Зависимость

      Чего таить, что Соуп был экстравертом. Да ещё с таким шилом в жопе. В детстве мать не могла затащить его домой ни в плохую погоду, ни поздно вечером, ни даже когда тот оставался один из всей компании детей на улице. Жажда свободы всегда ветреной пылью носилась от сердца к мозгу, а назойливая задница вечно притягивала к себе приключения.       Шотландец не один раз с улыбкой вспоминал те дни, когда он пробирался домой после уличных потасовок, то с разбитой губой, то с сечкой на брови. Мать все охала и ахала, обрабатывая с некой трепетностью неглубокие ссадины и царапины, а отец все грозился отправить того в военное училище, дабы научить нерадивого сына дисциплине и самоконтролю. И однажды угрозы стали реальностью.       В свои шестнадцать он оказался в пригороде Лондона в военном колледже, куда его буквально пинками загнал родитель. И если матушка плакала, крепко обнимая сына на прощание и лепетала что-то о том, чтобы он не лез на рожон, то отец же наоборот, все подначивал его, говоря, что когда прилетит по крупному за провинность, он остудит свой пыл.       У Джона были не самые лучшие отношения с отцом. Сказать по-честному, отвратительные. Старик с густыми усами и бородой, на которого МакТавиш, если перестанет бриться, станет похож, как две капли воды, никогда не баловал его. Даже слова похвалы и выражение родительской привязанности были настолько редкими, что порой ему казалось, что отца-то у него и не было.       С этим все решилось достаточно быстро, вскоре после того, как его приписали к один-четыре-один. Прайс, что также носил очень забавные по его мнению усы, стал для Джона не просто легендой, о которой шептались в его предыдущем корпусе, а чуть ли не родным отцом. Конечно, сержант опять гиперболизирует их взаимоотношения, но то, как англичанин заботился о своём отряде и о нем в частности, заставляло разум считать их отношения именно такими. Ведь никогда у него не было спокойных разговоров с кровным отцом о марках сигарет, какие вреднее, какие вкуснее. И что вообще лучше перейти на сигары. Отец, когда узнал, что четырнадцатилетний Соуп балуется на заднем дворе школы с другими ребятами, всыпал ему так, что сидеть он не мог ещё дней пять точно. Прайс же всегда угощал, рассуждая о пагубности данной привычки, однако никогда не заставлял принимать свою точку зрения. Так, делился… И с алкоголем была такая же история. В отличие от отца, который все время ставил МакТавиша-младшего в детские рамки запрета, его приемный папа, как в тайне он его называл только в своих мыслях, старался следить лишь за количеством выпитого и чтобы потом у него был рабочий боец, не блюющий в тазик. Однако и такое за их недолгое знакомство случалось.       Они однажды с Гэрриком знатно перебрали. И то ли выпивки было слишком много, то ли она была паленая, Джон точно не знал, но блевали они дальше, чем видели. Кайл тогда занял белого друга в единственной на квартире уборной, а бедному Соупу досталась участь похуже: обниматься со старым, глубоким синим тазиком. Прайс тогда ничего им не высказал, а молча выносил и приносил обратно этот чертов тазик, подносил обычную воду для полоскания ротовой полости и просто сидел с ним, пока ему не полегчает.       МакТавиш без угрызения совести сам для себя решил, что если бы родителей выбирали, он явно бы выбрал Прайса в качестве своего отца.       Прайс, который потерял своего сына, еще когда тот был молодым, так и вовсе видел в Джоне самого настоящего приемного сына. Пусть даже и такого взрослого. Как полагал МакТавиш, Прайсу было даже в какой-то степени в радость заботиться о нем. И шотландцу это приятно льстило. Он никогда не отказывал старику в помощи, всегда прилежно себя вел при нем и исполнял все приказы как на поле боя, так и вне его, чем заслужил уважение и отеческую любовь капитана.       Джон вообще часто представлял себе, что его команда — это такая же семья. Каждый со своими тараканами в голове, но все стараются уживаться вместе в мире. И если в капитане он видел второго отца, то в Гэррике — веселого дядю, а в Саймоне... Джон затруднялся ответить на этот вопрос. Он приписывал Саймону много ролей и очень часто их менял, думая, что ни одна из них не подходит. И тем не менее, несмотря на частый холод в их отношениях, Джон считал и его частью своей скромной семьи тоже. А как иначе?       