Стратегия выживания

***

Тонкие пальцы. Железная хватка. Многострадальная бита, проломившая не один десяток гниющих черепков. В рюкзаке — ничего стоящего, кроме антибиотиков, походных грелок и сухой лапши в пакетиках. Над ухом жужжит комар, Саэ угрюмо глазеет на ряд браслетов-глоустиков, обвивших его запястье, но принимает решение не отмахиваться — реагировать слишком лень, энергию нужно экономить для марш-бросков. Зато Шидо беречь калории во имя общего блага вообще не собирается. Его размытый силуэт вертится изголодавшейся гиеной вдоль вставшего на пути забора и живо вытаптывает траву под собой. Саэ вперивает зрачки в это мощное тело, наминает губы. Ему вроде как прикольно исследовать повадки своего напарника чисто из спортивного интереса, а вроде и нет — слабое тепло между бёдер явно далеко от всего спортивного. Шидо наконец заканчивает борьбу с зеленью — роется в кармане, хрустит пакетиком с очередным глоустиком, ухмыляется через плечо и пихает светящуюся палку прямо в зубы. — Ща фё буфет, — самонадеянно уведомляет он. Резцы с клыками искажаются в животном оскале, Саэ смотрит на него сквозь приопущенные ресницы, замечает нитку слюны на подбородке, окрашенную в химический фиолетовый, и демонстративно закатывает глаза. Вот ведь сумасшедший чёрт, думает. — Жду твоих подвигов, чертёнок, — сдержанно произносит вслух. Большие раскосые глаза довольно щурятся, Рюсей показывает «Окей» и нетерпеливо обращается лицом к высокому забору. Из кармана его толстовки показываются массивные кусачки. Мощная лапища азартно примеряется к рядам колючки, а Саэ мысленно молится на то, чтобы придурка-Шидо шибануло током. Не насмерть, разумеется — так, слегка, в качестве поучения, потому что мародёрить по брошенным военным складам слишком небезопасно. Но брошенные склады на то и брошенные — после первого щелчка ничего не происходит. Ничего, кроме метаморфоз в поведении Шидо — он напрягается, выдерживает паузу и навостряет уши. Саэ по наитию следует его примеру — до сосредоточенного слуха добирается глубокое дыхание этого полоумного детины и тревожный стрёкот цикад. — Надеешься встретить тварей? — шёпотом вопрошает Саэ, заранее предопределяя неадекватный ответ. За широким плечом утробно хихикают. — Надеюф нафти пфенсофпилу. Слабый ветер качает высокую траву, щелчки возобновляются, а Саэ еле сдерживается от нелестного шлепка по своей же щеке. Судя по тому, с какой серьёзностью и частотой Шидо рассуждает об этой штуке, он действительно когда-нибудь разворует строительный магазин и вооружится здоровенной махиной с длиннющей пильной шиной и острейшей режущей цепью. Да чёрт возьми, Саэ даже на все сто уверен, что Рюсей специально отыщет рыжую и назовёт её Почитой. Ага, он всё-таки запомнил. Как не запомнить после той тотальной головомойки в полусгоревшем книжном? Впрочем, он не расстроится, если ошибётся — все незначительные детали о вымышленных героях со страниц манги напрочь меркнут в контексте происходящего в мире и их с Шидо перемещений по Хонсю в частности. Ключевой вопрос выживания ведь не в именах, не в исполнении желаний, а в мобильности — Саэ терпеть не может загоняться из-за других, но невольно прыгает по своим же граблям, переживая насчёт того, где Шидо возьмёт достаточно топлива и каким образом будет его хранить, если они никогда не задерживаются на одном месте дольше, чем на пару суток. — …Шидо. Щелчок. Пауза. — Фё факое? Щелчок. Пауза. — На хуй твою бензопилу. Щелчок. Пауза. Рюсей пыхает носом. Над его лохматой головой шелестят пышные кроны деревьев, сырой ветер воет в остовах брошенных машин, некогда сдвинутых к обочине тяжёлой бронетехникой. Саэ знает — полгода назад здесь шли ожесточенные бои. Самооборона рвалась отбить у заражённых хотя бы кусочек безопасной земли, но ожидаемо пала под