Запах одуванчиков

19 августа 2066 года, Балясна.       Никакой другой звук так не способствовал подъёму, как стартовая сирена. Волей-неволей глаза разлепишь. Будильник Савва выбрал под себя, чтобы при нужде медведя из спячки вытащил.       Шесть часов всё ещё летнего утра. Солнце пока высокое и тёплое. Самое сложное — встать, хотя в августе это куда проще, чем зимой. По башке уже топтался кот. Савва пока не понял какой из пятёрки, но, судя по тактильным ощущениям — Филин. Зверь подал голос низким вопросительным «мр-р?», и Савва убедился. Филин. — Филька, сгинь.       Манкун не послушался. Залез своими огромными, почти рысьими лапищами на грудь и давай мять забитые мышцы. Ноги придавил тяжестью другой лазутчик. Савва поднял голову и увидел пушистокостного, кажущегося вечно сердитым Сэма. Вокруг кровати сидели другие желающие пожрать и лупились на хозяина кто жёлтыми зенками, кто зелёными. Савва нехотя принял вертикаль. В прошлой жизни он мечтал завести всего-то одного кота. В этой — взял, да психанул. «Ну и шут с ним. — Савва опустил крупную левую ладонь на первую подвернувшуюся голову. — У брата без пяти минут шестеро детей. А у меня только пять котов. Не так уж я и безумен». — Лялька! Зимушка!       Наполненный солнцем, бьющим из панорамных окон, дом отозвался гулом эха. Малая загуляла. Савва и сам притащился вчера в ночи на автомате, не помнил даже ветром, на духе или через портал, впрочем, неважно. Его, как верблюда через пустыню, домой всякий раз приводило чутьё. Чемпионат неделя как кончился, победы были собраны, подошло время начинать новый сезон. Савва удручённо покосился на заваленные блестящими бляшками и супницами этажерки по периметру его комнаты, и подумал, что такому титулованному гастеру, как он, хорошо бы предоставлять дополнительную недельку отдыха. А то даже телу восстановиться толком не удалось, что говорить о ментальном здоровье. «Ты о чём вообще? — стукнулось честолюбие. — Яхонтов, ты не человек, ты машина, пора бы привыкнуть и перестать ныть. Не жалей никого, а себя — подавно». — Мр-р-р? — протяжно добавил Филин. Тёмик, сидя на полу, облизнулся. — Иду, иду. Достали, — прокряхтел Савва и поковылял искать совок.       Утро наследника рода Яхонтовых, многократного чемпиона Всемирных Колдовских Игр и самовыдвиженца в президенты Родины будущего года начиналось не с кофе. Кофе Савва, признаться, и не любил. Зато любил финиковый чай, небо, своих котов и младшую сестру, хоть она и была той ещё мерзавкой. — Равнодушная моль, — ворчал Савва, копаясь в лотках. — Разве сложно, уходя на блядки, убраться у котиков? Сама гладит, сю-сю-сю, а на деле...       Коты были Саввины. Тут не прикопаться. Но и дом был Саввин! Так-то Лялька могла бы делить родовое гнездо с матерью в Петрово. Ан нет, у брата ей вольготнее дышалось, как же! И ничего, что она согласилась за предоставление крова и пищи обеспечивать уход и общение его пушистикам! Малой было насрать, она жила, как хотела. И во сколько она вернётся, Савва тоже не знал. Благо, грозить ей также ничто не грозило. Удачливая маленькая стерва!       Один лоток, второй... Савва подумал, как бы смотрелся на страницах какого-нибудь делового журнала босой, в распахнутом халате, с помятой рожей и совком для говна. И рекламный слоган: «GPAir» заботится о каждом пассажире так же трепетно, как генеральный директор о своих котиках!»       