Девятый Вал. Часть 1. Завоеватель

– Дай мне победу!

– В о з ь м и… с а м.

– И силы к рассвету!

– В о т и х – д а м.

– Веди меня к свету!

– П о с т р о й х р а м.

Я ж д у т е б я т а м.

К утру, клянусь, так и было:

Росла во мне сила,

И ни к кому не знал я пощады,

И он всё прощал мне

Зверства.

Ему плевать на рыданья:

Чем больше страданья,

Тем выше храм.

(с) Plamenev – "Ночь Перед Боем"

Гроза меж ними разразилась последним днём, на закате, когда уже пропели рожки, призывающие гребцов отойти ко сну. В плавании Станнис употреблял на ужин то же, что и солдаты на борту, – отварную рыбу и сухари из чёрного хлеба. Ренли считал отсутствие приправ – перца, мускатного ореха, гвоздики, имбиря, – преступлением и периодически посещал чужие корабли в надежде на более роскошное застолье. На второй день, к примеру, когда "Ярость" бросила якорь близ Тартского пролива, он славно отужинал в обществе Дейла и Алларда Сивортов. Братья потчевали его запечённым крабом и наперебой рассказывали морские байки, радуясь именитому гостю. Но последнюю трапезу Ренли желал разделить с братом. – Теперь мне ясно, почему у тебя рёбра торчат, – молвил он, наблюдая, как насыщается Станнис. Тот разделал ножом морского окуня, избавил его от косточек-иголочек, тщательно прожевал кусок, сделал глоток воды. Каждое его действие носило обстоятельный, завершённый характер. – Почему? – Эта твоя рыбина совершенно безвкусная, горе луковое. – Напротив, – возразил Станнис. – Специи убивают вкус. – Как это? – не понял Ренли. – Ты ведь даже не любишь рыбу. – Это неважно. Не время чваниться, – бесстрастно ответил король; он желал поговорить о другом: – Прошлой ночью, глядя на огонь в жаровне, я кое-что увидел в пламени. Ренли вопросительно изогнул бровь. – Я видел короля с огненной короной на голове, и он горел… горел. Собственная корона пожирала его плоть и обращала в пепел. Я не нуждаюсь в Мелисандре, чтобы истолковать это знамение. – Взгляни-ка на меня, – помолчав, попросил Ренли. – М? – Станнис поднял глаза, вобравшие свирепость грозы и глубину морской пучины. Ренли, стыдно признаться, мечтал о них перед сном. Он откашлялся и присмотрелся к бледным, плотно сжатым губам брата: – Салла рассказывал про колдунов, кажется, из Кварта. Они травятся зельями, от которых синеют губы, и к ним тоже приходят всякие видения. Станнис прожёг его обиженным взглядом. – Ты мне не веришь, – оскорбился он. – Я тебе верю. Я не верю красной ведьме, есть разница, – Ренли очистил своё блюдо от остатков масла чёрствым ломтём ржаного хлеба. – Алестер Флорент, например, видел в огне танцующих женщин – прекрасных дев в платьях жёлтого шёлка, – и полагает, что это одна из картин, которые будут ждать нас в покорённом городе. Разве такие пляски в твоём духе? – Нет. Возможно, он ошибся, но лорд Флорент преданно следует за мной. – Лорд Флорент подобострастный, а не преданный, – Ренли вытер руки отрезом материи: он терпеть не мог липкости и грязи. – Позволь мне повести "Лорда Стеффона" в бой вместо него, Станнис. Я тебя не подведу. Брат оставил галею, названную в честь отца, за Алестером. Брайс Карон, благодаря стараниям десницы, удостоился чести править "Морским оленем", так что у Ренли и мысли не возникло, что король может отказать ему в новой просьбе. Согласно своему положению, он имел право командовать галеей в двести вёсел, не меньше. Даже если их затея обречена на провал, доблестное участие в сражении принесёт честь и славу, и он не мог упустить шанс. Но Станнис, хмуро воззрившись на него, покачал головой: – Нет. Мы уже обсуждали это. Ты нужен мне здесь. Ренли подавился водой, поставил кубок на стол и подумал, что ослышался. Ради чего он так прилежен, если брат не готов доверить ему всего один корабль из своей многочисленной флотилии? Или эти лодки с вёслами и парусами настолько дороги Станнису, что он не желает сделать Ренли маленькое одолжение? Зачем он вообще тратил время на объяснение теории морского боя, если не планировал дать наследнику возможность проявить себя? Зачем учил отличать пузатые каракки от плоских рыбацких баркасов, ставить паруса, швартоваться? – Если тебе жалко "Лорда Стеффона", я могу взять галею на сто вёсел. Скажем, "Весёлого лорда" или "Чёрную честь", – уступил Ренли, выжав улыбку. – Я же сказал, нет. – Ты шутишь? Нет, ты не шутишь. Ты никогда не шутишь, – вскипел Ренли. – Почему, Станнис? Ты хочешь, чтобы я грелся под твоим крылышком, в то время как другие сражаются? Никто не станет принимать меня всерьёз, пока я не докажу, что стою хоть что-то! – расслышав отчаянные нотки в собственном голосе, он бросил вилку на стол. – Разве ты не понимаешь? – Это ты не понимаешь, – жёстко произнёс Станнис. – Ты рассуждаешь как мальчишка, но ты не воевал ни дня. Война – это кровь, увечья и смерть; в ней нет ни капли романтики. Все доблестные песни о вечной славе и влюблённых девицах, которые ты слышал, бессовестно лгут, чтобы зелёные юнцы вроде тебя охотно хватались за оружие. – Как будто ты что-то понимаешь в романтике, – снисходительно бросил Ренли. – Да у нас кораблей вчетверо больше, чем у Джоффри. – Счёт тебе даётся. А сколько военных успехов ты можешь записать себе в заслуги? – раздражённо спросил король. – Количество не всегда играет решающую роль. Неужели ты так и не удосужился усвоить эту простую истину? Ренли обиженно нахмурился, и король припечатал: – Вопрос закрыт. Ты нужен мне здесь, Ренли. – Зачем? Держать твой щит или подносить полотенце? Станнис, желая ответить, запнулся, но Ренли не заметил этой странности в пылу разгорающейся ссоры. – Твой драгоценный Робб Старк ведёт войну и командует войском, а ведь он не старше Лораса! – Не имеет значения. Лорд Старк доказал пригодность в сражении. В отличие от тебя. Да ты и сам мог убедиться. Это был удар под дых. Неужели то унизительное поражение в Штормовых землях перечеркнёт все возможные будущие заслуги Ренли? Одна-единственная ошибка, всего одно проигранное сражение доказывает его полную несостоятельность? – Это несправедливо! – он взвыл. – Ты всегда винил Роберта в том, что он всюду таскал за собой Неда Старка, не оказывая этой чести тебе. А сейчас сам поступаешь так же? Сдаётся мне, что Роберт поступил правильно, выбрав братом его, а не тебя! – Прекрати! – хлопнув ладонью по столу, Станнис стремительно поднялся на ноги, вытянулся во весь свой немалый рост. Колкие слова Ренли попали в цель. Он тоже вскочил из-за стола, чтобы сравняться; его складной табурет рухнул на пол. – Я понял. Ты в отместку не даёшь мне места в своём войске. Тебя никто не любит, и никто не желает признать тебя королём, от Дорна и до Стены. Даже младенцы во чреве матерей и старики, испускающие последний вздох, – и те предпочли бы кого-нибудь получше, – сердце колотилось, как на турнире. – Тебе обидно, что Штормовые