В лесу Дин / In the Forest of Dean

      Гермиона открыла глаза. Два сердцебиения нервно трепетали в глубине её сознания. Артур и Билл не спали — наверное, готовились идти на работу, отсюда нервозность и повышенный уровень стресса, — но разбудило её не это. Её разбудил запах гари и видения светящихся жёлтых, испуганных карих и мёртвых голубых глаз. Прошло много времени с тех пор, как она последний раз вспоминала человека, убитого ею на склоне холма, но вот, на грани сна и яви, когда техники окклюменции наименее эффективны, его пустой взгляд снова всплыл из недр её подсознания в мешанине прочих образов.       Последнее, что она увидела перед тем, как окончательно проснулась, были пронзительные тёмные глаза Насира. От этого образа, отпечатавшегося на сетчатке глаз, руна на её груди отяжелела.       Уставившись в потолок всё ещё тёмной палатки, Гермиона глубоко вдохнула прохладный утренний воздух и попыталась убедить свой разум, что запах Адского пламени, терзающий её обонятельные рецепторы, нереален, — без особого, впрочем, успеха. Она подозревала, что этот запах надолго останется её постоянным спутником. Как и тяжёлая печаль, щемившая грудь.       Проверка времени показала половину шестого утра, и Гермиона заключила, что не ошиблась насчёт Артура и Билла. Они действительно собирались на работу. Следующие несколько часов покажут, подозревается ли Орден в нападении на логово и нужно ли им готовиться к контратаке. Все остальные, похоже, ещё спали, включая Гарри, мерное дыхание которого щекотало её шею. Она не хотела тревожить его сон.       Он заслужил отдых, — с нежностью подумала она, переместив взгляд на копну чёрных волос рядом с собой.       Вчера он был её скалой, её надёжной опорой. Он оставался рядом в течение всего дня, готовый подхватить её в любой момент, — и подхватил, когда у неё не осталось сил держать саму себя. Он не позволил ей себя оттолкнуть в момент саморазрушительного истязания. Он сидел с ней в холодной воде, выслушивая все её горькие признания, все внутренние переживания. Он не судил и не упрекал, лишь крепко обнимал и оставался рядом, пока она стенала и плакала. Именно он заставил её остановиться, когда она утратила способность разумно мыслить и отказалась прислушаться к отчаянной мольбе собственного тела. Именно он чуть ли не силой уложил её в постель, чтобы она наконец отдохнула.       После установки палатки Гарри сразу же повел её в ванную, где они оба скинули с себя грязную одежду и встали под душ. Она едва не стёрла кожу до крови в попытке смыть кровь со своих рук и избавиться от запаха смерти и огня, налипшего на тело. Когда она наконец вышла из душа, у неё не оставалось сил даже на то, чтобы выбрать подходящую одежду. Наугад выудив из сумочки несколько вещей, она напялила на себя футболку Гарри и какие-то пижамные штаны. Сам Гарри тоже не стал ничего выискивать и обошёлся первыми же попавшимся под руку спортивными штанами. Затем он заставил её съесть кусочек тоста (потому что ничего другого в неё просто не лезло) и выпить глоток зелья сна без сновидений, после чего без лишних слов уложил в постель.       Он буквально собрал её воедино. Он сохранил в целости её рассудок.       Тепло, исходившее от его тела, немного смягчало усталость, которая продолжала пронизывать её кости. В целом после нескольких часов сна она чувствовала себя несравнимо лучше: дрожь в руке ушла, разум значительно прояснился, эмоции вернулись под контроль, пусть чувство опустошённости никуда и не делось. Вчерашний нервный срыв помог — как бы плохо ей ни было в те минуты, это было именно то, в чём она нуждалась. Ей нужно было выплеснуть из себя всё, что копилось и гноилось внутри. Нужно было открыться Гарри, рассказать ему всё, признаться, объяснить причины своих терзаний, среди которых первой и самой тяжёлой была потеря надежды, которая зародилась в ней с появлением Насира и погибла с его смертью. Он был её козырной картой, которую ей только предстояло разыграть, её шансом спасти Гарри, и потеря этого шанса больше всего разбивала ей сердце.       Она тихонько вздохнула и осторожно выскользнула из-под руки Гарри. Несмотря на то, что телом она ещё не до конца отошла от вчерашних нагрузок, разум её был бодр, так что она знала, что не сможет снова заснуть. Не тогда, когда в её голове двумя маленькими пчёлками жужжали Артур и Билл, а в носу стоял запах гари из сна. Ей хотелось ещё раз принять душ, выпить чаю. Может быть, просто посидеть несколько минут в тишине, уставившись на стену палатки, и мысленно подготовиться к ещё одному долгому дню. А потом приступить к делам: поискать в книгах способ помочь Ариэль, навести порядок в их запасах зелий и составить список того, что необходимо восполнить.       Ей по-прежнему нужно было сделать миллион дел, но это уже не вызывало у неё паники, как накануне. Вчерашний нервный срыв оставил её усталой и измученной — но спокойной. Тяжесть на сердце осталась, но лишнее напряжение ушло. Она решительно направилась в ванную с комплектом свежей одежды. Сейчас она примет душ, заставит себя поесть, а потом примется за дело — это всегда помогало ей сохранить спокойствие и вернуть уверенность. Гарри она будить не собиралась. Он был измучен не меньше неё и не меньше неё нуждался в отдыхе.       Бесшумно ступая по холодному полу, она тихо прошла в ванную. Метки в её голове оживали. Миссис Уизли просыпалась, Флёр уже встала. Стоило ступить в ванную, как запах гари, до того призрачный, ударил в нос самым явным образом, и взгляд Гермионы упал на кучу грязной одежды на полу. Образы огненного вихря и пронзительных тёмных глаз мгновенно наполнили разум, и плечи Гермионы поникли, а изо рта вырвался тяжёлый вздох.       — Надо было просто сжечь это, — пробормотала она, положила чистую одежду на маленькую полку рядом с душем и наклонилась, чтобы поднять испорченные вещи.       Куртка, которую ей купила Флёр, теперь была вся в пятнах и подпалинах. Гермиона нахмурилась, ей нравилась эта вещь. Возможно, стоило хотя бы попробовать её почистить, в конце концов, это была её единственная куртка. Она перебросила её через руку и хотела уже наклониться за следующей вещью, но вдруг замерла, почувствовав в складках плотной ткани что-то твёрдое. Её глаза расширились. Быстро нащупав внутренний карман, она дрожащими руками вытащила из него уменьшенную тетрадь, о которой совсем забыла.       — Как я могла забыть!       Глаза начало щипать. Вернув тетради полный размер, она прижала её к груди и обессиленно прислонилась спиной к закрытой двери ванной.       Её лицо исказилось, по щекам потекли горячие слёзы.       Она крепко зажмурилась и попыталась сдержать рыдание. Она не хотела плакать; не хотела снова испытывать эту агонию чувств. Наложив на ванную комнату заглушающее заклинание, она медленно сползла по двери на пол и несколько раз прерывисто вздохнула. Но, несмотря на стиснувшую грудь боль, несмотря на слёзы, рекой бегущие по лицу, она почувствовала, как где-то глубоко внутри неё затеплилась крошечная искорка надежды.       — Ещё ничего не кончено, — прошептала она, крепче сжимая тетрадь и подтягивая колени к груди.       Они не обречены. Ещё нет. Насир не оставил её ни с чем, а значит, ещё рано сдаваться. Она продолжит бороться. Она прочитает эту тетрадь от корки до корки, она выучит всё, что он ей оставил, и будет бороться до самого последнего вздоха.       Ей потребовалась вся сила воли, чтобы заставить себя принять душ вместо того, чтобы сразу же погрузиться в чтение тетради, поэтому она пошла на компромисс: быстро ополоснулась, но голову мыть не стала. Надев тёплые носки, свитер и джинсы, она собрала свои длинные кудри в беспорядочный узел на макушке и бесшумно вернулась на кухню. Гарри всё ещё спал. Она с лёгкой улыбкой взглянула на него и движением палочки нагрела чайник. Через каких-то три минуты на столе уже стояла чашка чая и маленькая миска овсянки, и Гермиона с гулко колотящимся сердцем села на стул. Изо всех сил сдерживая дрожь в руках, она бережно положила тетрадь на потёртую поверхность столешницы и, сделав глубокий вдох, медленно её открыла.       Это был дневник, личный дневник Насира. Не тот дневник, где описывались мысли, чувства и истории из жизни, а тот дневник, где подробно фиксировались различные находки в области чар, заклинаний и зелий, а также результаты исследований, которые Насир вёл на протяжении многих лет.       С каждой перевёрнутой страницей её глаза расширялись, а сердцебиение учащалось, и ей приходилось бороться с собой, чтобы не сорваться с места и не кинуться будить Гарри. Ей безумно хотелось показать ему дневник, и желание это становилось всё нестерпимее по мере того, как она всё глубже погружалась в его содержимое. Дневник охватывал десятилетия. Десятилетия исследовательских заметок, подробных арифмантических вычислений, исправлений и примечаний.       И там были даты.       Первая запись была датирована 5 ноября 1919 года, и, судя по аккуратному почерку, сделана она была Насиром в бытность как минимум подростком. А это означало, что ему было значительно больше восьмидесяти лет, хотя выглядел он моложе Артура.       Чай давно остыл, овсянка, так и стоявшая рядом, была полностью забыта. Гермиона продолжала листать страницу за страницей, пока не дошла до одной записи, датированной 12 октября 1939 года, где Насир сделал пометку о том, что получил серебряный кинжал, и указал контрзаклинание, необходимое для исцеления нанесённой им раны: Сарциоволнус. Он не раз использовал это заклинание на них и на себе, но так и не успел их ему научить. Внизу страницы была нацарапана дата «1 ноября 1939 года — 9:00», отмеченная звездочкой, но других пометок не было.       После этой записи дневник перескочил на целый год — следующая запись появилась только 18 января 1941 года. Предельно краткая, она гласила: «Результат теста частично успешный, осталось пятеро. Существующие руны по-прежнему функционируют, новые бесполезны. Проследить за Анной».       После этой даты записи стали реже, эксперименты — более опасными, а их описание — менее подробным. Гермиона продолжила листать дневник, пока не дошла до записи, датированной 19 апреля 1944 года, от содержания которой у неё чуть глаза на лоб не полезли. Справившись с первым изумлением, она склонилась ниже, чтобы рассмотреть тщательно прорисованную схему.       — Боже мой, — поражённо прошептала она.       — Боже мой, что?       — Чёрт! Гарри! — Гермиона подпрыгнула на месте и схватилась за грудь и только потом обернулась на Гарри, который как раз подошёл к ней. Хорошо хоть магией не саданула! — Ты напугал меня до полусмерти.       — Извини, я честно старался произвести побольше шума, но, видимо, ты была так поглощена чтением, что ничего вокруг себя не замечала, — сказал он с покаянной улыбкой и наклонился, чтобы обнять её со спины и попутно заглянуть ей через плечо. — Это та тетрадь, которую оставил Насир? Я совсем о ней забыл…       Гарри замолчал, внимательнее вчитываясь в текст. Она чувствовала, как его дыхание касалось её шеи, а жар от обнажённой груди проникал в позвоночник — и как участилось его сердцебиение в её голове.       — Он этого не сделал, — выдохнул Гарри.       — Сделал.       — Но как? Это вообще возможно?       — Его расчеты показывают, что значение имеет не столько используемая древесина, сколько сродство с сердцевинным компонентом.       — Ну хорошо, — медленно произнёс Гарри, просматривая заметки Насира на противоположной странице и что-то прикидывая в уме. — Значит, дерево — всего лишь средство фиксации и не играет большой роли. Пусть так. На бумаге всё выглядит вполне логично, но применил ли он это на практике — вот в чём вопрос.       — Применил.       — Откуда ты знаешь? Он тебе что-то говорил?       — Нет. — Гермиона обернулась, чтобы посмотреть на Гарри. — Я сама видела — когда он отсёк себе руку, я видела это, Гарри.       Гарри долго молча смотрел на неё. Она уже знала, какими будут его следующие слова.       — Я тоже хочу так сделать.       По её губам расплылась предвкушающая улыбка.       — Я сделаю необходимые расчёты.

