Меня парни не интересуют

*** Осаму не был железным, но психика научалась абстрагироваться от неприятных новостей. Он привык к тому, что вместо жалости к самому себе нужно действовать. В его случае действия проявлялись в холодном расчете и манипуляциях. Посмотрев в свое отражение в зеркале, оглядев мешки и красные белки глаз, он открыл кран с водой. Струя мощно вдарила по низко (относительно роста Дазая) расположенному умывальнику, он зачерпнул воды и окунулся в неё лицом. Посмотрев еще раз на себя, как капля за каплей стекает по каштановым ресницам, он уже более уверенно сказал некому образу врага: — Федор, я тебя сломаю.

***

Тело Ацуши Куна с остальными пострадавшими отправили в морг. Осаму же направился к Федору — ему сообщили, что тот проснулся, но очень слаб: — Стойте! К нему нельзя, — Осаму благополучно проигнорировал замечание, но когда медбрат схватил того за запястье, Дазай уставился на него так, что тот от страха оцепенел и ослабил хватку. — Пусти его, — сказал Мори подчиненному, — у них запланирована встреча, — хмыкнул он. Портовая Мафия заправляет личным госпиталем, в котором обычно сотрудники мафии проходят лечение наравне с гражданскими. Как никак профессия Мори позволяет заведовать еще одной отраслью. А если появляется возможность, то и органы можно одолжить: развелось в стране мотоциклистов. Портовые, не без усилий босса, смогли договориться с правительством, чтобы всех одаренных переправили именно в это здание. Трупы же находятся в морге несколькими этажами ниже. Сотрудники как раз закончили вскрытия тел погибших в той мясорубке и то, что от них осталось после буйства Арахабаки. Сотрудник записал показатели приборов, сменил капельницу Федору и вышел из помещения. В палате задернулись шторы, на замок закрылась дверь. Дазай это сделал в своем стиле — стоя спиной к замку. Фёдор услышал щелчок. — Вот черт, — успел прохрипеть тот, прежде чем Дазай зажал ему трубку от кислородной маски. К горлу он приставил скальпель, который еще утром стащил из кабинета Мори. В железке отражалась оскалистая улыбка Осаму. Он приблизился к уху Федора и прошептал: — Забавно слышать от такого религиозного человека подобные слова, дьявол-Фёдор.- Достоевский прокашлялся, что давалось ему крайне болезненно. Дазай взглянул на обрубок руки, затем на пакетик капельницы — ему давали морфий. Осаму для себя отметил, что если не добьется информации от Федора, то отключит тому подачу обезболивающего. Расслабился. Осаму вернулся в исходное положение и сказал уже более громко и со свойственным ему спокойствием, прикрыв глаза, — Ты вообще сплошное лицемерие. Оставлю в покое, если скажешь, где тут найти лазейку, — он присел в кресло рядом, ловко вертя пальцами скальпель как ручку, заложил его за ухо. — О чем это ты? — просипел тот. — Не прикидывайся, я уже давно понял, как устроен этот мир. Наш мир, который ты так стремишься разрушить и я говорю о книге. — Хочешь знать где она? — Да. Мне нужна хотя бы страница. Если ее не хватит, то отдай мне книгу целиком! Палата разразилась хохотом, удивительно, что бывший коматозник на такое оказался способен. Но это был не Достоевский. Гоголь лежал на соседней койке, отделенной от Федора пуленепробиваемым стеклом, запястья его были привязаны к поручням, ему в кровь поступало седативное, но на удивление он был относительно живеньким и как оказалось это был его смех: — Отвечай, если успокоился, вопрос и тебя касается, клоунесса. — Дело в том, что ты вроде такой умный, но в то же время и такой тупой, — Гоголь выразил свою точку зрения. — Пока ты не ответил на мой вопрос, сделай одолжение: направь свои предсмертные потуги на что-то не настолько бессмысленное как твоя жизнь. — А он прав, — парировал Достоевский. — А то как же?! — сарказм Дазая сменился на злобный оскал в сторону Федора. — Федя, ну это уже ни в какие ворота — он тупой. Дазая это на порядок начало раздражать еще с первых секунд, но теперь он готов был всадить в психа скальпель и повторить сцену, когда-то им увиденную на смертном одре бывшего руководителя портовой мафии. — Дело реально в тебе, Дазай, — оторвал того от кровожадных мыслей Федор, — Ты являешься единственным, чья способность аннулирует чужие способности и тебе не показалось это странным? Вот тебе подсказка — ты и есть книга и тебе не достает пары страниц поэтому ты так к ним стремишься. Эти недостающие страницы как ключ к воспоминанию об этом факте. Я долго размышлял по этому поводу и понял одно — ты не гений. Ты просто знаешь как все будет, Настродамус ты хренов. Легко просчитывать шаг такого аппонента как я, когда сам являешься чуть ли не создателем Вселенной, в которой находишься. — Ты слишком легко выдал мне эту информацию. В такое сложно поверить. У меня складывается ощущение, что ты сравнил меня с Богом, — Достоевский на это лишь вяло хмыкнул, пустив влагу в кислородную маску, — думаю, я бы запомнил такой немаловажный факт. Собственно, почему ты мне это так легко выдал? — Это не потому что ты такой из себя мастер пыток, нет. Это как долго ожидать, что ребенок сам решит уравнение, но поди и погляди — ребенок тупой, не мог бы ты постучать по стенке кулаком дважды? Да, вот настолько тупой. — Так что теперь? — Как я и сказал тебе — книга потеряла свои страницы и теперь стремится их вернуть, — ухмыльнулся тот, — вот одна, — неким образом она появилась в руке с каким-то характерным сиянием в полностью заполненном виде. — А где оставшиеся? — Одна из них, предположу что в морге, вторая — владелец небесного казино — и она у меня в руке.

