Запах одуванчиков

      Неприятности для Дини начались с того, что он забыл ключи и пропуск. Обнаружилось это только при подлёте к Сити. Капульцевич обшарил карманы и вдруг явственно представил, как его пиджак остался висеть на стуле в коптёрке, а в куртке, болтавшейся на плечах, запасных ключей от апартаментов 92-13 точно быть не могло. Да и письменное разрешение на вход в дом колдуна тоже — не бумажка на подтереться! Ну что за напасть! Диня придержал кепку на голове, воздев нос к самой верхотуре башни. Экая махина! Ну где ещё жить такому важному человеку, как Яхонтов? И как достать ему кота? Диня глянул на огромные часы соседней башни Гермес и понял, что путь в офис за ключами и обратно сюда займет прорву времени. Надо было действовать решительно, и Диня решился. Стиснул ручку переноски и направился к башне. Оказалось, что без пропуска нельзя попасть даже в офисные помещения первых тридцати этажей, о частных квартирах и говорить нечего. Невзирая на обаяние Диню вежливо развернули, а его путанные объяснения сочли забавными.       Капульцевич вышел на улицу и потеребил пальцем серьгу в носу. Мужик он, или нет? Обещал достать кота. Савва же сдержал слово с Шабашем...       Повторный обход башни Республика дал надежду на проникновение. Но для этого надо было лезть вверх, благо, гладкой и отвесной махина казалась только издали. Она была оплетена техническими опорами и выступами, надёжно поддерживающими вертикаль. От лицезрения бесконечных этажей парящего небоскрёба затекала шея, и, будь Диня простым человеком, он бы оставил эту безумную идею. Вернулся бы в офис, получил нагоняй, разуверился в себе и жил бы дальше. Но Диня был скоморох, сын Алеся Капульцевича, и не мог сдаться. «Если не смотреть вниз, то не так и страшно», — решил Диня и прикинул в кого бы превратиться, чтобы и хват не потерять, и переноску. Остановил выбор на шимпанзе, достал из мешочка, который всегда носил при себе, последнюю пастилку с безоаром, разжевал и шепнул: «Мутабор». Выпал из одежды, сложил её в переноску, изумляя прохожих. Надвинул плотнее кепку и почесал, опираясь на костяшки пальцев, в сторону наружних лифтов на магнитной тяге. Запрыгнул на капсулу одного, спешившего с парковки, поехал ввысь, жмурясь и уговаривая себя не смотреть под лапы. Лифт плавно и быстро довёз Капульцевича этажа до шестидесятого. Пользуясь остановкой кабины, Диня соскочил на опорные конструкции башни и отдышался. Вот как легко он преодолел две трети пути! «С оставшимися тридцатью этажами будет так же», — пообещал себе Диня. Соблазн, даже нет, порыв глянуть вниз охватил его, и он взвизгнул от того, на какую высь забрался. Мама дорогая! На Диню налетел лютый ветрило, заставив вжаться щетинистой спиной в стену высотки. Под ним весь город лежал, как на макете в музее Балясны! Извивалась петлями река, закатные лучи солнца красили домишки и стёкла облицовки башни, а ближняя к Дине форточка оказалась открытой. «Вот удача! — подумал Диня. — Можно выскочить на лестницу и по ней добежать до девяносто второго этажа».       Капульцевич, недолго думая, ввалился в чужую форточку, напугав пожилую пару, евшую у окна арбуз. — Прасците, пожалуйста! — брякнул Диня и обезьяньими скачками ринулся на выход. Дедушка и бабушка так и застыли с кусками арбуза, падающими изо ртов, пока непрошенный гость ковырялся с их дверью, ища способ отпереть замок. — Хорошехо вам дня!       