В лесу Дин / In the Forest of Dean

      Гермиона вздрогнула и проснулась, рука мгновенно нащупала палочку рядом с подушкой, пальцы рефлекторно сжались вокруг древка. Она резко села в постели и выставила перед собой руку с палочкой. Её дикие, широко раскрытые глаза оббежали палатку. Сердце колотилось так сильно, что шум отдавался в ушах, тело напряглось до предела, все чувства пришли в состояние повышенной готовности. Она быстро проверила состояние защитных и сигнальных барьеров, после чего бросила невербальное заклинание обнаружения, но угроз не нашла. В палатке не было врагов, противоядие тихо побулькивало в своём котле в лаборатории, ветер снаружи привычно трепал брезентовые стены.       Вокруг не было абсолютно ничего, никакой причины для того холодного ужаса, что сжал её сердце и скрутил в узел желудок, заставив руку дёрнуться за палочкой. Готовая уничтожить ближайшую угрозу без малейшего колебания, она не находила источника собственной тревоги, но ощущение опасности, бегущее по венам, не проходило. Тяжело дыша, она вглядывалась в полумрак снова и снова, пока не почувствовала тепло руки Гарри на своей талии и не услышала его мягкий голос у своего уха. Его большой палец ласково погладил обнажённую кожу на её тазовой кости, которая выглядывала между подолом футболки и пижамными штанами, и её пульс наконец начал выравниваться, а сковывающее тело напряжение — уходить.       — Эй, всё в порядке, — прошептал Гарри. — Здесь только мы.       Почувствовав, как расслабились плечи, она сделала глубокий вдох и медленно, прерывисто выдохнула. Опустила палочку. Прошло две ночи с тех пор, как они передали «груз» Артуру Уизли, и в каждую из них повторялось то же самое. Она просыпалась незадолго до рассвета с холодной дрожью, пробегающей по спине, и подскакивала в постели, готовая к атаке.       Она вздохнула и позволила Гарри уложить себя обратно на тёплые простыни. Вернув её палочку на прежнее место у её подушки, он лёг так, чтобы она могла свернуться калачиком у его груди. Он больше ничего не сказал, просто крепко обнял её своими сильными руками, оберегая и успокаивая. Тихонько вздохнув, она уткнулась головой ему под подбородок, прижавшись к обнаженной коже его груди.       Говорить было нечего. Он ничем не мог ей помочь, кроме как быть рядом. Что он и делал с того момента, как они вернулись на север после передачи «груза» Артуру.       Тогда ни один из них даже не подумал о своём внешнем виде, прежде чем аппарировать на место передачи; времени посмотреть в зеркало или принять душ просто не было. В результате они и не предполагали, насколько устрашающе выглядели, пока не вернулись в свою палатку.       К тому времени адреналин в крови рассеялся, и до ванны они добрались, еле передвигая ноги от усталости. И только тогда, взглянув в зеркало, осознали, что с ног до головы покрыты грязью и запёкшейся кровью. Они выглядели как выходцы из чьего-то ночного кошмара, злобные и опасные. И выражения лиц имели соответствующие.       Всклоченные волосы Гермионы топорщилисть в разные стороны, колени джинсов зияли дырами, а грязь и кровь, казалось, навсегда стали частью её тела.       Гарри был не лучше. Он выглядел так, словно валялся в какой-то грязной, кровавой луже, что, в общем-то, было недалеко от истины. Его хвост сполз вниз и безвольно свисал у самой шеи, удерживаемый на месте в основном за счёт смерзшихся от воды и слипшихся от засохшей крови прядей. Именно в этот момент, стоя перед зеркалом, Гермиона задалась вопросом, видел ли их Артур. Она очень надеялась, что нет. Почему-то ей не хотелось, чтобы он знал, через что они прошли и кем стали.       Три очищающих заклинания и горячий душ помогли удалить грязь с тела, но так и не вернули Гермионе ощущение чистоты. Кровь, она была повсюду. Первое, что они с Гарри сделали, проснувшись в понедельник утром, — это сожгли свою одежду. Они не обсуждали это, просто знали, что никогда больше не захотят надеть вещи, насквозь пропитанные смертью.       Одежда была сожжена, но чувство осталось. Гермиона сомневалась, что когда-нибудь снова почувствует себя чистой, она знала, что отпечаток этой ночи останется в её душе навсегда. Образы Розы, лежащей в том грязном переулке, преследовали её разум и проплывали перед глазами каждый раз, когда она закрывала глаза. Именно это будило её каждую ночь с тех пор, как она выпустила в Розу убивающее проклятие.       Глаза, это всегда были глаза.       