лорды последовали за мной и лорды Простора – тоже. Да ты мне просто завидуешь! – Завидую? – Станнис грубо, презрительно рассмеялся, но и он был задет, – Ренли видел это по глазам, в тёмном омуте которых плескалась обида. – Твои лорды перебежали под мои знамёна, поджав хвосты, стоило им только убедиться в твоей никчёмности. – Если бы ты позволил мне взять "Лорда Стеффона", я бы доказал тебе!.. – Доказал что? – резко перебил Станнис. – Ты поэтому за мной хвостом ходишь? Надеешься на всеобщее признание? Зерно истины крылось в его словах, но не более того. Ренли захотел убедить Станниса в обратном, но ведь тот своими руками разорвал их короткую порочную связь. "Ты мне нравишься. Мне нравится делить с тобой ложе, беседовать, дурачиться и сражаться, – мог бы сказать Ренли, но признание застряло в глотке, не желая обретать форму. – Я до сих пор не верю, что ты желаешь меня, как мужчину. Это заманчиво и порочно; это самый упоительный дурман во плоти. Я жажду познать тебя целиком и до смерти боюсь, что ты отвернёшься от меня окончательно". Сомнения и стыд обрекали Ренли на болезненную уязвимость. Он и так открылся Станнису сильнее, чем следовало, а Станнис не сделал того же в ответ. "Что бы ты ни вообразил себе, между нами ничего нет и быть не может", – постановил брат, и выразился он предельно ясно. Ренли только и мог, что покачать головой, не решаясь открыть правду. Он мог взять назад хотя бы свои обидные слова, но не сделал и этого. Станнис, выждав, разочарованно выдохнул. Ренли обеими руками взъерошил себе волосы, недоумевая, куда испарился запал. – С последней луны я переменил мнение о тебе, но теперь ясно вижу, что ошибся, – холодно произнёс брат, и у Ренли внутри что-то съёжилось. – Ты отравляешь разум, а твой блеск слепит глаза, мешая разглядеть суть. На деле же ты всего лишь испорченный, избалованный мальчишка. "Лорд Стеффон" останется за Алестером Флорентом, и это моё последнее слово. Краска бросилась Ренли в лицо. "Испорченный, – эхом отозвалось в ушах. Что Станнис имеет в виду?.. – Подстилка для тебя, да?" От унижения его замутило. – Довольно споров, Ренли. Завтра ты будешь здесь, рядом со мной, и хватит об этом. Пальцы правой руки Станниса дрогнули в спазме, будто искали рукоять меча. Ренли не помнил за ним этой привычки, а брат, перехватив его взгляд, стиснул пальцы в кулак. – Как пожелаете, ваше величество, – ядовито отозвался десница, отмирая, и отвесил королю издевательский поклон. Развернувшись, Ренли с силой толкнул дверь и вылетел в синие сумерки, навстречу лёгкому туману, который каплями росы оседал на одежде и волосах. Ренли нырнул в него, точно в воду. Бриенна, караулившая на юте, бросилась за ним. Несмотря на промозглую сырость, ведьма в красных шелках коротала время неподалёку, с фонарём в руках, где за толстым мутным стеклом ярко горела свеча. Подслушивает, что ли? Нет, Бриенна этого не допустила бы. Гребцы уже устроились на ночлег, кто как сумел, – на палубе, закутавшись в плащ, или на банках, но Ренли обнаружил поблизости матросов, сматывающих снасти в кольца. – Спустите трап на борт "Морского оленя"! – обратился он к ним, и моряки перебросили на борт соседней галеи дощатую дорожку с поперечными рейками. Ренли ловко перебрался на ту сторону, желая залить обиду вином в компании ближайших друзей, и подал руку Бриенне. Добравшись до каюты Брайса, он забарабанил в дверь, и тот вскоре показался на пороге, приглаживая спутанные волосы. Вихры у Брайса Оранжевого рыжие, но не багряные, как у ведьмы, а бронзовые, и весело искрятся в свете фонаря. Расстёгнутый дублет болтался на плечах. – И тебе доброй ночи, Ренли. Что случилось? – Брайс присмотрелся к сюзерену. – Мне нужно выпить, – пояснил тот. – Вы поссорились? – Не спрашивай. Его величество – упрямый ишак в человечьем обличье. Бьюсь об заклад, когда потомки дадут ему прозвище, это будет что-то наподобие "Станнис Сварливый". – Знаешь, что я думаю? – Брайс почесал щетину на подбородке. – Что? – Что вы лаетесь как старые супруги. – Иди ты к снаркам! – Ренли отчаянно покраснел и понадеялся, что в сумерках это не слишком заметно. – Лучше принеси вина. Немного погодя он влез на ванты, с мехом в руках, и устроился там, возвысившись над палубой на несколько футов. Отсюда открывался обзор на корму "Ярости", хотя её борта поднимались выше, чем борта "Морского оленя". Долго ждать не пришлось. Ступив наружу, Станнис безошибочно повернул голову и, заприметив нахохлившегося наследника в гостях у соседей, нахмурился. Ренли различал угрюмые черты в бледно-жёлтом, рассеянном сиянии фонаря, даже сквозь расстояние и холодную, мокрую дымку тумана. Станнис резким жестом провёл ребром ладони у горла. – Что это значит? – поинтересовался Брайс, поднимаясь по тросам к другу. – Хочет, чтобы я прекратил пить, – перевёл Ренли и, назло королю, демонстративно поднёс горлышко к губам, чтобы сделать большой глоток. Станнис отвернулся в очевидном бешенстве, но отношения выяснять не спешил. Вместо этого он подцепил за локоть Мелисандру и увлёк в свою каюту. Ренли задохнулся возмущением; в груди заклокотала ревность вперемешку с горькой обидой. Да что он себе позволяет? А она?! Разве она имеет больше прав на Станниса, чем Ренли? Дверь королевской каюты снова хлопнула: Станнис выслал оттуда Брайена Фарринга. – Да пропади всё пропадом! Нет, ты это видел?! – Ты о чём? – Он поволок ведьму в свою постель! Он с ней спит! – Ну и что? Пускай себе спит, она красивая, – откровение Ренли не произвело на Брайса особого впечатления. – Готов поспорить, она горяча в постели. Тебе-то что за беда? "Он сделал это нарочно. Хочет, чтобы я злился. Проклятье! Я хотел всего-то малость поразвлечься. Как так вышло, что я попался в собственные силки?" Давос упоминал, что Мелисандра прибыла на Драконий Камень несколько лет назад. Неужели Станнис навещал её ложе всё это время? Кому известно, что происходит на отдалённом Драконьем Камне? Но Станнис стал Ренли братом прежде, чем повстречал красную ведьму, и родная кровь должна значить больше, чем что бы то ни было. – Станнис женат, – нашёлся Ренли. – А как же честь и брачный долг? Куда катится мир, если Станнис Баратеон делит постель с потаскухой? Если Флоренты прознают, то взбесятся, зуб даю! – Разве что от ревности. Алестер Флорент и сам на неё заглядывается, – Брайс дёрнул Ренли за локоть. – Полюбовался? Слезай, пока не простыл. Неохотно подчинившись, Ренли не мог избавиться от желания занять место Мелисандры. Чтобы Станнис цепко сжал его локоть и увёл в сумрак каюты, пахнущей деревом, сыростью, старой кожей и свечным воском. Туда, во влажное чрево деревянного дракона, захлопнув дверь и отрезав путь к бегству. Хотелось потерять равновесие от толчка, налететь спиной на стену, выпустив воздух из лёгких. Хотелось, чтобы рот запечатали в страстном