Запах одуванчиков

22 августа 2066 года, Балясна.       Неожиданно для себя Диня Капульцевич стал неплохо разбираться в гастинге. Причём, всего-то по прошествии одной субботы. Он ходил сам не свой и почти целый выходной крутил у себя в запертой комнате видосы со Всемирных Колдовских Игр. Начиная года с сорок восьмого. Савве тогда было шестнадцать, меньше, чем сейчас Дине, и он выглядел таким нежным пареньком, что хотелось прямо сейчас залезть в экран и затискать. Эти пунцовые от волнения щёчки и слёзки, которые он старательно смахивал на награждении! Ах. Маленький Савва радовался третьему месту и первой бронзовой медали важного чемпионата. Потом от залёта к залёту он взрослел и матерел: обростал шерстью, раздавался в плечах, превращаясь в великолепного мужчину. Стал могучим, косолапым и мордастеньким, как в жизни, и излучал уверенность во всём — потому, что, начиная с третьего чемпионата, никто не мог сравниться с ним в скорости, не то, что превзойти. Один мировой рекорд, другой, третий... Диня заворожённо, как интересный сериал, смотрел историю становления великого чемпиона. Вот Савва в глухом ребристом лётном скафандре косо упирается носками бутс в стартовую таблетку — круглую наклонную под девяносто градусов площадку, чтобы мигом позже сорваться с места и оказаться первым за пять километров от выхода. Само верчение едва удается засечь глазом! Зато финиш его это что-то. Недаром фанаты зовут Яхонтова «Самум». Савва, ещё не развихрённый, затормаживается, вздымая клубы пыли, как большое скручивающееся одеяло. Вырывается из красного облака, едет чуть ли не коленками по земле и — о, да! — разрывает на тряпки свой кирпичного цвета костюм до поясницы. Он всегда так лютует, это его фишка, говорит комментатор. Красуется голым торсом, точно дразнится. Трясёт иссечёнными сетью венок мускулами, являя всё своё великолепие, орёт медведем и вскидывает левую ладонь, требуя похвалы от публики. Под неукротимый ор толпы: «Хой! Хой!» сотни, тысячи левых рук поднимаются следом, приветствуя и чествуя любимца. Его выход всегда четвёртый, неизменно четвёртый. В остальном он меняется год от года. Над сердцем Саввы с пятьдесят второго появляется большая татуировка ВДВ — кажется, медведь на фоне полосатого неба, а через три чемпионата Диня замечает поблескивающие у него в сосках металлические болтики. Какая прелесть! Ну какая прелесть, и какая грусть! Почему он, в пекло, Яхонтов! И зачем ему Диня со своим внезапно вспыхнувшим влечением...       Мысли о Савве кружили, не разлетаясь, и обволакивали разум. Собственно, Диня ни о ком и чём другом думать уже не мог. Как будто на репит в голове поставили сцену их с шефом, нет, с Саввочкой, знакомства, а на языке вертелось, прилипнув, имя, такое простое и звучное: «Савва, Сауашка Дауидович». Всю ночь с субботы на воскресенье Диня последовательно сводил себя с ума, наслаждаясь и мучаясь неизъяснимым блаженством душевного полёта. Сон не шёл, а вот Савва Давидович — очень даже. Топал к Дине через дрёму, смотрел ласково, заставляя улыбаться много часов кряду и по-дурацки пялиться в Юлькин потолок. Диня, насколько сестра бы его ни считала недалёким, понимал, что безнадёжно, тотально втюрился. Чтобы привести мозги в порядок после бессонной ночи он принялся йожиться в комнате, и спустя два часа тщетной маеты дотащил себя до сестры с Майкой, засевших на кухне. Приткнулся рядом на здоровенную софу, тронул кончиками пальцев белый цветок среди темно-зелёных листьев — в растениях Диня не особо разбирался — и тихо спросил у сестры: — Юляшка, а... У Саввы хто есть? — Чего? — Юлька оторвалась от просмотра комедии, Майка насмешливо поморщила нос. — Ну, семья, родичи, — хотелось спросить, есть ли у Саввы любимая девушка — не парень же! — но Диня сробел. — Ты что, про