В лесу Дин / In the Forest of Dean

      В течение следующих трёх недель их распорядок оставался неизменным. Дежурства по ночам, приготовление еды, уборка, чтение, обсуждение, интенсивные физические тренировки, практика боевых и целительских заклинаний, а также дуэльные забеги по лесу — даже под дождём. Они оба были в лучшей форме, чем когда-либо прежде, и их уверенность росла. Гермиона чувствовала себя сильной, и ей это нравилось.       Теперь она могла легко вызвать Патронус. Они оба освоили Депримо, Экспульсо, Инкарцерус и несложное шоковое заклинание, которое можно было использовать, чтобы перезапустить чьё-то сердце. Гарри значительно поднаторел в исцеляющей магии и теперь не сомневался, что сможет быстро вылечить большинство травм. Гермиона объяснила ему, как с помощью простого и быстрого диагностического заклинания определить, сколько нужно зелья для восполнения крови. Они вместе перебрали содержимое её сумочки, и теперь Гарри уверенно ориентировался в наборе зелий и коллекции трав Гермионы. Он больше не чувствовал себя бесполезным, и ему это нравилось.       В течение трёх недель они четыре раза переезжали с места на место, и каждый день Гермиона продолжала укорять себя за близость с Гарри, которая, несмотря на её решимость отринуть лишние эмоции, только росла. Она едва ли могла притворяться, что открытое и намеренное переплетение их ног на скамеечке перед креслами ничего не значило, хотя и пыталась убедить себя, что это было только ради тепла. Конечно, теперь, в середине ноября, холодно было постоянно, как снаружи, так и внутри палатки, но Гермиона ясно сознавала, что это было довольно слабым оправданием.       Она не могла не замечать, как каждый раз соприкасались их плечи, когда они сидели по вечерам на улице и пили чай. Если же погода была плохой и их чаепитие проходило в палатке, она ловила себя на том, что либо переплетает их ноги на скамеечке для ног, когда они устраивались в креслах, либо соприкасается с Гарри коленями, когда они сидели друг напротив друга за кухонным столом. Было трудно не обращать внимание на то, как Гарри касался её руки выше локтя при разговоре или как она, уставшая, клала голову ему на плечо. И как при этом он обнимал её одной рукой, притягивая ближе.       Она также не могла забыть, как две недели назад, когда она плохо себя чувствовала после ночного дежурства под дождём, Гарри напоил её бодроперцовым зельем и настоял, чтобы она оставалась в постели. В итоге он забрался на её койку и провёл весь день рядом с ней. Он сидел, прислонившись спиной к большой опоре палатки, которая проходила вдоль середины её койки, а Гермиона полулежала, откинувшись на подушки. Сидя перпендикулярно к ней, Гарри держал её ноги поверх своих. Он подавал ей книги, приносил еду и полностью взял на себя следующее ночное дежурство, чтобы дать ей полноценно отдохнуть и восстановиться. Её живот трепетал при одном воспоминании о том, как он рассеянно гладил её колено и осторожно проверял лоб тыльной стороной ладони, чтобы убедиться, что у неё нет температуры. Она не дышала каждый раз, когда он задерживался на мгновение у её лица, прежде чем отстраниться.       Также было трудно забыть, как однажды ночью она держала его за руку, когда они сидели на улице и смотрели на звёзды. Было холодно и темно, они находились на вершине скалы в северной Англии. Она схватила его за руку, когда заметила падающую звезду, и взволнованно сжала его пальцы, указывая свободной рукой на небо. Гарри широко улыбнулся, увидев ещё одну падающую звезду, и сжал её руку в ответ. Они сидели и наблюдали за метеоритным дождём, тесно прижавшись друг к другу и крепко держась за руки, а на коленях стояла банка с голубым пламенем. Когда метеоритный дождь закончился, ни один из них не пошевелился, они так и продолжали сидеть в тишине и молча смотреть в небо. Гарри выводил большим пальцем круги на тыльной стороне её ладони, и она обнаружила, что держится за него гораздо крепче, чем это было необходимо, особенно учитывая, что необходимости держаться за руки в тот момент вообще не было как таковой.       Гермиона взглянула на него из-под ресниц и обнаружила, что Гарри смотрит прямо на неё. Они молча смотрели друг на друга, пока Гермиона не заставила себя отвести взгляд и встать, чтобы отнести их опустевшие чайные чашки внутрь. Гарри смотрел на неё «тем взглядом», который за последние несколько дней она уже начала узнавать. Взглядом, от которого у неё каждый раз скручивало живот. К тому времени, как она добралась до кухни, её сердце бешено колотилось в груди. Непослушные руки грубо грохнули чашки на стойку. Было невозможно игнорировать тугой клубок тепла, который формировался в нижней части её живота; она знала, что у неё серьёзные проблемы.       Вдобавок к этому было ещё множество незначительных, повседневных прикосновений. То, как Гарри осторожно заправил прядь её волос за ухо после их последней дуэли, заставило её сердце перевернуться. Она понятия не имела, что со всем этим делать.       