поцелуе чужие губы, разделить на двоих дыхание и быстрые, со сбитым ритмом, удары сердца. Забыть ненадолго о тревогах, растворившись в чужих объятиях. Сколько раз Ренли мечтал об этом за последние дни? Что Станнис делает с ней сейчас, в этот самый миг? Полез под юбку, запустил пальцы во влажную розовую мякоть, тискает пышные груди? Ренли не мог похвастаться ни тем, ни другим, и на мгновение ощутил себя неполноценным. Никчёмный, испорченный, надоедливый младший братец. Обида душила, сжимая горло. Неужели форма важнее содержания? "Поверить не могу. Станнис… Станнис бросил меня", – свербело в груди. Лишь увидев брата с красной ведьмой, Ренли вконец уверился, что на мысе Дюррана тот говорил совершенно серьёзно. Разве не должно быть наоборот? Ренли ещё никогда не оставляли подобным образом. Даже Лорас со своей поддельной ссорой не нанёс ему такой глубокой обиды. Лорас, хотя бы, – красавец и умница, а Станнис – упрямец и грубиян, пускай и коронованный. Но заново рождённое уважение и хрупкая привязанность не давали возможности попросту пренебречь старшим братом. – Меня сейчас вырвет. – Тебе дурно? Нет, погоди, с тебя хватит на сегодня выпивки. Завтра будем праздновать, – трудно сказать, кого из них двоих пытался подбодрить лорд Ночной Песни. – Она не доведёт его до добра, попомни мои слова, – Ренли спрыгнул на палубу. – Но знаешь что? Ты прав, с меня хватит. Меня это не касается. Брат сделал выбор. Так бывает, постарался утешить себя Ренли. Нужно последовать совету Станниса и выбросить всё, что случилось между ними, из головы. Никакого горя в этом нет: они и раньше никогда не ладили. Отчего же ему тогда так тошно? Ренли с размаху врезал кулаком по мокрой деревянной обшивке корабельной надстройки, и костяшки прострелило болью до самого локтя. Капли разлетелись брызгами. Роберт крушил всё вокруг, когда пребывал в ярости, но его способ справляться с бурей на душе не принёс Ренли облегчения. – Лорд Ренли! – Бриенна, ахнув, схватила его за руку, осмотрела кисть. У него не нашлось сил сопротивляться её назойливой заботе. Брайс озабоченно тёр подбородок, но молчал, и Ренли мысленно поблагодарил приятеля за то, что не лезет со своими неудобными вопросами. С него хватило и склоки с его величеством. Не хотелось ни спорить, ни искать себе оправданий. – Забудь о них, милорд, – посоветовал Брайс, забирая мех. – Пора на боковую. Утро вечера мудренее. – Ренли дерзит мне и ведёт себя как капризное дитя, – с порога заявил Станнис. – Как я могу положиться на него? Как я могу быть уверен, что он всё сделает правильно? "И как, ради Владыки Света, я могу надеяться, что он не погибнет по собственной глупости? А что если Ренли прав, и я, поверив толкованиям Мелисандры, посылаю его на верную смерть?" Оруженосец стелил ему постель. – Брайен, сегодня переночуешь на камбузе, – раздражённо велел король. – Зайдёшь ко мне вместе с Деваном, как солнце встанет. Тогда же приведёте ко мне лорда Ренли – силой, если потребуется. Мальчишка вернул на место опрокинутый табурет и испарился. Не дав жрице и рта раскрыть, Станнис заявил со скрежетом: – Я ставлю на карту всё, чем владею, но ты утверждаешь, что решающую роль сыграет мой несмышлёный братец. Выходит, от его прихоти зависит великое множество жизней и, более того, – судьба всего Вестероса. Выбирая путь короля, Станнис обрекал на кровавую борьбу себя, родных и подданных, и для каждого из них исход непредсказуем. Главным образом вина лежит на самозванце Джоффри и его матери, предавшей корону, но груз ответственности не стал легче. Мелисандра неслышно притворила дверь. – Перед вами стоит куда более великая задача, милорд, и я говорю вовсе не о Железном Троне, – она оставила фонарь на столе и всмотрелась в отблески огня на стекле. – Вы легендарный герой, воин огня. Одержав победу над Великим Иным, вы даруете нам лето, которому не будет конца, и сама смерть склонит перед вами колено. Все, кто сражался на вашей стороне и погиб, возродятся. Так гласит пророчество. – "Возродятся", – презрительно фыркнул Станнис; он опустился на скамью, вытянутую вдоль стены, и наклонился, чтобы разуться. – Возможно ли это? – Рглор – источник добра, и он дарует жизнь, тогда как Великий Иной её забирает, – опустившись перед ним на колени, Мелисандра по очереди стянула высокие сапоги с его ног. – Мне доводилось слышать о чудесных силах, которыми обладают избранные из красных жрецов. Чтение истины в огне, исцеление от ран и даже воскрешение мёртвых. Станнис потёр шишку на колене, где Ренли ненароком задел его деревянным мечом. Урок на будущее: не выходить на тренировку без наколенников. Младший брат становился проворнее с каждым днём, и сил ему не занимать. Несмотря на ноющую боль, Станнис сообщил ему, что ушиб незначительный, и остаток дня скрывал от Ренли лёгкую хромоту. – Я бы не отказался от чудесного исцеления, женщина, – проворчал он. Мелисандра сняла с него носки, накрыла колено ладонью; даже сквозь плотную ткань брюк Станнис ощутил лихорадочный жар её тела. Вырез её платья оказался перед его взором; в ложбинку меж грудей соскользнула капля пота. – Терпение, ваше величество. Боль скоро утихнет. Мелисандра плавно выпрямилась; пышные оборки её платья колыхнулись. Её руки заскользили по колету Станниса, расстёгивая крючки. Он же погрузился в мысли о брате. "Он держался меня только ради покровительства, ведь он всегда ищет выгоды. Нужно быть круглым дураком, чтобы рассчитывать на нечто большее", – предательские мысли ледяными иглами впивались в сердце. Лицо Станниса исказила болезненная гримаса, и он отвернулся в тень, вдыхая сырой воздух сквозь стиснутые зубы. Как будто Ренли мог разглядеть в нём что-то особенное. Ренли, который питает склонность к праздному веселью, правам без обязательств и исключительно красивым, сверкающим безделицам. "Я не всегда говорю то, что думаю, – он ведь и сам признавал своё притворство. – Ты хотел услышать эти слова, и произнести их совсем нетрудно". А что же ржавый шлем с черникой до краёв, трогательно-нескладные четверостишья на клочке бумаги и обещание танцующих звёзд на острове Сапфиров? Неужели всё это было ложью? "Ты был рядом, сколько я себя помню". "Я позабочусь о тебе, мой король". "Золотой мой, это не лечится". "Неужели тебе ничего не хочется со мной сделать?" "Я-то думал, тебе нравится быть со мной". "Могу ли я поцеловать тебя?" "Тише, моё море. Ты же не хочешь, чтобы нас услышали?" "Может, мне следовало сказать им, что я хочу побыть наедине с тобой?" "Соглашайся, Станнис". "Не отпущу. Спи". Станнис хранил в памяти обрывки фраз, – пускай и не признания в любви, но разве эти слова совсем ничего не значат? Разве может лгать румянец на щеках или нетерпеливо-ласковые руки? Возбуждение Ренли уж точно подделать не мог. Станнису захотелось сию минуту перелететь через