принцесса змей

— Мальчики! — Гермиона оставила свои вещи у Тома и побежала к слизеринцам, которые уже всей кучкой послушно ждали близнецов у подъема в вагон. — Мои Рыцари, я успела соскучиться! Девчонка лучезарно улыбнулась и пошла чмокать каждого Рыцаря в щеку, так радостно и солнечно, словно они для нее звезду с неба достали. Абраксас аж приподнял брови, удивившись такому горячему приветствию со стороны Гермионы. Обычно она их с самой первой секунды подкалывала, иногда раздавала по подзатыльнику ему и Лестрейнджу, Нотту и Эйвери улыбалась, а Антонину... иногда Абраксасу казалось, что эти двое в шаге от того, чтобы перегрызть друг другу глотки, но каждый раз Долохов сжимал плечи и отступал. Ну вот, дошла очередь и до него. У Абраксаса приподнялся каждый волосок на теле, он был весь наэлектризован близостью Гермионы. Вот она, эта девушка, которую он боготворил с того самого дня, как она беспардонно села за стол Слизерина, будто тот принадлежал ей. В каком-то смысле, это была правда — они с Томом, как никак, были наследниками самого Салазара... Он чуть не задохнулся от ее аромата: ягоды, чистота, что-то такое гипнотизирующее. Гермиона Чейс пахла, как рай, и Абраксас был готов примкнуть к любой религии, к любой проклятой секте, только бы она чаще вот так к нему льнула. Он уже мог почувствовать, как загораются кончики его ушей. Гермиона — необыкновенная. Кусочек потустороннего в этом мире, манящая и вкусная, как капельки родниковой воды, что добавляют в Амортенцию... — В этом году мне понадобится твоя помощь, Абби, будь готов, — ее горячее дыхание обожгло мочку. Гермиона держалась за его плечи, чтобы подтянуться на носочках, а потом, как и всех остальных, быстро чмокнула в скулу. А потом подошел Том, несущий в руках их с сестрой чемоданы. Наваждение моментально спало, как и его мечты о Гермионе. Он замахнулся на то, на что замахиваться нельзя. Эта девочка — недостижимая, далекая планета, до которой не дотянуться. Влюбиться в сестру своего Лорда — худшее, что происходило с Абраксасом Малфоем. Влюбиться в полукровку, пусть красивую, как луна, пусть сильную и жестокую, как химера — самое смешное, что происходило с Абраксасом Малфоем. Он не осмелился ничего сказать, когда застал Тома истязающим Гермиону на полу их кабинета в прошлом году. Тогда их лидер быстро захлопнул дверь кабинета, а Абраксас не посмел влезть, чтобы спасти ее от Круцио. Знал, что между близнецами давно неладно, еще с четвертого курса, и струсил. Оставил эту ситуацию, потому что уже на следующий день брат с сестрой воссоединились и стали ближе прежнего, будто ничего и не было. А Абраксас... что он мог? Просто смотрел со стороны, как Гермиона оставалась такой же преданной, все так же дразняще нежила своего "братика" даже после тех пыток, свидетелем которым он стал, и удивлялся. Какие же крепкие узы нужно иметь, чтобы простить подобное? У него нет шансов и никогда не было. Его отец не позволил бы единственному наследнику жениться на полукровке, даже будь она наследницей Салазара. А что говорить о Томе, который заставлял Абраксаса и остальных Рыцарей еще на третьем курсе калечить кавалеров своей сестры. Малфой давно оставил любые мысли о том, чтобы противостоять Тому в любых вопросах. С первого курса он вел их под своей эгидой, стал для каждого из Рыцарей нерушимым авторитетом. Риддл был темной лошадкой — острый ум, железная воля, умение сгибать под себя окружающих, невероятная магическая мощь. И пусть раньше Абраксас не верил, что он сможет взять под контроль свою своенравную, взбалмошную сестрицу, то теперь, глядя на то, как она стала послушна и неестественно нежна с братом, понимал, как был не прав. Том подогнул всех. И Гермиону тоже. Риддл всегда настаивал на дисциплине, с самого первого их занятия в кругу Рыцарей. Сначала это касалось старательности на занятиях, чтении дополнительной литературы и вовремя сделанных домашних заданиях. Затем он перешел на магический потенциал Рыцарей — изучение более сложных заклинаний, даже темных заклинаний, и до тех пор, пока у каждого от зубов не начнет отскакивать. А на пятом курсе... начались приказы и наказания за их неисполнение. Том говорил, что чинопочитание, дисциплина и повиновение — это порядок в иерархии, а иерархия и система — единственное, что может противостоять тому хаосу, что происходит в ныне слабеющем Министерстве Магии Британии. И все его слушали, потому что глаза Тома горели черным пламенем, когда он рассказывал о том, что ждет их в будущем, когда Вальпургиевы Рыцари медленно, один за одним, перехватят всю власть в каждой из законодательных ветвей Министерства. О том, что магия покроет весь мир, что запретных областей волшебства больше не будет — маги всего мира будут вольны любить свой дар, лелеять его так, как они захотят, без правил и запретов. О том, что они загонят магглов в подполье, перестанут бояться раскрытия, выйдут из-под куполов магглооталкивающих барьеров... И ему верили. В него все верили, а больше всех — Гермиона. А Абраксас верил ей и в нее. Подошедший Риддл стрельнул прохладным взглядом в сестру, видимо, не оценив ее горячего приветствия. Абраксас внимательно вгляделся в своего лидера. В нем что-то неуловимо изменилось за эти два месяца, что они не виделись, и эти изменения уже не касались полового созревания. Черты все те же, если не считать еще больше выделявшихся скул и линии челюсти. Что-то такое неуловимое в его взгляде, в общей ауре вокруг Тома. Будто с его физическим приближением воздух стал тяжелее. Глаза у него такие... у Гермионы иногда был такой взгляд, когда она думала, что на нее никто не смотрит. Невыразительный, стылый, от такого становилось тревожно. Абраксас внимательно посмотрел на нее. Та не изменилась, кажется. Что делал Риддл этим летом? Какой магией баловался? Вздохнув, Малфой пожал руку Тому, перехватил у него чемодан Гермионы и вместе со всеми поднялся в вагон.