Светло-голубые — ясные, как утреннее небо, — именно они будили её и заставляли задыхаться. В них не было ни ненависти, ни гнева, ни отчаяния — ничего. Они были пусты и мертвы. Маленькие мимические морщинки в уголках, оставленные последней улыбкой, выглядели чуждо и неестественно рядом с пустотой, которая исходила из тёмных зрачков. Нет, её будил не ужас и даже не гнев; это была волна какого-то безысходного отчаяния и глубочайшей, неизбывной печали.       Само решение убить Розу и исполнить таким образом последнее желание умирающей не вызывало у неё терзаний; она знала, что поступила правильно. В первую очередь ей не давало покоя то, почему это произошло. Её разъедал ужас всей ситуации. Сколькие уже пострадали вот так? Сколькие истекли кровью и умерли в одиночестве и растерянности? Вот что преследовало её в этих глазах. И мысль, которая вспыхивала в её голове каждый раз, когда она вглядывалась в темноту; мысль, от которой сжимался желудок и подступала желчь к горлу.       И сколькие ещё пострадают, пока мы не сможем это остановить?       Ей оставалось лишь надеяться, что со временем это пройдёт. Что, если они выиграют эту войну, она снова сможет спать спокойно. Да, она никогда не узнает, сколько жизней на самом деле было потеряно из-за предубеждений одного человека, но одно она знала точно — в конце концов это обязательно прекратится. Отвратительные эксперименты будут остановлены, и поток жертв иссякнет. Она убедится в этом, даже если это будет последнее, что она сделает в своей жизни.       Она никогда не забудет Розу.       Она знала, что события той ночи повлияли и на Гарри. Неважно, кто произнёс роковое заклинание. Он был там. Он держал Роуз за руку. Он смотрел ей в глаза и успокаивал, пока она умирала. Гермиона видела, как он ворочался во сне, как в моменты задумчивости его лоб прорезала отчётливая морщинка беспокойства. Они оба несли в себе груз той ночи. Это ещё больше обострило параноидальность их поведения, и Гермиона начала всерьёз задумываться, как они смогут вернуться в «нормальное» общество и смогут ли вообще.       Она уже давно не спала в своей койке. С декабря — с той ночи, когда чуть не погибла в озере, доставая меч. Они не захотели расширять койку Гарри и спали, тесно прижавшись друг к другу. Так они оба чувствовали себя в большей безопасности. Гарри обычно ложился спиной к стене палатки, а Гермиона — лицом к выходу, свернувшись калачиком на боку. Её палочка всегда была рядом с подушкой, на расстоянии вытянутой руки, на случай, если срочно им понадобится. Сумочка Гермионы лежала на тумбочке у изголовья, всегда собранная и готовая к использованию. Палатку защищала дюжина различных охранных барьеров и магических ловушек, а сами они спали с обязательным наложением заклинания, которое усиливало любой звук, отличный от обычных окружающих шумов, на случай, если кому-то всё-таки удастся преодолеть остальные преграды.       Вдобавок ко всему, они всегда устанавливали палатку так, чтобы стенка их «спальни» была прижата к естественному препятствию, будь то скала, валун или земляная насыпь, — чтобы быть абсолютно уверенными, что в случае гипотетического нападения не получат удар в спину во время сна. Мысли о том, чтобы спать в доме без лёгкого пути к отступлению или находиться в замкнутом помещении с другими людьми, или оставаться на одном месте более нескольких дней подряд, вызывали у Гермионы сильное беспокойство, поэтому она просто перестала об этом думать.       Да, их положение было не из лучших.       Умом она понимала, что их поведение давно вышло за рамки разумной осторожности, но по-другому просто не могла, так что это не имело никакого значения. Когда-нибудь ей придётся с этим разобраться, но не сегодня. Решение этой проблемы вполне можно было отложить на потом. А пока их палатка была единственным местом, где она действительно чувствовала себя в безопасности. Она приняла это как данность и не пыталась изменить.       Она уткнулась лицом в грудь Гарри, закрыла глаза и тихонько вздохнула. Круглая отметина от медальона всё ещё была там. Рана зажила, но шрам от неё останется навсегда, как и тот, что тянулся по его левой руке, и те, что пересекали её грудь. Их обоих запятнала тёмная магия и, скорее всего, не в последний раз. Вполне возможно, что к концу войны они оба будут выглядеть не лучше Грюма в его последние годы. Не самый худший исход, если при этом они будут живы.       Ветер снова сотряс палаточный купол, успокаивая нервы Гермионы, и она ещё теснее прижалась к тёплому телу Гарри. Чем хуже была погода, тем лучше она себя чувствовала и тем легче ей дышалось. Здесь, далеко на севере, природа была их лучшим союзником и охранником.       Гермиона ещё раз глубоко вздохнула и подключила навыки медитации, чтобы окончательно успокоиться. У неё был ещё час сна до того, как нужно будет встать с койки и возобновить работу.