борт, по штормовому трапу, нагнать Ренли на борту "Морского оленя", встряхнуть за шкирку. Послать к снаркам все убеждения и впиться в его рот грубым поцелуем. Согреть его губы, холодные и мокрые от дождя. Что Ренли за человек такой? Хочется то ли поцеловать его, то ли закатить оплеуху. Король вскочил на ноги, колено прострелило болью. Он распахнул дверь, но певучий голос Мелисандры вернул его к действительности: – Сейчас не время для робости или малодушия, ваше величество. Рглор осветит путь вашего брата и направит его меч. Вам следует довериться, но не лорду Ренли, а Владыке Света. Отриньте сомнения прочь, забудьте об искушении, – она коснулась его щеки, заглянула в глаза. – Давайте вместе прочитаем молитву. Владыка Света, взгляни на нас. Нет времени на беготню, с сожалением подумал Станнис. Он переступил с ноги на ногу, босиком по обструганным доскам, и закрыл дверь, так и не сделав шага за порог. – Я не робею, женщина, заруби себе на носу, – отрезал он и сумрачно повторил: – Владыка Света, взгляни на нас. Защити нас, обрати к нам свой лучезарный лик и сохрани во тьме. – Благодарим тебя за солнце, которое нас согревает, и за звёзды, которые указывают нам путь через чёрное холодное море, – нараспев произнесла жрица. – Озари нашу тьму, ибо ночь темна и полна ужасов. – Ибо ночь темна и полна ужасов, – Станнис мельком задумался, не забудет ли обиженный братец прочесть молитву на ночь? Или Ренли суждено маяться дурными снами накануне решающего сражения? – Вы готовы исполнить долг, милорд? Сегодня мы должны лечь друг с другом. Я позаимствую ваш огонь, чтобы зачать для вас сына. От света родится тень, и вы будете не властны над собой, пока не исполнится предначертанное. – Дай мне немного времени. Стараясь не переносить вес на больную ногу, Станнис подошёл к столу и отыскал судовой журнал среди потрёпанных карт и писем со сломанными печатями. Опустившись на складной табурет, король разжёг свечу, воткнул огарок на стальной шип и вытянул пробку из походной чернильницы. "Ренли", – вывел он. Какое послание следует оставить брату? Станнис начертал короткое письмо, посыпал чернила песком, чтобы скорее высохли, сгрёб прочие бумаги в кучу и оставил журнал на краю стола, надеясь, что десница сообразит заглянуть в него. Если колдовство Мелисандры не сработает, Станнис вырвет эту страницу поутру и сожжёт. – Я готов. Она подала ему руку, приглашая разделить ложе. Король встал, и его тень возвысилась над её. Она опустила его ладонь на свою грудь. Пальцы сжались на упругой плоти; он различил, как мерно отсчитывает удары её сердце. Сердцебиение Ренли, когда они путались друг с другом, было частым, как у зверя, пойманного в силки. Трепет или потаённая брезгливость? Станнис стиснул зубы от стыда, желая отнять руку, но Мелисандра удержала его ладонь, погладила по колючей щеке. – Мой отважный воин, – грудным голосом позвала она, и две тени на стене соединились, чтобы породить третью. 07.09.299 от З.Э. Битва за Королевскую Гавань Всё пошло не так с самого утра. Тягостную ночь, по счастью, скрасила компания друзей. Они постелили несколько одеял на полу каюты Брайса Карона, перебрасываясь несмешными шутками, призванными замаскировать смуту на душе. Конечно, знатной леди не пристало ночевать в компании молодых людей, но свидетелей её позору не нашлось. Утомлённые матросы спали вповалку на средней палубе, завернувшись в шерстяные плащи, а воинов, бытующих на борту, скорее занимало предстоящее сражение, чем вопросы нравственности. Спать легли в нижних рубашках; Ренли устроился посередине, а между собой и Бриенной положил Чёрную Розу, как символ чистоты отношений. – Напрасно обоюдоострый меч, Смиряя плоть, мы клали меж собою, – ехидно продекламировал Брайс. – Заткнись, – Ренли пихнул приятеля локтём. Брайс толкнул его в ответ и отвернулся, подложив ладонь под голову. Девица Тарт лежала, не шевелясь, будто боялась вздохнуть лишний раз. Погружаясь в зыбкий сон, Ренли вспоминал другую ночь перед сражением, – когда он готовился разбить войска Станниса. Благодаря численному преимуществу, он не испытывал ни страха, ни сомнений. Когда солнце нырнуло за горизонт, и лагерь озарился огнями ночных костров, они с Лорасом прочитали нестройную молитву, преклонив колени и сцепив пальцы, давясь смешками и целуясь. Юный, безупречно-прекрасный Лорас напоминал дивную розу в момент цветения. "Он, должно быть, ждёт меня за стенами города… Ждёт ли? Думает ли обо мне? Если свершится чудо, и мы соединимся вновь, он поможет мне выбросить из головы Станниса с его скверным характером". Но, как известно, обещать проще, чем сделать. Ренли почти ненавидел брата за то, что вновь почувствовал себя ущербным и грязным. Ренли ненавидел вонь немытых волос и тела, блох и вшей, но от этой напасти нетрудно избавиться при помощи горячей ванны и куска мыла. Но как избавиться от хвори, порождённой насмешками, со жгучей приправой из брезгливости или отвращения? Что толку скрывать, Ренли тщеславен; он всегда голоден до внимания, а похвалы в свой адрес расценивал как признак благополучия. Судьба его баловала: родившись потомком героев, он унаследовал огромный и древний замок, напитанный чарами Детей Леса, а принадлежность к королевской семье распахивала перед Ренли любые двери. Ложкой дёгтя стала непреодолимая тяга к мужчинам, порицаемая избранным обществом. На словах Ренли кичился своей особенностью, не позволяя чужакам обнаружить его слабость. Но Станнис, родная кровь и случайный любовник, чужим не был. "С каких пор мне есть дело до того, что думает Станнис?" Ночью Брайс пинался и бормотал, а Бриенна похрапывала: её переломанный нос давал о себе знать; но эти обыденные, приземлённые звуки даже успокаивали. Ренли ворочался на жёсткой лежанке, то проваливаясь в кромешную яму сна, то внезапно пробуждаясь. Обрывки сновидений заполняли разум: вздымающиеся ввысь мраморные стены, радужные пятна витражей, серые силуэты прихожан, тягучий аромат благовоний, монотонные песнопения. Под величественным куполом из стекла, хрусталя и золота угадывался Чертог Лампад, главный зал септы Бейелора. "Матерь, Матерь всеблагая, – протяжно выводил хор, – Помилуй наших сыновей, Огради щитом их крепким От стрел калёных и мечей". Тысячи людей в септе Бейелора на холме Висеньи, и в королевской септе при Красном Замке, и в десятках других септ Королевской Гавани молятся о защитниках города, ставят свечи Отцу и Матери, Кузнецу и Воину, и эти свечи мерцают, точно скопления звёзд. Горстка огоньков собралась и у лика Неведомого. "Ибо кто есть Станнис Баратеон, как не этот Неведомый, явившийся, чтобы судить нас?.." – чей-то шёпот проник в сознание, прежде чем Ренли вынырнул из топи снов в серое, промозглое утро. Когда тусклый свет заструился сквозь оконце, он выбрался на палубу "Морского оленя", чтобы отлить