Саймон даже сейчас заботится о нем, следуя наказу Прайса. И даже так Джон не хотел бы так сильно обременять его своим присутствием. Поэтому МакТавиш стал собираться на прогулку по городу, мысленно прикидывая, куда можно пойти, какие нашумевшие заведения Чикаго можно посетить и где, в конце концов, посмотреть на что-то красивое и успокаивающее.       Мужчина, недолго думая, во что одеться, выбрал голубые джинсы, белую футболку с v-образным вырезом и свою куртку, которая должна была бы защитить его от ветреной погоды. Оценив свой вид и, предположив, что с ним было бы не стыдно выйти в свет, сержант вышел из своей спальни, направившись в гостиную       — Я ушёл. Ты точно не хочешь поднять свою задницу и пройтись со мной, эл-ти? — все ещё с надеждой спросил МакТавиш. Он привычно улыбнулся, в надежде хотя бы на какую-нибудь реакцию со стороны своего напарника, но ответ не поступил. Даже через минуту полной тишины.       Саймон даже не поднял на него взгляда, не отрывая своего внимания от чтения новостей в своём смартфоне, что заставило Соупа нахмуриться и пробубнить себе что-то под нос.       Джон ловил себя на мыслях, что пытается уловить каждый жест и взгляд лейтенанта. Ну да, это ведь такие редкие моменты из коммуникаций. И никакого подтекста. Лишь банальное желание чаще видеть одобрение в чужих глазах. Чувствовать пристальный взгляд и ловить каждую улыбку. Да, никакого подтекста.       МакТавиш вышел на улицу и вздохнул полной грудью. Да, воздух тут не такой чистый, как дома, в Шотландии, но и не такой напряжённый, как в квартире. На улице было проще. От мыслей отвлекало любое действие, на котором можно было заострить внимание. А там, наверху, его внимание концентрировалось только на хриплом басистом голосе и чертовой маске с черепом.       Прайс рассказывал, что до этого он бывал уже в Чикаго, и ему понравилось бывать на набережной. Капитан много рассказывал вчера о военно-морском пирсе, поэтому было бы глупо не посетить данное место.       Пирс был не так далеко от их квартиры — последняя находилась практически рядом с озером Мичиган, в районе Магнифисент Майл. Джон никогда прежде не был не то, что в Чикаго, да даже ни в одном штате Америки просто в отпуске. Он бывал там только по делам и слабо ориентировался во всем от нравов до географии — спасало лишь только то, что он вычитал по дороге и что вспомнил из школьных курсов, что немного, пожалуй, усложняло жизнь, ведь не все то, что пишут и рассказывают — истина. В голове Джона, к сожалению, засело очень много стереотипов, основанных на услышанном и прочитанном.       Да и в географии Чикаго он не очень-то и хорошо разбирался. Он запомнил ключевые точки, которые нужны были при выполнении задания. А что касается других рабочих поездок в США — обычно его забирали и отвозили в нужные места служебные машины, так что не приходилось смотреть карты и искать, куда идти. В этот раз ему пришлось открыть онлайн-карты и посмотреть направление.       До порта он решил пройтись пешком и привести мысли в порядок. Фото порта он смотреть не стал — не желал портить приятное ожидание чего-то грандиозного и красивого такими откровенными спойлерами. Шотландец представлял себе это место очень своеобразно: он искренне считал, что там прямо сейчас находится несколько военных кораблей разных видов, всюду ходят военные, да и в целом порт выглядит не как обычный городской причал, а как, по меньшей мере, обычная военная база, к которым он привык.       Джон шел, погрузившись в свои мысли и периодически поглядывая на карту. Он постепенно приближался к точке, и когда вдалеке за домами он увидел озеро, сержант заблокировал телефон и убрал в карман, посчитав, что дальше разберется сам. Достигнув набережной, он осмотрелся. Нигде не было ничего подобного, что напоминало бы военный порт, о котором он столько успел нафантазировать. Джон сверился с картами: все правильно, он на месте.       «Похоже, я невовремя,» — грустно подумал он. Видимо, и впрямь стоило сначала посмотреть на фотографии, прежде чем идти и тратить свои драгоценные силы на что-то подобное. Ну, по крайней мере, у него получилось хоть немного привести мысли в порядок. Но Джон признался сам себе, что место то и в правду красивое. Не обманул его капитан, рассказывая о нем. Единственное, что портило обстановку, так это достаточное количество людей. Тут были и местные, и туристы. Где-то со стороны толпы доносился плач ребёнка, а поодаль стояли пожилые мужчины, активно споря о чем-то. У них был явный американский акцент, который резанул Джону ухо своим звучанием. Он даже не смог понять пары выражений.       