В середине следующей недели Гермиона аппарировала их на травянистое поле, тянувшееся вдоль северо-восточного побережья Англии. Приближалась последняя неделя ноября, и дождь сменился мокрым снегом. Они поспешно установили палатку и пробежались по окрестности, устанавливая охранные и сигнальные чары, чтобы как можно быстрее найти укрытие внутри. Было холодно, морозно и сыро. Войдя в палатку, они первым делом сняли свои насквозь промокшие куртки и произнесли несколько согревающих заклинаний, прежде чем разжечь голубое пламя в большой банке между двумя креслами. С наступлением холодов это уже стало привычкой. Немного обогревшись, они приготовили себе обед, после которого Гермиона, вновь проигнорировав внутренний голос, уютно подсунула ступни под ноги Гарри.       

***

             На четвёртый день их пребывания в текущем лагере мокрый снег сменился пушистыми белыми хлопьями, и погода немного смягчилась. Гермиона чувствовала себя подавленной, беспокойной и напряжённой. Последние несколько дней они не проводили свои обычные дуэли, забеги и упражнения, вместо этого делая всё возможное в палатке. Но это было ничто по сравнению с той нагрузкой, к которой она привыкла. После обеда она обнаружила, что расхаживает по палатке, пока Гарри был в душе. Она заметила, что он тоже устал от постоянного пребывания «в четырёх стенах» и знала, что ему не терпится избавиться от накопившегося напряжения.       Гарри вышел из ванной с облаком пара, протирая полотенцем свои мокрые волосы, и увидел, как Гермиона ходит кругами по палатке.       — Не знаешь, куда деть энергию? — спросил он, понимающе улыбаясь.       — Да, что-то вроде того, — простонала она и остановилась, чтобы повернуться и посмотреть на него. Он выглядел стройным и подтянутым в своём тёмно-зелёном свитере и синих джинсах. Она слегка покраснела и уставилась в пол. О, не будь смешной, — раздражённо подумала она про себя. — Мне просто нужно немного выпустить пар.       — Ха, и это ты мне говоришь, — пробормотал он со вздохом, небрежно перекидывая полотенце через спинку стула. С этими словами он подошёл к выходу из палатки и выглянул наружу. — На улице не так уж плохо, не хочешь переброситься парочкой заклинаний?       Гермиона просияла и тут же схватила куртку, чуть не опрокинув при этом стул.       — Ещё как хочу! Только высуши волосы, чтобы они не превратились в сосульки, — сказала она с широкой улыбкой и провела рукой по его боку, проходя мимо. — Я буду снаружи, разомнусь немного.       Гарри улыбнулся и пошёл за своей курткой, высушивая на ходу волосы заклинанием быстрой сушки. Наложив водоотталкивающие чары на свои джинсы и обувь, чтобы те не промокли, они провели следующий час, бегая и уворачиваясь от заклинаний друг друга.       Это было здорово. Сердце Гермионы возликовало, когда она быстрым перекатом, не обращая никакого внимания на холод от налипшего на куртку снега, уклонилась от одного из стреножных заклинаний Гарри и тут же вскочила, чтобы бросить обезоруживающее. Гарри рванулся вправо и с лёгкостью откатился в сторону. Гермиона расправила плечи и бросила ещё два заклинания. Улыбка на её лице была заразительной, и Гарри не мог не рассмеяться после того, как ему пришлось нырнуть в небольшой сугроб, чтобы избежать её безжалостной атаки.       Они оба практиковали невербальную магию в течение последнего месяца и могли применять большинство заклинаний молча. Конечно, исцеление и более сложные заклинания всё ещё требовали слов, но прогресс был неоспорим. Гермиона не могла избавиться от ощущения, что они стали совершенно другими людьми, чем были в тот день, когда ушёл Рон, и она искренне наслаждалась тем, как сплочённо они действовали. Сейчас они работали в команде так, как она и не мечтала. Она могла буквально читать Гарри, а он мог читать её. Они петляли, пригибались и перекатывались, как будто это был танец. Они были едины, они были синхронизированы, они были настоящими партнёрами — и оба удивлялись тому, насколько сильными и подготовленными себя чувствовали.       После того, как отведённое на тренировку время истёкло, они вернулись ко входу в палатку, чтобы выпить воды. Гарри взглянул на Гермиону с решительным блеском в глазах.       — Я хочу попробовать новое заклинание щита, — заявил он, и хоть это и звучало как утверждение, она могла сказать, что он искал её одобрения.       — Хорошо, — сказала она, сделав несколько жадных глотков из своего стакана. — Давай посмотрим, что у тебя есть.       Гарри просиял и бросился в палатку за своей книгой и заметками. Вернувшись, он с гордостью вручил их Гермионе, которая села на небольшой камень рядом с палаткой, чтобы прочитать о заклинании и просмотреть записи Гарри. Они часто обсуждали эту тему в течение последнего месяца, так что она уже была знакома с большей частью того, что читала. Её брови приподнялись. Он был чрезвычайно внимателен, и она была впечатлена. Её реакция не осталась незамеченной.       — Не просто красивые глазки, да? — хмыкнул Гарри и легонько толкнул её локтем, присев на корточки рядом. — Я тоже умею работать с литературой.       Гермиона фыркнула и закатила глаза, но затем улыбнулась, заправив за ухо выбившийся локон. На её волосах собирались крупные хлопья снега.       Она похожа на Рождество, — мелькнуло в голове Гарри.       — Ты и правда проделал хорошую работу, — похвалила она. — Похоже, у тебя тут есть всё, что нужно. В целом всё сводится к тщательной фокусировке и точному движению палочки. Тебе нужно действительно хотеть защитить человека, на которого ты накладываешь заклинание, будь то ты сам или кто-то другой.       — Для начала я хочу попробовать наложить его на себя, — кивнул Гарри, соглашаясь с её словами. — Если что-то пройдёт не так, ты меня подлатаешь.       — Не говори так, Гарри, — возмутилась Гермиона, бросив на него укоризненный взгляд. — Всё пройдёт так, как надо. Ты хорошо подготовился. Просто не нужно торопиться.       Гарри кивнул, и они оба встали, чтобы несколько раз повторить точные взмахи палочки, пока Гарри не почувствовал себя уверенно, делая нужные движения запястьем — сначала вниз, потом вверх и по кругу против часовой стрелки. Он повторил движения ещё с полдюжины раз, прежде чем они приступили к произношению словесной формулы. Гермиона согласилась с тем, как Гарри интерпретировал текст. После нескольких повторений Гарри встал в десятке футов от неё и приготовился произнести заклинание. Он стоял тихо и неподвижно, его чёрная куртка ярко контрастировала с окружающим их снегом.       — У тебя всё получится, Гарри, — спокойно сказала Гермиона, имитируя движения рукой. — Просто помни, Plenus-Protego-corPus-LoComotor. Обязательно чётко произнеси буквы «Р» и «С».       — Я знаю, — нервно сказал Гарри и повторил слова, а затем посмотрел на неё. — Ну… поехали.       Он вдохнул, и Гермиона стиснула зубы.       — Plenus-Protego-corPus-LoComotor! — воскликнул он, синхронно делая движения палочкой и сосредоточив внимание на своём собственном теле.       Палочка Гарри выстрелила тёмно-фиолетовой искрой с ярким белым светом в центре, которая немедленно направилась к нему и, быстро расширившись, охватила его с головы до ног. Гарри застыл, когда заклинание полностью окружило его — он как будто оказался заключён в пузырь, в точности повторявший форму его тела, но немного больше по размеру. Некоторое время пузырь оставался тёмно-фиолетовым, пока не исчез. Гарри не двигался, не дышал. Он медленно поднял руку, чтобы посмотреть на неё. Его рука выглядела совершенно нормально. Он повернул голову к настороженно наблюдавшей за ним Гермионе.       — Гарри? Ты в порядке? — спросила она, подходя ближе и крепко сжимая палочку у бока.       — Да, — медленно произнёс Гарри, делая шаг вперёд. — Такое… странное ощущение. Как будто вокруг меня что-то есть — как слабый гул. Думаю, заклинание сработало. Ударь меня обезоруживающим.       Гермиона подняла свою палочку и направила на грудь Гарри, смотревшего на неё с волнительным предвкушением и лёгкой неуверенностью.       — Expelliarmus! — произнесла вслух Гермиона, чтобы Гарри знал, когда ожидать удара. Её заклинание с силой врезалось в его в грудь, но ничего не произошло, и на её лице появилась улыбка. — Гарри, кажется, у тебя получилось!       Гарри просиял. На его лице расплылась широкая улыбка.       — Попробуй ещё раз, ударь меня чем-нибудь другим, — нетерпеливо попросил он.       — Petrificus Totalus! — выкрикнула она, шагнув вперёд, чтобы исключить возможность промаха.       И снова ничего не произошло, её заклинание просто исчезло, как только достигло груди Гарри.       — Гарри, это невероятно! Попробуй двигаться, — велела Гермиона. Гарри кивнул и побежал направо.       Она наложила ещё два обезоруживающих заклинания, летучемышиный сглаз и два стреножных заклинания, пока Гарри находился в движении. Каждое из её заклинаний поглощалось щитом, который по-прежнему его окружал. Она отметила, что щит не отражал заклинания — попадая в него, они просто исчезали, становясь совершенно неэффективными. Когда Гарри увеличил скорость бега, щит остался с ним и продолжал его защищать. Можно было бегать, прыгать, уворачиваться, пригибаться и перекатываться, и это никак не влияло на его работоспособность. Они обнаружили, что эффект длился около семи минут. Гермиона ударила Гарри очередным обезоруживающим заклинанием как раз в тот момент, когда он заметил, что гудящий звук исчез. Она вернула ему палочку, и они восторженно улыбнулись друг другу, но при этом согласились, что с этим заклинанием нужно быть крайне осторожным. Семь минут — приличное время, чтобы нанести урон в случае ошибки. Тем более что формула была длинной, и движения палочки должны были быть очень точными. По возможности такое заклинание лучше накладывать заранее, а не во время боя.       