Легенды о Серых Стражах

      — Слишком поздно. Свет её души гаснет.       Она не могла ответить, возразить.       Она тонула.       Она погружалась ниже беснующегося огня боли на поверхности, ниже слышимости отзвуков живого мира.       Опускалась в бездонные, тёмные воды забвения.       Виски давило глубиной, и воздуха в лёгкие было уже не набрать. Страх застыл в хладных венах, агония упустила её безвольное тело из цепких лап. Осталась лишь покойность: глубокая и красящая мир в ярчайший синий, словно камень в утраченном венце Элендиля.       Последние тонкие лучи света звёздным мерцанием бродили по безмятежному, прекрасному лику. Тёмные локоны обвивались невесомыми лентами вокруг него. Лик тот был бел, как мрамор, лишь подрагивание длинных ресниц выдавало то, что в деве всё ещё теплилась крупица жизни. Раданир не видела глазами, слуха не касались голоса друзей, сражавшихся за её жизнь. За сумеречной гранью миров, кою она преодолела, ей чувства были более не нужны.       Она видела и слышала иначе. Как все они.       В глубинах этих смертных вод вокруг неё кружили призрачные фигуры: люди с лицами суровыми и гордыми. На их челах тускло мерцали серебряные обручи, их доспехи были украшены звёздами. Души предков предрекали ей что-то немыми ртами, страшно кричали и зловеще шептали, их незрячие белые глаза стремились предостеречь её, но бездна оставалась оглушительно тиха.       Раданир силилась поднять веки, разжать губы, сказать хоть слово. Но собственное тело не слушалось её, оставшись где-то там, далёко и высоко, в мире живых. Там, откуда она ушла как истинный воин дунэдайн.       «…Готова умереть за своего короля?..»       Она всегда была готова. Она приняла эту судьбу очень давно.

* * *

      — …Кровь от крови рыцарей Арнора, после гибели ты изопьёшь из горькой чаши всех минувших поколений и тех, кто будет после. До той поры, пока наследие Западного царства не воссияет вновь и не воссядет на Белый престол наследный Король. До той поры и ты, и твои собратья будете пребывать в вечных сумерках. Никогда не встретишь ты родных своих из числа эльфов в чертогах Мандоса, и жизнь твоя будет хоть и долгой, но иметь людской конец. Тенью ты уйдёшь за Грань Мира, и одному Эру ведомо, что ждёт тебя там. Ты готова принять Дар Смертных, горькую юдоль дунэдайн и пойти их безрадостной дорогой? Решай мудро. Пути назад не будет.       На юную Раданир глядел Элронд, держащий ладони девочки в своих. Владыка Имладриса, наставник и мудрый друг. Такой же полуэльф как она сама, но избравший путь эльдар. Прелестное девичье личико, обрамлённое блестящими тёмными локонами, обернулось к Эленвэт. Пока дитя союза эльфа и человека не сделает свой выбор, оно растёт эльфийскими мерами.       И в ярких голубых камушках детских глаз заключалась мудрость взрослого человека. Глаза матери блестели слезами, но она скорбно молчала, не поднимая ресниц.       — Нана…       Робкое обращение тонкого голоска повисло в воздухе, едва сорвавшись с пухлых дрожащих губ девочки. Среброволосая эльфийка взглянула на дочь, сморгнув слёзы, и мягко улыбнулась. Улыбкой печальной и нежной.       Понимала она, какой судьбы себе желает её дитя, и хоть болью сейчас рвало материнское сердце, Эленвэт не могла принуждать дочь остаться с ней. Неуловимо кивнула она и снова опустила глаза в своей скорби. Девочка на мгновение растерялась, но поспешно закусила губу, глянув на свои ладошки.       По щекам катились слёзы, она чувствовала горе матери, но знала, как должна поступить. Ребёнок тряхнул копной густых волос, придавая себе храбрости. Эленвэт ответила, и Раданир была готова дать свой ответ, навеки решающий собственную судьбу. Воспитанница взглянула на Элронда, и с отцовской грустью принял он её решимость. Ветерок заметался в высоких кронах рощи, где стояло трое.       Белоствольные древа роняли в ручей алые листья, и те уплывали прочь от родных корней вниз, вливаясь в бурный поток Бруинен, уносясь далеко-далеко и никогда более не возвращаясь.       Осень в Ривенделле забирала с собой очередной год, и Раданир предстояло теперь иметь им счёт.       — Я готова принять путь дунэдайн, путь моего отца и его предков. Я выбираю удел Смертных и меч предпочту флейте. Я принимаю Дар Людей.