***

             Остаток недели прошёл как в тумане.       Гарри большую часть времени выискивал в книгах новые полезные заклинания, а Гермиона сосредоточила своё внимание на золотых браслетах. Большинство приглянувшихся ему заклинаний были защитными, но встречались и атакующие, причём довольно неприятные. Одно из таких замораживало человека, как жидкий азот. По идее, после удачного попадания хватило бы одного удара молотка, чтобы противник разлетелся на тысячу осколков. Гермиона сказала, что никогда не встречала ничего подобного, и Гарри решил, что было бы неплохо добавить это заклинание в их арсенал.       В остальное время они варили зелья — все, какие только могли, перебирали припасы, укомплектовывали аптечки, отрабатывали уже известные им заклинания и устраивали магические спарринги, расчистив место в центральной части палатки, как давно приноровились делать в плохую погоду. События в переулке подстегнули их и без того сильную мотивацию. Они работали так, словно их преследовал дьявольский огонь, — с полным погружением и самоотдачей.       Поддерживая связь с Артуром в течение недели, они узнали, что в Министерстве дело удалось уладить без привлечения лишнего внимания. Труп оборотня был сожжён в рамках предусмотренного законом процесса утилизации, прежде чем кто-либо смог идентифицировать его немагическое происхождение. У соглядатаев Того-кого-нельзя-называть, похоже, нашлись более важные занятия, и они довольно быстро потеряли интерес к этому делу. Не вдаваясь в подробности, Артур сообщил, что новый легилимент Ордена смог извлечь визуальные образы логова оборотней из разума Эвана, как и ещё несколько дополнительных воспоминаний, требующих дальнейшего изучения. Закончив, они стёрли лишние воспоминания из его памяти и отпустили его. Гарри и Гермиона оба подозревали, что Эван уже был мёртв, а судя по тому, что в рядах Пожирателей Смерти не наблюдалось никакого волнения, а исчезновение магглов продолжилось новым случаем в среду, операция по обращению магглов в оборотней всё ещё продолжалась.       А значит, на той стороне не подозревали об утечке информации, что давало Ордену необходимое время.       Артур не сообщал им никаких подробностей орденских планов по зачистке логова, но заверил, что работа идёт и что он будет держать их в курсе по мере возможности. К сожалению, не всё было так просто. Да, они узнали местонахождение базы, но не могли сразу отправиться на штурм — слишком ограничены были их ресурсы и слишком ценна жизнь каждого орденца. Требовалось провести разведку, собрать информацию, разработать план и отобрать добровольцев, и только потом можно было приступать к каким-либо активным действиям. А пока Гарри и Гермиона ждали новых известий от Артура, они погрузились в собственные исследования. И в четверг Гермиона наконец совершила прорыв.       — Гарри! — взволнованно окликнула его она, отвлекая от скрупулёзной нарезки куска льда на аккуратные маленькие кубики с помощью невербальной беспалочковой магии. — Гарри! Я поняла, как это работает! Это узы крови! В браслетах! Они и правда взяли за основу исследования Толипкинса!       Гарри как раз закончил четвёртый разрез и собирался уже встать из-за стола, чтобы присоединиться к ней на полу палатки, когда она в волнении едва ли не аппарировала к нему сама. Испарив результат его усилий щелчком пальца, она высушила оставшуюся лужицу заклинанием и шлёпнула на столешницу стопку из книг и бумаг, после чего раскрыла один из томов, подняла горящий взгляд на Гарри и продолжила говорить в быстром темпе.       — Гарри, это связующая магия крови, — взволнованно сказала она. — Именно крови, не душ — но с добавлением стазиса! Я бы никогда об этом догадалась, не осмотрев труп и не взяв образцы. Это модифицированное заклинание, составленное на основе нескольких разных старых исследований, но оно не сбалансировано! Вот почему оно не всегда срабатывает и почему оборотни умирают через несколько месяцев! Чары стазиса никогда не предназначались для использования на людях. Эти чары были разработаны в начале 1900-х годов в рамках исследования, целью которого было удержать растения в неизменном виде. Но ведьма, проводившая эти исследования, была гербологом! Она проводила свои испытания на мандрагорах, не на людях!       