Зависимость

      — Блять… — простонал Джон, уткнувшись лбом в дверь.       Саймон слышал каждый шорох за этой незначительной преградой между ними. Он держал руку на ручке. Он хотел было продолжить давить на Джонни морально, чтобы наконец узнать, что произошло. Лейтенант занёс руку, чтобы постучать по двери и приготовился говорить, как его тело замерло.       — Блять… что же ты со мной делаешь?.. — раздался протяжный стон по ту сторону. — Ох, Саймон…       Стон, полный отчаяния, мольбы и желания. Райли замер, пытаясь осознать, что он сейчас услышал. Знает ли МакТавиш, что Гоуст слышит его? Знает ли он, что лейтенант стоит за дверью и слушает? Он играет на публику?       Удар по двери кулаком. Райли делает шаг назад, но не более. Не может заставить себя уйти. Он давно не испытывал таких странных, противоречивых чувств. Наверное, он вообще давно ничего подобного не ощущал. Послышался шорох одежды и ещё один стон, похожий на скулёж. О, Саймон помнил его. Очень хорошо.       Когда он вытаскивал эту чёртову пулю из его руки, буквально стоя одним коленом на горле сержанта, а вторым на его локтевом суставе, фиксируя промежуток, Джонни стонал точно так же. Он смотрел на него нечитаемым взглядом, прямо в глаза, и скулил, пока Гоуст ковырялся в мясе инструментами и своими длинными пальцами. Кажется, тогда МакТавиш также что-то сказал по поводу его рук, когда лейтенант уже туго перебинтовал рану и помог напарнику одеться. Саймон не помнит. Он старался вычеркнуть из своей памяти все подобные взгляды.       — Черт, да… — послышалось где-то из-за двери, а потом раздался ещё более откровенный и протяжный стон. Стоит отдать должное, он был как будто глухим. Джон не потерял голову совсем, стараясь заглушить себя и своё возбуждение, о котором Райли не стоило знать.       В бешеном потоке мыслей, желании уйти или же ворваться в комнату, лейтенант выхватывает образ Джона. И сейчас в его голове сержант вытворяет вещи куда интереснее, чем обычная рядовая дрочка.       С каких пор в голове Саймона были именно такие мысли? Джон же не дешевая проститутка из клуба где-то неподалёку от их базы. Он не стал бы отсасывать лейтенанту за пару сотен фунтов. Хотя Райли не уверен. Он также не уверен в том, что должен продолжать стоять и слушать то, что происходит за дверью. Но тело не слушается. Саймон не может сейчас развернуться на пятках и уйти в свою спальню, нет. Внутри него сидит тот самовлюблённый демон, которого он считал, что заглушил давным-давно, и он требует узнать лишь одну вещь.       «Как думаешь, он так на тебя реагирует?» — пронеслось его же голосом в голове у Саймона, который все так же продолжал стоять и смотреть на эту чёртову дверь. На то, что спасает сейчас их обоих от полного краха их иллюзии дружбы. — «Он думает о тебе сейчас? Когда будет кончать, вырвется ли из его губ твоё имя?»       Райли собрал все свои силы в кулак, дабы наконец-таки уйти от двери. Сколько минут он так уже стоит и слушает сбитое дыхание и скулёж своего сержанта? Если Джонни узнает, что тот так его подслушивал, то что он подумает? Больной извращенец…       — Блять… Саймон!       Финальный аккорд. Кажется, МакТавиш стонет это куда-то в одеяло или подушку. Он глушит свой хриплый голос, но Райли отчетливо все слышит, как будто сейчас он сидит рядом, на кровати, и наблюдает, как судорога оргазма накрывает товарища. Как тот закатывает глаза в удовольствии, рукой сжимая простыню. А потом тяжело дышит, пытаясь прийти в себя.       Гоуст стоит ещё несколько минут в прострации, смотря в одну точку перед собой. В голове набатом звучало его имя голосом Джонни. «Нет, все это неправильно. Так не должно быть, мы же просто сослуживцы», — снова пронеслось в голове Саймона. Пока одна его часть всеми силами яро отвергала то, что произошло и то, что он услышал, другая часть твердила, что сейчас самое время расставить все по своим местам. Завалиться в комнату с привычным грозным видом, потребовать объяснений... Но это было бы слишком, слишком грубо. Этим можно было окончательно разрушить все и не оставить даже намека на призрачную дружбу. И тем не менее...       — Джон?       Его голос прозвучал очень хрипло — сказалось то, что от волнения и всех этих чертовых неуместных размышлений у него пересохло в горле. Саймон сглотнул и прислушался к происходящему в комнате. Казалось, во всей квартире стояла гробовая тишина.       — Джонни?       Райли и сам от себя не ожидал, что обратится к подопечному столь ласково после того, что произошло. Тихо вздохнув, Саймон отошел от двери, опустив голову. Он решил оставить МакТавиша сейчас в покое и потому поспешил вернуться в свою комнату.       В квартире висела давящая, неуютная тишина. Даже гудящий холодильник или шум с улицы не мог разбавить ее. Она окутывала все, что тут находилось, проникала в каждую щель, заполняла собой каждую возможную точку пространства.       Гоуст лежал на своей кровати, сложив руки на груди. Смотрел точно в одну точку на потолке, не смея отвести свой взгляд ни на миллиметр, как будто там есть какая-то неведомая главная цель, за которой он наблюдает в прицел своей винтовки. И если он позволит себе отвлечься, то все полетит к чертям…       Саймон все еще слышал в голове голос сержанта, что загнанно и приглушенно стонал его имя. От этого внизу живота будто бы завязывался тугой горячий узел, жар от которого опускался в пах. Блять, да что такое?!       Лейтенант резко сел на кровати, разрушая тишину на мгновение шуршанием простыней, потер переносицу пальцами, жмурясь до белых пятен, и шумно выдохнул. Что-то явно пошло не по плану. Он не должен был слышать и знать то, что узнал. Чертов МакТавиш, его сержант, подчиненный. Тот, за кого Райли буквально несёт ответственность. Между ними не должно быть ничего, кроме рабочих моментов. НИ-ЧЕ-ГО. Только работа, глупые штучки на грани флирта…       Гоуст приподнял голову и окинул взглядом на свою дверь. За ней слышались шаги. Кажется, Джон ушел в ванную. Да, точно, через пару минут Саймон уловил шум воды.       Они ведь постоянно флиртуют друг с другом. Стоит Соупу начать эти идиотские разговоры — и лейтенант уже не может его остановить. Точнее может, но не хочет. Раньше Саймон в своей голове списывал это на продуктивность их работы. Его Джонни — мать твою, он его напарник, — большой оптимист, и серьезность — не его конек. И чтобы его напарник чувствовал себя лучше, работал лучше, Саймон будет терпеть его выходки. И поддерживать…       Шум воды утих. Как и размышления в голове Саймона. Он вновь посмотрел на дверь, вслушиваясь в тихие звуки за ней. Соуп старался быть тише, думая, что Райли уснул, и не хотел его будить. Желание прояснить что-либо уже пропало, поэтому Саймон лишь вернулся в исходное положение, вновь сверля взглядом точку на потолке.       Он сам виноват, что подпустил его так близко к себе. Отвечал на эти идиотские шуточки, а после и сам его подначивал. Но ведь с Джонни по-другому нельзя. Нельзя оттолкнуть его, когда тот так улыбается. Нельзя приказать заткнуться, когда он из кожи вон лезет, лишь бы лейтенант ответил ему. Нельзя заставить прекратить все это, когда он так преданно смотрит своими большими глазами, ища поддержку и понимание. Нельзя просто остаться равнодушным к этой шотландской занозе, нельзя просто убрать этот акцент из наушника, нельзя… Или можно?       Гоусту стоит лишь посмотреть на него своим привычным, пугающим всех до усрачки, взглядом, и МакТавиш тут же затыкается. Стоит только сказать ему пару слов, и Райли больше не услышит идиотских шуточек по радиопередаче из закрытого канала. Стоит просто повернуться к Соупу спиной, и он больше не увидит этого преданного взгляда.       Можно ли так? Да. Но хочет ли этого Райли? Определенно нет .