***

— Какого дементора ты натворил, Лестрейндж? — рыкнула Гермиона, подаваясь вперед со своего места на диване. Том сжал челюсти и встал с места, заслоняя сестру собой. Ей не стоит в это лезть, Рыцари — его ответственность, и ему с ними разбираться. У Гермионы другой спектр обязанностей в хорошо выстроенном механизме их небольшого круга. Оглядев каждое из лиц, присутствующих в кабинете, Том расправил плечи. Малфой, Эйвери и Нотт стояли чуть в стороне, глядя на Робертуса почти сочувствующе, но, тем не менее, за друга они не вступятся: знают, что тот совершил ошибку, а за ошибки придется платить. Розье, ныне единственный семикурсник, стоял у стены, сложив руки на груди, и выглядел так, будто сейчас перед ним развернется шоу. Парень слишком кровожадный для своего же блага, больше входит в категорию тех самых римских доходяг, для которых "хлеб и зрелища" — кредо по жизни. Том держал руку у него на пульсе, потому что таким доверять нельзя. И, наконец, Долохов. Его Том воспринимал, как подобие грубой рабочей силы. Сломленный пытками и шантажом в прошлом году парень не выказывал благоговения, но, тем не менее, не спешил рыпаться — знал, что один шаг не в ту сторону, и с легкой руки близнецов его прихлопнут в Азкабан за убийство в прошлом, а вместе с ним и родителей, и директора Дурмстранга за подкуп, коррупцию, сокрытие преступника и все прочее. Это приносило Риддлу определенное удовольствие — вот так вот держать у себя в кулаке человека, посмевшего касаться сестры. Ну и Лестрейндж, что стоял сейчас посередине комнаты и смотрел в пол, нервно сминая пальцами края своего серого школьного жилета. Наверное, из всех Рыцарей он был самым простодушным и ведомым, словно почти не вырос из того одиннадцатилетнего мальчика, который с неверием вещал, что прочитал о парселтанге в "Истории Хогвартса". Ошибкой Тома было доверять ему такой важности задание, ориентируясь на то, что парень лучше всех разбирался в снятии защитных чар, но что сделано, то сделано. — Расскажи, что было, Робертус, — ровно сказал Том, глядя виновнику прямо в лицо. — Я... — парень запнулся, сглотнул. Прочистил горло, все так же глядя в пол. — Как ты и велел, я отследил расписание Дамблдора, чтобы в нужный момент залезть к нему в офис... он вышел в пятницу, должен был пойти на лекцию к пятикурсникам, а потом обед... в общем, его не должно было быть как минимум пару часов еще... я провозился с одними только защитными чарами минут двадцать, чтобы не попасться. Проник внутрь, пошел сразу к столу, подумал, что сведения о Гриндевальде он далеко хранить не должен, раз уж так часто опять из школы отлучается. А там в одном из выдвижных ящиков было второе дно — я простукивал. И... по неосторожности не проверил его на наличие охранных чар или защиты... и, в общем, там сирена взвыла... я сразу же попытался сбежать, но меня прямо за дверью за руку поймала Мерритот... Том, я знаю, я облажался, но... — Облажался? — снова где-то из-за спины зашипела Гермиона, встав с дивана и сделав несколько шагов к Робертусу. Сказать, что Тому это не понравилось — ничего не сказать. Она не должна вести себя так при Рыцарях, будто его нет в комнате. Проеб Лестрейнджа, как и его наказание — дело Тома. — Гермиона, отойди... — Ты хоть знаешь, как ты подставил Тома? Теперь у нас ни единого шанса узнать хоть сколько-нибудь внутренней информации о Гриндевальде... — Гермиона, — громче и тверже сказал Риддл, хватаясь за девичий локоть, который сестра, совершенно потерявшая свои границы, бессознательно от себя оттолкнула. — Этот старый урод и так не сводит с него глаз, какого хрена ты наделал? Чему тебя в этом кабинете учили, Лестрейндж? Насколько нужно быть безмозглым ослом, чтобы не догадаться хотя бы наложить Дезиллюминационное... Том не выдерживал. Его начало потряхивать от ярости, которую в последнее время было все тяжелее контролировать. Как она смела отталкивать его при Рыцарях? Кем она вообще себя возомнила? Он снова схватился за ее локоть как раз в тот момент, когда сестра направила палочку на Лестрейнджа и рыкнула, мать его, "Круцио". Звук тяжело повалившегося на пол тела и мгновенно раздавшийся за ним животный крик заставил Тома вздрогнуть. Гребаная сука... — Останови