А потом пришло нелепое осознание, что порой он выглядит и звучит точно так же. «По-английски, Джонни,» — раздался эхом голос Гоуста в его голове. Иногда Джон мог ругаться или выражать свои эмоции и шутки на своём родном диалекте. Наверное, Саймону тяжело воспринимать подобное, но МакТавиш ничего не мог с собой поделать. Ему нравилось своё происхождение, нравился свой язык. И нравилось на нем выражаться. Хотя стоит отдать должное лейтенанту: перевести непонятный лепет шотландца он просит все реже, а отвечает четко в тему их диалога. Значит ли это, что Саймон порой сидит в интернете и пытается хоть как-то вникнуть в шотландский диалект? Делает ли он это ради Джонни? Как это говорится, чтобы преодолеть языковой барьер…       Становилось жарко. Солнце вышло из-за облаков, освещая все вокруг и прогревая температуру воздуха. Пускай он был около воды, холодного ветра сейчас не было. «Полный штиль», — подумалось сержанту, а взглядом он наткнулся на палатку с мороженым. Идея поесть лакомство появилась после того момента, как тело подошло к витрине со множеством разных вкусов.       —Здравствуйте, — улыбчиво поприветствовала его продавщица. — Какой вкус желаете?       Он улыбнулся в ответ и сказал, что ещё не выбрал. Это позволило девушке прорекламировать продукцию, рассказывая о вкусах, представленных в палатке. И если бы Джон слушал ее, то понял бы, что частенько тут берут «Пралине» и «Шоколадное». Только он не слушал. Его взгляд упал на бочонок, в котором было много мороженого — этот вкус явно не пользовался спросом у людей. Мятное с шоколадной крошкой. Он также считал это сочетание достаточно странным. Однако это напомнило ему о Саймоне.       Лейтенант не пользовался парфюмерией и разными одеколонами. А в сумке постоянно лежали шампуни и гели из серии «3-1». Он не заморачивался над темой запаха, главное, чтобы было чисто. Это МакТавиш всегда имел при себе небольшой флакончик духов «Kenzo», постоянно стараясь благоухать, как выражался Гэррик. Но в один день лейтенант вернулся в их общую комнату на базе после душа, а в нос четко ударил запах мяты и шоколада. Джон тогда ещё отпустил пару шуточек, но быстро утих под суровым взглядом старшего по званию.       Теперь данный запах ассоциируется у него с лейтенантом, поэтому выбор мороженого пал именно на данный вкус.       — Мята с шоколадом, будьте добры, — улыбнулся он ещё раз, указывая пальцем на массу ярко-бирюзового цвета с чёрными вкраплениями. — Большой шарик.       Девушка кивнула и принялась за комплектацию лакомства. Через пару минут Мактавиш уже отходил от прилавка, припав губами к прохладной субстанции, которая быстро стала таять на солнце. Поначалу он не понял вкуса, но, распробовав, ощутил легкую горечь темного шоколада и свежесть мятного вкуса. Да, определенно, вкус наводил на сравнение с характером Райли. Такой же непонятный и вначале отталкивающий. Но если постараться распробовать, понять, то можно разложить на языке, или в голове, все «по полочкам» и получить приятное наслаждение.       С ужасом осознав, о чем он только что подумал, Джон поспешил выкинуть эти мысли из головы и задаться вопросом, куда же идти на прогулку дальше. Внезапно из отдаленных глубин его памяти всплыло слово, которое он очень часто слышал от своих американских товарищей и которое также часто встречал в литературе и фильмах.       — Чайнатаун, — одними губами прошептал сержант.       Да. Чайнатаун. Столь загадочное место, о котором много кто слышал, но мало кто рассказывает что-то действительно толковое. Джон представлял себе это место так же, как в фильмах. То есть, думал, что Чайнатаун — это натурально маленький Китай внутри большого города. Всюду вывески на китайском, запах китайских специй, типичные уличные закусочные, запах готовящейся лапши, разговоры на незнакомом языке — не поймешь, обсуждают ли они тебя, белого представителя европейской расы, или же обсуждают, как чудесно или плохо вчера сходили на свидание, — и, что самое характерное, китайские украшения-фонарики и...       «Как там эта шутка называется? Додзё, вроде,» — подумал Джон, усмехнувшись своим мыслям.       Он всегда был против стереотипов. Особенно если кто-то начинал расспрашивать о его родине, основываясь исключительно на стереотипах. А все ли шотландцы каждый день носят юбку? А правда, что в Шотландии везде одни поля, плато, и слышны звуки волынки? Все это казалось таким бредовым, и Джон объяснял, что не все шотландцы такие — и вообще, это не юбка, а килт! — а вопрос про поля и плато такой же глупый, как вопрос "а правда ли в городах ЮАР все еще стоят бунгало из грязи, в которых живут все?". Однако можно возмущаться сколько угодно, но отрицать, что ты в какой-то степени тоже подвластен стереотипам — глупо. Очень глупо.       Джон постарался снизить ожидания от Чайнатауна, и это было весьма и весьма непросто. К тому же, новую пищу для взращивания стереотипов дало первое фото Чайнатауна, которое он увидел на картах — это китайские красные ворота, китайские баннеры и китайские фонарики.       «Такова судьба», — подумал Джон и хихикнул от своей мысли. Да уж, возможно, в какой-то степени он и прав в своих суждениях. МакТавиш прибавил ходу, желая увидеть все это своими глазами. Идти туда было долго, но все-таки он решил прогуляться. По пути он завернул в салон связи и купил себе простенькие накладные наушники, чтобы было не так скучно идти и не приходилось забивать свою несчастную голову ненужными мыслями.       Музыка была одним из любимейших способов уйти от реальности с детства. Сержант был меломаном и определенного вкуса не придерживался, хотя все вообще в его плей-листе звучал рок и фолк.       Он недолго копался и всматривался в экран смартфона, а после, заблокировав телефон, направился в сторону «китайского городка». В мыслях наконец-таки был покой и тишина, за исключением звучания музыки.       Он и не заметил, как оказался перед знаменитыми красными воротами. Джон на какой-то момент замер около них. Да, он видел их на фото не так уж и давно. Но фото — это же не реальная жизнь! И все-таки, эти ворота показались ему чем-то особенным. Они были с красными столбами, зеленой черепицей и с баннером с китайскими иероглифами. Один предпоследний иероглиф, как помнил Джон, означало "низ". Последний, если его написать правильно, с ровной черточкой наверху, а не с чуть изогнутой, это ранняя смерть... или небеса? МакТавиш быстро догадался, что это — одно из названий Китая, Поднебесная страна. Тихо выдохнув, он прошел через ворота.       На улице было и впрямь шумно и весьма людно. То ли у всех выходной, то ли просто безработных людей весьма много. И, что самое характерное, он по большей части слышал английский язык. Или, по крайней мере, его мозг обращал именно на него внимание. Джон не стал долго раздумывать, куда именно пойти, выбор был очевиден: стоит зайти отведать местной еды, закупиться, сделать пару фото и после смело возвращаться в съемную квартиру к Саймону. Слишком экзотичной еды ему не хотелось, поэтому Джон остановился на лапшичной. Выбор там был не сильно большой, и Соуп, внимательно изучив меню, остановился на лапше с яйцом, всякими овощами и загадочным "наруто". "Что бы это ни было, это наверняка не слишком экзотично и не слишком тривиально. Самое то," — рассудил Джон и, подозвав официанта и повара в одном лице, сделал заказ, показав на понравившуюся позицию.       Лапшу принесли довольно быстро. Внимательно осмотрев ее, Джон заметил нечто необычное в виде кружочка с красной полоской-завихрением по центру. "Ага, это и есть загадочное "наруто"," — догадался сержант. — "Надеюсь, я хотя бы не отравлюсь и не займу сильно надолго толчок. Иначе бедному Саймону придется делать свои дела из окна."       Порцию он съел достаточно быстро, несмотря на то, что она была весьма внушительной. Расплатившись, он отправился дальше осматривать окрестности. В принципе, более ничего особо интересного для себя он не увидел и снова пожалел, что потратил время на что-то подобное, поэтому поспешил найти традиционный китайский магазинчик и поскорее свалить. Тем более, на улице начинало неприятно холодить, что совершенно не соответствовало прогнозам.       