* * *

      Мрак вокруг становился чернее ночи.       Бестелесным осязанием Раданир ощущала, как вокруг неё, погружающейся в обитель смертных предков, восходят призрачные пики башен — некогда высоких и грозных. Возникали из тьмы морского дна очертания огромных руин.       Эльфийское её наследие ещё отчаянно боролось за жизнь, отторгая от себя иссохшие пальцы духов, что тянулись к живому теплу, стремилось обратно — к поверхности, к жизни. Но звезда Нуменора, доселе мирно покоившаяся на груди девы, казалось, вобрала в себя всю тяжесть толщи воды над ней и тянула Раданир на дно. Словно рвалась к городу, чьи обломки жуткой разверзнутой пастью вырисовывались под тонущей фигуркой, крошечной на фоне руин давно забытого королевства Запада.       Павший Нуменор принимал в своё призрачное царство новую душу.       Наконец она невесомо коснулась подошвами сапог песчаного вязкого дна. С век спало оцепенение, Раданир тотчас распахнула глаза и невольно отшатнулась. Синюю мглу разряжали бледные голубые фигуры, стоящие вплотную к ней. Деве не нужно было оглядываться, чтобы ощутить тысячи тысяч людей, стоящих кругом.       Павшие сыны и дочери Нуменора.       Все они были здесь, за глубинной гранью мира, в непомерной дали от высоких и светлых чертогов Мандоса. Полководцы, мореплаватели, воины, короли... Бессчётные души дунэдайн, вернувшиеся к своим истокам. Но пребывали они не в покое, а во мгле и скорби, ибо тускло горела звезда Нуменора в Средиземье и угасала она. Уходила добрая память о гордом королевстве людей Запада, и в вечных сумерках, а не сверкающих Чертогах, бродили призраки его. Как и говорил ей Элронд когда-то, предупреждая безрадостную вечность.       Наследие эльфов огнём жгло душу Раданир, в ужасе и отторжении тьмы сжимая небьющееся сердце, испуганной птахой стремясь прочь от скорбных лиц и страшных руин. Но дева избрала для себя дорогу смертных, и более не было её духу другого пристанища.       Собрав воедино всё присущее ей мужество, воительница кивнула мертвецам, приветствуя их.       — Твой путь завершён, дитя?       К Раданир шёл некто, пред кем расступались призраки, позволяя пройти. Дунаданэт обернулась к тихому голосу.       — Я с тобой теперь, отец, — кивнула Раданир, отводя от глаз реющие в воде пряди волос, жадно вглядываясь в поистёршиеся в памяти черты родительского облика.       А разум тем временем отмечал вопрос в приветствии Эрандира. Отцовская рука невесомо легла на плечо, и он вопросил снова:       — Разве ты хочешь, чтобы он был завершён?       Дева непонимающе моргнула. Смятение коснулось духа, и вновь крупица благословения Эарендиля воспряла в ней. Воительница могла лишь догадываться, почему она не была утрачена ею в момент гибели.       Раданир подалась к призраку.       — О чём ты, отец? Была бы я иначе здесь, в пристанище душ…       — Но ведь ты ещё не здесь, дочь, — отрицал Эрандир и повёл рукой вокруг девы, предлагая ей обозреть присутствующих и себя саму, — ты пока только лишь пред вратами забвения. Тебе решать — распахивать ли их и затворять ли за собой.       Дунаданэт подняла к лицу ладони: белее снега, но, несомненно, не сквозящие призрачной пустотой.       В окончательном непонимании обратилась она к отцу:       — Как вышло, что у меня есть выбор?       — Твоя клятва была исполнена, Раданир. Жизнь дунадана, отданная за наследника Исильдура. Но в тебе есть и наследие эльдар: эту ярчайшую песчинку благословения не унести падению со скал. Теперь ты вольна как вернуться, так и уйти с кругов жизни. Я уповаю, что ты изберёшь для себя покой, а не возвращение к великой боли, ожидающей тебя.       — Ты говоришь о той войне, что грядёт? —  покачала дева головой. — Я не страшусь битвы.       — Война явится тебе отдушиной, если решишь вернуться. Судьба уготовила тебе горькую долю, но её можно избежать, — сотканный из призрачного огня лик Эрандира исказился болью, и протянул отец руку к дочери в своей мольбе.       Раданир медлила. Отец стремился оградить её от грядущего, предлагая ей вечный покой. Так скоро? Однажды дунаданэт всё равно неизменно придёт сюда. Так зачем торопиться, если она ещё может послужить своему народу? Раданир не желала отворачиваться от шанса вернуться к собратьям.       Однако желала узнать цену жизни.       И она отступила от ладони Эрандира.       — Что меня ждёт? — настойчиво вопросила воительница.       Эрандир долго молчал. Но Раданир не отступала, и тогда он лишь печально улыбнулся дочери, кивая, отвечая тихо, вынужденно, противясь произносить необходимое:       — Ты ведь унаследовала зрячесть эльфийского народа, дочь. Воспользуйся ею. Хоть и не будет тебе блага, коль обратишься к ней сейчас…       Но Раданир уже видела.       Видела, как в самый тёмный час перед рассветом жизнь покинет дорогие сердцу глаза. Видела изумрудные длани, утягивающее его душу в тёмные лабиринты безымянных склепов. Дева бросилась следом, но незримая преграда отбросила её назад. Упав на землю, воительница немедленно вскинула голову, а видение уже изменилось.       Теперь она лежала на сырых каменных плитах посреди тёмного узилища. Дорогу к свободе преграждал частокол зубчатых прутьев. На их ряд падала тень, привлёкшая внимание Раданир. Дева осторожно оглянулась — и кровь отхлынула от лица.       Под самым потолком в свете тусклых зеленоватых светильников на тяжёлых и грубых цепях был подвешен мужчина. Узник покачивался в скрипучих кандалах. Истрёпанные штаны и рубаха были заляпаны грязью и кровью. Впалая грудь, иссечённая плетьми, едва вздымалась. Кровь и спутанные грязные волосы застилали измождённое лицо пленника, не позволяли глазам узнать его, но сестринское сердце узнало.       Предвидела дева то, что падут с него цепи, но не пелена вечного ужаса и перенесённых страданий. Глубоко заляжет она в некогда ярких глазах брата, уйдёт он в одинокие скитания и навсегда сгинет без вести. Отпустив её ладони, он однажды развернётся и пойдёт прочь. Раданир отчаянно окликала Лотрандира по имени, однако силуэт мужчины таял в тумане.       Дева шагнула вдогонку, но ноги глубоко погрязли в чёрном месиве. Воительница бросила взгляд на землю — каменные катакомбы сменились полем брани, на котором рыхлая почва насквозь пропиталась кровью.       Видела Раданир, как будет устлано оно телами тех, на чьих плечах обагрятся бордовым серебряные звёзды. Стекленеющие глаза собратьев слепо глядели в грозовое небо. Пока дева потерянно оглядывала бессчётность мертвецов вокруг, алое марево затопило горизонт. В палящем его тумане потонуло всё, и громадное огненное Око выхватило одинокую фигуру, впиваясь в неё взглядом змеиного зрачка, состоящего из самого первозданного мрака. Оно глядело на деву с проклинающей, осязаемой яростью.       Безумный, злейший визг заполнил сознание, почти лишая слуха.       Дева вскрикнула и отшатнулась, вырываясь из страшного морока. Видение рассеялось. Под гнётом увиденного следопыт пошатнулась, едва не падая. Ей не было сейчас нужды в дыхании, но грудь тяжело вздымалась.       