция на сердце. Нет, это не шутки. Нельзя быть такой жестокой к нему, он этого не заслужил! Тебе не кажется, что твой урок затянулся? «С кем это он? С…» — Савва напряг слух, но концентрация лишила его последних сил, и он уплыл в забвение.       …На сей раз ворона слетела к нему на облитое светом оконце. Почистила клюв о карниз, перетряхнула перья. Савва развалился в дедовом кабинете, как привык делать лет с одиннадцати, пока Ваха шарился в поисках спрятанных матерью видеоигр. — Да что за ослячество такое, э! — клял судьбу брат. — Подумаешь, пара двоек на двоих! — Эти двойки за четверть, — напомнил Савва об их успехах в учёбе. Мать взяла близнецов на выходные в Балясну, но притом заверила, что бездельничать им не даст — нужно было подтянуть физику. Ваха не спорил, но и не подчинился, и пока Александра Малютична умотала в спортивный центр, задался целью найти приставку. Савва же копался в дедовых письмах, файлах и старых фотографиях на компе. Прокрастинировал, искал Гора и любое упоминание о нём. Хотел узнать получше, мало ли что. Ведь через три месяца, если верить договору с Чернобогом, Гор должен был появиться на свет. Как назло, ничего не находилось. Только те фотки, которые Савва истёр глазами вдоль и поперёк. И как только мать их со зла не уничтожила? Она же обшмонала весь кабинет и особняк в поисках дедовых заначек, и всё, что ей не понравилось, отправила в утиль. А сколько могло бы остаться сокровищ для Саввы! Сколько возможностей получше узнать предшественника! Он утонул в парчовом халате и сафьяновых домашних туфлях, куда влез голыми ногами. Даже если у деда мог быть грибок, наверняка уже издох за давностью! Зачётные подкрадули. Почти по лапе сидят. — Вот ослиная жопа! — неистовствовал Вахтанг. — Где наша игра?!       Савва ответил брату насмешливым жестом, по-дзергински оттянув себе пальцем веко, и вернулся к занятию. Фотки, фотки… Архивы документов «ГосПара», благотворительность какая-то, руководства по чарам, сохранённые картинки. Коты эти умильные. Сколько раз Савва натыкался на папку с котами и не мог пройти мимо. Нравились они ему не меньше, чем деду. Малюта Яхонтов сохранял котиков себе на комп, подумать только! Чёрные, холёные, морды кирпичом. Савва залип на кистеухого пушистого манкуна. Пообещал себе, что вырастет и заведёт такого, раз деду не удалось. Эбони Лоттеран оф Блэквуд пятнадцатый, прочитал Савва в описании к фото. Производитель! Давно его уже нет в живых, наверное. А насчёт манкуна может быть однажды, когда будет своя жилплощадь… Они ж огромные! Желание скачать себе память о Петрово в виде прекрасного кота пробудилось в Савве, и он настроил блютуз на дедов комп. Когда ещё тут окажутся?       Картинка приехала мгновенно, а следом на экране появилась надпись: «Распаковать файл».       Что за нахрен? Вирус? Савва напрягся. Сомнительно, что дед мог хранить на рабочем компе в кабинете фотку кота с вирусом. Или попытка защитить таким образом данные от скачивания? А вдруг там запечатана порча? Савва глянул на Вахтанга, увлечённо шурующего по шкафам с прикрикиваниями: «да где ж эта рыганина?» Рискнуть целостностью мобильника и собственной шкуры? Пан или пропал. У Яхонтова вспотели ладони, но соблазн дотянуться до тайны прошлого оказался сильнее боязни двинуть кони. «Ок».       Экран выдал текстовый документ с названием «Потомку».       Дедов, ять! В чрезвычайном волнении Савва открыл документ и обалдел. «Бесценный потомок. Я не знаю времени, в котором ты читаешь эти строки, я не могу угадать твои мысли и чаяния. Но если тебе хватило ума добраться до моих наставлений, значит ты интересовался мной, своим предком, плотью от плоти твоей, кровью от крови. Это отрадно. Значит, Яхонтов общается с Яхонтовым, как колдун с колдуном, как мужчина с мужчиной. Смею надеяться, что ты примешь к сведению мои наставления, и они окажутся для тебя полезными, как если бы у тебя был старший, кто хотел бы позаботиться о твоём успехе на жизненном пути. Прошу, воспринимай мои слова именно так».       