Да и накладывать его на другого человека было рискованно. Как объяснила Гермиона, у каждого живого существа есть инстинктивное стремление защитить себя, поэтому сосредоточиться и искренне пожелать щит для себя всегда легче, а вероятность неудачного исхода в таком случае меньше. Но когда ты накладываешь заклинание на кого-то другого, всегда остаётся возможность, что ты желаешь этого недостаточно искренне, даже если думаешь, что это так. Любой подспудный конфликт, малейшее сомнение или неуверенность могли привести к возникновению вредного пузыря. Так что они оба согласились накладывать щит только на себя.       Настала очередь Гермионы попробовать заклинание. Она несколько раз проделала все движения палочкой, попрактиковалась в произношении вместе с Гарри и наконец бросила на себя заклинание. Всё прошло успешно, её заклинание длилось примерно пять минут, прежде чем очередное заклинание Гарри склеило её ноги и она повалилась лицом в снег, выставив руки вперёд для смягчения удара.       — Чёрт, — тихонько ругнулась она, упав в заснеженную траву.       — Вот дерьмо. Гермиона! — Гарри подбежал к ней и быстро произнёс контрзаклятие. — Прости!       Он склонился к ней и осторожно помог подняться. Рыхлый снег, налипший на её одежду, комьями отваливался на землю. Снег пошёл гуще, и Гермиона заметила, что с трудом различает палатку, которая находилась всего в нескольких десятках футов от них.       — Всё в порядке, Гарри, — выдохнула она, встав на ноги, и широко ему улыбнулась. — Всего лишь неудачный момент. Похоже, у меня есть пять минут. Гарри, это просто фантастика!       Гарри радостно улыбнулся и заключил её в тёплые объятия. Она со счастливым смехом крепко обняла его в ответ.       Она была в невероятном восторге. Наконец-то у них появилось реальное преимущество — то, чего уж точно никто не ожидал.       — Гарри, это настолько полезное заклинание, что у меня нет слов! — воодушевлённо воскликнула она, не разрывая объятий. Она подняла глаза и встретила его взгляд — яркий, восторженный, счастливый.       — Спасибо, Гермиона, — сказал он с улыбкой, глядя на неё сверху вниз. — Без тебя я бы не справился.       — Не за что, Гарри, — тихо ответила она, едва сдерживая эмоции. — Ты всё сделал сам. Ты гениальный волшебник, и тебе вовсе не нужна была моя помощь.       Гарри скептически выгнул бровь, продолжая с улыбкой смотреть на неё. Тепло его объятий ласковой волной распространялось по её телу.       — Пожалуй, ты слишком хорошего обо мне мнения, — сказал он. — Гений у нас тут ты.       Сердце Гермионы затрепетало. Она почувствовала, как участился пульс. О нет, — мелькнуло в голове. Она не могла отвести взгляд от его глаз. Глупая широкая улыбка на его лице смягчилась, а взгляд, которым он смотрел на неё сверху вниз, стал тёплым и ласковым. Она почувствовала, как её пальцы непроизвольно крепче вцепились в его куртку, а руки Гарри, в свою очередь, прижали её к себе. Её сердце забилось быстрее, и она поняла, что не дышит. Чёрт, — подумала она, когда в глубине сознания начала подниматься паника, — Гермиона, что ты творишь, сейчас не время отвлекаться!       Она видела, как взгляд Гарри изменился, стал глубже, в нём появилось что-то другое, что-то более тёмное, что-то жаждущее. Она с трудом могла расслышать логическую сторону своего разума. Её улыбка исчезла, сменившись выражением удивления, смешанного с замешательством. Она слышала биение своего сердца, чувствовала, как усиливалось напряжение по мере того, как воздух между ними сгущался и теплел. Несмотря на снег, покрывающий их одежду и волосы, ей было почти жарко. Она знала, что её щеки горели румянцем.       Лицо Гарри теперь было ближе, его глаза потемнели, она могла различить в них множество оттенков зелёного. Его лицо приблизилось ещё чуть ближе, и её глаза расширились. Порыв ветра обдал их холодом, и по её спине прошла дрожь, но вовсе не из-за ветра. Из-за его близости, из-за его взгляда. Взгляда, который говорил больше, чем она хотела знать, больше, чем она когда-либо ожидала увидеть. Взгляда, который открывал так много возможностей, что это напугало её.       Последним отчаянным усилием своей разумной стороны она оторвала взгляд от лица Гарри и уткнулась лбом ему в грудь. Она глубоко вздохнула, затем опустила руки и отступила от него. Её тут же окутал холод, и она снова задрожала. Позволяя ей отойти, Гарри медленно опустил руки по бокам, но продолжал следить за ней взглядом. Чуть склонив голову набок, он смотрел на нее всё теми же жаждущими глазами, но теперь с толикой задумчивости, как будто о чём-то размышлял.       — Я умираю с голоду, — жалобно пискнула Гермиона, снова устремив взгляд на палатку, которую едва могла разглядеть за снежной пеленой. — Пойду приготовлю нам что-нибудь на ужин.       