Запах одуванчиков

31 октября 2066 года, Балясна.       В своих наставлениях дед писал: «Не пей горькую от горя, пей сладкую для радости. Много я повидал тех, что заливали горе, много тех, что принимали для здоровья, и первые спивались куда быстрее вторых. Выпивка не умалит твоих бед, она лишь прибавит новых». А ещё, и это было главное: «Не доверяй бабам, с которыми спишь, и особенно — своей матери». М-да.       Савва понуро вертел в руке стакан с соком вопреки желанию нажраться в сопли и отрешиться от кошмарной реальности. Ну уж нет. Так и не остановишься, верно дедушка сказал. А нужно быть в форме. До́лжно — главой рода.       Шесть дней они пахтали космос и Землю в надежде отыскать хоть что от корабля матери. Болтик обшивки, пуговку, выброс энергии. Безрезультатно. Пытаться выяснить где то, чего нет, так-то заведомо безрезультатно, но мать есть мать, и Савва бросил на её поиски все ресурсы с Земли и Тароса. Ровно до точки исчезновения тянулся тепловой отпечаток шаттла и дальше — всё. Обрыв. «Когда человек умирает, его тело предают огню или, скажем, ветру, и он как бы тоже исчезает. Вот он был, дышал, смеялся, злился — и вот остались только вещи с запахом, записки и фотографии. Это логично, — убеждал себя Савва. — Такова жизнь, так было с дедом, Дато и... Матери бы такой исход понравился. Без боли и страданий, в любимом небе. Ам — и нет».       Но нечто смутное внутри продолжало сопротивляться очевидному. Как заслон сознания, который отодвинуть не выходило, и тому нашлись свои причины. Савва вызвал на переговоры род и выяснил, что Александра Малютична не попала обратно к Яхонтовым. Объяснение выглядело железным: первая Хозяйка Качурки, на тысячелетия пришитая собственным проклятьем к Яхонтовым, сроднилась наконец, с Северной Землёй, стала её частью, как другие Айваседа. Её приток могла бы почуять наследница, не будь она морой. А так — и волки в тундре не скажут, прибавилось ли у Калтысь силы от одной дурной пропавшей тётки, или нет. Ведьмы хором вещали, что Саша оборвала связь двадцать пятого. Выходила в эфир по мережке часа в три по Балясне, а дальше зловещая тишь. Савва и сам это знал. Ни одна из них не давала ни ответа, ни пророчества жива Александра Малютична, или нет. Но раз исчезла — необязательно ведь и погибла. Чёрная дыра, что это по сути? Огромной массы портал, ведущий в никуда?       Савва глотнул сока. Главный Шабаш страны сегодня выглядел откровенно кислым и был посвящен памяти матери. Траурная драпировка зала, завешенные зеркала, свечной смрад. Большой хмылящийся портрет в дебильных розочках, унылые блины с чёрной икрой, все дела. «Ладно рекорд, она даже Самайн умудрилась испоганить!»       Валера, сразу постаревший, пожухший, потерянный, как оторвавшийся от ветви дубовый листок. Бусинка с круглым, одутловатым от слёз лицом, не накрашенная и еле причёсанная, с белым платочком и чёрным платьем, которое ей не шло. Невозмутимая Лялька в толстовке с вампирами, хрустящая у её бока хрящиками свиных рёбер, хмурые отец и брат. Папа выглядит не то, чтоб подавленным смертью жены, скорее озабоченным или сердитым, точно если бы подростки-близнецы опять набедокурили. За все дни он не проронил ни слезинки. Но папа выдержанный человек, чернобог, так что, это не показатель странного. Брат зато утомил причитать, бегать за Саввой и жалеть его. — Бедный мой, э, как ты будешь без мамы! Держись, я с тобой, хочешь увезу тебя погостить в Цухрави, к твоим племянникам?       Бр-р-р. Одно потрясение менять на другое? Спасибо, Вахтанг, Савва в этом не нуждается. И уж твой выводок точно не поможет умалить утрату.       Динька, сволочь, заболел, недолечившись с того заезда в изолятор. Погода тоже оскотинилась, выдав порцию первого мокрого снега. Не могла подождать до зимы. Такое говно. — Я прекрасно помню Сашу молодой, — тем временем распинался в произнесении некролога Фотька Фатов, — это было двадцать лет назад. Она всегда была полна огня... «И желания поебаться с тобой и другими, да, — лезли противные злые мысли. — Ох, маманя и кувыркалась, пока Илью не встретила». — Савва пшикнул смехом, но быстро собрался, сделав вид, что это нервное. Ему было ведомо о матери многое из того, что не делало её святой, как хотели показать поминавшие. — Чуткая, сердечная, всегда готовая прийти на помощь... «Всегда, да не всем».       