Что сержант хотел найти в этом магазинчике, даже ему самому не было известно. В мыслях были тараканы и кузнечики на палочках, зажаренные во фритюре до той степени, что уже было не разобрать, что ты употребляешь. А ещё большое количество острых соусов. Стереотипы, ну что поделаешь тут?       Однако зайдя внутрь, он очень сильно удивился. Еда не выглядела отвратительно, а специфический запах восточных специй, что преследовал его после той лапшичной, быстро испарился. Магазин был чистым и даже уютным, что не могло не радовать. Ведь МакТавиш хорошо помнил статьи из National Geographic о перенаселении Китая, а в следствии — отсутствия нормальной гигиены. Для Джона это был далеко не последний критерий в жизни, поэтому он зарекся никогда не путешествовать по востоку. Даже для матёрого вояки, который мог неделями валяться в окопе, носиться по пустыням с потной задницей, это был перебор.       Прогнав навязчивую мысль о грязи и гигиене, сержант подошёл к большой стойке с множеством закусок, что находились в вакуумных упаковках. Тут были и небезызвестные куриные лапки, видов двадцать, в разных соусах и приправах, и свиные кожа и уши, и разного рода кусочки мяса. Выбор пал на несколько разновидностей куриных лапок и упаковку копченого филе утки а-ля по-пекински. Джон быстро набрал в руки лакомства, а после прошёл к холодильнику с выпивкой. Взяв себе всего одну заинтересовавшую банку, так как страх того, что ему не понравится, был велик, а тратить деньги впустую не хотелось, он было уже направился к кассам, однако остановился и посмотрел на холодильник вновь. Открыв его, он достал такую же банку и теперь уже с более спокойной душой он направился оплачивать товар. Ну не может он завалиться и есть в одиночку. Вторая банка странного пива предназначалась Саймону. И даже если тот закатит глаза и откажется, что, конечно же, оскорбит широкую и добрую душу шотландца, Джон хотя бы будет спокоен перед собственной совестью, что он попытался… завлечь лейтенанта едой? Нет, он же не хомячок. Под предлогом выпить странного и попробовать не травануться провести вместе время? Да, наверное так.       Оплатив покупки и сложив их в пакет, сержант вышел из магазинчика. Накрапывал неприятный дождь, а ветер усилился в разы. Неприятный холод старался пробраться под одежду, поэтому Джон поспешно застегнул куртку, приподнимая воротник. А ещё около полутора часов назад он ел мороженное на набережной, которое таяло на солнце...       — Стоит поторопиться… — сказал сам себе МакТавиш и спешно зашагал к выходу из китайского райончика. В такую погоду, хоть и идти не так уж далеко, хотелось осесть в гостиной под включённый телевизор и не выходить никуда.       Наушники спасали его от неприятных звуков на улице, однако погода все ухудшалась. Ветер стал ещё сильнее, а мелкий дождик превратился в серьезный ливень. Люди вокруг бежали к своим домам или же прятались во всяких кафе и под навесами остановок. Лицо Джона намокло и он протер его ладонью, лишь бы убрать неприятное ощущение влаги хотя бы на секунды.       В этот момент он не заметил как налетел на небольшую компанию местных людей. Кому-то наступил на ногу, неудачно поскользнувшись на лежавшей на асфальте картонке.       — Оу, прошу прощения, — поспешил он извиниться и хотел было уйти, как перед глазами уже мелькнули звёзды.       В скулу, благо по касательной, прилетел кулак. Сержант успел среагировать и увернуться от последующего удара, отступая пару шагов назад и выставляя руки перед собой в защитной позе.       — Парни, какого черта?! Я же не специально! — непонимающе сказал он, а толпа азиатов из четырёх человек уже пошла на него, говоря что-то на незнакомом Джону языке.       МакТавиш быстро разобрался с проблемой. Его никогда не подводили ни левая, ни правая, какой бы задачей они ни занимались. Азиаты ретировались быстро, поняв, что мужчину на лопатки им не уложить, а кроме как извинений в виде английских слов с явным шотландским акцентом им не получить.       Соуп быстро поднял откинутый ранее пакет с едой и пивом в сторону и быстро зашагал прочь из этого квартала. Кулаки не болели, а в крови играла злость и задетая гордость. Кто же за такие пустяки кулаками сразу машет?! Подумаешь, наступил он на ногу, извинился ведь… Промок, так еще и удар пропустил. Неприятно.       