Зависимость

      Хорошая выпивка — отрада для вояки. Когда рядом нет ни верной красивой девы, нет вкусного домашнего обеда, когда промокла последняя сигарета, когда последний патрон дал осечку. Хотя нет, последнего не бывает. Не должно быть.       Вот и у Джона практически ничего из этого нет. Разве что сейчас, осушив очередную «крайнюю» стопку шотландского скотча, попутно споря с изрядно пьяным Гэрриком о том, что лучше: скотч или бурбон, МакТавиш понимает, что ничего у него из этого нет. Ни девушки, что бы ждала его дома, наваривая всякую ересь на кухне, ни чертовой промокшей сигареты, ведь он уже скурил всю пачку, а угощаться сигаретами Прайса вмиг стало стремно, после того как Кайл вернулся с перекура уж очень веселым. Ни патрона, который бы дал осечку. Потому что тенью за ним всегда будет идти Гоуст, четко уничтожая свои… нет, их общие цели, ведь его оружие никогда не даст сбоя.       Джон разминает затёкшую шею, шумно выдыхая и поднимая руку, оповещая бармена о повторе заказа. Но прежде чем тот успевает среагировать, руку Джона перехватывает Прайс, опуская своей тяжелой, но тёплой рукой, его ладонь на стол.       — По-моему, тебе уже достаточно, — он улыбнулся, гася ещё не зародившийся протест шотландца, а после отходит, чтобы расплатиться за их вечер.       — …поэтому я считаю, что скотч — моча собачья! — умозаключает Гэррик, а после поворачивается в сторону товарища, наблюдая его рассеянный вид. — Все в порядке, приятель? Ты сам не свой с момента ухода лейтенанта…       — Да, просто, кажись… — он концентрирует свой взгляд на стакане, пытаясь отключить в сознании неприятные мысли. — Перебрал. Меня накрывает порой, когда выпью лишнего.       — Оу. Тогда давай закажем такси, оно до квартиры довезет…       — Нет, не нужно. Если заявлюсь в таком виде, знаешь, что эл-ти со мной сделает? — расплывается Джон в хищной улыбке, наблюдая, как напарник морщится и улыбается одновременно.       — М-да… он-то спуску никому не даст. Даже своим.       — Своим?.. — МакТавиш задумывается над этим выражением. А Гоуст считает их своими? Его лично он тоже считает своим?       — Так, —на плечи обоих парней ложатся ладони старшего, — по коням, господа. Кайл, приведи себя в порядок, через семь часов нас в штаб доставят. Ласвелл подберёт нас. А ты, — он обращается к Соупу, который смотрит на стакан, погруженный в свои мысли, а после слегка сжимает его плечо, — все нормально?       — Да-да, сейчас пройдусь немного, проветрюсь и все будет хорошо.       — Пешком пойдёшь?!       — Типа того. Удачи вам, — Джон улыбается своей обворожительной улыбкой, заставляя напарников расслабится. Безотказный приём работает, как и всегда.       Он прощается с командой, ещё раз благодарит Прайса за столь приятный вечер и уходит на улицу.       Ночной Чикаго встречает его прохладным ветром и шумными улицами. Соуп морщится от звуков, что сейчас кажутся в разы громче, а после мотает головой. Легонько хлопает себя по щекам, а после задерживает дыхание. Маленький ритуал, который помогает быстрее соображать.       Он выдвигается по адресу, который ещё в начале вечера Прайс предусмотрительно написал ему на бумажке, сунув в куртку, зная, что его подчиненный будет в том состоянии, что вспомнить слова не сможет.       В голову лезут разные мысли и воспоминания. О первых годах службы, о первых ранениях. Наверное, стресс включил в нем механизм, запускающий беспорядочный поток мыслей. Он течёт в его мозгу так же, как выпитый алкоголь, — быстро и без особого смысла. Однако он пытается ухватить разные воспоминания, делая из них странную мешанину       Вот его первый экзамен в академии. Джон МакТавиш его проваливает с треском, а инструктора, все как один, показывают ему пальцем на дверь. Кто бы знал из них, что в будущем этот человек станет не просто элитным бойцом, а гребаным спасителем мира. Эта гиперболизация своего значения заставляет мужчину расплыться в слегка идиотский улыбке. А ещё он наступает ногой в лужу. Ну, ничего: ни снег, ни зной, ни дождик проливной, как говорится…       А вот сейчас он почему то вспоминает свой первый поцелуй. Сколько ему тогда было? Пять или шесть, если ему не изменяет хмельная память. Кажется, ее звали Бэтти. Девочка из соседнего двора, в пышном, практически кукольном, платье и белых гольфиках. Она давно засматривалась на компанию мальчишек, что вечно играли в салочки. И вот однажды МакТавиш убегал от вóды, но поскользнулся или же запутался в своих ногах, он точно не помнил, и упал прямиком на эту Бэтти, которая опять пялилась на них издалека. Нос к носу, глаза в глаза. И просто банальное соприкосновение губами. О, сколько же насмешек он потом ещё выслушивал от своих друзей, пока полоскал свой рот водой и наигранно изображал своё отвращение. К слову, Бэтти до сих пор его игнорирует при редкой личной встрече, держа обиду с самого детства. Сколько бы он ни извинялся. Стервозная мадам выросла.       