через борт. С востока валом шёл холодный ветер, море гнало чёрные волны на берег, по ним резво скакали белые барашки, а по небу ползли растрёпанные облака. Ренли размышлял о примирении с братом. При всей справедливости высказанных упрёков, он вовсе не желал ранить Станниса. Ему ли не знать, как легко задеть этого несносного человека? Негоже идти в неравный бой в ссоре. "Скажу ему, что он мне симпатичен, – храбрился Ренли. – Нет, звучит на редкость глупо; лучше я останусь с ним наедине и поцелую. Пускай думает, что хочет, мне безразлично. Так хоть помирать не жалко". Галеи и каракки выстраивались в линии и ровняли ряды под крики морских птиц, когда с борта "Ярости", наталкиваясь друг на друга, примчались королевские оруженосцы. Они, как мартышки, проскакали по трапу, и Брайен, оступившись второпях, едва не плюхнулся в воду. Ренли подтянул пояс и одарил обоих озадаченной улыбкой: – Что за спешка, парни? Здесь раздают лимонные пирожные, а меня никто не позвал? – Нет, милорд, – с запинкой сообщил Деван. – Его величество велел вам подняться на борт флагмана. Кто бы сомневался. Станнис нетерпелив, как и всегда. Ренли всё-таки приободрился; он уже начал думать, что брат и вовсе не желает его видеть. – У нас не получается разбудить его, милорд, – встрял запыхавшийся Брайен. – Он не просыпается, – закивал сынишка Давоса. Сзади подошла Бриенна. Ренли настолько свыкся с её присутствием, что различал шаги Тартской Девы среди прочих, даже не оборачиваясь. – Светлейший до сих пор изволит почивать? – удивился он. – Ему положено уже обрядиться в свои великолепные доспехи из старой варёной кожи. Миледи, лорд-соловей уже поднялся? Пожелайте ему от меня доброго утра, и пускай тащит свою задницу на "Ярость". Не похоже на Станниса. Скорее, можно было ожидать, что он глаз не сомкнёт перед битвой: сказывалось чрезмерное напряжение. Вместо этого бессонную ночь провели его оруженосцы. Не находить себе места накануне боя – обычное дело, особенно для зелёных мальчишек. Наверное, просто стесняются врезать ему посильнее, постарался успокоить себя Ренли, но сердце тронуло дурное предчувствие. В тёмных глазах Девана плескался страх, и даже безалаберный Брайен выглядел встревоженным. – Ведите меня к нему, – сжалился над ними десница. На первый взгляд капитанская каюта, в которой Ренли проводил дни напролёт, нисколько не изменилась, однако, недоброе предчувствие стало отчётливее, едва он переступил порог. Под ногой скрипнул настил из коротких сосновых досок. Серый утренний свет струился сквозь оконце. На стенах колыхались тени, а на столе ровно горел мелисандрин фонарь. Цветное стекло и причудливая резьба оправы выдавали чужеземное происхождение; вероятно, Мелисандра привезла его из Асшая. Самой ведьмы в каюте не наблюдалось, но наверняка она крутится где-то рядом. Ренли с лёгкостью представил, как Станнис нетерпеливо срывает с неё атласное платье, облегающее полную грудь, стройную талию и по-женски округлые бёдра; как толкает её на ложе, а сам нависает сверху, решительный и властный. Ренли захотелось расколотить фонарь о стену, но он забыл о своём негодовании, заглянув в сумеречную нишу, где находилась лавка для отдыха. Станнис растянулся на ложе, будто во сне, но поза его выглядела до жути неестественной. Голова запрокинута, рука на груди, а пальцы скрючены, как когти хищной птицы, и отчётливо проступили под кожей пястные кости. Кто-то второпях прикрыл его шерстяным одеялом, подушка из гусиного пуха валялась на полу. Грудь короля напряжённо вздымалась и опадала. Брат походил на болезненного мальчика, единственного сына Джона Аррена, который страдал падучей. При дворе Роберта у его малолетнего тёзки случались приступы, когда он заходился в припадке, падал на землю, как подкошенный, нередко разбивая себе голову, и его толстуха-мать разражалась истошными воплями. Руки и ноги маленького Роберта дёргались без остановки. Станнис не трясся, но мышцы под туго натянутой кожей то и дело скручивали судороги. – Это что ещё за новости? – пробормотал Ренли. Станнис никогда не страдал припадками! Так ведь? Ренли редко маялся хворями и не отличался познаниями в недугах, но нутром чуял: что-то здесь не так. Что это может быть? Лихорадка? Но ещё вчера Станнис не испытывал недомогания. А может, его, как и Ренли, мучают дурные сны? Ренли опасливо приблизился к постели брата, склонился, заглянул в лицо. Кожа, несмотря на загар, приобрела нездоровый серый оттенок. Ренли бездумно встряхнул Станниса за плечи, но его тело было тяжёлым и жёстким, точно камень. Мышцы схватило очередным спазмом, только шея изогнулась, будто сломанная. Ни намёка на пробуждение. Ренли непослушными руками уложил его обратно, оттянул подрагивающее веко, но, увидев пустые белки глаз, испугался. Кожа Станниса оказалась холодной и липкой, как у трупа. – Станнис! Станнис, проснись, – с волнением позвал Ренли. – Ну, просыпайся же? Прошу тебя. Пожалуйста. "Ты мне нужен". Что делать? Облить его холодной водой, как собак в сцепке? Вряд ли поможет, Станнис как будто находился где-то не здесь. Ренли постарался вспомнить, какую помощь оказывали слуги Роберту Аррену в Башне Десницы. Лиза приучила всех бросаться опрометью по первому крику мальчика. Кажется, ему давали сонного вина, но Станнис и без того провалился в глубокое забытье. Не может же он проспать свою великую битву? Пицель ставил мальчишке пиявок, чтобы сделать кровь пожиже; он говорил, что дурная кровь заставляет маленького Роберта гневаться, а гнев вызывает припадки. Неужели Ренли своей вчерашней выходкой довёл до припадка короля? Нервно усмехнувшись, он хлопнул Станниса по щеке. Хотел отвесить оплеуху, но не смог: рука не поднялась, и удар вышел слабым, вполсилы. Брат выглядел чахлым, тяжело больным, а разве можно колотить такого немощного? Станнис не проснулся, но глухо застонал сквозь сжатые зубы. Ренли подавил острое желание устроить его на коленях и гладить по голове, как больного ребёнка. Лорд всегда помнит о взглядах, обращённых на него, а у двери толпились оруженосцы, Брайс и Бриенна; и Марик, мастер над гребцами, тоже подошёл. Не хватало только присутствия всезнающего мейстера, способного точно определить причину недуга и чудодейственным снадобьем быстро поставить Станниса на ноги. Молчание стало вязким, все ожидали его решения. Брайс откашлялся и окликнул Ренли нарочито серьёзным тоном: – Прикажете обождать, милорд-десница? Подать сигнал к отступлению? Ах да. В отсутствие его величества, королевские обязанности ложились на плечи Ренли; в случае если король болен или ранен – тоже. Зная исключительное чувство долга, присущее Станнису, Ренли полагал, что ему нечасто придётся заведовать делами. – Я? Дай мне немного времени. Я должен разобраться. Занятый состоянием брата, Ренли почти позабыл о двухстах с лишним