Добрался до дома он уже без наушников, внимательно глядя, куда он ступает и старался не пересекаться с народом. Хватит Джону проблем на сегодня. На губах Джон ощутил неприятный привкус металла и поморщился. В таком виде, с разбитой губой, негоже появляться на улице, и потому надо спешить.       МакТавиш и сам не заметил, как оказался на пороге. Судорожно выдохнув, он просунул ключ в дверную скажину и аккуратно повернул его, после чего, услышав несколько щелчков, открыл дверь. Едва он ступил на порог комнаты, в коридоре возникла, словно из ниоткуда, зловещая фигура лейтенанта.       — Твою мать, — только и вырвалось из МакТавиша, после чего за ним закрылась дверь.       Джон стоял, как вкопанный, на пороге, ощущая себя провинившимся ребёнком, несмотря на то, что он — матерый вояка. Вроде как.       — Мокрый и лохматый, как мочалка, — с долей презрительности произнес Саймон. Это укололо шотландца, но виду он не подал.       — Это тебе, — неловко улыбнулся Джон, протягивая пакет с пивом.       Лейтенант окинул его взглядом, протягивая руку, чтобы забрать пакет. От его взора не ускользнули сбитые костяшки Джона. Поняв это, сержант запаниковал и поспешил всучить ему пакет и поскорее ретироваться в свое убежище, но Саймон остановил его жесткой хваткой за запястье.       — Что произошло?       Джон сначала не поверил ушам. Ему показалось, или в голосе Райли на мгновение что-то поменялось?       — Да я... это... не важно, все нормально, — он постарался неловко улыбнуться, смотря в глаза лейтенанта, и даже в них промелькнуло нечто необычное для него. Что-то похожее на переживание, которое позже сменилось привычной злобой и льдом.       Лейтенант молча потащил Джона в свою комнату, и тот даже не сказал ничего против. В его глазах застыл немой вопрос: «Что ты, черт возьми, творишь? Тебе же плевать на всех.» Однако Джон не решился озвучить это. Саймон молча усадил его на свою кровать и достал весьма скромную аптечку, из которой достал перекись водорода.       — Еще и губу разбил, — констатировал факт лейтенант достаточно ровным тоном.       МакТавиш кивнул и опустил взгляд, еще больше ощущая себя нашкодившим чадом. Краем глаза он заметил, как напарник смочил ватку перекисью водорода и подошел ближе, нависая над сержантом. Он взял руку шотландца и протер этой ватой ссадины на костяшках, после чего оторвал новый кусок ваты, так же смочил его и поднес к губам Джона. На мгновение они столкнулись взглядами. Соуп почувствовал, как внутри все сжалось: взгляд разноцветных глаз Саймона и впрямь выражал теперь не только презрение, но и какую-то... теплоту? Это мгновение продлилось недолго, и Джон подумал, что был бы готов отдать все, лишь бы оно продлилось. Но Райли отпрянул от него, и после МакТавиш ощутил нарастающий жар внизу живота. Джон сидел в полном шоке и прострации. И не из-за того, что Райли решил какого-то черта обработать пустяковые раны. И не оттого, что эти длинные пальцы сейчас трогают болезненное место на губах, промакивая уже запекшуюся кровь. Эти пальцы, которые пахнут порохом и сигаретами, аккуратно поддевают раненую плоть, оголяя достаточно острые зубы. Райли внимательно осматривал ушибленные ткани, а Джон не мог отвести глаз от его внимательного взгляда.       — Дыши носом, Джон, — строго поправил его Саймон, на секунду встретившись с ним взглядом. МакТавиш мог бы выучить любой язык мира, но не смог бы описать, что он сейчас почувствовал.       Жар внизу живота становился все сильнее, с каждым нажатием ваты на губы член приобретал твёрдость, джинсы стали жать паховую область. Джон не мог это контролировать.       — В твоих интересах рассказать все добровольно, — хотел было продолжить лейтенант, но его взгляд скользнул к рукам и ладоням напарника. Он сделал это для того, чтобы ещё раз оценить ущерб на пальцах, но замер, заметив натяжение в области ширинки Соупа.       Молча вернув взгляд к его губам, Саймон продолжил обработку. Джон нервно сглотнул. Гоуст заметил все.       — Я, пожалуй, пойду… — голос сержанта был хриплый от накатившей волны паники и возбуждения.       Ноги, словно ватные, быстро, чуть ли не бегом, унесли сержанта в его спальню. Он закрыл дверь на замок, со страхом осознавая, что сейчас происходило. Паника не отпускала его.       — Блять… — простонал он, уткнувшись лбом в дверь.       И он не подозревал, что за ней вплотную стоит Гоуст, вслушиваясь в тяжелое дыхание своего сержанта.