Сказать по-честному, МакТавиш никогда не относил себя к ярым натуралам, так как опыт, так скажем, имел разнообразный. Он всегда терпимо относился к этой теме и не лез в чужую жизнь. За это его достаточно уважали. А ещё, по предположению самого шотландца, его любили за задорный характер. Хотя не раз он из-за него находил себе приключения на задницу. Стоит вспомнить первую встречу с Гоустом. Когда он только увидел этого двухметрового угрюмого лейтенанта, то первая мысль была одна: «прикольно!». Только на деле оказалось совсем не прикольно… Саймон был жестким и со своими принципами — это Джон смог понять быстро, учитывая, что всегда прислушивался к разговорам других. А ещё по его действиям и руководству миссией.       К окончанию операции Соуп имел кучу разных эмоций, вопросов и желания получить ответы, в сторону лейтенанта. Однако быстро столкнулся с его безразличием к своей персоне. Кажется, Прайс тогда сказал ему, что не стоит доставать лейтенанта, и что можно переключить своё внимание на кого-то другого, но это же Джон МакТавиш. Захотел —получил! Но не тут-то было.       Их взаимоотношения начали строиться с идиотских шуточек сержанта. С глупого шотландского акцента. И Джон был так рад, что имеет именно такое чувство юмора, что может воспринимать ответы Гоуста в юмор, а не агрессию. Наверное, именно это им и помогло найти хоть какой-то мало-мальски общий язык.       Помогло тогда, в Мексике, когда чертовы «тени» гоняли его по полуразрушенному городу, который был похож на филиал преисподней на земле. Идиотские разговоры с Саймоном помогали ему успокоиться и двигаться вперёд. Только этот голос в гарнитуре помогал не сойти с ума от боли в простреленном плече. Только это «Джонни» заставляло его двигаться вперёд.       А теперь в его мозгу всплывают относительно недавние события. Когда он впервые увидел лицо Райли…. Команда Гоуста, чертовы одинаковые черепа. И его лицо. Его полное доверие к своим сослуживцам. И к Джону в том числе. Даже бредя сейчас в полупьяном состоянии по улице, он может четко вспомнить каждый шрам и каждую морщинку на его лице. Он даже мать родную не помнит так, как запомнил лицо лейтенанта. И это его пугало. Пугало не первую ночь, заставляя просыпаться в поту и со стояком.       Это вызывало у него некое отвращение к себе. И дело не в том, что Райли мужчина, нет. А в том, что Райли — его лейтенант. Напарник, который всегда защитит и прикроет спину. Вытащит из самой жопы, а потом надерет ему его же зад. На крайний случай, он его начальство! Старший по званию…       Джон трясёт головой ещё раз, прогоняя весь поток дурных, по его мнению, мыслей и смотрит на время. Циферблат на часах левой руки показывает половину второго ночи.       Тем не менее, идти в квартиру он не спешил. Для начала нужно было окончательно навести в мыслях порядок. Итак, что он имеет сейчас? Сейчас он в своих мыслях главный герой планеты, спаситель рода людского от страшнейших катастроф. Эдакий Кларк Кент в прикиде спецназовца. Никто не видел его подвиг, кроме Саймона. Никто не знает его имени, не знает, как он выглядит. Но уже все новостные репортеры в курсе, что Хасан Зийяни — подумать только, лидер весьма сильной военной организации Ирана! — убит. И завтрашние утренние новости начнутся именно с этого. А кто это сделал — уже дело десятое, судя по всему, и это в какой-то степени даже обидно.       «Не все герои носят плащи. Я вот ношу,» — подумал пьяный Джон, поправляя куртку чуть выше колена. И плевать, что это далеко не плащ. Главное — красивая фраза в голове, пусть она и не соответствует реальности.       И все-таки, Джон невероятно гордился тем, что произошло. Тем, кем он стал. Тем, что он делает. Он смог доказать всем тем, кто был против него, чего он стоит на самом деле.       