С этими словами она направилась к палатке, оставив Гарри на заснеженной траве. Он не входил в палатку, пока Гермиона не накрыла стол к ужину. За готовкой она вспомнила про остаток пирога с патокой и три бутылки сливочного пива, которые хранила в сумочке для особого случая. Она совершенно забыла о них — во всём этом безумии с постоянными переездами и жизнью вдали от цивилизации было трудно думать о таких излишествах, как сливочное пиво и сладости. Гарри вошёл в палатку как раз в тот момент, когда она поставила на стол две бутылки и кусок пирога.       — Ужин готов! — крикнула она через плечо, когда Гарри подошёл к противоположной стороне стола. Она попыталась не обращать внимания на лёгкую нервную дрожь в пальцах и румянец, который по-прежнему согревал щеки. — И у меня есть сюрприз! Я приберегла немного сливочного пива и пирога с патокой для особого случая, и, думаю, наш сегодняшний успех с заклинанием щита вполне можно назвать таковым.       С нервной улыбкой она повернулась к Гарри. Она ожидала, что он будет вести себя так, словно ничего не произошло. Именно так они вели себя после каждого предыдущего интимного момента, будь то взгляд, прикосновение или та ночь, когда они держались за руки и смотрели на море. Но её сердце пропустило удар. Гарри смотрел на неё тем же взглядом, что и раньше. Тем же жаждущим, тёмным, пытливым взглядом, от которого у неё мгновенно сжался живот и снова участился пульс. Гермиона прикусила губу — глаза Гарри проследили за её движением и на мгновение задержались на губах, прежде чем медленно подняться обратно к глазам. Она быстро перевела взгляд на стол и заняла своё место.       Это было невозможно не заметить, в его глазах было неприкрытое желание. Дыши, — велела она себе, пытаясь успокоиться.       — Спасибо, Гермиона, — тихо сказал Гарри, прежде чем занять своё место за столом. Его голос звучал глубже, чем обычно, она никогда прежде не слышала у него такого голоса. Низкий, чуть хрипловатый. Её живот снова скрутил спазм. — Даже не верится, что ты всё это время где-то хранила сливочное пиво.       Гермиона неловко рассмеялась и заставила себя посмотреть ему в глаза. Глаза, которые выражали слишком многое.       — Я вроде как забыла о нём, — сказала она и начала нервно теребить рукав свитера, снова опустив взгляд на свою тарелку.       Она мысленно ругала себя за свои жалкие попытки вести себя непринуждённо. Это Гарри, её лучший друг, и они просто ужинают — они делали это уже тысячу раз, — но под этим его взглядом у неё не получалось контролировать ни своё сердцебиение, ни свои мысли. Её разум панически метался в поисках ответов на самые примитивные вопросы: что делать, как себя вести, что сказать.       Напряжение, сгустившееся снаружи палатки, проникло и внутрь. Каждый раз до этого они делали вид, словно ничего не произошло. Каждый раз они возвращались к своему нормальному поведению и привычной бесстрастной, лёгкой, дружеской атмосфере. Но сейчас её руки подрагивали, когда она схватила булочку из миски в центре стола.       Казалось, всё, что произошло за последние несколько месяцев, разом хлынуло в голову, и у неё не получалось это переварить. Она не могла с этим справиться. Не знала, что с этим делать. Последние несколько недель она прятала всё глубоко внутри, убеждала себя, что все эти прикосновения, взгляды и моменты близости между ней и Гарри не были чем-то особенным, что всё это не было чем-то значимым.       За весь ужин они едва ли обменялись парой слов. Взяв кусок пирога, Гарри поблагодарил её взглядом, и от этого тлеющего взгляда она чуть не выронила булочку изо рта. К концу ужина она окончательно поняла, что это было более чем значимым. Всё это было исключительно, в высшей степени значимым.       Отказавшись от своей булочки, она некоторое время рассеянно гоняла несколько горошин по своей тарелке, прежде чем поднять взгляд на Гарри. В животе тут же сжался знакомый узел — тот, к которому она тоже уже начала привыкать, который приходил с теплом, румянцем и жаром в нижней части живота. Тот, от которого сбивалось с ритма сердце. Слишком нервничая, чтобы есть, она продолжала ковыряться в своей еде. Чтобы прервать молчание, она начала торопливо рассказывать о том, что прочла о приготовлении зелий в нестандартных условиях — тема книг и чтения всегда заставляла её чувствовать себя более уверенной.       Она рассчитывала, что Гарри подхватит разговор, и они смогут вернуться к своему обычному поведению.       Но Гарри не подхватил. Закончив говорить, Гермиона обнаружила, что они снова сидят в тишине. Она уставилась на свои руки, в голове кружился целый вихрь мыслей. На этот раз молчание прервал Гарри.       — Всё было очень вкусно, — негромко сказал он, медленно проговаривая слова. Его голос по-прежнему оставался непривычно глубоким. — Спасибо за ужин, Гермиона.       — Пожалуйста… — Она подняла взгляд, и остаток фразы застрял у неё в горле при виде выражения его лица. Сердце заколотилось, и она поймала себя на том, что снова не дышит.       Она полностью отвела взгляд от Гарри и резко подскочила со стула, схватившись за необходимость убрать посуду. Собрав тарелки, она повернулась и отошла, чтобы поставить их на кухонную стойку.       Она крепко опёрлась обеими руками на край стойки, закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов, унимая сердцебиение и выравнивая дыхание. Она пыталась использовать технику медитации и взять под контроль мысли и эмоции, но внутри неё, совсем как за пределами палатки, бушевала настоящая метель. Тряпичные стены мягко колыхалась от ветра, и узел в её животе затянулся туже. Она подняла палочку, чтобы очистить посуду, но замерла, широко открыв глаза, когда почувствовала сзади приближение Гарри.       Он двигался медленно, давая ей время среагировать или отодвинуться — снова, в третий раз за этот день. Но на этот раз она стояла неподвижно, её пульс частил, а рука крепко сжимала палочку. Дыхание перехватило. Она ощутила тепло его тела позади себя — их разделяло не больше дюйма — и почувствовала, как воздух сгустился ещё больше. Он медленно обернул свою руку вокруг неё и положил ладонь на её руку с палочкой, опуская её обратно на стойку.       — Мыть посуду — моя обязанность, — тихо сказал он, склонившись к её правому уху. — Ты приготовила ужин.       От близости, от глубокого баритона его голоса по её спине пробежали мурашки. Она повернулась к нему лицом — и сразу поняла свою ошибку. Стоя так, она могла видеть его напряжённый, пытливый взгляд. Он изучал её лицо, как будто искал ответ на незаданный вопрос. Гермиона сделала бессознательный шаг назад, и её бедра мягко столкнулись с кухонной стойкой, остановив дальнейшее отступление. Она смотрела на Гарри широко распахнутыми глазами, её грудь сжалась. Яркость его глаз, их зелёное сияние и интенсивность взгляда не давали дышать. Он сделал шаг к ней, его левая рука легла чуть ниже её талии, а правая поднялась к лицу.       Она не дышала. Её лицо горело, жар внутри нарастал.       Он сделал последние полшага, окончательно сокращая расстояние между ними, и она почувствовала жар, исходящий от его тела. Его правая рука приблизилась к левой стороне её лица и убрала выбившийся локон ей за ухо. Не задумываясь, она наклонила голову к его ладони. Её глаза неотрывно следили за его взглядом, блуждающим по её лицу.       Она растеряла все слова. Все мысли.       — Гермиона? — сказал он чуть громче шёпота, наклонившись к ней.       — Да, Гарри? — слетело с её губ настолько тихо, что он не услышал бы, если бы не находился всего в нескольких дюймах от её лица.       — Мне остановиться? — Его слова были ясны, но голос звучал хрипло. Он был так близко, что она чувствовала его дыхание на своём лице.       Комната казалась маленькой, воздух спёртым, грудь сдавило, а в мозгу словно произошло короткое замыкание — в голове мелькала какая-то бессмыслица. Она не могла остановить горячую тугую спираль, которая сворачивалась в нижней части её живота. Слово сорвалось с губ прежде, чем она успела его осознать.       — Нет.       И Гарри поцеловал её. Преодолев последний оставшийся дюйм, он накрыл её губы своими. Его губы были мягкими, они прижимались к её губам нежно, медленно, с долей неуверенности. Она резко вдохнула при первом контакте. Он ненадолго прервал поцелуй только для того, чтобы ещё крепче прижаться губами к её губам.       По её телу разлилось тепло, сердце бешено заколотилось, а ноги начали дрожать. Гарри шагнул вплотную к ней, левой рукой сжимая её бедро, а правой поглаживая её лицо, и повернул голову, чтобы углубить поцелуй. Одна её рука оказалась на его груди и крепко сжала ткань его свитера в кулаке, а другая вцепилась в стойку.       Её разум был пуст, тело напряглось от нервного возбуждения, а внутренности горели от жара, исходившего откуда-то из самого её центра. Поцелуй ускорился, становясь уверенным и отчаянным. Гарри провел языком по её нижней губе, и она открыла рот, пуская его внутрь. Не торопясь, он пробовал её на вкус, проводил языком по внутренней части её рта, знакомился с ней, и она издала тихий стон ему в рот.       Хватка на её бедре усилилась при этом звуке, и он снова шагнул вперёд, прижимаясь к ней, вжимая её зад в стойку. Она нежно прикусила его нижнюю губу, и он застонал, увеличивая интенсивность поцелуя. Теперь они оба крепко сжимали друг друга, рука Гарри запуталась в её волосах, пальцы Гермионы отчаянно вцепились в его свитер, её колени ослабли, она прижалась к нему всем телом. Он раздвинул её ноги коленом и просунул своё бедро между её бедрами.       