Видение себя, впервые с открытым ртом читающего дедово послание, сошло на нет, а вместо него в том же кресле, в том же кабинете и даже, ять, в халате том же самом сидел и печатал текст Савва. И перстень на его левой длани переливался гранями сапфира с указательного, не безымянного пальца. «Я знаю, что ты существуешь, иначе мои мольбы текли бы в бездну, и я рад, что твои глаза видят мои труды, имеют возможность не биться головой в запертые двери, а пройти их, найдя ключи к пониманию как это сделать здесь». — Савва остановил бег пальцев по клавишам. Отпил травяного чая из витой чашки в виде головы дракона, вздохнул, переполненный тяжестью бытия, и задумался. Стоит быть ёмким, если хочешь, чтобы тебя поняли. Интересно, каким он выйдет, потомок? Сделает ли Колька, что пообещал? Должен. Он обязательный, а за деньги и подавно. И в таком случае…       Савва поднялся, с трудом доковылял до зеркала над вечно пылающим, зачарованным камином, всмотрелся в свои угрюмые черты. Обрюзгший, надменный, с жиденькой истландской бородкой. С набрякшими цинизмом веками, с этим брюхом, вываливающимся из штанов. Сам себе опротивевший старый педик. Кому такой нужен? Ясно, что одна потеха им будет, когда он сдохнет. Вот и вся жизнь, все его старания. Но ничего. Он ещё посмотрит, кто кого. Он им покажет. «Надо написать внуку, чтобы ел правильно и не предавался чревоугодию от безысходности. И чтобы спал побольше. Меньше пил. Берёг здоровье. Да что я ему, нянька? Будет Яхонтовым, всё сделает по своему. Это несущественно. Хотя… Времени мало. Писать надо всё, что в голову взбредёт, и неважно, выйдет ли сумбур. Нужно оставить по максимуму то, что поможет ему в жизни. На дуру-мать рассчитывать не приходится. А будет ли она, эта жизнь? Стоит ли она того, чтобы терять время на всякие глупости? Если личность разорвут, растащат родом, как они хором пророчили, значит, и меня не останется. Значит, и писать некому, мартышкин труд».       Искалеченная в схватке с Берзаринским червём нога ныла, окаянная. Но не увечье угнетало Савву. Чёртовы ведьмы с морой во главе наоставляли проклятий, и они возымели действие. Жить осталось месяц от силы, так сказали сухарские докторишки. Что бы они там понимали! Савва сжал кулаки и присмотрелся к себе. Всё равно сильный. Силы ещё хватит на то, чтобы эффектно махнуть ручкой. А дочери соску за щеку. «Коля, Коля, на тебя надежда, кто бы знал, а? Буду уповать на вонючего подию-оленевода! И Павлику бы охотнее вверился, да он тоже предал. Все предали. Все отвернулись. Вера в комок плоти, от которого неизвестно, чего ждать».       В руках возник лоскуток золотистого лётного костюма. — Если б знал, что без тебя всё таким дерьмом обратится, приковал бы к батарее, белородская ты мразь.       Сам ли Гор так решил или Злат помог? Чтобы усмирить отпрыска и выбить из его головы идею о переподписании договора. Какая нынче разница. Гелиодорский в залоге у Чернобога, а Савва умирает, не успев выполнить обязательства. «В моей преисподней как будто бы людно, но поздно сшивать уже рану край в край. И я разделяю все случаи жизни на что было до и после тебя». Глупая песня. Глупая жизнь. Всё пустое.       Савва дёргано дохромал до кресла. Положил пальцы на клавиши. Один шут, других вариантов не было. Унял печево в груди. У него остался один шанс измениться к лучшему и помочь Гавриле. Одна надежда на будущее. — Ты-то не проебись. Уж постарайся, внучок.       За окном особняка над старыми могильными плитами и фамильным склепом раскаркались вороны. Савва повернул голову на звук и замер, уставивишись в густую метель. Будто пух одуванчиков, несущийся над взморьем в те давние, золотые дни, когда Гор был жив, и они с ним составляли одно целое… В отчаянном порыве совершить благое дело для внука Савва перелистнул страницу и вошёл в свой аккаунт одного из зарубежных банков.       Деньги тоже пригодятся. Парню надо оставить финансовый парашют на экстренный случай. Мало ли, какие испытания ему достанутся? Родиться Яхонтовым уже само по себе бремя. А ещё и сволочи эти равнодушные кругом.       