Взгляд Гарри опустился к странице, на которую указывала Гермиона. Это была статья с подробным описанием работы, проделанной некой леди по имени Сесиль, занимавшейся выращиванием волшебных растений на продажу. Она искала способ надолго сохранить урожай в неизменном виде без утраты свойств. Экономический спад в стране привёл к безработице и снижению уровня доходов населения. Как следствие, спрос на продукцию волшебных теплиц резко снизился. У большинства волшебников просто не было денег, чтобы купить необходимые ингредиенты для приготовления домашних зелий, поэтому они обходились без них.       Сесиль потеряла значительную сумму денег, когда её мандрагоры не нашли своего покупателя в положенные сроки. В тот раз урожай пришлось утилизировать. В дальнейшем она разработала чары, позволяющие сохранить растения в их текущем состоянии на срок до трёх лет, но результат её работы никогда официально не публиковался и не проходил положенную процедуру сертификации, оставаясь в сугубо личном пользовании. Книга, которую раскрыла Гермиона, представляла собой малоизвестный сборник старых статей из ныне не выпускающегося журнала под названием «Вокруг магии», а статья, на которую она указывала, — интервью с той самой Сесиль. Даже иллюстрация имелась: набросок женщины рядом с её личным садом.       — Думаешь, Арло нашёл эту статью и каким-то образом узнал формулу заклинания? Ну, там, выяснил у наследников или ещё как… — задумчиво сказал Гарри, пробежавшись глазами до конца статьи и снова подняв взгляд на Гермиону. Она кивнула. — А может, она была не первым и не последним гербологом, создавшим подобное заклинание. Проблема-то не уникальна, и решение наверняка пыталась найти не одна она. Возможно, в некоторых теплицах прямо сейчас используют что-то подобное.       — Вот именно! — Гермиона согласилась. — Но он либо не смог, либо и не пытался настроить чары так, чтобы они корректно работали на людях. Создание заклинаний не так уж сильно отличается от маггловской химии — за исключением того, что управление магическими эффектами нередко осложняется их изменчивостью и неподчинением определённым правилам. Но формулу конкретно этих чар никогда и не пытались сбалансировать для применения на людях; они саморазрушаются. Чары стазиса, созданные Сесиль, работали, потому что позволяли клеткам растений снова и снова восстанавливаться в то состояние, в котором они пребывали на момент наложения чар. По сути, эти чары не давали им стареть или изменяться; они помещали растение в петлю, застрявшую в определённом моменте времени до тех пор, пока чары не будут сняты.       Гермиона перевела дыхание и неверяще покачала головой. Гарри буквально видел, как быстро крутятся шестерёнки у неё в голове — быстрее, чем она успевала выразить в словах.       — Я думаю, сначала он заражает магглов ликантропией, потом ждёт до первого полнолуния и после обращения накладывает на них стазис, запирая в волчьем облике, — продолжила Гермиона. — Но они быстро умирают, потому что их клетки не обновляются должным образом. Некоторые воспроизводятся с избытком, другие — недостаточно. Получается, с той секунды, как он накладывает на них чары, для них начинается обратный отсчёт. Постоянный ущерб быстро съедает ресурсы организма, ограничивая время жизни. Но хуже всего то, что даже если чары снять, ущерб никуда не денется и итог скорее всего будет один — мучительная смерть.       — Как если бы рак и клеточное старение происходили одновременно… — задумчиво подытожил Гарри. — Но Арло это не особо волнует, потому что пары месяцев жизни вполне хватает для их целей, а магглов можно наловить ещё, — хмуро добавил он.       — Не знала, что ты знаком с понятием клеточного старения, — не без гордости заметила Гермиона, просматривая бумаги на столе.       — Я умею слушать, — сказал Гарри, взглянув на неё. — И читать, — добавил он с ухмылкой, возвращая взгляд к её записям.       