Он выскочил на площадку, домотал до лестничного выхода и юркнул к ступенькам наверх. Шестьдесят седьмой этаж. Шестьдесят восьмой, девятый... Диня спешил вверх, стуча когтями и гремя переноской. Ну вот и цифра девяносто два! «Левое крыло, левое крыло», — твердил себе Диня, превращаясь обратно и натягивая одежду. Не скакать же обезьяной по дому Яхонтова! Тут Диня встретил ещё одну проблему. Да, в башню из чужих апартаментов он попал через форточку и дверь. А как попасть через внешние запоры к Савве? Ох, вот же!       Диня встрял перед большой чёрной дверью с головой ягуара вместо звонка и цифрами девяносто-два-тире-тринадцать.       Да, здесь, за ней располагалось жилище Яхонтова и пятерых его котов. Диня взялся за латунную ручку и подёргал. Заперто, как иначе! Разрешение на вход у Дини было, тут не придраться. Но как быть с разрешением на заговор, размыкающий замки? Если подумать, раз Яхонтов велел притащить кота и дал ключи от дома, то это можно считать разрешением и на взлом дверей. Стыдно, конечно, но как иначе. Капульцевич отбросил сомнения. «Савве нужен кот».       Диня знал, что маститые колдуны, бывает, ставят на дверях в свои дома противозаговор, чарблок, дабы всякие умники не проникли со злыми намерениями. — Но я же не злой, я же ради блахого дела, — возразил сам себе Диня. Вынул септум из носа, выдрал из шевелюры волос, продел, занёс над ручкой. Серьга не закачалась на волоске, значит, чарблока не стояло. Чудно! Неужели Яхонтов не боялся, что к нему в дом залезут чужие?       Но как бы там ни было, Дине это вышло на руку. Он покопался в карманах и, обнаружив что — ну надо же, почему так! — ни разрыв-травы, ни четырёхлистного клевера с собой не прихватил. Зато по дням сегодня был понедельник, да и луна растущая. Могло сработать ещё кое-что. Диня решил открыть дверь пуговицей. Вернул септум на место, поддел из упаковки жвачку, кинул за щеку, разжевал до липкой массы и оторвал от рукава рубашки маленькую пуговицу. Налепил на жвачку с одной стороны, другой прикрепил к замку и зашептал: — Сундук с бохатством заперт, а ключ от него спрятан. Ключ от меня не скрыц, сундук мне открыц. У сундуке для меня удача, а ключ ото усех я спрячу. Сундук сохраню и счастье найду. Да будет так!       Дверь попищала, помигала зелёным глазком и, на счастье Дини, затрещала замками, отпираясь. — Ничехо себе, сработало! — возопил Капульцевич на всю площадку и тут же заткнул рот руками от осознания того, что вломился в дом к Яхонтову. Тихонько качнул дверь, забираясь в апартаменты, чуть не растянулся на гладком, полированном геопаркете и остолбенел от вида, открывшегося ему с порога. Просторная гостиная напоминала пыточную камеру в джунглях — от обилия спортивных тренажеров и растений в кадках — а посреди зала находился бассейн. Бассейн на девяносто втором этаже! Диня, пугливо подобравшись, прошмыгнул из прихожей гостиную. Тронул один из станков — он точно находился здесь не для красоты. Тут и там были заметны потертости от рук, а от самой конструкции веяло накопленной живой мощью.       Здесь живёт великий чемпион...       Растения же в основном были такие, которые можно вырастить самому из фруктов — Диня в детстве иногда выращивал апельсины, личи и хурму из косточек. Так вот у Саввы они достигали высоты под два метра. И, конечно, в его доме были пальмы. Панорамные окна от потолка до пола открывали головокружительный обзор на другие башни Нью-Сити. Часы «Гермеса» находились теперь напротив Дини, а высота ощущалась даже стоя на полу. Да, девяносто второй этаж это вам не шестидесятый! Савва жил практически в аквариуме. «Говорят, в высотках селятся либо шизофреники, либо ветрогоны... Но какая ж лютая красота! Мир на ладони. Ох, поторопиться бы!»       