галеях, стоящих на приколе, и двадцати тысячах человек, что ждали переправы на южном берегу реки Черноводной. В уголке бледных сжатых губ пузырилась кровавая слюна: Станнис прикусил язык. Ренли стёр кровь с тяжёлого подбородка рукавом, глубоко ощущая собственное бессилие. Что же делать? Король будто умирал от тяжёлой болезни, погибал на его глазах. Ренли сжал его холодную ладонь, накрыв своей, стиснул худые пальцы. Во время кончины Роберта он испытывал дурноту, но горевать было некогда, а теперь Ренли казалось, будто его собственные внутренности распорол клыками и выдернул наружу чудовищный вепрь. Проклятье! Роберт погиб, а представление Ренли о родителях сложилось, во многом благодаря двойному памятнику, установленному в крипте Штормового Предела. Он не имел близких отношений с Эстермонтами, а также с Боллингами и Венсингтонами, которые приходились Баратеонам дальними родственниками, – побочные или младшие ветви, произрастающие от семейного древа Дюррандонов в незапамятные времена. Стало быть, Станнис и его малышка-дочь ближе всех ему по крови. "Нас осталось так мало", – на сердце легла тяжесть. С усилием отвернувшись, он обвёл невидящим взглядом каюту. Следует ли отступить? В глубине души Ренли рассчитывал, что Станнис, гениальный полководец, не доведёт сражение до фатального исхода. Разбив флот Джоффри на реке, а затем убедившись в неприступности городских стен, они могли бы повернуть обратно и попробовать что-нибудь другое. Высадиться в Дорне и перетянуть на свою сторону Солнечное Копьё, дождаться Робба Старка с победой, заключить союз с Долиной. На столе всё так же ровно горел фонарь, багровые и карминные отблески скакали по стенам каюты с неуместным весельем. А куда исчезла сама Мелисандра, кстати? Разве ей не положено сидеть рядом, ухаживать за его величеством? Не то чтобы Ренли хотел её видеть, но её отсутствие вызывало подозрения. – Брайен и Деван, кто-то из вас находился подле короля этой ночью? – Нет, милорд. Его величество велел нам прийти утром. – Стало быть, вы обнаружили его в таком состоянии. – Да, милорд, – Брайен вытянулся в струнку. Значит, ведьма – последняя, кто говорил со Станнисом. Или они не разговаривали вовсе? Неважно; она должна знать, что произошло. Может, король споткнулся, упал, ударился головой? – Марик, приведите ко мне ведьму. Мелисандру. Быстро, – отрывисто скомандовал Ренли. – Леди Мелисандры нет на борту, лорд Ренли. – Как это? – Ренли вскинул голову, его голос натянулся, как тетива. – Где она? Где ведьма? – Мой отец… Капитан Давос увёз её, как стемнело. – Увёз? Куда? – опешил Ренли. – С какой стати? – Мне неизвестно, милорд, – Марик потупился. Сбежала, первым делом решил Ренли. Может быть, они поссорились, ведьма отравила Станниса какой-нибудь чужеземной дрянью и ударилась в бега? Глупая; если она причинила брату вред, Ренли её на краю земли отыщет. Отправится по её следам в Асшай и даже дальше, если придётся, – в Край Теней. Заставит пожалеть. "Это её вина, – стучало в висках, – её злые чары, тёмное колдовство. Это она всё подстроила". Может статься, Мелисандра родом вовсе не из-за моря, а прибыла на Драконий Камень прямиком из Королевской Гавани? Разговаривает она, правда, с лёгким акцентом, по-чужеземному растягивая гласные, но, вероятно, это не более чем незамысловатый трюк. И сейчас, избавившись от претендента на престол, Мелисандра принимает из рук Серсеи кошель с золотом. Ланнистеры всегда платят долги. Глупая мысль, но Ренли не знал, что и думать. В предательство Давоса верилось слабо, он бы не оставил сыновей. – Когда пришла ночь, – нерешительно заговорил Марик, – его величество кликнул моего отца, приказал спустить на воду баркас, они с леди Мелисандрой сели в лодку, и… Я не знаю, куда они направились. Было темно, отец сел на вёсла. Их обмотали ветошью, чтобы производить меньше шума… – Станнис сам отдал приказ? Ты в этом уверен? – Да, милорд. Рассказчик из Марика вышел неважный, и Ренли не хотелось верить, что Станнис самолично отпустил ведьму. Куда, зачем? Ренли душила злость. Где он был, когда ему следовало находиться рядом с королём, беречь его от всякого вреда, как обещал? Сбежал к друзьям, напился и дулся, как дитя. А ведьма? Что она сделала с братом? Её счастье, что она решилась на побег, иначе Ренли велел бы предать её огню, во славу её ненаглядного Владыки Света. Вздёрнуть её на мачте, свернув бледную шею. Он почти видел, как рвётся цепочка с рубином, и тот летит на палубу, подобно брызгам крови. Кто бы тогда смеялся последним? Она причинила Станнису зло, она заслужила смерти. Но нет, одно с другим не вяжется. Ренли потряс головой, пытаясь принять верное решение. Мужчина на постели беспомощнее младенца. Если дело в колдовстве, то из Мелисандры вышла на редкость скверная колдунья. Им вот-вот предстоит вступить в бой, а их командир лежит без чувств. Взгляд упал на судовой журнал, пристроившийся на краю стола, под асшайским фонарём. Книжка с желтоватыми страницами, обтянутая тёмно-бурой воловьей кожей, в которой Ренли имел наглость оставлять записки брату. Она лежала отдельно от кучи бумаг, наталкивая на мысль, что Станнис мог оставить запись прошлым вечером или позже, ночью. Выпустив ладонь короля, Ренли вскочил, пересёк каюту, торопливо пролистал страницы. Переписки, корявый рисунок, чернильные кляксы, и вот, восьмой день плавания… ну, точно! Вчерашняя запись незнакома Ренли, но сделана, вне всяких сомнений, рукой Станниса: Ренли узнал мелкий колючий почерк. Он застыл, вчитываясь в обезличенный слог его величества. Давос, маленькая лодка с чёрным парусом, Мелисандра, сточный канал, ведущий в город… Путешествие не из приятных, но туда ей и дорога. Записка подтверждала историю Марика, но обрывалась на середине листа, будто Станнису не хватило времени закончить мысль. Ясно одно: брат придумал очередной план, в детали которого снова позабыл посвятить десницу. "Что же ты задумал, братец?" – Ренли озадаченно взглянул на гребного мастера. Тот, равно как и его братья, походил на отца, – такой же худощавый и кареглазый, с простым лицом. Деван, наверное, полагается на Марика всецело, – Ренли видел во время плавания, как братья беседуют, обедают вместе, играют в плашки. На языке вертелось множество вопросов, но у застенчивого Марика не нашлось бы на них ответа. Ренли нужен его собственный брат. Станнис не мог его вот так бросить! Или мог? "Он знал, – с опустошающей ясностью вдруг осознал Ренли. – Знал, что в решающий момент он не сможет принять участие в битве. Поэтому научил меня править галеей, отдавать приказы Марику, рассказал про таран и абордаж…" Не может быть. Ренли опустился на складной стул, сипло втянул воздух. Станнис сейчас бы взял его за плечо, встряхнул с наказом взять себя в руки… Как он мог знать, что в день сражения окажется не у дел? Теперь