***

             Гермиона присела на пятки и подавила стон. Мышцы болели со вчерашнего дня, а разум казался почти мёртвым. Лучи заходящего солнца проникали в маленькие окна сарая и неприятно напоминали пылающий огонь. День был долгим и продуктивным, но заканчивался он не очень хорошо. После того как она заново разогрела овсянку и наконец позавтракала, на этот раз в компании Гарри, они сразу приступили к инвентаризации своих запасов зелий. Обычную утреннюю тренировку они в этот раз решили пропустить в пользу других дел. Гермионе всё-таки удалось очистить их куртки до более-менее приемлемого состояния. От них по-прежнему исходил лёгкий запах дыма, но носить их было можно. Оставшаяся одежда восстановлению не подлежала, поэтому они её сожгли. Пожалуй, этот ритуал уже становился для них даже слишком привычным.       Коротко обсудив идею Гарри касательно предстоящего обращения Артура, которую вполне можно было адаптировать ко всем заражённым, они отправились в коттедж, чтобы встретиться с Флёр, которая к тому времени, воспользовавшись помощью Луны и Рона, провела собственную инвентаризацию запасов.       Большую часть утра они просматривали списки уже имеющегося, составляли перечень ожидаемого и подсчитывали количество необходимого, попутно общаясь с Артуром и Биллом через метки. К одиннадцати часам утра всё говорило о том, что Орден остался вне подозрений. Конечно, тут немалую роль сыграло то, что ни сам Волдеморт, ни его сторонники никогда не воспринимали Орден всерьёз и просто не ожидали от него настолько крупной и жестокой атаки, — но всё же полное отсутствие даже элементарных прощупывающих вопросов со стороны того же Яксли Гермиону настораживало. Да, они позаботились о том, чтобы создать себе надёжное алиби, но почему никто даже не пытался это алиби проверить?       Она не стала ничего говорить по этому поводу, лишь несколько раз обменялась взглядами с Гарри, но что-то не давало ей покоя. Осознание того, что они вот так просто окажутся безнаказанными, оставляло у неё во рту странный, тревожно-кисловатый привкус. Отсутствие очевидной реакции невольно порождало сомнения, не происходит ли что-то менее очевидное? Возможно, враг готовит ответную атаку и не хочет выдавать себя раньше времени. Или подозревает кого-то совершенно другого. Последняя мысль особенно нервировала, потому что означала, что за их действия придётся расплачиваться невинному. Если, конечно, в уничтожении логова не обвинят кого-то из своих — против такого наказания невинных она ничуть не возражала.       Когда они сели обедать, на кухню вошёл Дин. Пугливо приблизившись, он сел за стол и извинился за своё поведение накануне. Его руки нервно тряслись, а взгляд не отрывался от тарелки, пока он пытался объяснить, что «видел кое-что в поместье», после чего плохо справлялся с такими ситуациями. Гермиона и Гарри отмахнулись от его извинений и предложили присоединиться к ним на вечерних тренировках, где они могли бы научить его некоторым полезным техникам окклюменции. Парень слабо улыбнулся и кивнул, прежде чем снова вернуть взгляд к тарелке.       Гермиона наблюдала за ним, пока он ел — а вернее, ковырялся в еде. Он всё ещё оставался болезненно худым и явно страдал отсутствием аппетита, да и спал, похоже, плохо, о чём свидетельствовали круги под глазами. Из четверых пленников, которых Гарри вытащил вместе с ними из поместья, Дин шёл на поправку медленнее всех. Измождённое лицо Луны округлилось, светлые волосы вернули былой блеск, и в целом она всё больше походила на себя прежнюю. За обедом она много говорила об Аве и Чарли, которые в это время находились наверху в её комнате. Казалось, её нисколько не тяготила возложенная на неё ответственность адаптировать их к новой жизни, более того, даже воодушевляла и радовала.       При мысли об Аве Гермиона подавила вздох. С этим ей тоже нужно было рано или поздно разобраться: поговорить, извиниться за свой уход вчера вечером. Наверняка Ава слышала, как она сказала, что не может там находиться. Оставалось надеяться, что женщина не приняла это на свой счёт и не подумала, что Гермиона расстроилась из-за неё. В любом случае этот вопрос стоило прояснить.       После обеда они с Гарри и Флёр аппарировали в убежище, оставив Рона и Луну разбираться с получившимися списками ингредиентов и зелий и составлять максимально эффективный план варки необходимого. Теперь, после смерти Питера, Волдеморт полностью контролировал аптечный рынок, и нужно было приготовиться к тому, что нехватка ингредиентов станет нормой, а значит, начиная с сегодняшнего дня, им следовало крайне осторожно подходить к вопросам использования тех запасов, что пока имелись в их распоряжении.       Ещё одной проблемой грозила стать еда. В конце концов, у них стало на пять ртов больше, но миссис Уизли и Флёр не могли просто пойти в магазин и купить всё необходимое в резко возросшем количестве. Может, Орден и остался вне подозрений в случае с логовом оборотней, но пригляд за его членами никто не отменял. Так что Гермиона уже приготовилась к тому, что им с Гарри придётся вспомнить свои ночные вылазки и наведаться в маггловские магазины. И да, они с Гарри уже решили, что будет лучше, если они возьмут это на себя — с учётом их опыта. Вариант урезать питание и установить пайки они даже не рассматривали. Что хорошего в истощённой и недоедающей армии? Особенно, когда «армия» эта не только ничтожно мала по сравнению с вражеской, ни и недостаточно обучена и оснащена для того, чтобы иметь дело с суровыми реалиями войны.       