Хранительница Эттенмура склонилась, пытаясь унять дрожь в теле, упирая ладони в колени.       — Они не уйдут в чертоги, если это произойдёт… — сбивчиво бормотала она несвязное, мотая головой. — Если я не вернусь… Если не позову эльфов в битву у туманных болот… Если твердыня падёт… Если призраки не явятся на зов… То Враг победит… А их души…       — А если придут они — не вернёшься ты, — предрёк Эрандир.       Безмятежность лика его дочери не исчезла, но голос дрогнул горечью. Раданир взметнула синеву глаз на отца и медленно прошептала:       — Я сумею спасти их, вернувшись?       — Нет, — тихо отвечал Эрандир, — их будущее предначертано. Но ты сумеешь спасти других и побыть с ними чуть дольше, прежде чем расстаться навсегда. Ведь если союз свободных народов сокрушит Саурона и Наследник воссядет на Престол, то после смерти они найдут покой в колыбели Нуменора…       Но тебе уготован другой путь. Кровь эльфов тянет тебя к жизни, свет Валинора не покинул тебя, а значит, вернувшись, ты вернёшься той, что понесёт в себе больше от эльфа, чем от человека.       Ты не вернёшься в пристанище душ дунэдайн. Твои близкие, от меча или от старости, умрут. А ты будешь жить. Боль твоей утраты будет столь велика, что не найдётся ей равных, а тебе — успокоения нигде в увядающем Средиземье. Эарэндиль увидит твою скорбь, и Валар позволят тебе взойти на последний корабль в Митлонде.       Ты примешь этот Дар и уход за Море. Но и там ты не обретёшь покоя и забытья. Душа твоя будет стенать о покинутом Арноре, и остаток жизни в Валиноре ты станешь носить эту боль в своём разбитом сердце. Лишь покои Мандоса смогут даровать тебе забвение, в котором ты и замрёшь беспробудно, словно души твоей вовсе не было на свете…       Вот что ждёт тебя, если ты сейчас покинешь это место.       Раданир поражённо выдохнула в пустоту, отшатнулась, не веря страшным словам. Не веря в столь страшный конец своей жизни. Застыла, пытаясь осознать то, что грядёт, опуская глаза к песчаному дну.       Однажды среди призраков Нуменора окажутся и Кандайт, и Лотрандир, и все её друзья, её собратья.       Но ей не дано будет увидеть этого.       Снова выбор.       Её рождение было выбором, она выбирала в своей жизни множество раз, принимая решение за решением — суровое, трагическое, неколебимое. В её пальцах дрожала нить собственной судьбы, и Раданир вела эту нить стойко, никогда не жалея о принятой доле, сколь бы тяжёлой она не была. Дева верила, что пишет строки собственной рукой и никто не отбрасывает тени влияния на них. Сейчас же поняла, в какой чудовищной мере она заблуждалась.       Будущее её было предрешено давным-давно. Как судьба той, что приняла Дар Людей, так и судьба Раданир-полуэльфа имели запланированный кем-то конец.       Вот это — цена жизни? Теперь она знала. И от невыносимости этого знания дева горько рассмеялась.       Эрандир сочувственно молчал. Души дунэдайн отступились, оставляя отца и дочь наедине. Им нечем было ободрить деву.       — Решай, девочка моя. Время истекает.       Дунаданэт выпрямилась, не проронив ни слова, лишь поджимая губы и сокрушённо возводя брови. Глаза её обозревали руины древнего королевства. Раданир не могла позволить ему сгинуть в пучине забвения, что бы ни ждало её саму.       — Я ухожу к живым, — сорвалось с бледных губ девы, — ибо не будет мне покоя, пока Враг не повержен и пока каждый арнорский меч на счету.       