Савва вздохнул, вспоминая, как однажды пиздюком удумал напугать мать, прыгнув на неё из укрытия. Что же, минус стиральная машинка и половина жопы. Шрам на всю жизнь и память о том, как мать несла его, скрипящего зубами от боли на руках в корпус травматологии Сухарки и покрывала поцелуями. Савва не жалел о своём поступке. Наконец-то он получил сколь должно её внимания. На целую неделю, пока мясо зарастало! Эх, ять. — Покойся с миром, дорогая Саша.       Савва поднял стакан вместе со всеми и произнёс, не чокаясь: — Покойся с миром.       Потом, видя полнейший раздрай супруга, встала Столетова. — Она была моим другом, почти сестрой. Она была для меня примером воли и работоспособности. Со всем тем, что ей пришлось пережить в детстве и юности остаться с головой было сложно, но Саша смогла. Она подарила миру замечательных детей. — Синие глаза ведуньи грибовской обласкали наследников Александры Малютичны и замерли на Савве. «Детей, троих из которых воспитывали вы с Валерой и младшую — они с Ильёй».       Воспоминание о первом полёте. Мать традиционно умотала в командировку. Им с Вахтангом дай Небо три, а то и меньше. Валера берёт с собой малышей-стрибогов поочерёдно и выпускает над Грибовым. Савва машет оставшимся на земле Насте и брату пухлой ручкой. Они всё уменьшаются и уменьшаются с набором высоты. Так же Вий учил летать и первенца Нико. Выпуская в воздух и отлавливая. — Савун, заклятье помнишь? — Сять Ням! — вякает Савва из подмышки, болтая ногами в нетерпении. — Ну я отпускаю, полетишь? — Полетю! — Надо говорить «полечу». Всё, баба сеяла горох, раз, два, три... — Сять Ням!       Первое осознанное детское воспоминание. Плотный воздух, в нём купается, визжа, вихрик-Савва, Валера ловит и сопровождает, а небо слишком синее и близкое, какое бывает только в детстве. — Ах ты мой умница! Крутым стормером будешь, как мама! Ещё хочешь полетать? — Полетю, полетю!       И тогда без матери, и сейчас. Глаза защипало, но показывать слёзы ни к чему. Савва зажмурился, допил сок и почувствовал плечом плечо — к нему подсел Павел Константинович. Это было значимое достижение. По условиям договора подиям нельзя находиться на Шабашах у маний. Но тот факт, что Дорохов приходился давним другом и партнёром Александры Малютичны, а также вступился за силы небесные в потасовке с аланами, позволил протащить его на поминки. Сделали исключение, но там где исключение и традиции недалеко вырасти. — Как ты? Это что, сок? — Да, — вымучил Савва. — Не хочу напиваться. — Или, наоборот, так хочешь, что не напиваешься? — Смешно, — оценил Савва.       Он и Дорохов замолчали, пока кто-то из семарглов пел дифирамбы погибшей. — Александра Яхонтова, вы уж простите, Илья Каримович, я знавал вашу дорогую жену, когда она ещё не была Айвазовой, дочь Малюты, сестра Владислава, внучка Злата, взвалившая на свои, не побоюсь этого слова, мощные плечи многотонный бизнес, дело рода, обеспечившая устойчивое процветание концерну «ГосПар»! Кто скажет, что она была недостойной Яхонтовой?.. «Хорошо поёт, готовился», — мелькнуло в мыслях Саввы. Павел Константинович оглядел церемониальный зал берзаринского особняка и сказал: — Терял и отца, и мать. Мать — стократ тяжелее. Поначалу кажется, что ты беспомощен, но со временем находишь в себе даже больше сил, чем ожидал. Мужаешь. По-настоящему. — Он со вздохом осмотрел узкие шрамы на своём запястье под блестящими часами. — Я понимаю твою боль и соболезную. — Да нечему соболезновать, — сквозь зубы шикнул что думал Савва. Дорохов посмотрел на него с интересом. — Это пранк какой-то. Я... — Горло опять сдавило, и Савва попросил духа-прислужника налить ему ещё сока. — Не верю. Я поверить в это не могу. Хочу, а не могу. — И это понятно, — поддержал Дорохов. — Ты не видел тела. — Именно. Не видел. — И неважно, Савва. Всё, на чём бы я сконцентрировал силы на твоём месте... — Работа, — договорил Яхонтов. — Да, работа. Твоя мать считается пропавшей без вести, и будет считаться таковой восемь лет. За этот срок, — Дорохов опять запнулся, вероятно, вспоминая, как нашли тело его собственной матери, Ирины Илларионовны, спустя двадцать шесть лет после гибели на реке Темноводной, — может произойти что угодно. Многое может измениться, и мы в том числе. — Только не вы. — Савва почти незаметно чокнулся с ним соком. Дорохов провёл языком по вновь отрощенным передним зубам. — Кто знает. Сможем ли мы жить в мире и равенстве? Я всё думаю после той драки. — Сможем. И думать нечего, — насторожился Савва. — Не уверен. Я услышал столько разных мнений с обеих сторон по поводу этого события. И большинство из них обвинительные. Земные и небесные колдуны не готовы к миру. И это показал один несущественный конфликт. А что будет дальше? — Обсидиановая мудрость проникла в Савву, требуя его решения. Яхонтов осушил стакан, сверкнув сапфиром. — Будь, что будет.       