Диня, крадучись, пересёк эту огромную гостиную, на которую выходило несколько межкомнатных дверей, обогнул штанги и пальмы. Наугад заглянул в одну из комнат и не прогадал — там обнаружилась большая квадратная кровать с которой почти синхронно спрыгнула стая чёрных котов. Стены спальни Яхонтова оказались сплошь в шкафах и полках, увешанных медалями и забитых кубками. Титулованный! Лютый! Но не глазеть же теперь? — Апчхи! — поприветствовал Саввиных питомцев Диня. — Нашёл! Апчхи! Коцики!       Коты при виде чужака разбежались кто куда. У Дини заложило нос, зачесались глаза, сопля повисла на кончике серьги. Но отступать он был не намерен. Уже столько всего сделал! Фотография кота тоже осталась в пиджаке. Но Диня и так его запомнил. Волосатый такой, пыска приплюснутая, откормленная. Кот на миллион. — Тямнейший! Кыц-кыц-кыц.       Диня поднял голову и чуть в обморок не упал. На шкафу посреди кубков ВКИ восседал гигантский котяра, какого Диня в жизни не видывал. Целая чёрная рысь! Кот смотрел на вторженца осуждающе, но не зло. — Ну прасци, кыца, — повинился Диня. — Якая у тебя пыска уажная. Хозяин туоехо друха хочет. Так бы я тебя узял, ты хороший. Не подскажешь, хде Тямнейший?       Кот лупился жёлтыми глазами и молчал, как партизан. Но у Темнейшего глаза были зелёные. Диня полез под кровать, где обнаружились ещё четыре пары перепуганных глаз, одна зеленее другой. — Та шо за пекло! Тямнейший, кыц-кыц-кыц!       Ни один из котов не выразил желание вылезти и уж тем более назваться Темнейшим. Под кровать протиснуться тоже не получалось, было слишком узко даже для пластуна. Обратиться мышом? Хорошая идея, коты оценят. Диня огляделся в поисках чего-нибудь длинного и плоского, но ничего подходящего не нашлось. Тут он заприметил в изголовье кровати большую масляную картину. Странно, но на ней был изображён очень солидный толстый Савва — по яйца, почему-то старый и с бородой. Вот чудной человек! В офисе ни портрета, а дома на тебе. Диня забрался с ногами на постель и стащил картину со стены. На безрыбье... Сойдёт! Просунул портрет под кровать и принялся шуровать им, выманивая котов. Те повыскакивали из укрытия, Диня едва успел прикрыть дверь из комнаты, чтобы они не разбежались по дому. Он ловил за шкирбан одного, другого и сравнивал их между собой. Самым чёрным оказался старый гладкий кот, который не мяукал, а, скорее, каркал, но Темнейший точно был пушистым. У третьего претендента под мышками оказались бурые волосы — вряд ли бы Савва назвал такого кота... Апчхи! ... Темнейшим. Выбор Дини пал на небольшого скромного котика, замершего кляксой в углу спальни. Вроде как у того мордочка была приплюснутая, как у Тёмика на фото, да и на звук имени он скукошился сильнее. — Тямнейший! Тямнейший. — Диня не верил, что у него всё получилось. — Поехали к туоему бацьке, он за тобой прислал.       Кот без возражений полез в переноску, и Диня убедился в правильности своей догадки. Наверняка, привык к разъездам! — Уот умница, уот молодец.       Диня потащил кота долой из апартаментов. — Эй! Ты какого хрена здесь делаешь?       Внезапный ледяной оклик из-за спины. Диня присел, обернулся... — А-а-а!!! Мяртвячка! Чудь белохлазая!       Сзади него, в дверях другой комнаты встряла высокая девчонка. Белая, ясно — неживая! С большими наушниками на шее, из которых долбила музыка. Красные злые глаза-щёлки, сахарно-бледная кожа, волосы как из лески, а во взгляде такие лютые мороз и смерть, что вообразить нельзя! Сразу вспомнилось: Савва — некромант, и подобное существо может быть его рук делом. «Так вот чего у него чарблок не стоял!» — Диня прижал к груди переноску с котом. — Я... Я уот... Коцика это самое... — Выпусти кота и ложись на пол лицом вниз! — последовал категоричный приказ и затем угроза: — Если тебе жизнь дорога!       