проклятье, Гермиона, — прошипел Том, дергая сестру на себя. Она напряглась всем телом, сопротивляясь ему, но вперилась в его глаза собственными, в которых горела безумная, маньяческая злоба. Брат и сестра сверлили друг друга взглядами, и Том почувствовал поднимающуюся изнутри волну бешенства. — Он заслужил... — попыталась противостоять ему Гермиона, но он с силой встряхнул ее. — Это не твое, черт возьми, дело — что он заслужил, а что нет. Не бери на себя слишком много... — Иначе что? — вызывающе вздернула подбородок она, пока Лестрейндж продолжал извиваться по полу. — Я оторву тебе голову прямо сейчас, Гермиона, — процедил Том и быстро переместил руку с ее локтя к лицу, грубо обхватив пальцами ее челюсть. Он не отводил взгляда от ее глаз, но знал, что слизеринцы смотрят на них. Впервые кто-то осмелился поставить под сомнение его единоличное и полное лидерство. И кто? Собственная, мать ее, сестра. Ему казалось, что он сейчас действительно сможет свернуть ей шею. — Прекрати заклинание. Прямо сейчас. Брат и сестра напряженно смотрели друг на друга, не отводя взглядов, и это была битва — кто кого передавит? Магия вокруг начала концентрироваться и тихо клокотать, секунда за секундой, крики Лестрейнджа напрягали и заставляли Тома все сильнее сжимать пальцы на девичьем лице. Гермиона сдалась. Дернула запястьем и остановила пытку. Робертус затих, лишь тяжелое дыхание и тихое хныканье давали понять, что он все еще в сознании. — Все вон, и заберите его отсюда, — тихо сказал Том, так и глядя в карие безумные глаза. Рыцари ретировались ровно за десять секунд. Риддл был готов покляться, что Долохов смотрел на них с Гермионой до последнего, а потом тихо хихикнул и удалился в конце шеренги. Выблядок. Дверь закрылась с тихим щелчком, охранные чары встали на место. — Какого хрена, Том... — он не дал ей договорить и с силой тряхнул сестру, вдавливая пальцы так сильно, что на линии челюсти точно останутся синяки в форме его руки. — Это ты скажи мне, какого хрена, Гермиона? — медленно проговорил он, наступая на Гермиону, пока та отступала назад, к стене. Ему хотелось порвать ее, прижать ее лицо ботинком к полу и давить до тех пор, пока ее черепушка не расколется. — Ты кто такая? С чего ты решила, что у тебя здесь есть подобная власть? — Что ты... — Заткнись и не испытывай мое терпение, сестра, — Том сразу же прервал ее, продолжая идти на нее до тех пор, пока не представилась возможность хорошенько приложить ее макушкой о стену. — Это мои Рыцари, мои последователи, только я могу решать наказывать их или нет. Кем ты себя возомнила? — Человеком, который организовал эту кучу идиотов для тебя! Где бы ты был, не будь меня, а? — Гермиона осклабилась и дернула руку, впиваясь концом своего древка ему прямо в адамово яблоко. — Не забывайся, Том! Я не одна из твоих прихвостней и на месте прижарю тебя Авадой, если ты еще раз позволишь себе принижать мое значение... —Ты! — рявкнул Том, снова прикладывая ее затылком о камень. — Ты забрала мое имя, мою кровь и мое наследие и щеголяешь ими, словно они твои собственные, и только благодаря мне эти ублюдки тебя не сожрали с потрохами вместе с твоей грязной кровью, Гермиона! — О, простите, мой Лорд, и правда — моя грязная кровь не стоит твоего великого происхождения родом из конченых дикарей и невежественных магглов. И какая жалость, что ради твоего блага всю жизнь роптала только я, пока все твои невероятные предки срали тебе на голову... Том не понял, с какой силой ударил сестру, пока она не упала на пол, к его ногам, и не схватилась за щеку. Она сидела на коленях, абсолютно застывшая, а Том так и остался смотреть в стену перед собой, тяжело дыша. Гермиона не издавала ни звука, не ерзала и не тряслась, не всхлипывала. Перед глазами у него стояла красная пелена, перекрывающая все. Лестрейндж подвел. Теперь у них ни шанса на то, чтобы узнать что-то важное о ведущейся магической войне, а Дамблдор начнет подозревать его еще больше. Гермиона опустила его авторитет на глазах у Рыцарей и напомнила о том, кем был Том для своих... родственников. Дерьмовый день. — Уходи, — это было единственное, на что хватило Риддла, когда он опустил глаза и увидел, как Гермиона размазывает кровь по опухшим от удара губам.