всё сходится: Станнис заставил Ренли выучить линии флота, познакомил с капитанами, подробно объяснил расположение каждой из галей. Несколько проворных судёнышек в первой линии разведают обстановку, хоть им и не выстоять против "Молота короля Роберта". За ними последует ядро флотилии, высадив по пути лучников и копейщиков. Замыкающие тихоходные корабли организуют переправу через бурную реку для сира Имри, а Салла прикроет их со стороны залива, на случай если Ланнистеры припрятали корабли вдоль побережья, чтобы ударить с тыла. Станнис и Ренли несколько раз отработали план на доске для кайвассы, но Ренли полагал, что брат за игрой развеивает скуку. Станнис так и не доверил ему никакой значительной роли. Или же, всё-таки, доверил? "Ты должен быть здесь", – брат повторил эту фразу не единожды, но не удосужился пояснить зачем. Теперь его слова приобретали совершенно иной смысл. Кто из них двоих показал себя большим дураком? Станнис, который до последнего не раскрыл мудрёного замысла? Или же Ренли, который исхитрился не понять очевидного? Он просил всего лишь о лодке на сто вёсел, но Станнис доверил ему свои надежды на Железный Трон, кропотливо собранное войско и даже жизнь. Неужели Ренли предстоит нести этот немалый груз? Почему-то он не испытывал никакой радости. Между лопаток катился ледяной пот. Ренли перечитал последнюю запись, без особой надежды перевернул страницу, и сердце дрогнуло при виде собственного имени. Станнис оставил ему письмо. "Ренли, Месяц спустя, как Штормовой Предел осадили с суши и моря, мы забили всех лошадей. Не хватало зерна, чтобы прокормить людей, не говоря уж о лошадях, да и ездить было некуда. Помнишь ли, как ты плакал, когда мясник умертвил твоего пони? Я помню. Затем мы съели всех собак, кошек и даже крыс. Наш брат, Роберт, вёл свою кровавую войну, и на землях всех Семи Королевств кипели отчаянные сражения. Никто не пытался нас выручить. Никто не пришёл на помощь, хотя Крессен отослал всех воронов до единого. Дни тянулись долго. Я размышлял о том, что фамильный замок превратился в смертельную ловушку. Нашему дому суждено стать нашей могилой. Когда я поднимался на стены, приходило ощущение, что я вынужден стоять против целого мира. Но я держал замок именем Баратеонов, и нас таких было двое. За несколько дней до того, как появился Давос с провизией, ты так ослаб от голода, что едва мог говорить. Я думал, ты умираешь. Но даже тогда ты продолжал верить мне, держался на моей стороне. Близится рассвет, а вместе с ним грянет час истины. Я вынужден поставить на карту всё, что имею. Я хочу, чтобы ты поверил мне ещё раз. Это наша война, и она праведна. Сражайся достойно". Ренли медленно закрыл книгу, стиснул кожаный переплёт. Вот так, значит, – ни слова о себе. Ренли жаждал получить пояснения о состоянии брата, но, видимо, придётся обойтись тем, что есть. Он почти рассмеялся, но толпившиеся у дверей соратники сочли бы его смех истерическим, и Ренли сдержался. Как же ловко Станнис его подставил! Заодно удовлетворив его мечту попробовать себя в роли полководца. – Да ты полон сюрпризов, братец, – вполголоса пробормотал Ренли. Хотя, всё же, имелся другой вариант. Выгнать всех вон, накрыть лицо брата подушкой, закончить всё здесь и сейчас. Не сходя с места, оборвать муторное наваждение; склеить мир, расколовшийся на части после бесславной гибели Роберта. Явиться ко двору Джоффри, вручить ему голову Станниса в качестве запоздалого подарка к коронации, признать мальчишку королём. Навсегда позабыть об играх престолов, обрядиться в золото и зелень, как прежде, и вернуться в цветущие сады Хайгардена, в объятия Лораса, к прежней счастливой жизни. Ни забот, ни тревог. Сейчас или никогда. Лучшего момента не представится. Ренли утёр лицо ладонью. Наспех скроенный план не выдерживал никакой критики: сторонники осудят, а Ланнистеры не упустят шанса избавиться от законного претендента на престол. Но важнее другое: то были чужие, злые, трусливые мысли. Откуда они взялись? "Оттуда, где живёт страх", – подсказал предательский внутренний голос. …Глупости. С чего бы Ренли бояться Станниса? Брат всегда защищал его. Ренли судорожно вдохнул, ослабил воротник. Прежде он и подумать не мог, что способен хотя бы вообразить такую подлость. "Кем бы я стал тогда? Тот, кто проливает родную кровь, навеки проклят в глазах богов, – по спине пробежал холодок. – Я бы никогда не посмел… и никогда не посмею причинить Станнису вред. Особенно, когда он так беззащитен". Плевать на богов с высокой колокольни! И всё же Ренли пожалел, что не заглянул в септу перед отплытием, не поставил свечку Воину, как делал Роберт. "Нет, так не пойдёт. Я рождён в краю бурь и гроз, жизнь течёт по моим венам. Я из дома Баратеонов, а значит, буду смелым и яростным". И Станнис доверяет Ренли, как самому себе. Станнис возложил на него ответственность за тысячи жизней, за все Семь Королевств. Станнис ему дорог, в конце концов. А ведь пару лун назад Ренли готовился похоронить его своими руками. Как же он ошибался тогда! Жизнь брата стоит того, чтобы сразиться за неё, – хотя бы и с целым миром. От принятого решения на сердце стало легче. Ренли улыбнулся, но то была улыбка сумасшедшего, судя по тому, с каким трепетом на него взирала разношёрстная компания, собравшаяся в каюте капитана. Твою-то мать! Как только Станнису удаётся делать это его каменное лицо при плохой игре? Если брат и мог вдохновить кого-либо на подвиг, то разве что личным примером. – Кто-нибудь ещё знает? Деван, вы кому-то сказали? – Нет, милорд. Ренли обвёл взглядом Сивортов – старшего и младшего, Брайена Фарринга, Бриенну Тарт и Брайса Карона. Пожалуй, им можно довериться. Деван, правда, поклоняется красному богу, но их связало общее дело, и служат они одному королю. – Отлично. Держите язык за зубами, вы все. Никто не должен знать. Если новости о странном недомогании Станниса накануне битвы разойдутся по "Ярости", рыцари на борту, чего доброго, решат, что наёмники притащили неизвестную лихорадку из Лисса или Мира. А моряки – и вовсе народ суеверный. Кто станет сражаться за короля, который почти что при смерти? Ренли оставил размышления, опасаясь, что передумает. Настало время действовать. – Марик, сажай гребцов на вёсла, мы выступаем. Брайен, приготовь мои доспехи. Будешь сопровождать меня сегодня. Лорд Карон, возвращайтесь на борт "Морского оленя", да поживее. Действуем согласно намеченному плану. Я поведу флот вместо его величества. По части военного дела, Станнис, конечно, – умница, но война у Баратеонов в крови, а значит, и Ренли справится ничуть не хуже. Ему хотелось в это верить. Пускай Ренли не слишком опытен, зато он смелее и моложе. Наступил день сокрушительной бури и вечной славы. По счастью, на борту галеи куда проще выдать себя за Станниса. Знаменосцы подняли бы