Ещё один беспомощный стон сорвался с её губ. Всё её тело было в огне, она горела от ощущения столь тесного физического контакта, но хотела большего — нуждалась в большем. Знакомая тугая спираль в её центре скрутилась ещё сильнее. Гарри целовал её глубоко, страстно, с каждым вдохом поцелуй становился всё более настойчивым. Их языки переплелись, Гермиона вцепилась в него так крепко, как будто боялась отпустить. Рука Гарри переместилась с её волос на шею, его большой палец круговыми движениями ласкал её кожу по пути следования. Лихорадочный темп их поцелуя вывел её на грань взрыва, она чувствовала старую забытую пульсацию между бёдер. Нога Гарри снова толкнулась между её ног, и она отчаянно застонала, прижимаясь к его твёрдому телу, требуя большей близости. Его рука на её бедре сжалась крепче, большой палец скользнул под подол её свитера. Он медленно скользил ладонью по её боку, пока не задел шрам на рёбрах.       Она сильно вздрогнула, почувствовав, как его большой палец прошёлся по её среднему шраму и как дёрнулась при этом его рука. Он коснулся шрама, который заканчивался прямо под её правыми рёбрами, и поцелуй прервался. Она опустила голову, тяжело и быстро дыша, и, отпустив свитер Гарри, прижала руки к своей груди. Её ноги дрожали, она вся дрожала.       — Прости, — поспешно выдохнула она, боясь поднять глаза. Её сердце колотилось, а жар между ног пульсировал, умоляя снова прижаться к нему, но её разум вспыхнул от прикосновения к шраму, и на неё накатила волна совершенно других эмоций. Её затошнило.       — Гермиона, — сказал Гарри срывающимся голосом, его рука уже покинула её бок, чтобы мягко лечь ей на плечо. — Прости… Я… я не подумал, прости… Я увлёкся.       Он понял, что совершил ошибку, в ту же секунду, как почувствовал грубую кожу под своим большим пальцем. Глупая, глупая ошибка. Мысленно застонав, он зажмурил глаза. Она всё ещё смотрела на его грудь, её дыхание оставалось неровным, грудная клетка быстро поднималась и опускалась, плечи поникли и не двигались.       — Всё в порядке, — тихо сказала она.       — Нет, — со вздохом сказал Гарри, делая шаг назад и убирая от неё руки. — Это было глупо с моей стороны, прости, Гермиона. Я не подумал.       Гермиона медленно подняла голову и посмотрела на него со слабой, надломленной улыбкой. Сердце Гарри упало — её глаза блестели влагой. Её щёки горели, губы покраснели и припухли, и Гарри не мог отбросить мысль, что она была самым красивым созданием, которое он когда-либо видел, — и всё же его сердце разрывалось, когда он смотрел на неё. Это он сделал. Он вызвал эти слёзы на её глазах. Грёбаный идиот.       — Всё в порядке, Гарри, — повторила она, изображая уверенность. Опустив руки от груди, она немного выпрямилась и прочистила горло. — Я… я просто до сих пор не привыкла к ним. Они… Я не… Это так… — Её голос начал дрожать, и она снова опустила глаза. — Я знаю, что они… они неприятные… Я просто… Я забыла… А когда ты… Это заставило меня всё вспомнить. Прости, ты не сделал ничего плохого, — слова лились из неё потоком. Он увидел, как начали дрожать её плечи.       Гарри сделал ещё один шаг назад, чтобы дать Гермионе пространство, и в отчаянии провёл рукой по волосам. Он понятия не имел, что сказать.       — Я… я пойду в душ, — быстро сказала она, отходя от него и на нетвёрдых ногах направляясь в ванную.       Гермиона быстро закрыла за собой дверь ванной и прислонилась к ней спиной, в то время как Гарри остался стоять на кухне, вцепившись обеими руками в волосы. Некоторое время простоял без движения, после чего тяжело опустился лбом на кухонную стойку.       Чёрт, — подумали они оба.       Гермиона провела обеими руками по волосам. Её сердце всё ещё колотилось, а голова пошла кругом, когда её поразило осознание того, что только что произошло.       Она осторожно прикоснулась к губам и оттолкнулась от двери, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Её волосы были в беспорядке, щёки раскраснелись, а губы припухли. Её свитер сидел криво, свободный ворот свисал набок, так что она могла видеть верхний шрам, выглядывающий прямо над ключицей. Её накрыла волна горького гнева, лицо исказилось. По щекам потекли горячие слёзы.       Она сердито сорвала с себя свитер через голову и уставилась на своё отражение. Это было ужасно. Ничего не изменилось с того дня, как она очнулась после нападения. Не обращая внимания на комок в горле, она подняла дрожащую руку и провела пальцами по отметинам. Кожа в этих местах была грубой и бугристой с наплывами и провалами в тех местах, где из-за тёмной магии разорванная плоть заживала неравномерно. Желудок сжался, ей хотелось кричать. Грёбаные шрамы! Грёбаные уродские шрамы! Грудь быстро поднималась и опускалась, из горла вырвалось рыдание.       Когда Гарри прикоснулся к её искажённой коже, в ней резко поднялась волна паники. Она содрогнулась, когда её тело вспомнило боль, агонию, кровь и страх. Она вспомнила себя, лежащую в траве, и выражение его глаз, когда он увидел её, и своё глубокое отвращение к постоянным отметинам на её некогда чистом теле. Отвращение, которое она могла игнорировать до этого момента.       