Мать бы поржала, сто процентов. Но доверить духам-прислужникам котов Савва не желал. Не для того он назаводил себе священных дахрийских животных, чтобы самому за ними не ухаживать! Да и боялись они духов. К лоткам бы потом век не подошли. Вот и приходилось теперь отдуваться за плохое обращение. — Самаэль. Бафомет. Седрик. — Савва попутно ласкал вьющихся у ног котов, а старину Сета и подавно взял на ручки. Первому Саввиному коту шёл двадцать третий год, и в прошлой жизни он был вороном в Берзаринском парке. Это Савва знал точно. Отец рассказывал. Вот и пришлось, вернувшись из Новосвирьска в Балясну, увезти Сета с собой. Ох, и уламывал Савва отца! Тот всё не хотел отдавать кота, из-за окраса, конечно. Чёрный кот, из трупа которого можно сварить чёрную косточку... Ну теперь-то папуля мог быть спокоен. И Сет помирать, благодаря Савве, не спешил, и количество абсолютно чёрных котов в его доме стало многим больше одного. Точнее — все. — Мальчики, жрать!       Чёрная банда галопом поскакала за хозяином. Сам он основательно поест уже в офисе после тренировки. Если доживёт. Савва развёл себе в шейкере нейтральный протеин-синтетик с натуральным ананасовым соком. «Не рассусоливай, — под хруст корма в пяти пастях снова напутствовала сила воли. — Натягивай кроссы и тащи свою тушу на трень. Вспомни, что говорит Валера: новый сезон начался, как только закончился предыдущий».       До основной тренировки требовалось хорошо разогреться. Чем Савва и занялся в шесть тридцать. Сонная, почти безлюдная набережная встретила его сырой прохладой, розовые от солнца пики высоток родного города подмигнули окнами. Савва немного потоптался у парапета, раскачиваясь и потягивая мышцы, и побежал. Сначала тилип-тилип, осторожно, и постепенно нарастил нужный темп. Спустя полчаса, подбегая к Дому Правительства, нацепил на икры утяжелители, а на рожу дыхательную маску с клапаном. И — подкрутил процентов на пятнадцать. Для разминки будет достаточно. Над головой на разных уровнях носились косяки машин — разумное было решение перенести транспортные потоки в воздух и оставить землю для пешеходов! Спасибо губернатору Дорохову. Устранил сразу несколько проблем. И человеческих жертв стало меньше, и сраных голубей. Савва никогда не уставал напоминать Павлу Константиновичу о его заслугах, но больше не из лести, а потому, что Дорохов и в его собственной судьбе нехило поучаствовал. «И собирается ещё поучаствовать. Ох, как поучаствовать! — шуршал Савва кроссовками и маской, стараясь дышать равномерно. — Тьфу ты, не о том думаешь! Беги, экономь силы».       По-чемпионски ускорился, добегая до круглой капли нового стадиона. Пересёк реку по метромосту и углубился в парковую зелень, где можно было скрыться с любопытных глаз. — Сат Нам!       С почти машинально произнесённым заклинанием Савва Яхонтов оттолкнулся от склона и в едином порыве свернулся потоками горячего воздуха, не оставив за собой ничего, кроме взметнувшихся хвоинок и листьев. Хорошо размятые мышцы моментально перестроились в иное качество и заработали на ставшего бесплотным, но всё ещё живого колдуна, сделав его невероятным, грозным, впечатляющим, как сам пастырь облаков Стрибог. Стая ворон сорвалась с веток, спугнутая существом куда более сильным и опасным, чем любой другой хищник — ведь от хищника можно сбежать, а от воздуха — никак. Но Савве не было дела до ворон. Он покатил по городу вольным ветром и сходу чуть не вписался в магистраль первого уровня на «трёшке». Чужой автолёт качнуло ураганом, но не вынесло с трассы. Савва выругался, подумав, что не только сраным голубям воздушные магистрали причиняют неудобства. Но ради благополучия Балясны можно было и потерпеть. Прославленные на множестве стартов вихревые потоки несли колдуна на северо-восток города, в другой парк. И вот уж там начнётся настоящая жара. Савва обогнул низкое облачко, слизнув вихрем самый его край, и намотал на себя забавную