Её тонкие пальцы тронули Северную звезду на груди и сомкнулись вокруг хладного металла. Может, подчинения воле Валар в ней теперь станет много больше, но упорство людское дева сохранит всеми силами.       — Впрочем, за свою судьбу я ещё поборюсь. Если Лотрандир и Кандайт сойдут с кругов Мира и придут в обитель предков, я сделаю всё, чтобы последовать за ними, — заявила Раданир, возводя глаза в высоту. — Я всегда за ними шла. Так было и так будет. Я не хочу ютиться в Амане среди детей Эру, и этот выбор у меня никому не отнять. Особенно теперь, когда я знаю, что грядёт. Я возвращаюсь и сумею предупредить беду. Теперь я знаю цену возвращения и сумею её обойти. Сумею остаться одной из дунэдайн…       Раданир запнулась, когда отец возложил ладони на её плечи.       — Увы, дитя, там ты не будешь знать о том, что грядёт. Вернувшись к живым, ты забудешь, что показали тебе мёртвые. Таковы законы бытия и такова цена возвращённой жизни.       В единый миг всё рухнуло. Нутро Раданир затопило паническим ужасом неверного выбора.       Она не вспомнит… Она не сумеет вернуться.       — Но, как же… — Раданир осеклась, закашлялась: вода вдруг заполнила горло.       Эрандир печально улыбнулся дочери, коснувшись её теплеющей щеки.       — Намариэ, нийэ лирулин.*       Мир вокруг начал светлеть.       Образ отца расплывался бледным туманом, словно взвесь в потревоженной воде. Исчезали руины древнего мира, гасли в сумраке фигуры дунэдайн. Лёгкие девы полоснуло огнём, в остывающее тело словно влили раскалённый металл, заструившийся по жилам.       Мучительно больно дался сердцу первый удар, и горло зашлось в удушающем кашле. Тело казалось непомерно тяжёлым, как и необходимость в дыхании.       Она не думала, что воскресать так больно.       Чутким слухом, на окраине возвращающегося мира звуков, дева уловила голоса Элладана и Элрохира, шепчущих над ней колдовские молитвы. Искра Эарендиля исступлённо рвалась к эльфийским певучим словам, звучащим всё громче и настойчивей, стремительно тянула Раданир к поверхности. А сама девушка отчаянно пыталась сохранить ускользающее сознание и, вопреки предречениям Эрандира, впечатать в память суления грядущих трагедий.       И главное, намертво запомнить одно: оставаться верной завету Элендиля.**       Сквозь толщу воды со дна заупокойного царства слабым эхом доносились печальные древние напевы, провожающие деву к берегам живых.       «...Вернувшись к живым, ты забудешь, что показали тебе мёртвые…»       — Не забуду, — сорвалось с розовеющих губ.       Она только лишь моргнула, но, спустя мгновение темноты, мир изменился.       Девушка отчаянно закашлялась, рывком садясь и сразу же попадая в руки друзей. Знакомые лица качнулись над ней, и она могла видеть, как тревога на них сменяется радостью.       — С возвращением, — облегчённо выдохнул Арагорн и тяжело привалился спиной к камню.       — Мы думали, что потеряли тебя, — шептал Элладан, удерживая в объятиях дрожащую Раданир, медленно приходящую в себя, — твоя душа не откликалась. Что ты помнишь?       Элрохир, укладывающий хворост в костёр, и Арагорн, устало наблюдающий за сестрой по оружию, выжидательно обратились глазами к Раданир. Девушка потерянно моргала, сама мучительно пытаясь вспомнить, что же с ней приключилось.       Спустя минуту она оглядела друзей, разочарованно качая головой.       — Помню падение, ревущую лавину, накрывающую с головой… А потом — ничего. Лишь серый туман и ваши голоса, навстречу которым я потянулась. Словно одно мгновение пролетело. Как долго я была без сознания?       — Идёт вторая ночь, — просветил Элрохир.