***

Гермиона думала, что ей делать и как поступить, но полностью осознавала, что в этой ситуации победителем выйдет она. Том не знал, что она знает местонахождение Тайной Комнаты. А еще он не знал, что иногда во сне говорит на парселтанге. И не знал, какой дар ей преподнес, когда сделал ее своим крестражем. Потому что с некоторых пор Гермиона начала понимать, что там шипит брат во сне... Если Томми-Том решил поиграть во власть с ней, то его ждет неприятный сюрприз. Абраксас и Антонин уже ждали ее в том самом туалете. Василиск не тронет ее, грязнокровку, и более того — подчинится.

***

Всю неделю Том видел Гермиону только на приемах пищи за столом ее факультета в окружении девочек, которые думали, что сестра с ними дружит. Она больше не сидела с ним в библиотеке и в их кабинете, не говорила с ним, не появлялась на собраниях Рыцарей, не стонала под ним в каждом углу их кабинета, не текла для него в коридорах и на занятиях. Все было, как и год назад. Сначала он злился, давал распоряжения следить за ней, но после того, как Эйвери пришел в гостиную с синяком на пол лица, весь униженный, понял, что не поведется на прямую провокацию. Том решил, что ее отсутствие к лучшему, по крайней мере, сам он к ней точно не пойдет. Женщины отвлекали от цели, мешали, заставляли тратить свое время не на то. Конечно, Гермиона много для него сделала. Она обещала помогать ему, и благодаря ей он многого добился. Но Том не обещал делить с ней трон. Он ей вообще ничего не обещал, раз уж на то пошло. И ему не нравилось, что Гермиона пыталась втиснуться рядом с ним. Она его женщина, его помощница, сестра, хороший товарищ, но не ровня ему. Поэтому он решил плюнуть на нее. Придет — пусть приходит, но на его условиях. Не придет — Том сам разберется. С такими мыслями он закончил свой ужин, откладывая нож и вилку. У него было, о чем подумать. Например, о том, почему Малфой в последнее время такой отсутствующий, где пропадает и чем занимается.