Древний некромант чуть заметно кивнул. — Твои уловители золота пропали вместе с ней. — Увы, да. Но я не намерен останавливаться. — Ты же на него договорился с Гасящим? — На него. — А взамен? То ли, что я думаю?       Савва знал, отвечать необязательно, и потому лишь вздохнул. Павел Константинович думал верно, да и Динькино рождение стоило всего золота мира. Почувствовав необходимость проветриться, Яхонтов оставил Дорохова и вышел на балкон. Холодная морось принялась кусать за кожу, сквозняк прокрался под одежду. Савва кинул взгляд наверх, в неизведанные дали, где за плотным слоем облачной ваты, проклятая и обруганная им, затерялась мать, и тихо выдохнул: — Найдись, пожалуйста. Я же знаю, что ты жива. Меня не проведёшь.       Ответом ему был только перестук дубовых веток в парке да вороний грай. Тёплая куртка легла на плечи, нежные руки обвили со спины, навалилось пошатнувшееся тело. На миг почудилось — Динька хворый притащился? Но обернувшись, Савва поймал скулой пьяный и влажный поцелуй Бляхи. — Я с тбой, Бейби. Ты смый сильный. — Ну, ять, и насвинячились вы, красна девица.       Белки глаз у Капульцевич и впрямь воспалились, слёзы текли через помаду и падали с подбородка. — Что за видок? Как насчёт держать марку? — Не мгу, — вместо того, чтобы утешать Савву, она вжалась ему в воротник рубашки и повисла лианой. — Она... Я с детсва так её увжала! Бспрмерный прмер для прдражания. Она не должна бла вот так... Это не укладвается... — Збс, — буркнул Яхонтов, поддерживая подругу. — Сколько приняли, Юлия Алексеевна? — Я држу сбя в руках. — Бля выпрямилась, вломив ему затылком в подбородок, и поочерёдно мигала осоловевшими глазами. — Оно и видно. Нахрена ты Майку с Диней оставила? — Не ндо учить мня пить, сержантик! — перед Саввой замаячил выставленный пальчик. — Я контрлирую сбя и всгда тбя сделаю, сам знаешь! Александры Млютишны бльше нет, ы-ыа-а... — Она вспомнила причину своих соплей и снова заголосила. — Я знаю, ты тже её лбил, прсто ты лучше држишься, чем я-а-а...       Савва знал, что уложить Юлию Капульцевич выпивкой невозможно. Разок уже поспорили по молодости, кто быстрее свалится, достаточно. Он поправил достоинство, вспоминая дикую боль от нанесения татуировки и, недолго думая, взвалил подругу на плечо. — Эй, Бейби, это пхищение? — забрыкалась Бляха. — Спасение заблудшей души, — уточнил Савва и подумал, что Дорохов прав в одном: между тем, чтобы предаваться скорби и заниматься полезной деятельностью, стоит выбрать деятельность. — Гражданка, попрошу вас проследовать со мной до кроватки и вести себя примерно, пока трезвость не снизойдёт на вас! — Не дви мне плчом на жвот, я счас блвану.       Хорошая идея свалить с этого сборища под предлогом доставить домой перебравшую подругу. Считай, не он её спас, а она его. Извинившись перед собранием, Савва повёл Бляху к дверям и краем уха услышал, как Валера изливает душу скоморохам, а Настя рядом стыдливо прикрывается рукой: — Чувствую себя гавдец каким старым и никчёмным, а без Сашеньки и подавно. Как руку отрубили, nasty, сердце вынули! Кто я без неё? Какое право имею тут сидеть, на этой должности, на этом стуле? — Валера тряс рукой. — По чесноку, так она должна была стать Вием, ну и что, что баба? Её бы не признали, поэтому я согласился, а так всем она заведовала, всем... Ох, Сашка, Сашка! Без неё, как без крыльев. Не по Сеньке шапка. Нет, надо думать в сторону передачи города, сколько можно штаны протирать. — Тут Петровна надула щёки, все до единого скоморохи и другие колдуны насторожили уши, а Фатов остался с занесённой ко рту стопкой. — Старый я, старый, сдаю, куда деваться! Даже знаю, кому передам, — забегал сорочьими очами по залу, встретился с Саввой и поманил: — о, старичок, ходь сюды! — Я Бляху домой! — выпалил Савва и резче-резче убрался оттуда, полный не самых добрых предчувствий.