Яхонтовых не в курсе? Они ж у всех на виду, как Синди-Бербера. — Не, — повинился Диня, — не интересоуался до тохо. — Ну, — поведала Юля, поправляя лямку белой маечки на плече, — у него большая семья. Мама, уж о ней ты должен был слышать — глава концерна «ГосПар»... — А! Эта, як её, Аляксандра Малюцишна! — догадался Диня. — Она самая. — Юлька с Майкой, слыша Динины восклицания, переглянулись и одновременно засмеялись, забряцали как два бубенца на одном браслете. — Дочка прежнего Вия столицы, Малюты. Помнишь, я рассказывала, он был психом и террористом. Ещё у Саввы есть отчим, брат-близнец и две младшие сестры. Влада у него работает стилистом, кстати, Савва дал мне задание сводить тебя к ней, а Лика живёт с ним. Ещё у Саввы пять котов... — Пяц! Котоу! Зачем столько? — изумился Диня. — Ну, он любит котов, что тут такого, — вставила слово Майка. — Та кошмар... — Капульцевич-младший призадумался. — Это ж обчихаться. И мяукают они, небось, с утра до ночи. Мяу-мяу! Лучше рыбок бы зауёл.       Девчонки хором веселились с Дини, взявшись за руки, а потом Юлька, отсмеявшись, сказала: — Я передам Савве, чтобы он обратился к тебе за консультацией кого ему лучше держать. — Аха. — Диня опустил глаза к ворсистому ковру в гостиной у сестрёнки. — А... Юльк, это, — он приготовился к самому сложному и совершил вздох, полный сердечной тоски, — уозлюбленная у нехо есть?       Обе колдуньи снова покатились со смеху, заставив Диню совсем завять. — Тебе зачем? — Юлькин вопрос добавил неловкости. — Та просто... — Ты можешь представить Савву влюблённым? — спросила у подруги Майка. Та утерлась тыльной стороной кисти, помотала головой и вздохнула: — Диня, Диня. Савва и сам котяра. Поверь, таких, как ты, он по молодости приходовал пачками. Тебе мало Мшанска? Он что, успел тебя очаровать? — Нет! — отмахнулся Диня, хотя сердце отдалось спазмом боли. Разговор был дурацким, и он тоже выставлял себя дураком. — Я хотел узнац, наречённая у нехо есть? Ну там, малятки, а не то шо ты подумала!       Юлька подсела ближе и таинственным голосом сказала брату, да так, что тот оторопел: — У него есть татушка на пенисе. Какая — не скажу. Сама не в курсе! — И продолжила веселье. — А про наречённую возьми да спроси у него сам на Шабаше. Ты ж явишься на свой первый Шабаш? — Шабаш! — вспомнил Диня, что он не только мальчик на побегушках, но ещё и потомственный скоморох, сын Туза, пусть и провинциального белородского городка. — О, не говори, что ты забыл, — поддразнила его Майка. — В следующую субботу ты приглашён к Вию Балясны на представление, — напомнила сестра.       Точно же! Диня прохлопал эту новость, пока мечтал о Савве. Традиционно, когда в городе объявляется новый колдун, или хотя бы наследник колдуна, глава города собирает Шабаш, чтобы познакомиться с ним и представить чародейскому сообществу. Пульс резко подскочил, от осознания того, что... — Юляшка, а Савва там будет? — Он сейчас много ездит в Невгород по делам матери, и в целом весь в разъездах, — уклончиво отвечала хитрая сестра, наблюдая за реакцией Дини. — Думали в эту субботу по-скорому устроить сходняк, но Яхонтов попросил отложить на недельку, дать тебе освоиться. Надеюсь, в следующую он не бортанёт твоё представление. Берзарин сказал, переносить не станут. — Она заметила, как брат сделал постную мину. — Динь, я же не зря сказала тебе, чтоб ты спросил у него сам всё, что хочешь. Савва — мастер эпатажа. Он может объявиться где угодно и когда угодно, поверь, а он не последний колдун в столице. — Тут в голубых Юлькиных глазах забегали насмешливые огоньки. Ну точно, собиралась подразниться. — Вдруг ты ему тоже приглянулся, и он не пропустит твоё торжество? И тогда, Звоночек, береги свой хой. Потому что Шабаш стирает условности, и на нём все колдуны равны.