***

Дазай вышел из палаты, перед ним предстал шеф Танеда. — Все прошло так, как ты и говорил. Он не понял, что мы применили на нём способности одного из одаренных и выложил правду. — По своей воле он бы точно ничего не сказал. Все это время Осаму касался маски, но не самого Федора. Ювелирная работа в обмен на ювелирную работу. Розыгрыш в обмен на розыгрыш. Пока тот лежал на своей кровати, одаренный за стеной действовал как сыворотка правды. — Молодец, Лев.- Положив руку на плечо мальчика лет 10, одобрительно похлопал того Танеда. Лев Толстой способность «правда». Дазай подумал, что еще многих одаренных скрывает правительство, но ему нечего бояться. Ведь он больше не человек.

***

Поздней ночью, спустя 3 часа после ухода Дазая из палаты. — Фед~яяяя, Федь! Не игнорируй меня. Почему молчишь? Я уже час сам с собой играю в города, ты как с начала игры свой ход пропускаешь, так я вместо тебя называю их. Давай же, тебе на «мягкий знак», ты умный разберешься, — но тут же до него дошло, -Дост кун? Сняв с себя ремни, поскольку мог это сделать и ранее, Николай встал с койки. Подошел к изоляционному стеклу и увидел Федора с широко распахнутыми, но стеклянными глазами. — Пиздец. А я хотел, чтобы мы еще тут вместе побыли, как жаль! Сдох…- тебя всего-то наебали, а ты сразу в покойники записался, чего так реагировать? — Подойдя к пункту вызова он ткнул кнопку, — Эй, у вас тут Федя в мир иной, а вы ни сном ни духом. Даже ваши эти экранчики не пиликают. Они разве не должны сделать пипипипиииииииии? Что за больница такая? Я пока не узнал, что Федя сдох, разговаривал с ним, как сумасшедший. Ебушки-воробушки! Что обо мне люди-то подумают? Эй, здесь кто-нибудь есть?

***

После разговора с Достоевским Дазай сел в машину к Чуе, тот со скрещенными руками гипнотизировал пустоту: — Закончил с допросом? — Да, он все выложил. — Ну так что? — Надо в морг. — Он же этажами ниже его палаты. Зачем на парковку спустился? — А то ты не знаешь? Побарабанив по рулю пальцами, Чуя слегка надул щеки: — Пу пу пууууу, — выдохнул он. — Чего это ты? — Ты его убил! — Вдруг сказал тот, закинув руки себе за голову. Все таки догадался, — Точно! Ах ты сукин сын, — с улыбкой сказал Чуя, пихая того в плечо. — Я его не… — Ой, не пизди, скумбрия. Я же знаю, как ты любишь крысятничать. Иногда словом так заденешь, что лучше бы пианино на голову свалилось, а не вот это вот всё. — Лестного ты обо мне мнения… — А то я не прав? — смотря тому в глаза, спросил тот. — Прав. Достоевский скончался, поняв, что выложил тому все, включая чуть ли ни бренд любимых семечек, на блюдечке. Сердце не выдержало. Дазай поэтому не стал убивать его, стоило только видеть в лице демона окатившее его осознание того, что он только сделал, так Дазай не скрыл внутреннего ликования. Последнее, что увидел Фёдор было улыбающееся лицо бывшего мафиози. Игра стоила свеч. Остается самое трудное.

***

Дазай прибыл в морг, ему выкатили тело мальчика. — Почему умерли вы с Одой, а я остался тут болтаться? «Говно не тонет» говорят, ведь так?- Хмыкнул тот,- Не ожидаю, что ты мне ответишь, но хотел сказать, что не совершу тех же ошибок вновь, как было при нашей встрече. Не буду медлить. Он коснулся губами лба Накаджимы и торчащая белая прядь обернулась листом, а тонкая чёрная полоска надписью: «Ацуси Накаджима — зверь в лунном сиянии.» Он все исправит.