***

Вечерние обходы были самой нелюбимой частью обязанностей старост. Сегодня была его очередь вместе со старостой Гриффиндора, с которой они условились разделиться для ускорения процесса и встретиться у Большого Зала после обхода. Староста девочек Рэйвенкло, по совместительству его сестра, уже две недели игнорировала его существование. Идиотка. Он не хотел признавать, что ему не хватало ее, но привычка быть честным с собой все портила. Он сам понимал, что конфронтации не избежать, ведь сестра этого так не оставит, мстительная мерзавка. Но как противостоять, когда в нем осталось лишь желание вернуть ее, а запал к ссоре потух? Том шагал по темным коридорам подземелий, не наколдовав Люмос. Так было эффективнее ловить ночных гуляк в углах, коих было достаточное количество, особенно в ночи с субботы на воскресенье. Обязанности свои он выполнял всегда блестяще, а иначе, где было бы уважение всего преподавательского состава? Ему ведь еще нужно занять место старосты школы в будущем году, нужно все делать, как следует, чтобы потом пожинать плоды своей старательности. В конце концов, его любили за острый ум, чрезмерное трудолюбие и идеальную работоспособность. Ну и за сладкую улыбку, конечно. О, а вот и первые голубки попались. Том приблизился к одной из дверей и вслушался. Сладкие девичьи стоны доносились до его ушей даже через стены. Невыносимые придурки. Как можно устраивать себе ночные рандеву без защитных заклинаний? Они с Гермионой не попадались ни разу. Том аккуратно приоткрыл дверь, собираясь выкрикнуть свое фирменное "минус пятьдесят очков с Гриффиндора", ведь только гриффиндорцы были настолько тупы, чтобы попасться, но вот незадача... Перед его глазами предстало два девичьих тела. Блондинка лежала грудью на парте с задранной до груди юбкой, а прямо перед ее раздвинутыми ногами сидела полностью одетая Гермиона Чейс, рвано скользящая пальцами по мокрым складкам Элли Боттомфилд. Та подмахивала бедрами и скулила в деревянную поверхность, выгибаясь в пояснице и выставляя задницу еще больше. Она почувствовала его присутствие сразу. Ну еще бы, частичка души в ней не могла не откликнуться своему хозяину. Повернув голову, Гермиона чуть опустила ресницы, глядя на брата снизу вверх, но ни на секунду не остановила руки. Лишь облизнула кончиком языка пересохшие губы. Маленькая дрянь знала, что он будет патрулировать здесь, специально все устроила. Он не собирался доставлять ей удовольствие наблюдать его позорный шок от открывшейся картины. Гермиона хочет играть — Том будет играть. Риддл оперся плечом о косяк двери и сложил руки на груди. — Какая незадача, — протянул он, глядя, как Элли выпрямляется и одергивает юбку. Ее лицо полностью покраснело, и она прикрыла рукой рот, в неверии глядя на старосту. — Вычитаю по пятьдесят очков с Рэйвенкло и Хаффлпаффа... — Мерлин, Том, ты... — начала лепетать дурочка, но заткнулась, как только Гермиона подняла в воздух узкую ладонь. — Все в порядке, Элли, — спокойно сказала она, не отрывая взгляда от брата. — Ты можешь идти, я тут разберусь. Не беспокойся об этом, ладно? — Ладно... — пискнула Боттомфилд и вылетела из кабинета на такой скорости, что полы мантии Тома встрепенулись от порыва воздуха. Он аккуратно прикрыл дверь и невербально набросал на кабинет защитные чары перед тем, как приблизиться к Гермионе. — Потянуло на девочек, сестра? — Гермионе пришлось поднять голову, чтобы не разорвать зрительный контакт. — Главное, чтобы тебя не потянуло на мальчиков, брат, — с издевкой пропела девчонка, запрыгивая на край парты. Ах, жаль, что разницу в росте она таким образом не покрыла. Том и сейчас мог бы подойти и положить подбородок на ее голову. — Это твоя очередная больная сексуальная фантазия? — Не знаю. Но, думаю, член сейчас у тебя стоит именно на эту мысль, Том, — Том цокнул. У него стоит только на Гермиону и ее глаза. — Неправильно, Гермиона. — А на что же тогда? — она вскинула брови в притворном удивлении и сжала колени, не подпуская его ближе. — На хаффлпаффку? О, нет, только не говори, что на ее раздвинутые ноги выставленный зад! — Почему же не говорить? Я до сих пор слышу ее запах, — Том взял миниатюрную руку и демонстративно облизал все еще сверкающую на пальцах смазку. Это было бы гораздо более волнующе для него, будь на этих пальчиках совсем другие соки. Карие глаза смотрели с насмешкой. Затем он насильно развел тонкие ноги, притянул Гермиону на самый край парты и встал меж бедер, утыкаясь в промежность пахом. Расставил руки по обе стороны от ее тела и наклонился, вдыхая аромат кожи. Как он мог жить без этого столько времени? — А вот твоего аромата я не слышу... — И не услышишь, мой Лорд, — ее пальцы ласково скользнули в черные волосы, чтобы секундой позже схватить их в кулак и отдалить от себя эту гениальную, но полную самолюбования голову. Она посмотрела в два черных омута, чтобы показать, что ей ничего не стоит не утонуть в них. — Меня возбуждают только равные мне. Не выше, не ниже. Том глубоко вдохнул. Ему нравилась эта игра, ладно. — Мне казалось, что мы все уже обсудили. Как видишь, без тебя Рыцари не загнулись, ты нам не нужна. У меня все под контролем, моя принцесса змей, — прошелестел он и подался чуть ближе, скользя кончиком носа по нежной коже ее щеки. — Принцесса змей? — в ее голосе послышалась насмешка. — Помнишь того ужика, который спас тебя, когда нам было по семь? Он назвал тебя так, когда ты поцеловала его в мордочку. — А знаешь, кого еще я могу поцеловать в мордочку, Том? — ее горячее дыхание касалось линии челюсти, на которой остался ее легкий поцелуй, и Гермиона снова отдалилась. — Василиска. Он отдернулся от нее. Веко начало нервно подрагивать. Она нашла Тайную Комнату? — Врешь... все уверены, что это легенда, это невозможно... — Никак нет! — весело прощебетала сестра, пожав плечами. — Я нашла комнату Салазара. Ты бы знал, где находится вход! Ухохочешься, честное слово, никогда бы не подумала. — Как? Где она? — возбуждение физическое смешалось с возбуждением умственным. Том пытался понять, лжет сестра или нет. — О, это я оставлю в секрете, Повелитель, — девчонка хищно облизнула губы, и Том уткнулся глазами во влагу ее слюны, сверкающую в тусклом свете комнаты. — Ты не могла ее открыть. — Если ты думаешь, что сделать из человека крестраж — значит просто поместить в него осколок души без последствий, то ты очень... — его лицо вытянулось от шока, пока пухлые губы шептали на змеином. Девичьи пальцы зацепились за пояс брюк и потянули на себя. — ...