Вновь сместившись сознанием в стороннего наблюдателя, Савва охренел, увидев, какую сумму и под какой процент ему решено оставить с возможностью снять бессрочно. Постарался запомнить банк и страну. «А главное условие для получения средств таково: они могут быть выданы исключительно тому, кто сумеет доказать, что он — Малюта Яхонтов». — Не разочаруй меня, малютка.       Далее Савва видит себя со стороны в высоком синем небе разрываемым смерчами. Юный Валера прекрасен, как грозный лик возмездия, но для Яхонтова он несёт избавление от бремени бытия. Исполинский вихрь разламывается под силой чёрного шамана, вложенной в ком могильной земли, и если бы кто видел выражение Саввы в тот момент, то удивился бы его смирению. Можно больше не мучиться и позволить себе исчезнуть в высоком небе, распластавшись над большой водой алым крапом. В точности как Гаврила, любивший это высокое синее небо больше одного строптивого, но отнюдь не бессердечного ветрогона. А потом начинается главная часть замысла. Озлобленный род встречает неугодного, но Влад, Владик, не даст другим заполучить и каплю могущества отца. Савва видит его, оскаленного духа с сияющими торжеством карими глазами, своего некогда сына, исполненного ненависти к отцу насколько это возможно. Влад срывается в атаку как дикий медведь, и Савва охотно принимает его ярость. Зверь попадает в зверя, дух в духа, смешиваясь, замещаясь! — Что ж ты лгал, что я тебе противен, блядский недоумок? Ну давай, бери меня полностью.       Владик не подведёт. Владику всегда всего мало. И он всегда хотел той же силы, сколько бы не плевал в поползновения сблизиться и не действовал наперекор. Не зря был убит, и не зря закабалён со стиранием памяти.       Всё идёт по плану. А дальше надо всего-то убедить эту взбалмошную дуру, что её брат вернулся, и она поведётся. Проще съеденного финика.       Савва делает вдох, и ему не хватает кислорода. Кажется, наркоз слабеет, и он приходит в себя. Грудь ломит болью, но сейчас боль другая, незлая. Отходняк. Опять эти датчики и система вентиляции лёгких. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Без неё никак. Неожиданно мягкие губы касаются его лба, и он сразу отличает их от Дининых шершавых. Но присутствие слишком знакомое. Второй поцелуй метит больную руку. — Тяжко тебе, децл? — ластится, словно вторую половину задницы срезала. В утробном низком голосе слышатся виноватые нотки. «Мам». — Дыши, сокровище моё. Мама в тебя верит и очень любит. Ты должен выжить, Савва. Ты самый сильный мальчик. Мой супербой. «Мам… Ты жива, мам».       Савва силится открыть глаза, но не выходит — слабость. Даже стонать в эту чёртову трубку мочи нет. «Мамань». — Да, моя любовь. — Тёплая, бархатная щека трётся о его щёку, оставляя поцелуй за поцелуем. «Подкрути кислородик, мамань. Дышать нечем». — Не вопрос, родной.       Посмотри! Сейчас! Посмотри, найди силы, открой глаза! Немедленно!       Савва стонет в трубку и, собравшись с волей, приоткрывает щёлки. Старается не бродить взглядом. Смутно видит, как загорелые, длинные пальцы с ярким лаком тянутся к крану и добавляют газа. Запоминает метку на манометре. Было пятнадцать, стало двадцать. Есть. Дышать становится легче, голова светлеет. Савва видит блеск глаз в темноте напротив. Карамельные, живые, почти как его, они скатываются слезинками, забирая сознание Саввы. «Какая жалость, — думает он. — Не ответила мне, ехидна».       И чувствует, как его левую ладонь обвивают другие женские пальцы. Крепкие, короткие, натруженные в многолетних экспедициях. Пальцы матери и наставника. Пальцы матриарха. Савва оборачивается и видит молодую шаманку. Её прекрасный кам-кеби блестит бусинами и отливает зеленью пера, а раковины-каури перестукиваются на кожаных шнурах. Широко разнесённые глаза-чёрточки на скуластом лице горят птичьим любопытством, блестящие густые косы порожистыми водопадами сбегают на небольшие, но высокие гряды грудей. Как она хороша! — Ты готов к главной встрече твоего путешествия, Консыг-ойка? — Да, — уверенно говорит Савва, предугадывая то, с кем эта встреча состоится.