Это было слишком. На пол ладно, но вот кота! — А-а-а!!! Схинь! Схинь! Апчхи! Чур меня! — завопил Диня и заметался по дому. Белая тень устремилась за ним, преграждая ход, но Диня оказался ловчее. Плюхнулся на колени, прижав переноску к груди, и проехал у мертвячки между ног. Вывернулся, скакнул к двери — противница возникла перед ним, отшатнулся, прыгнул к окнам, засадив ей в лицо подушку, упал задницей на какой-то пульт. Оконный механизм сработал, одновременно спуская стёкла, и Дине ничего не оставалось, кроме как полезть наружу, на внешнюю стену башни. — Ну ты и идиот! — донеслось из-за спины. — Та знаю я! — отозвался Диня, карабкаясь вниз по опорам башни. Не смотреть вниз, не смотреть вниз... Тяжёлый кот в переноске, зажатый в одной руке, пугливо мяукал. Зато на свежем воздухе дышать стало легче. — Не бойся, кыца, я хорошо лазаю, мы отуезём тебя к хозяину, — приговаривал Диня, что было сил держась за поручни опор. Ползти вниз было в разы сложнее, чем лезть наверх. И в обезьяну-то не превратишься, не удосужился купить этих безоаровых пластинок побольше! Тут бы и воспользоваться преобразователем на омнифоне, но сама мысль о полёте пугала куда больше бездны под ногами. Ну в пекло! Диня дрожал и хлюпал носом, но упорно спускался. Вдруг в воздухе просвистело белое тело и зависло напротив Дини.       Она! Мёртвая девочка верхом на духе!       Бледная и суровая, она восседала на некоем подобии птеродактиля с двумя парами крыльев, а в руках у неё был лук. Лук, к лешему! — А ну быстро отдал кота! — А-а-а! Апчхи!       Диня стартанул с места и принялся не прыгать — почти падать вниз, срываясь с опор и вновь хватаясь руками и через раз теряя переноску. Бедный кот плюхался то на ограждения, то на карнизы, каждый раз грозя сорваться вниз. Но Диня, минуя очередной отрезок пути, подхватывал его и прыгал дальше. Под ним сновали птицы и автолёты, а Капульцевич скакал белкой, уматывая от мертвячки. Стрела прозвенела, чиркнув по опоре под ногой Дини, и тут же лёгкая изморозь покрыла ограждение. Диня подскользнулся, сорвался и с переноской у груди поехал вдоль стены вниз, вертикально, как не бывает ни на одном аттракционе. — Мама дарахая!       Мимо мелькали этажи и опоры, и каждый раз Капульцевич думал — сейчас врежется, и всё. Тень мелькнула рядом, белая рука поймала за щиколотку. Диня разжал пальцы со вскриком, Темнейший в переноске брякнулся и застрял между ограждениями. Мертвячка увидела кота и, отпустив Диню, устремилась к нему. Диня проскользил как ящерица, ухватился первым за ручку переноски, побежал по краю этажа вокруг башни. Стрела свистнула сбоку, Диня покачнулся, но не сорвался, и там, куда вошло древко, на зеркальной поверхности башни между трещинок образовался иней. — Лядяная мяртвячка! — Костяной идиот!       Опять она летела на своем духе вровень и целилась в него, бегущего. Тут Диня запнулся, сложился, стрела бряцнула о металлическую опору над его головой, и на глазах у Капульцевича отскочила аккурат в преследовательницу. В мгновение ока та вместе с духом оказалась закатана в ледяную глыбу. Замерла в воздухе, через лёд уставившись на Диню охреневшими глазами, и улетела вниз, минуя автолёты, прямиком в реку. Диня замер, вися на опорах, и, шумно дыша, проводил взглядом исчезновение угрозы. Потом перевёл глаза на высоту под ним, позеленел, отвернулся. Потёр ушибленную коленку, подхватил кота и со всей осторожностью полез вниз ловить проезжающий лифт. Время у него ещё было.