В лесу Дин / In the Forest of Dean

      Артур невольно стиснул челюсти, наблюдая за тем, как Насир последовал за Гарри и Гермионой в маленькую спальню на первом этаже коттеджа. Ему не нравилось оставлять их наедине с этим человеком, но другого выбора у него не было. Доверял он этому человеку или нет, Насир был единственным, кто мог помочь Гермионе. Кроме того, он не сомневался, что и с Гермионой, и с Гарри всё будет в порядке. Судя по тому, как прошёл разговор этим вечером, было совершенно очевидно, что они не нуждались в его защите.       Они больше не были теми двумя подростками, которые покинули его дом прошлым летом. Сегодня он увидел перед собой воинов, отстранённых, расчётливых и опасных. Он уже знал это или, по крайней мере, догадывался — после той секундной встречи на заснеженном холме. Но сегодня это знание впечатали в его голову с силой и безапелляционностью разогнавшегося бладжера, и теперь он ощущал себя так, словно удар был отнюдь не фигуральным. Он больше не мог отрицать истину — он видел её своими глазами, как и все остальные.       Гарри и Гермиона изменились.       У Артура сложилось впечатление, что у этих двоих было больше шансов справиться с Насиром, чем у него самого или любого другого члена Ордена за столом. Разве что кроме Шеклболта. Но эта мысль не утешала его, а, напротив, только усиливала глухую душевную боль. Он с самого начала подозревал, что того оборотня убили они, но даже не предполагал, что на их счету не один, а как минимум два оборотня, не говоря уже о двух волшебниках, управлявших этими оборотнями.       А как она выложила на стол снятые с них браслеты! Как какие-то безделушки! Но больше всего его убивало осознание того, что они убили Роуз — она убила. Он видел это в её ничего не выражающих глазах, чувствовал нутром, слушая её речь. Гермионе не нужно было проявлять эмоции, чтобы это выдать. На самом деле, именно пустое безразличие и отсутствие какого-либо выражения на её лице говорили больше, чем любое проявление эмоций.       Она использовала непростительное заклинание.       Гермиона Грейнджер, самая умная, самая добрая и самая отзывчивая девушка, которую он встречал, наложила убивающее проклятие, чтобы даровать этой женщине лёгкую смерть.       А в том, что это было именно убивающее проклятие, он не сомневался. Не считая ран от укуса оборотня, тело женщины, доставленной Томасом из того переулка, было неповреждённым. Одного этого было достаточно, чтобы сделать вывод, но именно слова Гермионы о даровании милосердия повернули винтик в его голове и окончательно расставили всё по своим местам.       Это неправильно, — с горечью подумал он, заставляя себя повернуться к старшему сыну.       Неправильно, что им пришлось с этим столкнуться. Неправильно, что они были вынуждены принимать такое тяжёлое решение.       Они слишком молоды. Они должны быть в школе, волноваться об оценках, о результатах квиддичных матчей, о том, кто с кем встречается, а не бегать по лесам, ежедневно рискуя жизнью, не подвергаться пыткам и не брать на себя бремя убийства из милосердия.       Так не должно быть.       Как они вообще смогут вернутся в мир, когда всё это закончится? Если предположить, что будет куда возвращаться. Его затошнило от этих мыслей. Сглотнув, он разложил перед собой несколько страниц. Их жизни никогда не станут прежними. Они этого не заслужили.       И в этом виноваты мы. Мы все.       Каждый член Ордена и каждый отдельно взятый взрослый волшебник, не поддерживающий Того-кого-нельзя-называть, — все они виноваты в том, что ситуация зашла так далеко.       Виноваты, что недостаточно подготовились; что не прислушались там, где стоило слушать, промедлили там, где стоило действовать. Измученные первой войной, они слишком долго не хотели признавать, что такое может повториться. Они просто зарыли головы в песок, игнорируя знаки, и теперь двое детей, едва достигших совершеннолетия, вынуждены разгребать последствия. Детей, действующих с большей смелостью, ответственностью и рациональностью, чем иной взрослый.       Артур даже представить себе не мог, через что они прошли, чтобы стать такими. Для него это была уже вторая война, но у него сложилось отчётливое впечатление, что за все годы он не испытал и половины того, что пришлось испытать этим двоим, и пережитое оставило глубокий отпечаток на их личности, как это было с Аластором, Сириусом или Северусом.       Он видел это в их глазах.       Душевный надлом. Но вместе с тем сила и неумолимость.       Это заставило его задуматься над вопросом, который он никогда себе не задавал. Что бы он сделал, если бы кто-то попросил его о смерти? Об убийстве из милосердия?       От одной мысли об этом его желудок скрутило. Он не был уверен, что смог бы это сделать. Не то чтобы он не понимал, почему человек может просить о чём-то подобном. Он просто не знал, хватило бы у него духу вытащить палочку и сделать это или нет; не знал, смог бы он с этим жить. Разговор за столом выявил один из его фундаментальных недостатков: его неспособность отказываться от надежды и принимать поражение. Он искренне надеялся, что сможет помочь тем, кого они спасут, и совершенно не представлял, что будет делать, если эта надежда окажется напрасной.       Но как бы он не относился к убийству из милосердия, одно он знал абсолютно точно — он не отвернётся от Гарри и Гермионы.       Он не станет их судить и не оставит одних, когда война придёт к своему неизбежному концу. Он будет рядом и поддержит их, несмотря ни на что. Поможет им. Приютит, если понадобится. Выслушает и поможет вернуться в мир. Он никогда их не бросит. Он будет сражаться на их стороне до самого конца и останется рядом после, чтобы собрать осколки. Это меньшее, что он мог для них сделать. Они этого заслуживали.       Он глубоко вздохнул и сочувственно улыбнулся Ремусу. Бедняга, придя сюда, он едва ли представлял, во что на самом деле ввязывается. Наверное, стоило его как-то подготовить… Но, опять же, Артур просто не представлял, как можно к такому подготовить, не открывая сути дела раньше времени. Мысленно пообещав себе заглянуть к Ремусу и извиниться, он попросил Билла ещё раз показать карту логова, тем временем его взгляд помимо воли скользнул на закрытую дверь в конце гостиной. Нахмурившись, он попытался отогнать тревожное беспокойство, всколыхнувшееся при воспоминании о недавнем разговоре с Насиром, который состоялся между ними в северном конспиративном доме Ордена.       13 марта 1998       — Сколько у них оборотней?! — оторопело переспросил Артур, уставившись на цифру в отчёте.       — Двести. По состоянию на сегодняшний вечер, — уточнил Насир абсолютно спокойным тоном, как будто говорил о погоде. — Эта цифра не включает в себя четырёх магглов, которые в настоящее время находятся в заключении и ещё не прошли трансформацию. Судя по исследовательским заметкам, которые мне удалось просмотреть на этой неделе, средний прирост их армии составляет примерно десять оборотней в неделю с учётом смертности старых особей.       