очень... — Том сжал челюсти, когда небольшая ладонь залезла в трусы и обхватила до сих пор твердый член. — ...очень ошибаешься. Говорить на парселтанге оказалось еще сексуальнее, чем слышать его. Василиск там, братик, огромный, опасный, ждет своего настоящего хозяина... Блядь. Блядьблядьблядь, она на полном серьезе говорит на парселтанге... Том с силой ворвался в ее сознание. Гермиона моментально подняла ментальные стены, в которые он стал биться, жестко и без промедлений, хотя всегда старался делать это аккуратно. Раз за разом он таранил барьер, краем уха улавливая болезненные всхлипы-стоны. Ей было физически больно от грубых попыток вторжения в голову. — Сдайся, Гермиона, — рука начала скользить вверх и вниз, сжимаясь все туже. — Поддайся, подчинись, покажи мне... — чем сильнее он долбился в защищенное сознание, тем более рваными были движения Гермионы. Том терял концентрацию, срываясь на глухие стоны. Сознание Гермионы кормило его картинками, похотливыми и искушающими. Том вколачивал ее испещренное разрывами и порезами тело в белые, запачканные багряным простыни. Она выкрикивала его титул и просила, просила еще, просила больше, подставляла ему свою задницу, сама насаживалась на член, стояла перед ним на коленях, вобрав плоть в рот до упора, его яйца бились об округлые ягодицы... Рука... — Дьявол, — прохрипел он, пока рука Гермионы терзала член. Она сжимала его настолько сильно, что было больно, беспорядочно и хаотично дрочила, терзая крайнюю плоть. Настолько тугая, быстрая и безумная стимуляция безвыходно подводила к скорому оргазму. — Гермиона... — Да, мой Повелитель? — сладко отозвалась сестра из глубин своего сознания, которое так и осталось непобежденным. Том вынырнул из ее головы и почти упал, уткнувшись лицом в пахнущую сладкими ягодами шею. Его ноги тряслись, он жался к девичьей вздымающейся груди, как беззащитный котенок. Каждая клеточка тела нагрелась и теперь, казалось, вибрировала, грозясь взорваться. А сестра обхватила свой кулак, сомкнутый на члене, второй ладонью и сжала плоть так сильно, что у него закатились глаза. Он чувствовал, как каждая венка на стволе болезненно разбухла под сумасшедшим давлением, смотрел вниз и видел, как головка, мелькающая в кулаке, стала почти фиолетовой. Блядь, это было так чертовски больно и так, так восхитительно — он ни разу не ощущал подобного. — Не останавливайся, Гермиона, еще, еще, еще, еще, — Том скулил и пытался удержаться на подгибающихся коленях, быстро и загнанно дыша в изгиб между плечом и шеей Гермионы. Видит Мерлин, он стоял из последних, непонятно откуда взятых сил. А сестра смеялась и стонала, и снова смеялась, смеялась над ним. Том мог поклясться, что лишь из-за одного этого факта из члена выделялось все больше смазки. А потом он почувствовал, как ее большой палец прижался к головке члена и начал тереться об уретру, иногда поскребывая его ногтем. — Да, да, да, мой Лорд, — сестра прислонилась к его уху губами и призывно стонала, хотя не прикасалась к себе. Она делала это специально, издавала самые похотливые стоны, как самая настоящая шлюха, доводила его до такой силы возбуждения, что пульсирующий член истекал предэякулятом, был весь мокрый, а сам Том полностью покрылся потом. В какой-то момент ощущений стало так много, что мир вокруг поплыл, а сам он весь трясся, еле-еле держался в сознании. — Гермиона... В голову ударил оргазм такой силы, что он на несколько секунд ослеп. Он загнанно стонал, жалобно и беспомощно. Сердце исходилось в приступе тахикардии, мокрые от пота ладони соскользнули с краев парты. Том осел на пол, задев щекой нежную щиколотку. Он в жизни так не кончал, после такого и сдохнуть можно. — О, ты уже у моих ног? — Том открыл глаза, чтобы увидеть, как змея сочно, со вкусом слизывает сперму со своих пальцев. — Вкусно. Хочешь попробовать? — она протянула ему мокрую руку и силой впихнула в рот пальцы, проходясь ими сначала по центру языка, а потом по щекам изнутри. Он почувствовал вкус ее слюны, смешанный с чем-то горьковато-солоноватым. Его собственная сперма. И сразу же Том, будто очнувшись, закусил оба пальца с такой силой, что к общему вкусу прибавилось железо. Гермиона зашипела и наставила на него палочку. — Сдайся, Том, — она скривилась и попыталась отдернуть руку, но Риддл не собирался ее отпускать. Не так просто. Он нащупал свою палочку и достал ее, так же направляя на Гермиону. — Поддайся, братик, подчинись мне, и я покажу тебе, где Комната... Том рыкнул и полоснул невербальным режущим по ее горлу, но попал ниже, меж ключиц. — Круцио! — два заклинания, вербальное и невербальное, выстрелили одновременно, и Том заскулил от боли, снова сжав зубы на пальцах. Его выкинуло куда-то вне этого мира, где существовали только агония и адская геенна. Гермиона вскрикнула и упала к нему, так же пораженная пыточным. Только вот Риддл не наслаждался этим пиздецом, как она, он сильнее, почти до хруста впивался резцами в пальцы и пил ее кровь, захлебывался ею, дергаясь на полу и пытаясь согнать с себя хоть толику этой боли. Они вдвоем рвали на себе кожу ногтями, пока Гермиона не прекратила пытку, а за ней палочку опустил и он сам. В ее глазах стояли слезы, и Том пораженно смотрел, как она начинает подползать к нему. Охровые радужки светились возбуждением, ее всепоглощающей, затягивающей похотью. Больная, больная, совсем сумасшедшая. — Признай меня равной, Том, и я дам тебе все, — прошептала она, залезая сверху на него. — Я покажу тебе скрипторий Салазара, покажу тебе твоего милого питомца, — Том ослабил хватку челюстью и Гермиона сразу же выдернула пальцы из его рта, впиваясь поцелуем в кроваво-красные губы. Он подхватил ее под ягодицы и опрокинул под себя, слыша, как кудрявый затылок глухо стукается о камень. Терзал ее вкусный, влажный рот, пачкаясь кровью грязной, как самая ушлая блядь в Лютном. Гермиона отвечала так же яростно и выгибалась под его телом, жалась, как кошка. Она хотела его признания, и она его добьется. Но, Мерлин, какой же он был вкусный, какая же она была мокрая только от одного его взгляда... Но и это ей не станет помехой. Она не желала быть принцессой змей, она собиралась стать их королевой. Невербальное Депульсо откинуло Тома от нее на несколько метров. Гермиона вскочила на ноги и сразу же начала швыряться