Она повернулась к душу и включила воду резче, чем это было необходимо, наложила заклинание быстрого нагрева, сбросила оставшуюся одежду и вошла в душевую кабинку. Несколько минут она с остервенением тёрла себя и проклинала свои шрамы, после чего начала потихоньку успокаиваться. Она заставила себя дышать медленно и ровно.       Когда её дыхание наконец выровнялось, она попыталась разобраться со своими эмоциями. Она была расстроена, зла, смущена и в данный момент испытывала явную сексуальную неудовлетворённость после жаркого поцелуя, который только что разделила с Гарри. Застонав от бессильного разочарования, она тяжело прислонившись головой к стене кабинки. Эмоции носились в голове, как взбесившиеся бладжеры, это было почти больно. Вот тебе и «не идти на поводу у эмоций», — жалобно подумала она, ополаскивая свои кудри под водой. Вот тебе и «шрамы не имеют значения». Она сердито сплюнула.       Пока она мылась, в её голове проносилась сотня вопросов. Что только что произошло? Как это изменит их отношения? Как это повлияет на их миссию? Что он подумал, когда прикоснулся к ним? Что значила его реакция? Как им вести себя теперь, после поцелуя? Что бы случилось, если бы она не остановилась, если бы у неё не было этих злосчастных шрамов, которые заставили её остановиться? Это было так интенсивно, так страстно, так горячо. Гермиона никогда прежде никого так не целовала. Она вспомнила неуклюжие, чужие губы Виктора, когда он поцеловал её на четвёртом курсе. Тот поцелуй был мокрым и неловким, и реакция её тела совершенно не походила на то, что она испытала сейчас.       Ничто из её опыта не походило на то, что она испытала сейчас.       Вопросы так и крутились в её голове, пока струи горячей воды продолжали омывать тело. В какой-то момент она попыталась убедить себя, что в произошедшем не было ничего особенного, что это просто закономерный результат подавляемого сексуального напряжения вкупе с постоянным пребыванием в одной палатке. Однако в глубине души она знала, что это чушь. Она знала, что происходит что-то значительное, и от этого чувствовала себя ещё хуже. Если то, что произошло, имело значение, то она должна была признать, что испытывает настоящие чувства. Настоящие чувства, её чувства, которые можно задеть или ранить. Что, если Гарри не захочет меня из-за моих шрамов? Что, если они вызовут у него отвращение? У меня они вызывают отвращение — потому что они ОТВРАТИТЕЛЬНЫ! Она почувствовала себя больной.       Она уронила голову на руки, её плечи затряслись под струями горячей воды, лужицей собирающейся у ног. Она никогда не считала себя особо привлекательной девушкой, но одна мысль о том, что должно было пронестись в голове Гарри, когда он прикоснулся к этому, её просто убивала. Она с болью в груди вспомнила, как дёрнулась его рука. Она знала, что Гарри не из тех, кто судит по внешности, но… у каждого есть пределы. Его рука дёрнулась.       Это было именно то, чего она боялась с той самой секунды, как впервые увидела шрамы. В то время она не думала, что это будет с Гарри, но полагала, что когда-нибудь с кем-нибудь это в конце концов произойдёт. Кто-нибудь обязательно увидит их, кто-нибудь прикоснётся к ним — рано или поздно. Она застонала. Это было жалко, незрело и тщеславно, но правда заключалась в том, что шрамы подорвали её уверенность в своей внешности. Одна мысль о том, чтобы раздеться перед кем-то, заставляла её съёживаться. Она по-прежнему была уверена в себе и своих способностях, и, пока на ней были свитера, она могла забыть о шрамах и просто быть собой. Но прикосновение Гарри вернуло всё назад — всё разом — и неуверенность в своей внешности, и воспоминания о той ночи, когда на неё напали. Это потрясло её больше, чем она могла ожидать. Она думала, что справилась с этим, но теперь поняла, что только загнала всё это в тёмный уголок своего сознания.       Закончив принимать душ, она медленно оделась, снова в ту же одежду — она слишком спешила сбежать из кухни, чтобы побеспокоиться о свежем комплекте, поэтому пришлось обойтись очищающим заклинанием.       В нерешительности она положила одну руку на дверь ванной. Постояв так некоторое время, она легонько стукнулась об неё головой. Она понятия не имела, что делать дальше. Она только что целовалась с Гарри Поттером — своим лучшим другом. И ей это понравилось. Очень. Она не знала, как это изменит их отношения. Не знала, что чувствовал он. Не знала, как выйти из этой ванной и посмотреть ему в глаза, — и просто не представляла, что со всем этим делать.       Её рука слегка дрожала, когда она взялась за дверную ручку. Она попыталась затолкать подальше все ненужные мысли, эмоции и воспоминания. Включая новое воспоминание о том, как рука Гарри дёрнулась, когда он прикоснулся к ней и почувствовал её шрам. Она в последний раз негромко боднула лбом дверь и решительно повернула дверную ручку, чтобы выйти из ванной.