Артур уставился на собеседника в немом неверии. Этот человек говорил о таких страшных вещах так, словно перечислял сухие статистические сводки. Это отсутствие эмоций, мягко говоря, приводило в замешательство и начинало действовать Артуру на нервы. Нет, он не ждал, что тот начнёт паниковать и рвать на себе волосы, но проявить хоть какие-то эмоции было бы вполне уместно.       — Двести, — повторил Артур мёртвым голосом.       — Да, ровно столько, — всё так же спокойно подтвердил Насир.       Артур стиснул зубы.       Ремус ещё не прибыл — он отправил записку, в которой предупредил, что опоздает, а Шеклболт аппарировал Насира и сразу же отправился на экстренную встречу по работе, пообещав вернуться в течение получаса. Сам Насир аппарировать в конспиративный дом не мог, поскольку Артур отказался предоставить ему соответствующий доступ. В итоге Артур оказался один на один с этим раздражающе таинственным человеком, не уверенный, как себя с ним вести.       Он смотрел в тёмные пустые глаза, мучаясь вопросами. Шеклболт сказал ему не спрашивать Насира ни о чём, кроме дела, потому что тот всё равно не ответит. Артур и не спрашивал, но каждый раз, когда он встречался с этим человеком в течение последних полутора недель, волосы на его затылке вставали дыбом, и он не мог не задаваться вопросом, кто же, чёрт возьми, такой этот парень?       Сегодня они впервые остались наедине, и Артур понимал, что такой возможности поговорить откровенно может больше не предоставиться.       — Как долго вы работали в Отделе тайн? — выпалил Артур. Вопрос дался ему легче, чем всё, что он говорил Насиру прежде. Сейчас он говорил от сердца и спрашивал о том, что действительно хотел знать. — Что вы там делали?       Насир продолжал сохранять полную неподвижность, не сводя с него внимательного взгляда. Между ними повисла тишина, и Артур предположил, что не дождётся не только ответа, но и вообще какой-либо реакции, поэтому почти вздрогнул, когда Насир всё-таки заговорил.       — Я вижу, вы всё ещё мне не доверяете, — мягко проговорил Насир, не сводя глаз с лица Артура. — Но позвольте спросить, Артур, почему вы думаете, что, если я раскрою своё прошлое, это улучшит ситуацию? Подозреваю, данная информация лишь усилит ваш скепсис.       Артур нахмурился, но продолжил смотреть Насиру в глаза. Это не было ответом, но и отказом отвечать тоже.       — Мы готовимся провести очень опасную операцию, — медленно произнёс Артур, всматриваясь в его застывшее лицо в поисках малейшей реакции, — участие в которой поставит под угрозу жизни людей. Орден не может позволить себе новые потери. Я знаю, что Кингсли вам доверяет, поэтому прошу прощения, если моё недоверие кажется вам оскорбительным, а любопытство — глупым. Но я не доверяю людям, которых не знаю. Я спрашиваю вас о прошлом, потому что хочу понять, что вы за человек, и получить хоть какие-то основания для того, чтобы начать вам доверять. Я хочу понять, почему вы здесь.       — Это разумно, — спокойно ответил Насир. — Ваши сомнения понятны и ни в коей мере меня не оскорбляют. На самом деле, я несколько удивлён, что вам потребовалось так много времени, чтобы поднять этот вопрос.       — Кингсли сказал не приставать к вам с вопросами, — сухо пояснил Артур.       — Теперь понятно. — Насир еле заметно кивнул. — Вам не приходило в голову, что он сказал так потому, что я не могу ответить? Что даже если бы я вдруг захотел поведать вам историю своей жизни, я не смог бы этого сделать?       — Что вы подразумеваете под «не могу»? — спросил Артур, сузив глаза.       До него доходили слухи о том, что невыразимцев связывают магическими обетами, которые не дают им говорить, но это были всего лишь слухи. Многие утверждали, что невыразимцы по собственной воле предпочитали не распространяться о себе, потому что, имея дело с самыми тёмными аспектами жизни и магии, сами становились тёмными. Ничто из этого никогда не было подтверждено или опровергнуто самими невыразимцами, независимо от того, способны они были об этом говорить или нет.       Насир долго смотрел на него, а затем, к недоверчивому удивлению Артура, медленно потянулся к вороту своей накрахмаленной белой рубашки и ловкими движениями пальцев расстегнул две верхние пуговицы. Как только воротник разошёлся в стороны, обнажив чуть больше смуглой кожи, Насир запрокинул голову к потолку и приложил длинный тонкий палец к нижней части своего подбородка. Едва дыша, Артур поражённо наблюдал за разворачивающейся перед ним сценой, не уверенный в том, что последует дальше. Палец Насира медленно прочертил линию вниз по шее к основанию горла, и глаза Артура расширились.       На шее Насира проступили руны — серия из трёх повторяющихся символов начиналась под подбородком и тянулась вниз до ямки между ключицами. Артур не знал их значение. Он никогда не изучал руны в Хогвартсе и не интересовался этой темой после. Абсолютно чёрные на фоне смуглой кожи, они выглядели почти как татуировка, вот только Артур нутром чуял, что знаки не были ни нарисованы, ни выбиты — они были вырезаны на плоти.       Это была древняя и тёмная магия, от использования которой отказались более ста лет назад. Запрещённая магия. Но вот она, у него перед глазами. Неужели это сделало Министерство?       Насир опустил голову и снова встретился взглядом с Артуром, никак и не отреагировав на его потрясённое выражение лица.       — Независимо от моего личного мнения по этому вопросу, Артур, — медленно проговорил Насир, и рунная вязь колыханием повторила движение его горла, — я не смог бы сказать вам то, что вы хотите знать. Могу сказать лишь, что я долгое время был невыразимцем и делал многое.       Артур молча смотрел на него, не зная, что сказать. По правде говоря, он вовсе не ожидал, что Насир ответит на его вопросы, и уж тем более — что покажет магические оковы, мешающие невыразимцам говорить о своей работе. Столь откровенный ответ застал его врасплох, и он почувствовал внезапную неловкость оттого, что продолжал пялиться на тёмные руны, вырезанные на коже этого человека. Символы выглядели почти демоническими. Каждый штрих казался резким и агрессивным, но вместе с тем строго упорядоченным. Внезапно выражение лица Насира изменилось.       Артур не мог объяснить, что именно претерпело изменения, но воздух в комнате внезапно стал холодным и спёртым.       — Если я скажу, что убивал людей, пытал их, истреблял; что я видел вещи, которые никто не должен видеть, делал то, что никто не должен делать, — вам станет от этого легче? Вы проникнитесь ко мне большим доверием? — Кровь Артура застыла в жилах при виде тьмы, вкравшейся в глаза Насира. — Если вы хотите знать, являюсь ли я «хорошим» человеком, я могу ответить. Нет. Если вы хотите знать, можно ли мне доверять, я ничем не смогу вам помочь. Я уже говорил, почему я здесь. Я предложил свою помощь в этой конкретной операции и буду помогать до её завершения. Доверяете при этом вы мне или нет — не моя забота. Это вам решать.       Артур вздрогнул, когда за спиной Насира раздался громкий хлопок, и метнул взгляд к Шеклболту, который вернулся со своей встречи и направился к столу, на ходу произнося приветствие. Когда взгляд Артура вернулся к Насиру, руны на шее мужчины были скрыты, воротник застёгнут, лицо лишено каких либо эмоций, а тьма, закравшаяся в глаза, исчезла.       Артур сглотнул.       Он не доверял этому человеку.       Нисколько.       Ни как другу, ни как надёжному члену Ордена, ни как порядочному человеку. Но по какой-то причине он не был уверен, что доверие так уж необходимо в этом конкретном случае. Артур нисколько не сомневался, что при желании этот человек мог легко уничтожить их, но до сих пор этого не сделал. А значит, он либо затаился и планировал что-то более серьёзное, либо не представлял угрозы — по крайней мере, в рамках оговоренной операции.