Жаль, не все дожили до его триумфа. По крайней мере, именно так он и видел происходящее в своей пьяной голове на данный момент. Подобное состояние нормальные люди называют "зазвездился" — и Джон назвал бы его точно так же, если бы не был пьян и если бы победа так не вскружила ему голову. Даже несмотря на то, что это лишь малая часть того, что они на самом деле должны сделать. Им предстоит еще много работы, ведь мир все так же в опасности и на смерти Хасана смертоносная машина, уже набравшая ход, не остановится. Смерть Хасана — всего лишь небольшая кочка на ее пути, однако эта кочка способна сбить машину с курса и отправить в последний маршрут, если уже не сбила. На мгновение — всего лишь мгновение — Джону чуть ли не физически почудилось наличие короны на голове, но в тот же миг это ощущение исчезло. Джон помотал головой и закрыл глаза, остановившись посреди пустой ночной дороги. Нет, так дело не пойдет. Нельзя так зазнаваться. Просто нельзя.       «А вместо этого можно наконец начать двигаться к дому, который нам сняли,» — подсказал внутренний голос.       Да, можно. Джон нащупал в кармане листочек с адресом. Вечерний прохладный воздух благоприятно повлиял на него, и теперь Джон даже немного протрезвел. По крайней мере, достаточно, чтобы начать соображать хоть немного логически. МакТавиш аккуратно развернул листочек и вчитался в написанное. Прайс позаботился о нем и написал адрес чуть ли не печатными буквами, чтобы Джон точно смог разобрать написанное. Правда, временами он все равно использовал наполовину печатные, наполовину прописные буквы. Так бывает, когда ты хоть и стараешься написать все красиво, но торопишься или волнуешься.       Джон не стал медлить. Он достал телефон, открыл приложение с картами, включил геолокацию, ввел нужный адрес. Не с первой попытки, конечно — во-первых, он все еще оставался под воздействием алкоголя, а во-вторых, руки так или иначе мерзнут. Отметка с искомым адресом встала прямо по центру карты.       «Не понял», — пронеслось в голове Джона, после чего он поднял взгляд на многоквартирный дом, мимо которого проходил, и осмотрел его в попытке найти табличку с адресом. — «Ага, бинго. Я по адресу. Вот это я экстрасенс».       Джон знал, что его там ждут, поэтому поспешил ко входу. На вызывной панели домофона он набрал нужные цифры — 893 — и стал ждать. Трубку сняли на втором гудке и без лишних вопросов открыли. Однако в квартиру Джон не спешил. Только зайдя в дом он понял, что хочет еще немного проветриться. Выходить и снова беспокоить своего соседа звонком в домофон ему не хотелось, поэтому его пьяный мозг не нашел решения лучше, кроме как подняться на нужный этаж и выйти на общедомовой балкон. Джон именно это и сделал: поднявшись на десятый этаж, он быстро нашел выход на балкон и направился туда.       В голову снова полезли всякие разные мысли, никак не связанные со службой. Джон снова подумал про девочку, с которой поцеловался в детстве. Вспомнил другую, уже постарше — им обоим было около десяти-одиннадцати лет, и они прятались, прямо как в фильмах, в домике на дереве. А потом... четырнадцать лет. Поцелуй с мальчиком постарше за углом школы, где никого не было. А потом еще один и еще. В более позднем возрасте, после шестнадцати, были и девочки, и мальчики. И гуляния за ручку, и поцелуи на заднем ряду в кинотеатре и в укромных местах, и постель. И с теми, и с теми.       С девушками у него никогда не было никакой экзотики — набор стандартных поз, никакой смены ролей. В принципе, такой расклад его вполне устраивал. А вот с парнями было интереснее. С парнями он позволял себе разнообразие. Разные роли, не совсем обычные позы, всякие новые девайсы в постели, штуки типа связывания. В общем, отрывался по полной. Его более чем устраивала такая жизнь. Правда, постепенно он пришел к тому, что он — больше нижний, чем верхний, и от девушек он полностью отказался. Он не видел рядом с собой «верхнюю даму».       К тому же, он часто раздумывал, какие его знакомые в постели. Да, лезть в чужую постель это плохо, но фантазировать и размышлять никто не запрещал. «Интересно, а Саймон какой?» — внезапно подумал Джон. В этот момент, можно сказать, он поступился собственным правилом.       Вопрос этот так и повис у него в голове, и даже когда Джон докурил и пришел к двери квартиры, он продолжал думать над этим.       Едва МакТавиш зашел в квартиру, он столкнулся с грозным взглядом лейтенанта.       — Добрый вечер, — неловко улыбнулся Джон и пьяно икнул. — Долго ждал?       Саймон ничего не ответил, продолжая пристально смотреть на него. Он даже за все это время не снял маску.       — Понял, не тревожу, — достаточно ровно произнес шотландец, раздеваясь.       Саймон все это время стоял и ждал, и только после того, как Джон прошел в свою комнату, ушел к себе. А Джон, так толком и не раздевшись, лег на кровать, продолжая думать о своем же вопросе, и в конце концов не заметил, как уснул.