Хотя новости были нерадостными. Гермиона в очередной раз сразила его наповал. Он не первый раз наблюдал за её исследованиями, но почему-то каждый раз поражался результату. Её внимание к деталям и способность просеивать огромные объёмы данных казались ему просто фантастическими, да что там — волшебными!       — Или он просто не может это исправить, — пробормотал Гарри, наткнувшись взглядом на особенно заковыристое арифмантическое вычисление. — В конце концов, биология человека гораздо сложнее, чем у растений. Может, создать чары стазиса для человека просто невозможно.       — Да, я никогда не слышала ни о чём подобном, — согласилась Гермиона и присела напротив, вытащив ещё несколько бумаг. — Самое близкое, что я могу вспомнить, — это окаменение, но это не то же самое, что чары стазиса, которые сохраняют зачарованный объект живым и неизменным, никак его не повреждая. Это настоящее достижение. Было бы неудивительно, если бы гербологи предпочли держать такие чары в секрете, это дало бы им огромное преимущество.       — А что там с магией крови? — спросил Гарри, не найдя соответствующих упоминаний в записях Гермионы о стазисе.       — Вот тут-то в дело и вступают браслеты, — сказала она, указывая на разрезанный на тонкие полоски металла золотой браслет. — Они из позолоченного серебра, и именно в них навсегда запечатывается магическая кровная связь. Представь себе нерушимую клятву, но выполненную так, что её можно нарушить, физически сняв узы. В браслет мага помещается кровь оборотня, а в браслет оборотня — кровь мага. Затем браслеты связываются узами рабства, с которыми экспериментировал Толипкинс. Связь «хозяин-раб» действует только в том случае, если оба носят свои браслеты.       Гермиона пододвинула к Гарри длинный свиток пергамента. Он был весь испещрён её заметками, вычислениями, схемами и перекрёстным ссылками, отражающими проделанную ею работу по изучению устройства браслета. После того, как у неё появилась вторая пара, она уже меньше беспокоилась о сохранности изучаемого образца и смогла провести несколько дополнительных тестов. Внизу пергамента Гарри увидел особо выделенный текст, отмеченный звездочкой, и сразу понял, что именно это Гермиона и хотела ему показать.       — Три разных образца крови? — удивлённо спросил он, подняв взгляд на неё.       — Именно! И я бы не смогла в этом разобраться без второго набора. Оборотень связан с магом узами полного рабства, поэтому в его браслете присутствует только кровь этого мага. В браслете мага же присутствуют два образца — оборотня и кого-то другого, причем этот третий образец в обоих наборах одинаков, так что я предполагаю, что он принадлежит Арло, — сказала она и, заправив выбившуюся прядь волос за ухо, продолжила: — Эта дополнительная связь многократно усиливает лояльность мага по отношению к устремлениям общей подчиняющей воли. По сути, это заставляет носителя охотно следовать указаниям Арло. Далее через связь «хозяин-раб» эта лояльность фактически передаётся и оборотню. Скорее всего, причина, по которой это не сработало с Эваном, как и с некоторыми другими коллекторами, в изначальном отсутствии у них лояльности общим целям. Они не настоящие сторонники Сам-знаешь-кого, а просто люди, пытающиеся спасти свою собственную задницу.       — Когда ты рассказывала про эксперименты Толипкинса с подчиняющими узами, ты говорила, что после нескольких месяцев такого магического рабства человек умирал, — медленно произнёс Гарри, переворачивая страницу в поисках соответствующих пометок в её записях. — Значит, оборотней убивает не только стазис, но и рабские узы? Неудивительно, что они не живут дольше нескольких месяцев.       — Ну, на самом деле, нет, — тихо сказала Гермиона, и её плечи опустились. — Исходя из всех моих расчётов и того, что я смогла извлечь из браслетов, похоже, Арло всё-таки удалось сбалансировать связь, созданную Толипкинсом. Судя по всему, тут как раз и помогло добавление «уз лояльности», отражающихся на «раба». Проблема с первоначальными рабскими узами заключалась в изначальном дисбалансе. «Хозяин» ничего не привносил в уравнение, а человек, скованный исключительно рабским узами, никогда не сможет служить по-настоящему, потому что абсолютное рабство — это невозможный подвиг. Толипкинс не учитывал этого, его интересовало только беспрекословное подчинение. Он не хотел ничего вносить в эту связь, его не волновало, умрут ли его «слуги». Арло удалось это исправить. Так что оборотни умирают только от стазиса, Гарри, и это хуже всего. Империус и без того достаточно плох, чтобы давать им в руки второй метод магического порабощения. Особенно такой, который работает бесконечно.       — Скажи, что это плохая шутка, — простонал Гарри и, уронив голову на руки, глубоко втянул носом воздух, укладывая эту мысль в голове. Новость была настолько плохой, насколько это вообще возможно.       — Если бы, — поморщилась Гермиона. — Но это ещё не всё.       — Ну конечно, — обречённо выдохнул Гарри, поднимая голову и встречаясь с ней взглядом. Она выглядела усталой и измученной. Первоначальное возбуждение от решения сложной задачки схлынуло, оставив её наедине с реальностью. Он видел, как изменилась её поза, как погас взгляд и сошлись к переносице брови. — Что ещё?       — Арло добавил руны, — сказала она, кивнув на останки препарированного золотого браслета. — Чтобы закрепить и усилить узы крови. На самом деле, вместо использования своей крови Арло мог добавить третью руну, чтобы уравновесить первоначальную формулу Толипкинса. Для создания уз лояльности вообще не обязательно было использовать кровь.       — Какие руны? — спросил Гарри, чувствуя, как снова сжимается грудь от осознания, насколько опасны могут быть эти полоски металла.       — Эхваз и Тиваз, — тихо сказала Гермиона, наблюдая за выражением его лица.       — Верность и авторитет, — перевёл Гарри и, тяжело вздохнув, сжал челюсти.       Древние руны были не самым лёгким предметом для изучения. Каждая имела несколько значений, а составлением и расшифровками их комбинаций занималась отдельная наука. В значительной степени, если не полностью, их смысл зависел от того намерения, что стояло за ними в момент нанесения. Люди годами постигали эту область магических знаний. Гарри не посещал соответствующие занятия в Хогвартсе, но за последние несколько месяцев прочитал достаточно, чтобы получить минимальное понимание в предмете, так что с самыми распространёнными рунами и их основными значениями он был знаком, хотя расшифровка комбинаций оставалась ему не под силу.       Но в случае с Эхваз и Тиваз определить предполагаемые значения было нетрудно.       — Гарри, это плохо, — совсем тихо сказала Гермиона, переведя взгляд на браслет. — Очень, очень плохо. Если в руках у Сам-знаешь-кого окажется такой инструмент, это может обернуться жуткими последствиями.       — Гермиона, а что, если Арло не знает о том, что уравновесил формулу Толипкинса? Ведь оборотни продолжают умирать! Он же не применяет узы без стазиса! — с надеждой предположил Гарри, всё более уверяясь в своих словах по мере того, как говорил. — Нет, он точно не знает, иначе их деятельность приобрела бы совершенно другие масштабы.       — Возможно и так, Гарри, но это только вопрос времени. Если он не знает сейчас, то поймёт позже. Или это сделает кто-то другой. И что тогда?       — Тогда мы справимся с этим так же, как справлялись со всем остальным, а пока постараемся остановить это в зародыше. Нужно сообщить Артуру. Но только Артуру. Не дай Мерлин кому-нибудь придёт в голову использовать эту информацию «во благо».       — Его разработки должны быть уничтожены, Гарри, пока их не нашёл кто-то другой, — добавила Гермиона, кивнув в знак согласия с его словами, начиная собирать свои бумаги. — Нужно сжечь всю эту базу дотла. Теперь, имея перед глазами правильные арифмантические вычисления, я уже вижу, как можно без особого труда изменить формулу множеством различных способов. Я провела с результатами всего один день и уже знаю, как можно было бы использовать её для слежки за людьми. Или для того, чтобы отслеживать физическое состояние человека. Кто-нибудь другой может легко в этом разобраться.       — Ну, положим, не так уж и легко, — хмыкнул Гарри. — Но Артуру надо сообщить об этом уже сегодня. Ты поняла, как он добился того, что магглы не умирают сразу после заражения?       — Нет, это пока единственное, чего я не знаю, — со вздохом сказала Гермиона, потирая висок. — Со стазисом и браслетами это не связано никак. Возможно, он вводит им инфектант в малых дозах, исцеляя по мере трансформации? Как правило, ликантропия передается через укусы, которые сами по себе являются сложно исцеляемой травмой. Возможно, магглы лучше справляются с инфекцией, когда их организм не испытывает стресса от попыток справиться с тёмной магией.       — Да, возможно. И это мы ещё понятия не имеем, скольких магглов он заразил, пока не добился успеха и не поставил дело на поток, — сердито пробормотал Гарри себе под нос.       От этих мыслей у него по коже побежали мурашки. Сколько жизней Арло потратил на свои эксперименты? Сколько ещё будет загублено, пока они с Артуром не положат конец этой операции?       Его убивало то, что они не могли просто пойти и уничтожить логово прямо сейчас. Он понимал, почему так, но ненавидел каждую минуту ожидания.       — Я принесу блокнот, — сказала Гермиона через некоторое время, перенося книги и бумаги со стола в свою рабочую зону.       — Не беспокойся, я сам. А ты пока закончи тут. — Гарри встал из-за стола и направился в лабораторию, где Гермиона оставила блокнот.       Он знал, как придирчиво она относится к порядку в своих записях, и хотел дать ей время разложить всё должным образом. Он хотел бы, чтобы ей не приходилось тратить свой талант на исследование подобных мерзостей. Он хотел бы, чтобы она вернулась в школу на седьмой курс, как всегда нахватала слишком много предметов и привычно нервничала из-за предстоящих экзаменов. Он проводил бы с ней время в библиотеке. Они могли бы учиться вместе. Могли бы сидеть на уютном диванчике в общей гостиной и есть закуски, которые Добби тайком принёс с кухни специально для них. Он позвал бы её пойти с ним в Хогсмид. Он потратил бы несколько часов в Косом переулке, чтобы купить ей на Рождество самую редкую и увлекательную книгу.       Он взял блокнот со стола в лаборатории и повернулся, чтобы снова взглянуть на неё. Она склонилась над своими записями, аккуратно свернула пергаменты, сложила в стопку листы с расчётами и положила их в крошечный письменный стол, который трансфигурировала из запасного стула в палаточной «гостиной». От этих мыслей становилось больно, и он пообещал себе, что Гермиона обязательно получит свой последний учебный год после окончания войны. Если она захочет, он вернётся в Хогвартс вместе с ней. Он поговорит с МакГонагалл и всё устроит.       Гарри беззвучно вздохнул и направился к ней, наблюдая, как она тасует бумаги в руках, как задирается на спине её футболка при наклоне. Все эти размышления о том, что могло бы быть, были пустой тратой времени. Как бы он ни хотел вернуть её в те тёплые, уютные школьные будни, это были лишь мечты, которые он не мог осуществить — независимо от силы желания.       Но он мог позаботиться о её будущем.       Он мог сделать так, чтобы у неё был шанс закончить учёбу и получить заветные «превосходно» на всех тритонах. Так или иначе, он позаботится о том, чтобы она закончила школу. В этом не было настоящей необходимости — она давно превзошла всё, чему учили в Хогвартсе, но он знал, что она этого захочет.       Подойдя к ней, он вдруг осознал, что, вполне возможно, они вообще не оказались бы вместе, если бы не эта война. Если бы Рон не ушёл, если бы найти крестражи было легче, если бы всё было не так сложно, как оно было, — возможно, они так и остались бы просто друзьями. Он подошёл вплотную, обхватил руками её тонкую талию, притянул Гермиону к своей груди и уткнулся носом в её шею. Она откинулась назад и склонила голову набок, расслабляясь в его объятиях.       И в этот момент он осознал ещё кое-что. Несмотря на всё, что произошло, несмотря на те ужасные ситуации и разрушительные открытия, с которыми они столкнулись за последние несколько месяцев, он был рад тому, как всё сложилось. Потому что у него была она, и он знал, что вместе они справятся с чем угодно.