***

             Гермиона повернулась лицом к Насиру.       Мужчина был высоким — выше Гарри и даже выше Шеклболта. Смуглый, с тёмными глазами и волосами, он говорил со странным, едва различимым акцентом, происхождение которого она не могла определить. Звучало так, словно это была смесь сразу нескольких акцентов, и Гермиона на миг задумалась, не сделано ли это намеренно? Этот человек казался крайне осмотрительным и скрытным — возможно, он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, откуда он?       Встревожившись от этой мысли, она взглянула на Гарри, который стоял в двух шагах справа от неё, и осторожно потянулась за палочкой Хвоста, следя за тем, чтобы её движения были медленными и плавными, ни в коем случае не агрессивными.       Насир проследил взглядом за движением её руки, но не попытался остановить её, когда она вытащила палочку из кармана. Как подозревала Гермиона, в этом случае его спокойствие объяснялась отнюдь не уверенностью, что они не нападут, а скорее тем, что для него не составило бы труда защититься в случае нападения. Он выглядел сильным и многоопытным противником, и хладнокровие, продемонстрированное им на собрании Ордена, лишь усугубляло это впечатление. При всём том в нём абсолютно не чувствовалось высокомерия — одна лишь крайняя, безбрежная невозмутимость. Казалось, гори весь мир перед его глазами, он и тогда никак не отреагирует.       Гермиона пока не была уверена, что думать об этом человеке.       — Насир, — осторожно начала она, пристально наблюдая за его лицом. — Я ценю ваше предложение помочь мне, правда, поэтому надеюсь, что вы не обидитесь. Но после всего, с чем нам пришлось столкнуться, я хотела бы наложить на вас простое диагностическое заклинание, чтобы подтвердить, что вы не используете оборотное зелье.       — Конечно, — произнёс Насир тихим ровным голосом, не отводя от неё взгляда. Его лицо по-прежнему ничего не выражало, но что-то в глубине его глаз намекало, что они с Гарри интересуют его куда больше, чем прошедшая встреча на кухне.       Накладывать заклинание на других членов Ордена, присутствовавших на встрече, необходимости не было. На днях Билл объяснил им с Гарри, как работает аппарационный барьер коттеджа. Привязанный к магической сигнатуре и генетическому коду человека, он не пропускал никого, кроме утверждённых членов Ордена. Но Насир не был утверждённым членом Ордена; его аппарировал Шеклболт, так что он мог быть кем угодно.       Сдерживая нервозность, Гермиона коротко кивнула и наложила заклинание. Диагностический пузырь появился над его правым плечом, и она, как и Гарри, обратила взгляд на показания. Совершенно нормальные. До того нормальные, что это само по себе выходило за грань нормы. Никаких следов действия зелий. Невероятно низкая частота сердечных сокращений, как и уровень стресса. Основываясь на имеющейся информации, невозможно было даже предположить его возраст. Диагност не выявил никаких отклонений, вообще ничего. Этот человек был совершенно здоров и полностью контролировал своё тело.       — Спасибо. — Гермиона щёлкнула пальцами, и диагностический пузырь исчез. Затем она убрала палочку обратно в карман.       — Осторожность не бывает излишней, — спокойно заметил Насир, заполнив своим звучным голосом маленькую комнату. — Как я понял, вы страдаете от посткруциатусного тремора, однако Артур ничего не упоминал о вашем плече.       — Об этом я ему не говорила, — ответила Гермиона, неловко сглотнув, когда взгляд мужчины скользнул вниз, на её свисающую левую руку. Что ж, по крайней мере, они обошлись без лишних экивоков и сразу приступили к делу. У неё не было никакого интереса отвечать на лишние вопросы, как не было интереса и заставлять Насира изображать притворную заботу и участие — в чём сам Насир, похоже, был с ней совершенно солидарен.       Ей это нравилось.       — Понятно, — только и сказал Насир, принимая такой ответ и никак его не комментируя. Переместив взгляд на Гарри, он оглядел его с ног до головы и лишь после этого продолжил: — Вы не пострадали.       — Нет, не пострадал, — медленно подтвердил Гарри, глядя ему в глаза и твёрдо держа руку на палочке Драко. В другой руке он держал сумочку Гермионы. — Мне повезло.       — Действительно, — согласился Насир и снова перевёл взгляд на Гермиону. — Примечательно, что вы подверглись пыткам от руки самой Беллатрикс Лестрейндж. Если не возражаете, я попросил бы вас присесть на стул и оказать мне ответную любезность, позволив наложить на вас диагностическое заклинание.       — Хорошо, — Гермиона сглотнула и прошла влево, к стоящему у маленького столика стулу, и мысленно поблагодарила Флёр за заботу и предусмотрительность — на стуле сидеть было гораздо удобнее, чем на кровати.       — Сегодня дрожь сильнее или слабее, чем была в первые сутки после травмы? — спросил Насир, следуя за ней к стулу.       — Слабее, — ответила Гермиона после того, как села и положила левую руку себе на колени. Гарри последовал за ней и встал за её стулом — немного в стороне, но сохраняя возможность видеть, что происходит. — Но сильнее, чем вчера.       — Что вы делали вчера?       — Мы тренировались.       Взгляд Насира упал на её левую руку.       — Несмотря на руку? — приподнял бровь он.       — Я зафиксировал её руку на время тренировки, — пояснил Гарри, наблюдая, как Насир достал свою палочку и встал перед Гермионой.       — Хорошо. — Глаза Насира на мгновение метнулись к нему, прежде чем вернуться к Гермионе. — Вам нужно будет делать так в течение всей следующей недели, чтобы избежать дальнейшего ухудшения.       — Так вы сможете вылечить мою руку? — спросила Гермиона, и как бы она ни старалась, в её голосе прозвучала надежда. Лицо ей удержать удалось.       — Возможно. — Насир смерил её долгим спокойным взглядом, затем поднял палочку и сотворил невербальное заклинание.       Появившийся над ней диагностический пузырь был таким, какого она никогда раньше не видела. Гораздо больше обычного, он сопровождался двумя меньшими, и вместе они отображали такое количество цветов и сигналов, что Гермиона растерялась, вообще не представляя, как их читать. И тут же пообещала себе попросить его научить её этому, но в пятницу — прямо сейчас она не хотела прерывать процесс диагностики.       — Сколько раз? — спросил Насир, пробегая глазами данные.       — Я не знаю, — ответила Гермиона. Она понимала, что он спрашивал о том, сколько раз повторялся Круциатус, но, честно говоря, не могла на это ответить. Все разы смешались для неё воедино.       — Шесть, — тихо сказал Гарри позади неё абсолютно пустым голосом. — Шесть раз, потом всё стихло и началось снова.       — После был уже кинжал, — сказала Гермиона, высоко подняв подбородок и не сводя глаз с бесстрастного лица Насира, который продолжал читать данные с диагностического пузыря над её головой.       — Вы должны были умереть, — просто сказал он, возвращая взгляд к её лицу. Хотя теперь он смотрел на неё внимательнее. — Ваше сердце не могло выдержать такой нагрузки.       — Я почти умерла, — честно сказала Гермиона. — Но Нарцисса дала мне зелье.       — Какое зелье?       — Я не знаю, что это было. На вкус похоже на бодроперцовое, но не оно.       — И каков был эффект этого зелья?       — Меня как будто ударили в грудь, — сказала Гермиона, вспоминая пережитые ощущения. — Оно не давало мне отключиться, заставило сердце биться ровно и сильно, прояснило сознание. Моё тело работало, хотя физически не должно было. Это было похоже на резкий выброс адреналина, только усиленный во много раз. Я чувствовала себя так, словно меня накачали наркотиками.       — Ясно.       — Что это было? Вы ведь знаете это, не так ли? — сказала Гермиона, впившись в него взглядом. Она была в этом уверена. Что-то в его голосе неуловимо изменилось.       — У этого зелья нет названия, но оно редкое и дорогое, — ответил Насир. — Оно заставило ваше тело функционировать, пока длилась боль, и дало время восстановиться после. Оно обладает незначительными целебными свойствами, и именно оно сохранило вам жизнь. Без него вас бы тут сегодня не было.       Гермиона нахмурилась.       — Но зачем она дала мне это зелье?       — Возможно, чтобы вы не умерли под пытками раньше времени, — предположил Насир, не проявляя ни капли волнения по этому поводу. — Подобные случаи не редкость.       — А что с тремором? Его можно полностью вылечить? — спросил Гарри.       — Тремор является результатом повреждения нервов на клеточном уровне, — ответил Насир, доставая три стеклянных флакона из внутреннего кармана своей мантии. Абсолютно чёрная, жидкость в них казалась какой-то особенно текучей. — Экстракт бадьяна, который, как я полагаю, вы использовали для лечения физических ран, не способен восстановить повреждённые нервы. В отличие от этого средства.       — Что это? — спросила Гермиона, разглядывая зелье. — Я никогда не встречала упоминаний о зелье, восстанавливающем нервы.       — И неудивительно, учитывая, что в настоящее время лишь один человек в мире может его сварить, — равнодушно заметил Насир. Вручив два флакона Гарри, он откупорил третий и передал Гермионе. — Выпейте это сейчас, второй нужно будет выпить через два дня, третий — ещё через два.       — Кто его сварил? — спросила Гермиона, принимая флакон. Опустив мелко подрагивающую руку, она опёрла кисть с флаконом на колено, чтобы не расплескать содержимое. — Что входит в его состав? Почему это нигде не задокументировано? Почему о нём не знают в больнице Святого Мунго?       Насир долго молчал, прежде чем ответить.       — Потому что это экспериментальное зелье, хотя, уверяю вас, весьма эффективное. Оно было создано менее десяти лет назад, а, как вы, уверен, сами прекрасно знаете, на пересмотр справочников и включение зелий в официальный реестр уходит порой не одно и даже не два десятилетия.       Да, это была правда, и Гермиона действительно об этом знала.       Не зря учебник по зельеварению, который Гарри позаимствовал в школе на шестом курсе, хоть и был старым и потрёпанным, по содержанию ничем не отличался от её собственного, совершенно нового экземпляра. Новые издания заменяли обветшалые, но текст не менялся последние лет тридцать.       Стиснув зубы и поморщившись, она опустила взгляд на флакон с чёрной жидкостью, который держала в дрожащей руке.       Она хотела принять его; хотела верить этому человеку; хотела надеяться, что это поможет. Но пить неизвестное зелье было чистым безрассудством. Ей совершенно не хотелось идти на такой риск.       — Кто его сварил? — снова спросила Гермиона, переместив взгляд обратно к Насиру.       — Разве это имеет значение? — спросил он в ответ, выгнув бровь. — Уверяю вас, этот человек чрезвычайно одарён в своей области.       — Почему вы согласились помочь? — тихо спросила Гермиона, сузив глаза. — Почему я должна вам доверять?       Несколько секунд Насир гипнотизировал её немигающим взглядом, затем медленно, не прерывая зрительного контакта, шагнул вперёд и склонился к ней, оказавшись всего в футе от её лица.       — Вы не должны, — произнёс он тихим голосом. — У вас нет для этого оснований, и я призываю вас и впредь воздерживаться от излишней доверчивости.       Гермиона невольно напряглась.       Его глаза походили на чёрные омуты смерти, и в глубине души она знала, что должна бояться его; должна трястись от страха. Этот человек не был воплощением добродетели, да и в принципе хорошим человеком вряд ли. Его действия не исходили из каких-то благородных побуждений. Он источал пустоту и смерть, двигался и наблюдал, как хищник. Он воплощал в себе всё то, чего должен бояться любой здравомыслящий волшебник, и всё же она верила ему. Да, он был тёмным, скрытным и опасным, но если бы он хотел её смерти, он бы уже атаковал. Может, она и не понимала его мотивов, но здесь и сейчас он действительно решил ей помочь. В этом она была абсолютно уверена.       И всё же осторожность не повредит.       — Гарри, достань безоар из сумочки, — попросила Гермиона, не сводя глаз с Насира. — Если что-то пойдёт не так, сначала убей его, а потом запихни камень мне в глотку.       Она подозревала, что убить этого человека будет не так-то просто, но если во флаконе и вправду окажется яд, терять им будет уже нечего.       Гарри молча призвал камень из сумочки. Он не стал поднимать свою палочку — для атаки она была ему не нужна.       — Хороший выбор, — сказал Насир, медленно выпрямляясь в полный рост. Гермионе показалось, что она заметила искорку веселья в его глазах.       Очевидно, он мог проявлять эмоции — когда того хотел. С этой мыслью Гермиона поднесла флакон к губам дрожащей рукой. Хотя то, что он позволил им это увидеть, было странно — после полной непроницаемости на протяжении всего собрания.       Она проглотила содержимое одним глотком и подавила желание зашипеть от боли. Зелье было ледяным. Она чувствовала, как холод спускается вниз по её горлу и расползается от желудка по всему телу. Сосредоточив взгляд на лице Насира, она напряжённо ждала, умрёт или нет.       Ничего не произошло.       Её тело охватило холодное онемение, но в остальном она чувствовала себя хорошо и умирать не собиралась. И всё так же дрожала.       — Сколько времени требуется, чтобы оно подействовало? — спросил Гарри у неё за спиной. Выждав некоторое время, он убрал безоар обратно в сумочку и положил два оставшихся флакона в их аптечку.       — Двадцать четыре часа, — ответил Насир, глядя на Гарри. — Того, что я дал, должно хватить, чтобы полностью убрать дрожь. Уже завтра примерно в это же время вы заметите улучшение. Через два дня после последней дозы дрожь должна уйти совсем. Нервы восстанавливаются примерно на девяносто процентов от их первоначального состояния, так что вполне возможно, что незначительная дрожь будет возвращаться в моменты особо сильной усталости или истощения организма. Предупреждаю сразу — это не чудодейственное лекарство. Даже с этим зельем каждый Круциатус оставляет последствия, повреждения накапливаются и в конечном итоге восстановление нервов станет невозможным. А поскольку ваш урон уже довольно обширен, рекомендую избегать подобного опыта в будущем.       — Я постараюсь, — от всего сердца пообещала Гермиона, возвращая пустой флакон. — А что вы знаете о ранах, нанесённых проклятым оружием?       — Достаточно, — сказал Насир без дальнейших объяснений, убирая пустой флакон в карман. — Кинжал при вас?       — Да, вот. — Гарри призвал из сумочки чёрный ящичек и открыл его перед Насиром.       Откинувшись на спинку стула, Гермиона тихо сидела и наблюдала за тем, как Насир изучает кинжал. Ткнув в лезвие палочкой, он наложил несколько невербальных заклинаний. Тем временем Гарри подошёл к ней и встал рядом, и она с благодарностью к нему прислонилась. Она чувствовала себя совершенно измученной. Беспокойная ночь и невероятно длинный день выжали из неё все силы, но она ещё не собиралась сдаваться. Только не тогда, когда перед ней забрезжила надежда на исцеление.       Наконец Насир положил кинжал обратно в чёрный ящичек, остававшийся на кровати, и повернулся к ним.       — И? — сказала Гермиона, выпрямляясь на своём месте. — Каков вердикт? Вы сможете что-нибудь сделать?       — Возможно, — медленно проговорил Насир, подходя ближе к ней. — Проклятие на кинжале имитирует действие Круциатуса, вызывая сильную боль при соприкосновении и приводя к аналогичному длительному повреждению нервов и тканей. Часть этого повреждения будет излечена зельем, которое вы только что приняли. Однако я подозреваю, что причина, по которой вы не можете пошевелить рукой, немного иная. Могу я взглянуть на рану?       Гермионе не очень хотелось раздеваться перед незнакомцем, но другого способа показать рану не было, учитывая её расположение. Поколебавшись, она осторожно встала со стула и сняла свою новую чёрную куртку, предварительно достав из кармана палочку Хвоста, чтобы передать Гарри. Положив палочку на кровать рядом с чёрным ящиком и сумочкой, он повернулся, встретился с ней взглядом и ободряюще кивнул. Она дотронулась пальцем до своего джемпера и трансфигурировала его в майку с тонкими бретельками, после чего снова села и посмотрела на Насира.       Гермиона видела, как его взгляд скользнул по её груди к шее, затем к плечу и вниз по руке, рассматривая многочисленные шрамы без какой-либо реакции. Ничего не сказав, он сделал шаг вперёд, спустил с её левого плеча бретельки лифчика и майки и наколдовал второй стул рядом.       — Могу я прикоснуться к вашей руке и плечу? — спросил Насир, сохраняя дистанцию в ожидании ответа.       — Да, — разрешила она. Её голос звучал более хрипло, чем минуту назад, но было ли это следствием накопившейся усталости или признаком сиюминутного нервного напряжения она и сама не знала.       Не колеблясь, Насир сел на стул, потянулся вперёд и взял её левую руку, без эмоций осмотрел слово, вырезанное на предплечье, затем придвинулся ближе, чтобы коснуться шрама на плече. Её немного удивило, что его руки оказались тёплыми, а прикосновения — нежными и мягкими, чего она никак не ожидала.       Не в силах отвести взгляд от его безучастного лица, она наблюдала за его манипуляциями периферийным зрением. Она так отвыкла от того, чтобы кто-то, кроме Гарри, прикасался к ней — если только не для причинения боли, — что ей пришлось бороться с инстинктивным стремлением отстраниться. Она напоминала себе, что с ней всё в порядке — что Гарри рядом и что он не позволит, чтобы с ней что-то случилось. Ощущал ли Насир её напряжение или действовал так всегда, но обращался он с ней крайне бережно.       Это было странно, и она не смогла подавить сильную волну дрожи, пробежавшую по позвоночнику. Насир пробормотал какое-то заклинание, но она не смогла разобрать слов. Едва касаясь, он скользнул пальцами по её плечу к ключице, потом вернул её безвольную левую руку ей на колени. Затем он наложил большой палец левой руки на рану на её плече, вытянув остальные пальцы вдоль её грудины, правую руку он разместил аналогичным образом со стороны спины. Заключив таким образом её плечо в клетку своих длинных пальцев, он пробормотал ещё одно заклинание, и Гермиона почувствовала тепло в глубине своего плеча.       — Вы чувствуете это? — спросил Насир, обратив взгляд к её лицу и продолжая давить на её кожу.       — Да, — кивнула Гермиона.       — Как бы вы описали свои ощущения?       — Как будто что-то греет моё плечо изнутри.       — Хорошо, дайте мне знать, если ощущение пропадёт, — велел Насир и скользнул ладонями вниз по её плечу, вдоль руки.       Тепло продолжало исходить изнутри её тела между его руками. Работая, он снова отвёл её руку от тела и положил себе на колено, чтобы та не выпала из его хватки. Добравшись до ладони, он провел руками по каждому из её пальцев, но тепло так и не исчезло. Гермиона всё время ощущала его согревающее присутствие, наблюдая за движениями Насира.       Она чувствовала, что Гарри следит за процедурой диагностики так же пристально, как и она сама, и знала, что он так же теряется в догадках и надеждах. Она понятия не имела, что значит это тепло, но Насир сказал «хорошо», поэтому она предположила, что это хороший признак.       Это должен быть хороший знак.       Закончив обводить её мизинец, он остановился и снова перевёл взгляд на неё.       — Тепло не исчезло?       — Нет. — Гермиона сглотнула, пытаясь подавить надежду, которая зарождалась в её груди. — Я чувствовала его всё время — между вашими руками.       — Было ли ощущение более слабым или сильным в какие-то моменты?       Гермиона тщательно обдумала свои слова, прежде чем заговорить. Она была уверена, что точность и достоверность её ответов была крайне важна для правильной диагностики.       — Стало теплее, когда вы спустились вниз по руке, — медленно сказала Гермиона. — Слабее всего ощущалось в плече, особенно над шрамом.       — Ясно. — Насир положил её руку обратно ей на колени, выпрямился и встал со стула.       — Что это значит? — спросила Гермиона, в замешательстве наблюдая, как Насир отошёл к кровати и начал снимать верхнюю одежду.       Сняв мантию, он положил её на красивое стёганое одеяло рядом с её курткой. Под мантией на нём была накрахмаленная белая рубашка. Расстегнув пуговицы на манжетах, он начал закатывать рукава, пока не поднял их выше локтей, обнажив смуглые предплечья, покрытые тонкими серебристыми шрамами. Гермиона почувствовала, как все те эмоции, что она запрятала глубоко-глубоко, начали неумолимо просачиваться к поверхности. Она слышала их в своём голосе, когда произносила следующие слова, и почувствовала тёплую руку Гарри на своём правом плече.       — Тепло — это хорошо? — спросила она. — Что это значит? Вы можете мне помочь?       — Могу, — ответил Насир, по-прежнему не глядя на неё. Закончив закатывать рукава, он начал извлекать из карманов своей мантии предметы. На её глазах он выудил сначала ещё один флакон с зельем, потом листок бумаги и ручку странного вида. Сердце Гермионы тревожно дрогнуло, когда он вытащил последний предмет — небольшой серебряный кинжал с чёрной ручкой.       — Что вы делаете? — произнесла она прежде, чем успела себя остановить; её глаза остановились на кинжале, холодные щупальца страха охватили грудь.       — Ничего, чего вы сами не захотите, — спокойно сказал Насир, наконец обернувшись к ней, чтобы встретить её взгляд. Он оставил извлечённые предметы на кровати и полностью повернулся к ним лицом. — Тепло — это хорошо. Это означает, что в основном нервы и сухожилия в вашей руке всё ещё живы и функциональны. Однако они не работают, потому что фактически отделены от вашего мозга. Экстракт бадьяна, который вы использовали, исцелил ткани, но не соединил то, что было разорвано в плече — из-за проклятия на кинжале. Это можно сравнить с разрезанием вены раскалённым лезвием — оба конца сразу прижигаются и запечатываются. Так что ваши нервы и несколько сухожилий всё ещё разъединены, даже если и выглядят полностью восстановленными.       — Я не буду лгать вам, Гермиона. Не вижу смысла преуменьшать серьёзность вашей травмы — поразительно уже то, что исцеление до сих пор возможно, — сказал Насир, и Гермиона почувствовала, как у неё пересохло во рту. — Обычно отсечённые нервы уже были бы мертвы. Подозреваю, зелье, которое вам дали, как-то замедлило этот процесс. Но если вы хотите когда-нибудь снова использовать свою руку, решение нужно принять сейчас. Ткани уже начинают отмирать, начиная с наиболее повреждённых участков. Вот почему в плече тепло было слабее. Разрушение уже началось. Итак, я спрошу вас один единственный раз — вы хотите, чтобы я вылечил вашу руку или нет?       Чувствуя, как колотится сердце и кружится голова, Гермиона уставилась на него широко открытыми глазами, пытаясь переварить услышанное.       — Сколько времени осталось до полного отмирания? — спросила она хриплым шепотом.       — Я бы дал меньше двадцати четырёх часов.       Гермиона машинально кивнула, её логический разум полностью взял на себя управление телом.       — И что нужно сделать для лечения?       — Обрезать запечатанные проклятием концы разорванной ткани и соединить вновь, затем залечить. Это будет больно. Кроме того, вам нужно будет принять руну, которую я размещу на вашем плече, чтобы противостоять проклятию и сделать результат постоянным. В противном случае всё повторится вновь.       Гермиона сглотнула.       Она читала о вырезании рун на живой плоти. Естественно, не в рамках школьной программы. Впервые упоминание об этом встретилось ей в старой книге, которую она нашла в букинистическом магазине в Косом переулке. Заинтересовавшись, она получила допуск от своего профессора, чтобы более подробно исследовать этот вопрос в закрытой секции библиотеки Хогвартса. Это была забытая магия. Древняя. Опасная. Реципиент должен был быть полностью готов принять руну и её последствия, иначе это наносило непоправимый ущерб его телу.       Волшебники отказались от использования этой магии более ста лет назад, потому что она считалась варварской, жестокой и тёмной. Говорили, что нанесение руны оставляет шрам на самой душе — как клеймо, которое невозможно удалить никаким образом. Такова цена за получение желаемого результата, ибо ничто в жизни не даётся бесплатно. Это ремесло требовало баланса точно так же, как подчиняющая магия в браслетах, как арифмантика, зельеварение или трансфигурация. По-своему извращённая, эта магия имела своё применение. Руны использовались для выполнения самых различных задач, но платой за это была повреждённая душа.       В некоторых книгах утверждалось, что принятие руны равносильно вечному проклятию, хотя, как и в случае с убивающим проклятием, Гермиона подозревала, что это было сильным преувеличением, призванным скорее напугать и отвратить от использования, чем объяснить принцип действия. Очевидно, руна что-то делала с человеком, но древние волшебники использовали их и продолжали жить в течение многих лет, так что это «что-то» не могло быть так уж опасно. Хотя, опять же, она понятия не имела, что происходит после смерти. Возможно, плата взималась позже. Возможно, она не узнает всех последствий своего решения до тех пор, пока не станет слишком поздно задумываться об этом.       Её взгляд упал на безвольную левую руку, и она почувствовала, как сжался желудок.       Она могла бы просто отрезать её. Насир только что подтвердил, что конечность утратит свою функциональность в течение суток. Полностью и безвозвратно. Гибель клеток уже началась, так что, если она не примет его помощь прямо сейчас, то может с таким же успехом избавиться от этой штуки и начать учиться жить без руки. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. Она всё ещё чувствовала прикосновение Гарри к своему плечу, но он не двигался и ничего не говорил.       Гарри.       Как она сможет помочь Гарри с одной рукой?       Нет, она сможет. И непременно сделает это. Но насколько эффективно? На днях они с Гарри говорили о том, чтобы попытаться научиться направлять магию через вторую руку — чрезвычайно редкий подвиг для волшебника. Они хотели научиться атаковать одновременно с двух рук; хотели продолжать раздвигать границы, расти над собой. Без левой руки она теряла эту возможность даже теоретически, а случись что с её правой рукой — она останется вовсе без верхних конечностей. Перед ними лежал невероятно трудный путь, на котором их могло поджидать всё, что угодно. Она должна быть готовой ко всему! Она просто не могла позволить себе потерять часть собственной функциональности в такое время!       Ей нужна была эта рука. Она не могла оказаться в положении, когда ещё одна случайная травма грозила сделать её полностью магически недееспособной.       Гермиона зажмурилась, когда поток гнева, ненависти, страха и решимости захлестнул её с головой.       Тут не было вариантов. Она сделала свой выбор ещё несколько месяцев назад, когда поклялась, что поможет Гарри во что бы то ни стало. Ещё тогда она решила, что сделает всё что угодно, чтобы спасти его; чтобы выиграть эту войну и защитить таких, как Роза, — защитить невинных. Она поклялась, что отдаст всю себя без остатка, чтобы сделать то, что необходимо, а с последствиями разберётся позже. Итак, несмотря на ноющую пустоту в животе, она уже знала, каково её решение.       — Хорошо, — прошептала она, открывая глаза и возвращая взгляд к Насиру.       — Хорошо что? — выгнул бровь Насир, глядя на неё в ожидании ответа, который нельзя было бы неправильно истолковать.       — Хорошо, я согласна, — сказала Гермиона более твёрдо, выдерживая его взгляд и чувствуя, как внутри неё разгорается пламя. — Вылечите мне руку.       — Что происходит, когда ты принимаешь руну? — вмешался Гарри, и Гермиона почувствовала, как усилилось давление его пальцев на её плече.       Он беспокоился. Она знала, что он не продвинулся так далеко в своём знакомстве с магией рун. Но Насир не ответил. Он просто слегка наклонил голову в её сторону и ждал, что ответит она.       — Это обмен, Гарри, — тихо сказала Гермиона, не сводя глаз с Насира. Она не стала бы лгать Гарри — не после всего, через что они прошли. Она отказывалась подрывать их взаимное доверие, но вместе с тем не собиралась позволять ему принять это решение за неё. — Ты должен быть полностью готов принять руну и её последствия, иначе результат будет плачевным.       — Какие последствия? — спросил Гарри, понизив голос. Она виском чувствовала его сверлящий взгляд.       — Этот вопрос обсуждался веками, — сказала Гермиона, переведя дыхание, и наконец повернулась, чтобы посмотреть в глаза Гарри. — В любом случае я уже приняла решение.       — Каковы последствия, Гермиона? — начал закипать Гарри.       — Считается, что это оставляет шрам на душе человека, хотя что именно это означает было предметом ожесточённых споров на протяжении всей истории. Одни говорят, что это обрекает человека на вечное проклятие после смерти. Другие — что это не более чем бремя, которое ложится тяжестью на сердце и отбирает у человека маленькую частичку человечности, — спокойно сказала она, не сводя глаз с лица Гарри. — Я гораздо больше склонна верить последнему, учитывая всё то, что говорят об убивающем проклятии. Не думаю, что это сильно отличается.       — Гермиона…       — Это моё решение, Гарри, и я его приняла.       Напряжённое лицо Гарри исказила болезненная гримаса.       — Только не делай этого ради меня. Мы справимся и без этого! Я не собираюсь терять тебя из-за грёбаной руки!       От его слов её грудь сжалась.       — Я делаю это, потому что это необходимо, — сказала Гермиона, отказываясь отступать от своего решения. — Что произойдёт, если я получу травму и потеряю вторую руку? Гарри, наша война ещё даже не началась. Подумай обо всём, что нам ещё предстоит сделать. Нам нужны все возможные преимущества — здесь моё мнение неизменно. Речь не о тебе и не обо мне, она о всех нас. Речь о том, чтобы добиться победы, и ради этого я сделаю всё, что смогу.       Гарри нахмурился и сжал челюсти, затем повернулся к Насиру.       — Вы видели эффект от нанесения рун на тело?       — Да, — тихо ответил Насир, на секунду взглянув на него.       — И в чём он заключался? — настойчиво продолжил Гарри, чуть ли не прожигая мужчину взглядом.       — По-разному, в зависимости от обстоятельств, — медленно проговорил Насир.       — От каких обстоятельств? — спросил Гарри, и Гермиона услышала растущую напряжённость в его голосе. Он злился. Не на неё и даже не на Насира — на саму ситуацию, в которую загнала их жизнь. У него не было терпения выслушивать загадочные ответы.       — От того, был ли человек по-настоящему готов принять руну или нет, — ответил Насир, оставаясь невероятно неподвижным. — Те, кто не был, не пережили этого. Те, кто был, продолжали жить до тех пор, пока смерть не настигала их другим путём, будь то насильственный или естественный исход.       — Это калечит душу или обрекает на проклятие после смерти? — настаивал Гарри, неудовлетворённый ответом.       — Гарри, это не имеет значения. Я уже решила, — сказала Гермиона, сама начиная злиться.       Она не хотела становиться свидетельницей конфликта между Насиром и Гарри. Она хотела вылечить руку; хотела сделать это сейчас и закрыть эту главу своей жизни, чтобы двигаться дальше.       — Свидетельства о посмертном проклятии получить затруднительно, поскольку, чтобы подтвердить это, человеку сначала нужно умереть, — произнёс Насир, и глаз Гарри дёрнулся.       Его пальцы сильнее стиснули палочку Драко, и Гермиона напряглась, почувствовав, как уплотнился воздух в комнате.       Гарри выглядел так, словно был готов убить. Спина Насира напряглась, его немигающий взгляд не отрывался от лица Гарри. Он как будто изучал его, пытался что-то для себя понять, подсчитывал и складывал кусочки воедино. Затем, как раз в тот момент, когда напряжение, казалось, достигло критической точки, Насир глубоко, протяжно выдохнул и резко расслабился, обескуражив тем самым и Гарри, и её. Сбитая с толку, она наблюдала, как он спокойно скрестил руки на груди и заговорил снова.       — Пожалуй, душевное бремя — наиболее подходящее описание согласно тому, что знаю я, — спокойно сказал Насир, переводя взгляд с одного на другого. — Что-то, что вы можете чувствовать в глубине своего сознания. Что-то, что тяжёлым грузом лежит внутри вас, и вам приходится носить это с собой всю оставшуюся жизнь. Но вопреки распространённому мнению и фольклору, принятие одной руны не меняет сущности человека. Это просто добавляет щепотку пустоты в его сердце — поэтому на разных людей они влияют по-разному. Если в человеке почти не осталось человечности, тогда да, руна может оказаться чрезвычайно тяжёлым бременем и теоретически может привести к тому, что человек полностью потеряет способность к состраданию. Но моё личное мнение таково, что она портит вас ровно настолько, насколько вы ей позволяете. Это сильно зависит от вложенного намерения и степени принятия реципиента, и да, это действительно очень похоже на убивающее проклятие. Самый большой риск здесь не в том, что будет после, а в том, что произойдёт непосредственно во время нанесения руны. Вы должны по-настоящему принять её, без сомнений, без намёка на отторжение. В противном случае я не могу предсказать, что произойдёт.       В комнате воцарилась тишина, и Гермиона увидела, как плечи Гарри расслабились.       — Спасибо, — тихо сказал он, прежде чем повернуться лицом к Гермионе. Присев на корточки рядом с ней, он взял её за руку. Он смотрел на неё с тем же страдальческим выражением на лице, что и раньше, но уже без гнева. — Ты уверена, Гермиона? Если у тебя есть хоть малейшее сомнение — клянусь, я отрежу тебе руку прямо сейчас, и мы будем тренироваться без неё. Мы справимся. Я не хочу рисковать потерять тебя из-за какой-то руки. Оно того не стоит.       Стиснув зубы, он замолчал на несколько секунд.       — Я знаю, что это твоё решение, знаю, что я не смог бы остановить тебя, даже если бы захотел, но мы справимся и без твоей руки, Гермиона, — мягко сказал Гарри. — У нас всё получится.       — Гарри, — почти прошептала Гермиона, прижимаясь лбом к его лбу. — Если бы я испытывала хоть малейшее колебание, я бы на это не пошла. Я не оставлю тебя. Никогда. Мы в этом вместе, до самого конца. Я уверена, Гарри, поверь мне. Мне нужно, чтобы ты мне верил.       — Я верю тебе, — пробормотал Гарри, крепче сжимая её руку. — Верю.       — Спасибо, — выдохнула Гермиона и закрыла глаза, на секунду сильнее прижавшись к его лбу, прежде чем откинуться назад и посмотреть на Насира. Он наблюдал за ними со своим обычным отсутствующим выражением лица, но Гермиона заметила, с какой внимательностью его взгляд перебегал с одного на другого. — Давайте сделаем это.       — Хорошо. Я скажу остальным, что они могут налить себе ещё порцию кофе. Это займёт некоторое время, — сказал Насир, направляясь к двери. — Гарри, вы не могли бы снять свои охранные чары?       — Конечно. — Гарри не сдвинулся с места и не отвёл глаз от Гермионы, но она почувствовала, как защита спала, и Насир вышел из комнаты, оставив их наедине. — Гермиона… ты не обязана этого делать, ты же знаешь?       — Знаю. — Тяжело сглотнув, Гермиона наклонилась и прижалась губами к его губам, вдыхая его запах. — Но я хочу это сделать… Это сработает, Гарри. Я не могу этого объяснить… я просто знаю, что так нужно.       Это был её шанс.       