белую юбку. Внизу пронеслись в одно биение сердца пики кремлёвских звёзд. Он наращивал скорость, свою любимую подругу-скорость, единственную женщину, в которую был влюблён беззаветно, как сам часто говаривал, и которая столь же охотно отдавалась ему. Ради скорости Савва отступился от исконного увлечения Яхонтовых — боёв смерчами, сторминга, ради скорости столько раз шагнул за пределы своих возможностей, и готовился шагнуть ещё дальше. Скорость делала его счастливым. Он был самым быстрым ветром — не только в дисциплине «нагон верчением» — в целом. Самым быстрым на свете ветром. — Хой! — коротко крикнул Савва, и его слова унеслись к земле. Однажды, и хорошо бы, чтоб в этом сезоне, он сможет крикнуть и не услышать собственного голоса. Потому, что будет лететь быстрее звука.       Берзаринский парк казался таким же сонным, как и остальная Балясна. Особняк Вия высился посреди ухоженных газонов и туй, как беззаботный коралловый остров, а за ним, точно подкрадывался к родовому имению соседей — мамкин обновлённый спортивный комплекс, «Yahoo Dynamics». Им теперь управлял в основном Савва, там же и тренируя разгоны. С детства и на всю жизнь.       Колдун ветра снизился, радуясь свободной от магистралей зоне отдыха, сложился в листву и, сжав потоки, покатился по дорожкам парка. Он надеялся найти себе потеху перед жестью, а заодно поприветствовать родственников. И правда, вскоре Савва приметил две белокурые крепенькие фигурки в овраге у Ведуньиного ручья, одну повыше другой. Столетовы. И века назад, и по сей день, неизменные стражи земли бывшего села Грибова, а ныне Грибовского района столицы. «Острословки и проклинательницы! — прозвенела в голове подсказка, а за ней включилось здравомыслие: — Кхм, тётя Настя Петровна и Ксюшка-плюшка».       Атаковать исподтишка прожжёную ведьму Савва не решился, а вот её внучку... — Уи-и-и! — завизжала поросёнком белобрысая деваха и задрыгала ногами, когда поняла, что неистовый смерч уносит её в небушко. — Баламут, огуряла, бзыря тьмонеистовый! — выдала очередь брани Настя Петровна. — Верни наследницу!       Савва затискал Ксюшку, хохоча и изображая пьяный самолёт, потом удосужился спустить заложницу на землю. — Фу-у-у! — маленькая Столетова затопала на него и принялась отряхивать платье. — Дядя Савва, ты же потный и волосатый! — И что тут такого? Потерпишь! — Савва развихрился перед ней, смеясь и приглаживая крупные, тяжёлые кудри. — Вот стану президентом, посмотрим, как ты запоёшь, крошка-картошка! — А с чего бы мне петь по-другому? — Ксюшка сверкнула в точности бабкиными голубыми глазами. В девчонке уже угадывался крутой, непокорный нрав, не единожды помогавший грибовским ведьмам сохраниться в тёмные времена и спасти родовое имя. Настя Петровна качала головой и покрепче сжимала свой драгоценный орешниковый посох в надежде, что Савва не выхватит, как в прошлый раз. — Тебе ли с ней пререкаться, баламут, — проговорила насмешливо, собирая складочками старческие морщинки по углам глаз. — Гляди, на зубы ей не попади! — Это проклятье, Петровна? — в шутку напугался Савва и подпорхнул к старушке. — Предупреждение, — та подбоченилась, взирая на него снизу вверх. Не удержалась, стянула с шеи платок и краем вытерла испарину с Саввиного широкого лба, напомнив те розовые времена, когда и «тьмонеистовый» Яхонтов был малюткой в гостях у Насти с Валерой. — Кра-Савчик, — по-особому присвистнула, поддразнила его и добавила: — Гоняет тебя мой благоверный, роздыха не даёт. — Доля моя колдовская такая, Насть Петровна. Кому ещё страну прославлять в скоростных залётах? Валера Николаевич на заслуженном тренерском отдыхе два года как, Нико за