самыми грязными заклинаниями, чередуя их с Круциатусом. Том отбивался и рычал от злости, был весь потный, запачканный пылью и кровью. И его член до сих пор топорщил брюки. Он безнадежен. Гермиона чуть не пропустила луч Орбиса из-за секундного осознания. Смех вырвался из нее, истеричный и громкий. Либо он скажет то, что она хотела услышать, либо они убьют здесь друг друга, ведь поддаваться, как в дуэльном клубе, она больше не собиралась. Ее задел луч Диффиндо, который прошелся по бедру и оставил глубокий порез. Верхняя часть тела и так была залита красным, теперь кровь потекла еще и по ногам, ставя ее в неудобное положение. Стараясь не двигаться слишком резко, она отбивалась и нападала. Том тоже двигался замедленно, ведь он не привык к пыткам, и тело его было не подготовлено. Чистый, неприкосновенный, сам пал от своего любимого заклинания, которое насылал на нее чаще, чем применял Левиосу. Зато сама Гермиона была настолько натренирована, что после самой адской пытки готова была встать, как ни в чем не бывало. Казалось, вековые стены сотрясались под напором их магии. В один момент два зеленых луча Авады столкнулись друг с другом и ударили в боковую стену кабинета. Всего лишь на одну секунду карий и черный взгляды скрестились, каждый дал себе мгновение, чтобы понять — смерть близко, и битва продолжилась. Осознание того, что они были готовы прикончить друг друга, сладчайшей патокой растекалось по сознанию. Но Гермиона наступала дальше со всей мощью, пока снова не попала в Тома истязающим. Она столько раз кончала под его действием, что теперь вид корчащегося и скулящего Тома приводил только в экстаз. О, Моргана, это было самое красивое зрелище в ее жизни. Ни разу Том не выглядел так прекрасно, невероятно, волшебно. Гермиона чарами вытянула белую тисовую палочку из слабеющей руки и выкинула ее куда-то в сторону, приваливаясь к стене и сползая по ней вниз. Рука сама поползла вниз и стянула белье в сторону, прикладываясь к клитору. Гермиона остановила пытку и дрочила себе, глядя на то, как ее любимый брат силился прийти в себя. Он попытался встать на трясущихся руках, но упал лицом в пол. Кажется, потянулся ладонью в сторону палочки, чтобы невербально призвать ее, но она ударила в кисть жалящим, ускоряя движение пальцами. Хрипло дышала и смотрела, как лицо Тома поворачивается к ней в полном изнеможении. Гермиона призывно раздвинула ноги, зная, что он смотрит именно туда. На покрытую смазкой и кровью с руки промежность. Она была ранена, порезы горели, заставляя ее выгибаться сильнее и выставлять грудь вперед, боль лишь подстегивала. Том пополз к ней. Из последних сил, но пополз. Приближался сантиметр за сантиметром, упал, когда она повторно пульнула жалящим, теперь уже по ногам. Зашипев от боли, он снова поднялся на одних руках и полз, полз к ней, как червь, пока не достиг ее ног. Гермиона тихо застонала и выпрямила колено, впечатывая подошву туфельки в его щеку. — Давай, Том, я же жду тебя... Признай, поддайся... И он придвинулся еще, не убирая стопу с лица и сгибая ее ногу, пока колено не прижалось к груди. Взялся ладонью за раненное бедро, сжав ногтями место пореза. Гермиона застонала еще громче, когда он притянул ее к себе и залез головой под юбку, засасывая в рот раскрытый для него клитор вместе с пальцами. Вот оно. Он никогда этого не делал. Наслушавшись идиотских разговоров парней говорил, что это не "мужское дело", когда она обижалась на отсутствие ответных ласк ртом. Признание. Он признает ее равной себе. Горячий язык прошелся от влагалища до самой вершины, и Гермиона убрала руку, вцепляясь ею в мягкие черные волосы, сейчас влажные от пота. Прижала поближе к себе и подалась бедрами вперед, пытаясь потереться о его губы промежностью. Том взялся за обе ляжки руками и самозабвенно вылизывал ее, время от времени прикусывая покрасневшие складочки. Всасывал их в рот, терся о них губами, дразнил кончиком языка самое чувствительное место, и Гермиона растворялась в наслаждении и осознании собственной победы. Потянув его за волосы, она оторвала его лицо от средоточия удовольствия. Вытянула его наверх и сладко поцеловала, слизывая собственные соки с губ, подбородка и языка. Несколькими неловкими движениями расстегнула его ремень и ширинку и подалась бедрами вперед, ближе к нему. Всегда только ближе к нему, всегда туда, где он. Но все равно сама по себе. Том сел на колени, схватился руками за ягодицы Гермионы, пока она стягивала вниз его брюки вместе с бельем, и вошел в ее влагалище членом, именно в эту секунду полностью осознав, что в ней — его место, и он волен тонуть в импульсах, сотрясающих стенки ее влагалища. Том должен был сдаться ей. Она сделала его, замучила, запытала, а потом стала дрочить на его поражение и вид его обессиленного тела. Она терзала его член, пока он долбился в ее голову, кончала от Круцио, требовала от него признания, места, равного его собственному. Извивалась под ним, текла, как сука, а потом шла и брала все в свои хрупкие ручки, держала его на плаву, когда сама барахталась в волнах собственного безумия. Гермиона — психически больная, неуравновешенная и жестокая дрянь без каких-либо моральных ориентиров. Том в сотый раз задавался вопросом: может быть, она действительно его сестра? Может быть, она его потерянный близнец, просто ее имя затерялось в этих гребаных архивах? Нет, Гермиона нечто гораздо большее и лучшее. Она — осколок его души. И если бы она не была такой сумасшедшей еще до того, как стала его собственностью, Том подумал бы, что именно его часть так очернила ее. Но она с детства была совершенно беспросветно больной. Эта девчонка вызывала у него желание забить ее до смерти, а потом затрахать бездыханное тело. — Ты моя, — шепнул Том ей в рот, в ответ получив хныкающий, но согласный стон, от которого что-то в районе солнечного сплетения сжалось. Он двигался внутри Гермионы непривычно медленно, давал ощутить свое поклонение ей, свое благоговение. Целовал глубоко, неторопливо, смакуя, и пытался без слов дать понять, что и он теперь принадлежит ей, потому что вслух такое сказать бы никогда не смог. Ее глаза смотрели прямо в его собственные, пока он с влажными из-за крови звуками оглаживал ее бедра. Том сдался ей. В конце концов, какая еще женщина смогла бы быть с ним рука об руку, если не такая? А таких, как Гермиона, не было, нет и никогда не будет. Они пришли к компромиссу.