Её единственный шанс вернуться к нормальной жизни и сказать Беллатрикс официальное «пошла ты». Она сможет победить её; сможет преодолеть всё то, что ей сделала эта сука. Ещё немного потерпеть — и она сможет освободиться от всего, что ограничивает её физические возможности. Она сможет двигаться вперёд.       Обхватив его руку, она крепко поцеловала Гарри. Стук собственного сердца гулко отдавался в её ушах, смешиваясь с отголосками разговоров из кухни, и внезапно на неё накатило ощущение стремительно утекающего времени. Её рука умирала — если она не предпримет что-нибудь сейчас, то потеряет её навсегда. У неё больше никогда не будет такого шанса. Свободная рука Гарри поднялась к её лицу и накрыла ладонью щёку. Стеснение в груди усилилось, и Гермиона сильнее прижалась к нему, ища успокоения для них обоих.       Она знала, что Гарри боялся за неё. Знала, что он не хотел, чтобы она шла на такой риск; что он скорее принял бы её такой, какая она сейчас, с бессильной рукой и всем прочим, чем рискнул бы её потерять. Он не мог полностью поддержать это решение, потому что для него оно того не стоило. Он даже не стал бы рассматривать такой вариант. Она всё это знала. Но вместе с тем она знала и то, что ей необходимо это сделать. Ей нужна была эта рука — не только для того, чтобы полноценно сражаться, но и для того, чтобы окончательно победить то, что с ней произошло. Она хотела вытравить из своего тела и разума последние остатки поместья Малфоев. Что-то глубоко внутри неё подталкивало её к этому.       Как будто её собственная душа умоляла её об этом — умоляла запятнать себя, чтобы раз и навсегда освободить от произошедшего.       Услышав, как открылась дверь в комнату, она отстранилась от Гарри. Насир закрыл за собой дверь, и Гермиона почувствовала, как их окружило множество незнакомых чар. Закончив с установкой магических барьеров, он повернулся к ним с кружкой кофе и бутылкой огневиски в руках. Её пульс снова участился. Насир передал кофе Гарри, как только тот встал, и Гарри неуверенно принял его. Бутылку огневиски Насир передал ей.       — Остальные не против подождать? — раздался голос Гарри справа от неё, пока она рассматривала бутылку.       — Шеклболту, возможно, придётся уйти, но Артур и Ремус останутся.       — Для чего это? — спросила она, переводя взгляд на Насира.       — Я не могу дать вам никаких обезболивающих средств, это помешает правильному наложению руны, — сказал Насир, беря бумагу и ручку. — Огневиски притупит боль.       — О, — смущённо произнесла Гермиона, глядя на бутылку. Она никогда не пила ничего, крепче сливочного пива, и понятия не имела, сколько нужно выпить, чтобы достичь нужного эффекта, поэтому начала подсчитывать процентное содержание алкоголя в расчёте на вес своего тела.       Должно быть, Насир заметил её колебания, потому что добавил:       — Двух больших глотков должно хватить. Он обжигает, так что глотать лучше сразу.       Положив листок бумаги на маленький столик, Насир принялся выписывать на нём серию рун. Гермиона узнавала их, но для чего он это делал, понять не могла. Она поднесла бутылку ко рту и сделала два максимально больших глотка.       Ох, ты ж, Мерлиновы яйца! Она закашлялась, из глаз брызнули слёзы. Она как будто проглотила жидкий огонь! Она чувствовала, как он скатывается вниз по её горлу в живот и оттуда разливается по всему телу.       И опять у неё возникло чувство, будто время ускорилось. Всё начало происходить одновременно.       Подняв свой кинжал, Насир завернул его в покрытую рунами бумагу, затем, зажав клинок обеими руками и держа перед собой на расстоянии фута от груди, нараспев произнёс что-то на странном, незнакомом языке, похожем на какой-то древний диалект, и бумага в его руках загорелась.       — Гарри, трансфигурируйте этот стул так, чтобы вы могли сидеть позади Гермионы, — велел Насир. — Вам нужно будет удерживать её в неподвижном состоянии.       Лицо Гарри вытянулось, губы сжались в тонкую, мрачную линию, но он кивнул и в несколько глотков допил кофе, прежде чем выполнить инструкции. Гермиона встала со стула, позволяя ему произвести нужные магические манипуляции. Алкоголь жёг её изнутри и заставлял слегка покачиваться на ногах. Ей казалось, будто она находится вне своего тела и наблюдает за происходящим откуда-то со стороны. Гарри трансфигурировал стул и сел, усадив её между своих ног. Её тело двигалось как будто само по себе. Руки Гарри крепко обхватили её, и её взгляд медленно скользнул обратно к Насиру, прослеживая, как он снова придвигает к ней свой наколдованный стул и садится напротив. Кинжал в его руке светился ярко-красным.       — И ноги тоже. Придавите её ноги своими, — добавил Насир, придвигаясь ближе. — Если она будет пинаться, это может плохо кончиться.       Туман в её голове сгущался — общая усталость значительно усилила действие алкоголя. Ей стало жарко, на коже выступил пот. Это было даже приятно, хотя и заставляло её чувствовать себя слегка неловко. Она почти не контролировала собственное тело. Если бы Гарри не держал её, она, наверное, упала бы.       — Это будет худшая часть, — сказал Насир. Он придвинул свой стул так близко, что оказался всего в футе от неё. Переместив её левую руку так, чтобы она легла на ногу Гарри, он наклонился вперёд и посмотрел прямо ей в глаза, чтобы убедиться, что завладел её вниманием. — Будет больно, но вы не должны бороться. Это форма неприятия. Это нелегко объяснить, но вы должны позволить причинить себе эту боль, принять её. Не сопротивляться. Позвольте своему телу делать то, что ему нужно, а Гарри будет удерживать вас на месте, пока всё не закончится.       — Сколько времени это займёт? — спросил Гарри, когда она кивнула.       Внутренний жар усиливался. Перед глазами всё плыло.       — Не больше минуты, — ответил Насир. — Вам нужно держать её как можно неподвижнее, положите руку ей на лоб и держите крепко.       Гермиона почувствовала, как рука Гарри легла на её лоб, и позволила ему откинуть её голову назад.       — Очистите разум, — продолжил Насир, снова встречаясь с ней взглядом и обращаясь только к ней. — Помните, что вы сами этого хотите. Я буду считать от пяти.       Он поднёс палочку к её плечу и пробормотал ещё несколько непонятных слов. Гермиона опустила взгляд вниз и увидела дорожку символов, обвивающую её плечо и уходящую под неподвижную руку, словно отсекая раненую конечность от всего остального тела. Сделав глубокий вдох, она прогнала панику из своего разума и подавила страх, который внушал ей пылающий красным кинжал Насира.       Она хотела этого.       Она нуждалась в этом.       У неё не было никаких сомнений.       Она примет это, как примет всё, что поможет ей защитить Гарри. Она примет это всем сердцем.       — Пять.       Гарри сжал её крепче.       — Четыре.       Насир наклонился и положил левую руку ей на грудину, ещё сильнее прижав к Гарри.       — Три.       Гермиона вдохнула и сосредоточилась на тепле Гарри. Она любила его — больше всего на свете.       — Два.       Насир удобнее перехватил кинжал правой рукой и направил лезвие на неё. Выдохнув, она закрыла глаза и максимально расслабилась, позволяя своему телу обмякнуть в объятиях Гарри.       — Один.       Гермиона улыбнулась; в конце концов, это было то, чего она хотела.