Эллинию взялся выступать, а с остальных недомерков и спрос невелик. — Савва поиграл дюжими плечами. — Но и я один сотни стою, а? — Жених завидный, — подыграла ему Столетова. — Зять — нехуй взять, — с затаённой горечью отрезал Савва, и Настя зашикала на него: не при ребёнке, мол! — А что? — Яхонтов разошёлся, — отдашь за меня Ксюшку, как вырастет? — Кровосмешением вздумал баловаться, жиздорь? — пуще прежнего наступила на него ведьма. — Да полно, Петровна, я по-свойски. — Савва приобнял её за талию. — Знала бы ты, сколько писем мне присылают всякие дурочки с разных концов планеты. Среди них и ведьмы есть, что странно. «Не соблаговолите ли, Сав Давыдыч, моей дочке наследницу зачать»? — передразнил предложения Савва. — Наш люд совсем расслабился на союзах Земли и Неба и забыл, что такое колдун бессыновний. И что я могу не наследницу ведьме зачать, а своим собственным наследником эту дочку в гроб спровадить. Времена стали жирные и спокойные. Давным-давно никакая бабень родами от колдуна не умирала. А закон никто не отменял. — Правильно говоришь, Яхонтов. Разумно, — прищурилась Настя и прихорошила затихшую Ксению. — Современные ведьмы глупят, как пустомели, и в мережку лишний раз ленятся подсмотреть. А ты не горюй, бди. Небо тоже не слепое, и твоя наречённая Землю топчет. Сам ведаешь, закон никто не отменял. Любовь... — Да шут с ней! — тут фыркнул Савва, соскакивая с набившей оскомину темы. — Настя Петровна, в слове «любовь» есть все четыре буквы слова «боль». Как можно идти на такое добровольно? Нет, не по мне сорочка шита! Нет во мне этой вашей любви, и не надо! Мозг свежее останется!       Столетовский прищур сделался каким-то противно-понимающим. Савва уловил в нём предшествие веских слов, и не прогадал. — Когда счастье прогоняют, оно не верит и остаётся, — сказала Настя. — Потому я его и не привечаю, — парировал Яхонтов. — Что проку от счастья? Оно мимолётно. Как занятый пьедестал или чарка доброго винца. А в конце остаётся горечь лишения. — Счастье длится сколько хочешь долго, если беречь его вкус на языке. — Беречь? Вкус? О, это не про меня. Не люблю копаться в прошлом. — Савва провёл ногтем под ногтем, вычищая несуществующую грязь. — Ничего хорошего там для меня нет, сама знаешь. Да и что-то мне подсказывает, что я — самый дурной возлюбленный на свете. Помнишь, как говорили про моего деда, из которого я слеплен почти один к одному? «Любовь такого человека, как Малюта Яхонтов, страшней его гнева». Не думаю, что я намного от него отстал. — Копаться не любишь, а себя закапываешь, — возразила Настя. — Не рановато ли? — Тридцать четыре — самый возраст, чтобы проститься с иллюзиями. Я прагматик, и подачек мне от Неба не надо. Захочу, сам возьму, а чего не могу взять, того и хотеть не должно. — «Делай, что должно, и будь что будет», — припечатала его Настя девизом яхонтовского же рода. — Именно! — Савва потыкал её пальцем в плечо. — Ибо, как ты мне десять лет назад предсказала, «никогда, брат-чародей, ты не найдёшь себе королевы», и сколь бы моя матушка тому ни противилась, я тебе верю, а не ей. Своей судьбы ведьмы не ведают, а кто я, если не судьба её рода? — Наруч на запястье Саввы замигал напоминанием, Яхонтов всколыхнулся и, пока не остыли мышцы от пустой болтовни, заявил ведьмам: — Так что, Столетовы, идите вы в парк к своим белочкам. А мне в воздух пора, муженёк твой заждался! За сим откланиваюсь! — И умчал в сдобренную облачками высь. Настя постояла немного, глядя вослед гудящему потоками баламуту, и тихо проронила внучке: — Видишь, Ксюша, на счастье тоже можно быть обречённым. А он, дурень, жадный, да нахрапистый. Всё брыкается, ждать не умеет.