натиском противника, отступив к Мацумото. Согласно скромным слухам о всех последующих событиях, город ещё держится, то и дело отбивая непрекращающиеся нападения тварей. Более конкретной информации о местах стычек нет, и Саэ очень надеется, что к наступлению зимы они с Шидо свернут в леса, затеряются где-нибудь на окраине опустевшей деревушки и не попадут в самое пекло. Вряд ли выжившие примут к себе ещё парочку лишних ртов. Нет, не так. Чтобы эти самые выжившие смогли задуматься об увеличении численности населения карантинной зоны, нужно преодолеть орды заражённых, скитающихся в пригороде. Сколько их там? Сотни? Тысячи? Десятки тысяч? В падшем Токио было больше миллиона. По коже пробегаются едкие мурашки, позабытое ощущение чужого присутствия появляется из ниоткуда и пробивает затылок ледяными стрелами. Саэ резко оглядывается на лесистое предгорье, убегающее под высокое небо, бороздит глазами контуры густой травы на предмет подозрительной активности, и глухо чертыхается. Вроде показалось — твари ведь не настолько умные, чтобы прятаться от своей добычи, да? С другой стороны, караванщики, с которыми Шидо успел побрататься во время их тура под названием «от Токио до Уэнохары на своих двоих», делились наблюдениями о том, что некоторые из заражённых постепенно мутируют, обучаясь преследовать жертву многие километры. Прямо как в Резиденте, говорили, только по-настоящему. В животе поднимается туманный холодок — парой часов ранее они проходили по касательной с Косю, и из дырявых глазниц частных домов веяло смутным, чертовски нехорошим предчувствием. Саэ осязает липкие касания внизу живота и очень хочет верить, что они донимают его из-за упавшей температуры за бортом, а не из-за внутреннего страха. Проблема в том, что для проявления последнего слишком много весомых оснований: у тварей численное преимущество, нечеловеческая сила, вселенский голод и рентгеновское зрение, и если одна из таких в теории набредёт на них, то быстро подтянется и вторая. Они же почти всегда передвигаются стаями, от которых приходится отбиваться камнями и палками. Прямо как завещал этот… Как его? Энйштейн? Эштейн? Энштейн? Саэ не выдерживает напора спутанных мыслей и подходит ближе. — Долго там ещё? Щелчок. Пауза. Рюсей смешливо хрюкает. — …Мой Саэфуфик уфпал? Щелчок. Пауза. Саэ притирается лбом к чужому плечу и со свистом фыркает. — …Ты только догадался? Голос проседает совсем чуть-чуть, Рюсей неслышно глотает слюну и заносит руку для того, чтобы повторить цикличный ритуал. Зрачки Итоши пробегаются по обрезанным лохмотьям колючки, сползшей к земле, липнут к фиолетовым отблескам на кусачках, но клёкот ночной птицы влезает в ритмичную какофонию одновременно со щелчком. В животе что-то обрывается, тело против воли прошибает дрожь. Шидо замечает. Вздыхает. Его тяжёлая рука ложится на загривок и успокаивающе поглаживает. — Фейфас пфиту тфою опфмофаем колюфкой и фтанет легфе, — бормочет он, перебирая прядь за прядью. Могильный холод, сковавший мышцы, внезапно отступает за лесистые предгорья, остовы машин рассыпаются в труху, а деревянная бандура в руках становится неожиданно тяжёлой. Честно говоря, Саэ от чистого сердца ненавидит все эти нежности, но ему жизненно необходимо чувствовать что-нибудь ещё. Что-нибудь кроме хриплого дыхания костлявой суки, бегущей за ними по пятам. И он чувствует. Чувствует, что от Рюсея пахнет солью, костром и землёй. Чувствует, что его грубые пальцы зарываются в отросшие пряди на затылке и зажимают их у корней. — И вообще, — выдернув глоустик изо рта, дополняет Шидо. — Когда у тебя будет катана, ты станешь ебически непобедимым. Даже я бояться буду, клянусь. Щиколотки глухо хрустят, Саэ поднимает подбородок вверх. Чужое дыхание прерывается у края рта, и Саэ чувствует, что смирится с Почитой.