***

— Откройся, — прошипела Гермиона, стоя перед раковинами в туалете для девочек на втором этаже. Она взглянула на Тома, который даже не думал, что есть смысл искать Тайную Комнату, а уж тем более, что в школе притаился василиск. Тот обескураженно смотрел, как раковины с шумом раздвигаются, и наверняка думал, что это все бред, что его великий предок никак не мог сделать вход в чертовом девчачьем туалете. — Прыгай за мной, — подначила его Гермиона, стараясь не рассмеяться в голос над его выражением лица, и сделала шаг в темноту, пролетая в глубину тоннеля. В первый раз, когда она приходила сюда с Долоховым и Малфоем, мальчишки чуть ноги не откинули от тревоги и страха. Приземлившись на груды костей под заклинанием амортизации, Гермиона встала, оттряхнулась и начала ждать. Прошла минута, перед тем как она услышала, что Томми, наконец, прыгнул за ней. Чейс аккуратно подловила его чарами, не давая упасть, и дала несколько секунд оглядеться вокруг. — Ты уже спускалась сюда? — тихо спросил он, и рука его немного дрожала. От возбуждения и предвкушения, осознания, куда попал. Гермиона переплела их пальцы и потянула брата дальше, ко внутренним вратам Комнаты. — Да, я же говорила тебе, что он тебя ждет, — ответила Гермиона шепотом. — И как он тебе? — Увидишь сам. Я не осматривала его полностью, осколка твоей души не хватит, чтобы не окаменеть при виде его глаз. Это можешь сделать только ты, — они оставили последнюю ступеньку позади и прошли к огромным круглым вратам, на которых были выкованы семь змей, исходящих из одного места, но двигающихся в разные стороны. — Откроете сами, мой Лорд? — она повернулась к Тому и подошла вплотную к нему, потеревшись носом о его плечо. Наконец-то она добилась своего, завоевала место равной, а настоящий хозяин Комнаты, наследник величайшего из волшебников, овладеет тем, что принадлежит ему по праву. Что бы Гермиона ни наговорила Тому в момент ссоры о его происхождении, у нее подкашивались колени от осознания того, что ее брат — кровь от крови Слизерина. Самый исключительный из всех, самый особенный, самый невероятный. — Откройся, — и он становился в ее глазах только горячее, когда говорил на парселтанге. В последний раз вдохнув запах Тома, Гермиона отошла, и они вместе прошли в Тайную Комнату. Прямо перед статуей Салазара лежал василиск, занимающий добрую половину пространства. Брат на несколько секунд остановился, видимо, не веря своим глазам, а потом потащил Гермиону вперед, быстро пересекая пространство Комнаты. Василиск поднял голову, а Гермиона опустила глаза на его туловище, не позволяя себе смотреть на морду. Том отпустил руку Гермионы. Его сердце билось, как бешеное, горело огнем. Вот он — Ужас Слизерина, его собственность, его, потомка Салазара. Змей медленно начал приближаться, издавая шипящие звуки, смешанные со звуками трения его огромного туловища с каменным полом. Он был действительно гигантский, гораздо больше, чем мог вообразить Том. Покрытый жесткой темно-зеленой чешуей, с острыми клыками и желтовато-янтарными яркими глазами. Он вздрогнул, когда сестра уверенно прошла вперед прямо к василиску. — Великий Змей, — удивительно, как парселтанг мог нежно звучать из ее уст. Худая девичья рука потянулась к василиску, а тот, к шоку Тома, прильнул к ладони Гермионы носом и довольно зашипел: — Это он, принцесса? — брови Риддла взметнулись вверх, когда он услышал это обращение. Он тут третий лишний или как? — Да, это твой хозяин, — василиск повернул морду к Тому, приблизил ее к его телу и высунул на долю секунды развдвоенный язык. Он слепой, Риддл это понял, и с помощью языка получал информацию. Все это продлилось несколько секунд. — Добро пожаловать, повелитель, я долго тебя ждал, — зашипел змей и отдалился, опуская огромную морду к полу. Гермиона, стоявшая рядом с василиском, села на одно колено и опустила голову, признавая его, Тома Риддла. — Мой Лорд, — тихо прошипела она. И Великий Змей, и Гермиона кланялись ему. Именно тогда Том понял суть истинного и абсолютного обладания. Он заслуживал это по праву рождения. Василиск и Гермиона Чейс — одни из самых опасных существ на земле, он уверен. И оба на его стороне. Следующие пару часов прошли за изучением Тайной Комнаты. Гермиона ушла в один из тоннелей, чтобы исследовать их все, а Том в это время разговаривал с василиском о том, что все-таки произошло между Годриком и Салазаром. — Хозяин видел опасность в магглах, — прошипел змей. — В те времена они безжалостно жгли всех подряд, кто хоть как-то был связан с магией. Годрик был превеликим глупцом, не стал поддерживать хозяина в его мнении. Изменилось ли что-то, наследник? — Многое, — ответил Том. — Сейчас между миром волшебным и маггловским установлены серьезные ограничения, но и это не помогло чертовым магглам обрести покой, — его слова были похожи на плевок. — Они воюют между собой второй раз за полвека, рушат свой мир, и неизвестно, когда приступят к нашему. Я намерен остановить все это. — Правильное решение, наследник. Кто, если не потомок Салазара способен положить конец людским порокам и защитить волшебную кровь от грязных рук магглов? Том кивнул. То ли фамильяру, то ли сам себе. Теперь он был точно уверен в том, что делать. В конце концов, у него есть вечность для того, чтобы остановить весь этот беспредел. — Почему ты называешь ее принцессой, Великий Змей? — ему было действительно интересно. Вряд ли тот ужик мог быть случайно через пару рукопожатий знаком с василиском Слизерина. — А разве ты сам не знаешь? — положив голову на собственный хвост лениво прошипел змей. — Она была рождена для тебя, наследник. Она тебя уничтожит, она тебя и спасет. — Уничтожит? — встрепенулся Том, уставившись в желтый глаз с вертикальным зрачком. Змей издал какой-то странный звук, похожий на шипящий смех. — Не страшись своей участи, лорд. Она приведет тебя к истинному величию, о каком ты не мечтал, но перед этим низвергнет в пучины Ада. Прими судьбу и доверься звездам.

***

Мертвое тело Миртл Уоррен бревном валялось перед Гермионой и Томом. Очередная ошибка. Том приказал василиску вывести их из туннеля на своем теле, а девчонка неудачно попалась под руку. Еще одна смерть на руках Тома. — Что будем делать? — бесстрастно подала голос Гермиона, не глядя на брата, и скрестила руки на груди. Она на всякий случай носком туфельки подопнула тело девчонки, чтобы убедиться, что та действительно умерла. — Как эта идиотка вообще тут оказалась, Мерлин... Столько проблем теперь разгребать. Том снял кольцо Гонтов с безымянного пальца и положил его на кафельный пол. Гермиона поняла сразу — еще один осколок. — Ты уверен, братик? — с сомнением протянула она и скептично осмотрела худое тельце и глупые черные хвостики. Треснувшие от падения очки были на кончике носа. Какое дерьмо. Если бы они оказались надвинуты на нос нормально, то девчонка просто окаменела бы, встретив взгляд змея через стекло линз. Тупая, просто идиотская смерть. — Абсолютно, — Том уже делал продольный разрез на предплечье девчонки, вытягивая из него кровь и вырисовывая знакомую пентаграмму. — У меня уже есть одна мысль. Гермиона села на край одной из раковин и вздохнула, наблюдая за ритуалом. Если брат что-то делает, значит, он уже продумал все от и до. С остальным они как-нибудь разберутся.

***

В причастность полувеликана к убийству грязнокровки поверили абсолютно все. Кроме проклятого Альбуса Дамблдора. Гермиона наточила зуб на профессора трансфигурации. Каждый, кто однажды перешел ей или брату дорогу, рано или поздно встретит карму, сотворенную руками Гермионы Чейс.