За обедом они рассказали о своём намерении совершить вылазку на небольшой оптовый склад продуктов в Северной Англии. Они полагали, что это будет относительно безопасно, поскольку вряд ли Волдеморт вообще брал в расчёт маггловские склады. Согласно плану, они должны были запастись мукой, крупами, макаронами и консервами — то есть всем тем, что даже без магии хранилось долго, а уж с магией практически вечно.       И что поразительно — именно предложение Рона свело план воедино и сделало возможным обойтись одной вылазкой. Трудность заключалась в транспортировке такого большого количества еды. Да, технически сумочка Гермионы могла вместить всё необходимое, но на её наполнение уходило много времени и сил, а каждая минута, проведённая на ничем не защищённой территории склада, несла в себе риск. Они с Флёр и Луной как раз обсуждали вариант многократной аппарации, когда голос неожиданно подал Рон.       — А почему бы не использовать портключ? Как с теми магглами. Папа говорил, что прикрепил руки магглов к ключу и переместил всех сразу, нельзя сделать так же с продуктами? — сказал он и тут же смутился и неловко опустил взгляд на свою тарелку, осознав на себе удивлённые взгляды всех присутствующих. Должно быть, он подумал, что они так на него смотрят из-за того, что он сморозил глупость, потому что поспешно добавил: — Извините, глупая, наверное, идея, я просто подумал, что так было бы гораздо проще.       — Это вовсе не глупая идея, — чуть помедлив, произнёс Гарри. Гермиона кивнула, а Флёр и Луна улыбнулись.       Так и решили сделать. Шеклболт подготовит портключи, они соберут еду на поддоны и отправят всё разом на ферму, где другие члены Ордена сразу всё распакуют и должным образом «законсервируют».       По дороге к амбару Флёр заметила, что Грипхук и мистер Олливандер чувствуют себя значительно лучше. Гоблин уже мог самостоятельно ходить, а старый мастер пока оставался в постели, но больше в силу возрастной слабости, чем здоровья. Ещё она немного рассказала про Дина. Его до сих пор мучили ночные кошмары. Он неохотно рассказывал о том, что с ним произошло в поместье. Флёр знала, что он стал свидетелем смерти нескольких человек, но ,что примечательно, он был совершенно убеждён, что сам не умер в первый же месяц плена только благодаря Нарциссе Малфой. Он не объяснил причины своей убеждённости, но Луна тоже говорила что-то подобное, так что об этом стоило задуматься.       Флёр не особо верила, что Нарцисса стала бы помогать Дину или Луне, и скорее списывала слова ребят на долгосрочные психологические последствиями плена, но у Гермионы были основания им верить. Она не рассказывала Флёр о том, как к ней вернулась её волшебная палочка. Они с Гарри переглянулись и просто кивнули в ответ на эту информацию, после чего сменили тему. Поступки Нарциссы изрядно сбивали с толку, но нельзя было отрицать ещё и того, что эта женщина спасла ей жизнь. Насир подтвердил, что без того зелья она не пережила бы пыток.       Вопрос был не в том, помогла ли им Нарцисса — вопрос был в том, почему она это сделала.       Но Гермиона выбросила эти мысли из головы, когда они вошли в сарай и приступили к работе. Они прибыли за полчаса до того, как магглы должны были проснуться, и всё почти сразу пошло наперекосяк.       Колин по-прежнему нисколько им не доверял, что, если быть честной, казалось Гермионе вполне разумным. Лиза шла на контакт чуть лучше, чем вчера. Теперь, когда они с Гарри не были покрыты грязью и кровью, она как будто перестала их бояться, но всё равно охотнее всего говорила с Флёр, которая позвала её немного прогуляться по территории фермы. Как оказалось, это было к лучшему, потому что таким образом Лизы не оказалось рядом, когда у Колина случился срыв. Казалось, всё шло неплохо, он даже немного поел, но потом он стал задавать вопросы о своей семье, и в конце концов Гарри пришлось влить в него ещё одну порцию зелья для сна без сновидений, чтобы успокоить, потому что у них не было для него ответов. Шеклболт поручил расследование Томасу, но новостей пока не поступало.       С Ариэль ожидаемо было хуже всего. Поначалу она только стонала от боли и молила о смерти. Они несколько часов исследовали её тело с головы до ног и пытались придать её костям нормальную человеческую форму, попутно стараясь её успокоить и подбодрить. Это было настоящее испытание. Пол сарая оказался буквально завален предметами, которые Гермиона использовала в процессе, начиная с зелий, лекарств и справочников, как волшебных, так и маггловских, и заканчивая сумочкой, лежащей нараспашку посреди всего этого хаоса.       Затем Гермиона удалила худшие воспоминания из разума женщины, но это мало что дало. Ариэль приняла информацию, которую они ей сообщили, но было видно, что ей всё равно. От предложенной еды она отказалась. После нескольких вопросов она просто начала погружаться в себя — именно в этот момент Гермиона бессильно опустилась на пятки и издала тяжёлый протяжный стон. Заставив себя встать, она печально посмотрела на женщину.       — Гарри, — обречённо прошептала Гермиона, переместив взгляд на него, — я не знаю, что ещё можно сделать.       Ариэль сидела на своей койке, обернув одеяло вокруг плеч и спустив босые ноги на холодный деревянный пол, и пустым взглядом смотрела на свои покрытые синяками и шрамами руки. Даже после удаления воспоминаний казалось, что её разум отвергает ложный покой так же, как тело отвергает магию. Опухоль вокруг того места, где кости были деформированы, отказывалась спадать, бадьян едва удерживал порезы, синяки потемнели и налились тёмно-фиолетовым, а маггловские лекарства, которыми они её пичкали, почти не облегчали боль и плохо сбивали растущую температуру.       — Я не хочу быть здесь, — едва слышно прошептала Ариэль, и её глаза снова наполнились слезами. Она подняла голову и страдальчески посмотрела на них. Судя по пылающим щекам, у неё снова начинался жар. — Пожалуйста, просто усыпите меня снова… и не дайте проснуться.       — Ариэль, — тихо сказала Гермиона, снова опускаясь на колени перед женщиной и осторожно обхватывая её дрожащие руки. — У тебя всё ещё может быть будущее — возможно, мы сможем тебе помочь. Мы продолжим работать, найдём способ уменьшить боль. Я понимаю, что это совсем не то, что…       — Пожалуйста, — прервала её Ариэль, её лицо исказилось, голос упал до прерывистого шёпота, — у меня никого не осталось… Он был моей единственной семьёй, а теперь его нет. Я не хочу… не хочу так жить. Я не дура — я знаю, что умираю. Я чувствую это. Вы сами сказали, что мне осталось жить не больше четырёх месяцев. Зачем мне такая жизнь?       Гермиона почувствовала, как опускаются плечи. Из воспоминаний Ариэль она знала, что её жениха убили во время похищения. И да, она действительно честно ответила на вопрос Ариэль о том, сколько ей осталось жить.       Возможно, это была ошибка, возможно, тут стоило солгать, но она не могла заставить себя лгать этим людям — зная, через что они прошли и какая жизнь их ждёт.       Итак, они дали им правдивые ответы на все их вопросы, какими бы трудными те ни были. Конечно, они пытались смягчить некоторые моменты, но едва ли возможно смягчить новость о том, что ты умираешь, потому что твоё тело отвергает магию; что существует целый мир, о котором ты даже не подозревал, и что в этом мире идёт война, жертвой которой ты стал.       Колин принимал в штыки всё, что они ему говорили, и только больше мрачнел. Лиза слушала их с непосредственным детским любопытством. Магия казалась ей чем-то «суперкрутым», как в фильмах. Ариэль… Ариэль отреагировала спокойно, но в этом спокойствии не было принятия, лишь безразличие. Она полностью сдалась. Гермиона видела это по её глазам.       Они были тусклыми.       На грани безжизненности.       Что делало задачу помочь ей ещё более трудной. Трудно заставить исцелиться тело, принадлежащее человеку, который хочет умереть. Гермиона тяжело сглотнула. Она уже знала, чем это закончится, но прежде хотела сделать всё возможное — ради Артура.       — Ариэль, у тебя ещё есть шанс, — медленно произнесла Гермиона, когда женщина ещё больше сгорбилась. — Возможно, я ошибаюсь. Возможно, мы сможем найти лекарство. Всё ещё есть шанс, что мы сможем тебе помочь, но если ты сейчас сдашься…       — Я не сдаюсь, — прошептала Ариэль. Новые слёзы потекли по её лицу, в голосе прорезался гнев. Морщась от боли, она вырвала свои руки из рук Гермионы. — Я принимаю свою судьбу — это не одно и то же. У меня всё болит — тело, разум — всё! Я не хочу медленно умирать в течение следующих нескольких месяцев, пока вы будете тыкать в меня своими… палочками или как вы их там называете. Я не хочу, чтобы надо мной ставили эксперименты, не хочу жить четыре месяца в треклятом сарае только лишь для того, чтобы вы могли успокаивать свою совесть этой вашей «помощью» — пока я умираю в муках! Пожалуйста… дайте мне хотя бы это.       Гермиона почувствовала, как отяжелели руны на её груди при взгляде на Ариэль. Женщина выглядела ужасно. Она не просто медленно умирала, она уже выглядела умирающей. Тёмно-фиолетовые синяки на её теле как будто ещё больше потемнели, глаза запали, круги под глазами отдавали глубокой серостью, даже её сердцебиение было медленнее нормального.       — Как насчет такого решения. — Гарри опустился на колени рядом с Гермионой и серьёзно посмотрел на Ариэль. — Мы подождём до завтра и посмотрим, собьют ли температуру таблетки, которые тебе дала Гермиона. А пока ты будешь спать, мы хорошенько обдумаем все возможные варианты, проверим, не упустили ли чего, и завтра — если ситуация не улучшится и твоё решение не изменится — мы дадим тебе то, чего ты хочешь.       Тусклые глаза Ариэль переместились на Гарри и некоторое время не отрывались от его лица.       — Как будто я могу что-то решать. Вы в любом случае сделаете так, как решите вы, — прерывисто прошептала она. — Я видела, на что вы способны. Не имеет значения, о чём я прошу — о чём умоляю, — вы сделаете так, как захотите вы. Не понимаю, почему вы считаете, что чем-то отличаетесь от тех, кто меня похитил и использовал.       Гермиона почувствовала, как Гарри напрягся. Она знала, что слова женщины сильно задели его.       — Завтра, — сказал он ровным тоном. — Если ничего не изменится, я убью тебя завтра. И я обещаю, что это не будет больно.       С этими словами он поднял с пола флакон с зельем сна без сновидений, откупорил и протянул ей.       — Это поможет тебе уснуть и не чувствовать боли до полудня завтрашнего дня.       Лицо Ариэль не переменилось.       — Как я уже сказала… — произнесла она, протянув руку к флакону, прежде чем выпить зелье одним большим глотком. — Вы всё равно сделаете так, как захотите.       Гермиона встала, чтобы поймать женщину, когда её глаза закрылись, а тело начало заваливаться вперёд. Гарри помог ей уложить Ариэль обратно на койку и наложить привязи, и лишь после этого повернулся, чтобы бросить на Гермиону измученный взгляд.       — Гарри, если завтра ничего не изменится, я…       — Это сделаю я, — решительно оборвал её Гарри, начиная собирать разбросанные по полу предметы и аккуратно складывать их в сумочку.       — Гарри, — медленно произнесла Гермиона, — тебе не…       — Как и тебе, — обрезал Гарри, поворачиваясь, чтобы твёрдо посмотреть ей в глаза. Секунду спустя его взгляд смягчился; он устало вздохнул и провёл рукой по лицу, его плечи поникли. — Прости, я не хотел огрызаться. Я просто устал. Но тебе не нужно взваливать на себя всё и всегда, Гермиона. Ты и так уже слишком многое приняла на себя. Это возьму я.       — Но…       — Но что? — Гарри бросил сумочку на край кровати и приблизился к Гермионе, обнял за талию, притянул к себе. — Какая у тебя может быть причина, чтобы непременно сделать это самой?       — Потому что это бремя, Гарри, — тихо сказала Гермиона, вцепившись руками в его свитер и смотря на него снизу вверх, — и я не хочу возлагать его на тебя.       — И что, думаешь, чувствую при этом я? — прошептал он, и она увидела, как что-то болезненное промелькнуло в его глазах. — Гермиона, ты убила Розу, на тебя нападали, тебя пытали, ты вынуждена была копаться в воспоминаниях всех этих магглов — как ты думаешь, что я чувствую, зная, сколько тебе пришлось пережить и приходится до сих пор? Это не соревнование, кто сможет вынести больше, Гермиона. Я знаю, что ты сильная. Я знаю, что ты сможешь это вынести, и знаю, что наше с тобой бремя никогда не будет равным уже потому, что я просто не умею делать то, что умеешь ты. Я не умею манипулировать чужой памятью так, как ты, — так что в этом случае я понимаю, почему это пришлось делать именно тебе, хотя когда-нибудь я надеюсь это изменить, я буду учиться, но это… это я могу сделать. И сделаю. Мы должны быть командой, Гермиона, тебе не нужно взваливать всё на себя.       Гермиона вздохнула и прижалась лбом к его груди. Ей была ненавистна мысль о том, что Гарри будет нести на своей совести груз невинной жизни. Да, она уже знала, что применение Авады Кедавры не раскалывало душу, но это не отменяло тяжести самого деяния. Она всё ещё ощущала тёмную пустоту внутри себя, которую почувствовала в момент сотворения заклинания, и не хотела, чтобы то же самое пришлось нести в себе Гарри. И всё же ей нечего было ему возразить. Не было никакой настоящей причины, по которой он не мог взять это на себя, кроме того, что ей просто этого не хотелось. Это была чисто эмоциональная реакция с её стороны, с которой она ничего не могла поделать, потому что любила его и хотела пощадить — а значит, вместе с тем прекрасно понимала, что чувствует он.       С самого сентября он вынужден был смотреть, как она страдала. И да, наверное, за последние восемь месяцев ей досталось больше, чем ему, так что как бы хорошо она ни понимала его чувства, по-настоящему представить, каково ему было наблюдать за происходящим со стороны, она не могла, потому что одна попытка представить, что с ним может произойти нечто подобное, вызывала у неё тошноту. Она сильнее вцепилась в его свитер, и он в ответ крепче прижал её к себе. Спорить с ним не имело смысла, у неё просто не было объективных аргументов, к тому же она уже знала, что он не отступит.       — Хорошо, — выдохнула она ему в грудь и почувствовала, как его пальцы вжались в её спину. — Что мы скажем Артуру?       — Правду, — тихо ответил он, когда она подняла голову, чтобы снова посмотреть на него. — Мы сделали всё, что смогли. Если к завтрашнему дню ничего не изменится, тогда мы дадим ей мирную смерть — так Артуру и скажем.       — Ему это не понравится.       — Нисколько.       — Он захочет продолжать попытки.       — Да, захочет.       — Стоит ли нам продолжать попытки?       — Возможно, но в конечном итоге это будет именно то, что она сказала — поддержание её жизни ради успокоения нашей совести, пока она страдает.       — Я знаю, — вздохнула Гермиона. Она снова посмотрела на него, чувствуя, как усталость прошедшего дня проникает в позвоночник. Он выглядел не менее усталым, чем она, но всё ещё решительным — всё тем же Гарри, несмотря на все невзгоды и препятствия, которые продолжала подбрасывать им жизнь. Она слегка улыбнулась. — Я люблю тебя, Гарри.       — Я люблю тебя. — Он обнял её крепче, прежде чем они услышали, как открылась дверь в сарай, и медленно отстранились друг от друга, обернувшись на звук. Флёр и Лиза вернулись.       — Мы собирали цветы! — радостно сообщила Лиза, демонстрируя пучок каких-то сорняков, которые даже не успели толком расцвести, но девочка выглядела такой счастливой и спокойной, что Гермиона улыбнулась.       — Какие красивые, — тепло похвалил Гарри, тоже улыбнувшись. Он так и стоял рядом, обнимая её за талию одной рукой. Любопытный взгляд Лизы несколько раз перескочил с него на неё и обратно. Судя по тому недолгому времени, что Гермиона успела провести с девочкой, она показалась ей умной и очень внимательной к деталям.       — Очень красивые, — согласилась Флёр с улыбкой. Она прошла через сарай, держа в руках какую-то зелень. — Я показала Лизе сад за загоном. Пока мало что выросло, но кое-что уже можно собрать.       — Похоже, вы хорошо провели время, — улыбнулась Гермиона.       — Там так вкусно пахнет! А ещё Флёр наложила на меня чары, от которых мне стало тепло! — оживлённо рассказывала Лиза, размахивала «цветами», и Гермионе пришлось приложить усилия, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица, когда на лице девочки проступило неподдельное удивление. — Я совсем-совсем не мёрзла, представляете? Мы могли бы оставаться там сколько угодно! Флёр сказала, что это работает даже зимой, а ещё она сказала, что мне не нужно снова ложиться спать. Она сказала, что я могу пойти с вами в коттедж на ужин!       — О, — удивилась Гермиона и бросила вопросительный взгляд на Флёр, на что та только улыбнулась шире. — Неужели?       — Да, мы с Лизой очень мило поболтали, правда? — Флёр ласково взъерошила короткие чёрные локоны девочки, когда та кивнула. Она была так естественно очаровательна и заботлива, что Гермиона вдруг подумала, что когда-нибудь из этой женщины получится замечательная мать. — Я решила, что теперь, когда Лиза чувствует себя хорошо, можно познакомить её с остальными. Я подумала, ей будет интересно узнать о нас немного больше, а?       — Да. — Лиза широко улыбнулась Флёр. — Флёр говорит, что там больше волшебных людей, таких как вы, и что вы пытаетесь найти моих родителей, и я подумала, что, может быть, я могла бы чем-нибудь вам помочь? Ну, там, рассказать вашему волшебному полицейскому, где я живу и как выглядят мои родители. И других таких, как вы, я тоже хотела бы увидеть.       Лиза оглядела сарай, и её взгляд остановился на спящих Ариэль и Колине. Выражение лица девочки сразу стало жёстче, и сердце Гермионы упало. Она понимала, чего добивалась Флёр — она хотела наладить с Лизой доверительные отношения, а пребывание девочки в сарае с двумя проблемными магглами никак тому не способствовало. Не могли же они вечно держать всех троих под зельями, нужно было каким-то образом интегрировать их в волшебный мир, и взять Лизу в коттедж было хорошим первым шагом в этом направлении.       — Думаю, это хорошая мысль, — сказала Гермиона так бодро, как только могла. К счастью, её слова вернули им внимание Лизы. — Уверена, все будут рады с тобой познакомиться, и нам могла бы пригодиться твоя помощь. Флёр рассказала тебе, как мы туда доберёмся?       — Да, мы аппи… аппири… — Лиза засомневалась и оглянулась на Флёр.       — Аппарируем, — подсказала Флёр.       — Да, точно, — нервно улыбнулась Лиза и прижала цветы к груди. — Но она сказала, что это неприятно.       — Да, не особо, — Гарри забавно сморщил нос, и Лиза одарила его застенчивой улыбкой. — По ощущениям — как будто тебя проталкивают через узкий шланг после слишком долгого катания на карусели.       Лицо Лизы дрогнуло.       — Звучит ужасно.       — К этому привыкаешь, — улыбнулась Флёр. — Но если хочешь, в первый раз мы тебя усыпим, и ты ничего не почувствуешь.       Девочка заколебалась, переводя взгляд между ними и Флёр.       — Я не хочу снова вот так спать, — тихо сказала она, и Гермиона заметила, что её пальцы снова нервно сжали букет. — Это ненастоящий сон, мне он не нравится.       — Тогда обойдёмся без этого. — Флёр ободряюще посмотрела на девочку. — Но не пугайся, если почувствуешь, что тебя тошнит. Так бывает почти со всеми, кто аппарирует в первый раз. Тошнота быстро проходит. Договорились?       — Ага, — кивнула Лиза, после чего снова посмотрела в сторону двух занятых кроватей. — А они… они не придут на ужин?       — Нет, — мягко сказала Гермиона с вымученной улыбкой. — Ариэль ещё недостаточно хорошо себя чувствует, а у Колина сильно разболелась голова, и он попросил дать ему ещё поспать. Но если завтра они почувствуют себя лучше, то тоже присоединятся к нам за ужином.       — Хорошо, — кивнула Лиза, принимая такой ответ, но от Гермионы не ускользнул её последний, нервный взгляд на две спящие фигуры.       Флёр была права, когда вывела её погулять, а потом пригласила в коттедж. Оснащённый всеми удобствами, сарай вполне подходил для проживания во время трансформации, но это было не то место, где можно было оставить двенадцатилетнего ребёнка. В коттедже, с другими людьми, ей будет гораздо лучше. Возможно, им стоило задуматься над тем, чтобы оставить девочку на целый день с Луной и присущей ей уникальной магией, которая позволяла находящимся рядом людям чувствовать себя любимыми и принятыми.       Флёр вывела Лизу обратно на улицу, пока они с Гарри устанавливали сигнальные и отслеживающие чары и заканчивали уборку. Это не заняло много времени, и уже через несколько минут они присоединились к Флёр и Лизе, которые ждали их в загоне.       — Все готовы? — спросила Гермиона, остановившись рядом. Время приближалось к пяти вечера, миссис Уизли наверняка сейчас вовсю хлопотала на кухне, готовясь накормить всех, кто решит прийти на ужин. Люди приходили в разное время, но к семи часам все должны были собраться для тренировки — конечно, если не случится чего-то серьёзного, что помешает им прийти.       — Мы готовы. Я подумала, что было бы лучше, если в первый раз Лизу за руку будешь держать ты, — сказала Флёр Гермионе. Лиза нервно кивнула. — А я подержу цветы.       — Отлично. — Гермиона протянула руку девочке и, как только Лиза взяла её руку, скрепила их ладони магической привязью. Глаза девочки расширились в момент наложения заклинания, и Гермиона заинтересованно посмотрела на неё. — Ты это почувствовала?       — Да, — широко раскрытые глаза Лизы смотрели на неё снизу вверх, — а что, это странно? Я не должна была этого почувствовать?       — Не обязательно, — сказала Гермиона, рассматривая девочку. — Обычно магглы не замечают магию, но не исключено, что некоторые из них что-то чувствуют, просто не знают что. Надо будет поэкспериментировать и посмотреть, что ещё ты сможешь почувствовать.       — Хорошо, — согласилась Лиза и нервно улыбнулась.       — Отлично, — сказал Гарри, схватив другую руку Гермионы и потянувшись к Флёр. — Сделай глубокий вдох, Лиза. Это займёт всего секунду, всё закончится очень быстро, и мы все сможем пойти в коттедж и отведать стряпни миссис Уизли.       Девочка кивнула и плотно сжала губы, Гермиона сосчитала от трёх до одного, и Гарри аппарировал их всех в коттедж «Ракушка». Они приземлились на песок всего в нескольких футах от двери. Лиза чуть не упала и сразу схватилась за живот, но, что удивительно, её не вырвало, да и привязь на самом деле оказалась лишней — девочка так крепко сжимала руку Гермионы, что, наверное, оставила синяки.       — Ты как, Лиза, всё хорошо? — Флёр уже стояла перед девочкой и оглядывала её с ног до головы.       Лиза кивнула и сделала несколько глубоких вдохов, уставившись в одну точку на земле, потом осторожно распрямилась и осмотрелась. Её глаза расширились, на лице снова промелькнул благоговейный трепет.       — Как далеко мы прыгнули? — едва дыша спросила Лиза, поворачиваясь, чтобы обвести взглядом песчаные дюны, океан и маленький коттедж. Не отпуская руку Гермионы, она снова посмотрела на Флёр. — Это ты сделала?       Флёр рассмеялась.       — Мы переместились почти через всю страну. В этот раз нас перенёс 'Арри, потому что он лучше умеет перемещать нескольких людей, но я тоже могу аппарировать.       — Вау, — выдохнула Лиза, и напряжение на её лице начало спадать. — Это потрясающе.       — Хочешь зайти внутрь? — Флёр приподняла бровь.       — Хочу, — кивнула Лиза и, похоже, только сейчас осознала, что всё ещё сжимает руку Гермионы. Чуть порозовев, она неловко отпустила её пальцы и посмотрела на неё снизу вверх, хотя была почти такого же роста. — Прости… Спасибо, что не дала мне упасть.       — Не за что, — улыбнулась Гермиона и отступила, чтобы дать девочке немного пространства. — Ты отлично справилась со своим первым аппарированием.       — Ну хорошо, — сказала Флёр и, ласково коснувшись рукой плеча Лизы, вернула ей букет цветов. — Давай зайдём внутрь, и ты сможешь со всеми познакомиться.       Гермиона оказалась права, миссис Уизли вовсю властвовала над плитой, пребывая в своей стихии. Чего Гермиона не ожидала, так это что кухня будет полна людей.       Рон за стойкой готовил салат, Ава расставляла тарелки и столовые приборы, Чарли сидел на стульчике для кормления и заливисто смеялся, глядя на плавающие вокруг него волшебные пузыри, которые запускала Луна, а Дин ставил на стол тарелку с булочками. Не хватало только Грипхука и Олливандера, что было вполне объяснимо: Флёр говорила, что гоблин предпочитает уединение, а Олливандер был слишком слаб и обычно в это время спал. Но все остальные обитатели коттеджа были здесь, и, похоже, им было весело. Громкие разговоры наполняли комнату живой вибрацией, и хотя Гермиона инстинктивно напряглась, она не могла не улыбнуться.       Когда они переступили порог и вошли в коттедж, их встретили с такой теплотой, какую Гермиона не ощущала, казалось, целую вечность. Это так отличалось от той жизни, которую они с Гарри вели последние несколько месяцев, что почти ошеломляло, но она чувствовала, как уменьшилась тяжесть руны на её груди. Миссис Уизли радушно кивнула им с приличного расстояния, верная своему слову не наседать на них. Взволнованно поприветствовав Лизу, она похвалила прекрасный букет, который та принесла, призвала вазу и поставила «цветы» в центр стола, вызвав румянец на щеках девочки. Тёплая материнская натура Молли Уизли заметно успокоила Лизу, и она уже не была так напряжена, когда Флёр повела её по комнате, знакомя с присутствующими. Лицо девочки светилось, глаза сияли восторгом, когда она смотрела на нож, сам собой нарезающий овощи для жаркого, на разноцветные пузыри, плавающие вокруг Чарли, и на то, как Рон левитировал салатницы из буфета в руки Аве, которая ловила их прямо в воздухе своей единственной рукой и расставляла на стол рядом с тарелками.       Рон без труда мог бы расставить их сам — но, привлекая Аву, он давал ей почувствовать, что она тоже может быть частью этого мира. Понимал ли он, насколько большое значение имеют его действия, или просто следовал указаниям Луны, Гермиона не знала, но в любом случае это было важно. Это было именно то, что им всем нужно было делать, если они хотели, чтобы магглы чувствовали себя желанными гостями в их мире. Волшебники постоянно использовали магию, и это никого не смущало, если вокруг были только такие же волшебники, но когда рядом появлялись магглы, всё становилось сложнее. Лёгкость, с которой магия справлялась с тем, для чего магглу приходилось приложить определённые усилия, заставляла их чувствовать себя ущербными и ненужными. Гермиона усвоила это на собственном горьком опыте. Из-за того, что она пользовалась маховиком времени на третьем курсе, биологически семнадцать ей исполнилось ещё до формального семнадцатилетия, так что летом перед шестым курсом она часто использовала магию, и это ничуть не радовало её родителей.       Магия не очаровывала их так, как очаровывала ребёнка, — в их глазах она лишь обесценивала их усилия. Им не нравилось чувствовать, что им нет смысла что-либо делать, потому что их дочь могла сделать это быстрее или лучше одним взмахом палочки. Это заставляло их чувствовать себя бесполезными и ненужными в собственном доме.       Когда Гермиона это поняла, она вообще перестала использовать магию дома, кроме как в уединении собственной спальни.       Она обязательно скажет ему, что то, что он делает, имеет значение. Она скажет им всем, чтобы они и впредь постарались так делать, не поддаваясь привычке махать палочкой по каждому пустяку, — потому что улыбка на лице Авы, когда она брала каждую салатницу из воздуха и обходила стол, чтобы поставить её на место, была прямым доказательством важности таких мелочей. Особенно когда пытаешься завоевать доверие и наладить новую жизнь людей, которым буквально не к кому больше обратиться.       В этом было равновесие. Тепло. Приятие.       Это заставило её почувствовать, что они не так уж одиноки.       Она почувствовала, как рука Гарри обвилась вокруг её талии, и тепло его тела согрело её так же, как надежда, воспрявшая в груди при виде царящего на кухне переполоха — такого мирного и уютно-домашнего. Такого правильного.       — Это то, что мы пытаемся спасти, — прошептал Гарри у самого её уха, запустив волну мурашек по её спине.       — Знаешь, думаю, у нас всё будет хорошо, — прошептала она в ответ, чувствуя, как теснит грудь, но сейчас в этом не было ничего болезненного. Это было глубокое и согревающее чувство, которое заставляло её сердце сжиматься от давно забытого ощущения общности.