гвалт, встань Ренли во главе войска вместо брата, известного полководца. Но на "Ярости" ему достаточно контроля над гребным мастером, а Марик подчинился беспрекословно, не рискуя задавать вопросы деснице короля. Ну а когда начнётся битва, всё смешается. – Ты помнишь, о чём мы говорили вчера? – Брайс опустил ладонь на дверную ручку. – Я помню. – До встречи, Баратеон, – лучший друг скрылся вслед за Мариком и Брайеном. Опустившись на табурет, Ренли вдумчиво перечитал послание Станниса, разгладил страницу и обмакнул перо в чернила. Начертав короткий ответ, он поленился присыпать записку песком, и вместо этого промокнул её краешком карты Королевских земель, отчего буквы смазались. Ренли вернулся к постели короля. Он ожидал, что его накроет испугом или, наоборот, ярким воодушевлением, но чувства притупились. В конце концов, Ренли возьмёт под командование непобедимую "Ярость", самую могучую галею во всём флоте Вестероса, за исключением "Молота короля Роберта". Куда сильнее тревожило здоровье Станниса. – Деван, подай полотенце. Он заботливо вытер лицо короля, промокая холодный пот с загорелой кожи, и всё-таки засмеялся: – Станнис, ублюдок. Пускай будет по-твоему. Ренли склонился над королём, запечатав тонкие бледные губы в крепком поцелуе. Невероятно, до чего же он соскучился по этим ощущениям! На языке остался солоноватый привкус крови, а в груди распускался диковинный кроваво-красный цветок. Хрупкие лепестки заполнили клетку рёбер настолько, что стало трудно дышать. Физиономии Девана и Бриенны изумлённо вытянулись. Ренли перевёл дыхание, утёр рот и весело пояснил с хмельной улыбкой: – Всего лишь оммаж. Деван быстро опустил глаза, и Бриенна, по своему обыкновению, смутилась. В кои-то веки Ренли было безразлично, кто что подумает. Возможно, ему не суждено вернуться назад. Возможно, он видит Станниса последний раз в жизни. И это единственное, что имеет значение. А поискать оправдания сумасбродству можно и после. Если Ренли, конечно, переживёт этот день. "В противном случае это твои проблемы, братец". Ренли с неуловимой нежностью погладил Станниса по впалой щеке согнутыми пальцами, выждал немножко, надеясь запечатлеть в сердце его угрюмые черты. Король и не думал приходить в себя. Дальше тянуть нельзя. Нельзя заставлять знаменосцев ждать; они примут промедление за проявление слабости и нерешительности. – Деван, Брайен послужит мне оруженосцем на поле боя. Тебе же предстоит более ответственная задача, – Ренли сунул судовой журнал под подушку Станниса и поднялся на ноги, жалея, что не может задержаться, остаться здесь, в обители танцующих теней и всполохов света. – Ты останешься с его величеством. Не отходи от него ни на шаг, обещаешь? Я оставляю его под твою ответственность. – Клянусь, милорд, – мальчик озабоченно нахмурился, но в тёмных глазах горела решимость. – Ты отличный оруженосец, – Ренли ободряюще улыбнулся, хлопнул его по плечу, – и станешь замечательным рыцарем. В точности, как твой отец. Если король очнётся, немедленно доложи мне. Миледи Бриенна, прошу за мной! В тесном чулане, который король отрядил в пользование деснице, едва хватало места для троих. Бриенна испытывала раздражение, когда долговязый Брайен Фарринг лез под руку, что случалось то и дело. Вдвоём они спешно, но старательно облачали молодого командира в доспехи. Бриенна предпочла бы самостоятельно выполнить эту работу; ей хотелось убедиться, что милорд надёжно защищён. И ненадолго остаться с ним наедине, совсем как в тот день, когда Ренли – тогда ещё король Ренли – собирался дать смертный бой старшему брату. Шёл час соловья, что бывает перед самым рассветом, и сир Лорас уже отправился прочь, чтобы возглавить авангард; на востоке брезжила заря, солдаты готовились к сражению, стряхивали остатки сна. В королевском шатре ещё горели свечи и тлели жаровни; и сердце Бриенны трепетало, как мотылёк, бьющийся о стекло фонаря в ночи. У входа караулили её товарищи по оружию, Эммон Кью и Пармен Крейн, но полог был опущен, чтобы не выпустить наружу, в серый озноб наступающего дня, дремотное тепло. Они не разговаривали: сюзерен, погружённый в свои думы, хранил молчание, а она не осмелилась вымолвить ни словечка. Постель, ещё не остыв, хранила отпечатки двух тел, хотя королева Маргери осталась на много лиг позади, в гостях у Касвеллов. Как Бриенна догадалась впоследствии, заветное место посчастливилось занимать её брату, сиру Лорасу. Знай она тогда, – возненавидела бы розы пуще прежнего. С тех пор Бриенна и Ренли говорили по душам, держали совет, делили трапезы, упражнялись во владении оружием и даже провели ночь бок о бок, на расстоянии вытянутой руки, отчего в голову забредали нелепые, но смелые фантазии. Никогда прежде Бриенна не имела подобной близости с мужчиной, но к её огорчению и, вместе с тем, облегчению, ночные грёзы остались только грёзами и развеялись поутру, словно дым от костра. "Какая нелепость, – огорчалась она, – я похожа на мужчину, но всё же не настолько, чтобы лорд Ренли обратил на меня внимание". Язык снова прилип к нёбу, когда под пение сигнальных горнов лорд Ренли сбросил верхнюю одежду. Камиза, нательная рубашка, обрисовала контуры сильного и гибкого тела. Пришлось напомнить себе, что даже в отсутствие Тиреллов, не связанный узами брака, лорд Ренли никогда не станет принадлежать ей. Осознание горькой истины не помогало свыкнуться с ней всецело. Остаётся довольствоваться малым, ведь Дева, покровительница любви, учит юных девиц, в первую очередь, скромности. Ренли натянул бриджи из грубой шерсти, и Брайен помог ему надеть новенький стёганый акетон, доходящий до середины бедра. К вечеру поддоспешник насквозь провоняет потом, но несколько слоёв ткани смягчат чужие удары. Бриенна тщательно закрепила рукава шнурками у плеч, пока лорд Ренли нетерпеливо крутился на месте, точь-в-точь как норовистый жеребец в стойле. В прошлый раз он держал себя совсем иначе: излучал решимость и уверенность в себе. – Вы волнуетесь, милорд? – наконец, ей удалось совладать с голосом. – Немного, – сюзерен обул сапоги, переступил с ноги на ногу. – На самом деле я думаю о Станнисе. Как ты считаешь, он будет в порядке? Он посмотрел на неё, ожидая утешения, и мысли Бриенны повернулись в сторону поцелуя, которым Ренли одарил короля. Разум твердил, что это не более чем жест братской привязанности, ритуальный поцелуй мира, но сердце подсказывало, что Бриенна увидела нечто сокровенное. Долг обязывает её хранить тайны сюзерена, но что именно составляет эту тайну? Ей хотелось спросить, но в присутствии мальчика они не могли поговорить откровенно. Да и какой вопрос она посмела бы задать? – Мне неизвестно, что за недуг его сразил, но если то, что я знаю о Станнисе Баратеоне, – правда, то он не сдастся легко, – проронила Бриенна. – В самом деле. Он упрямый, как ишак, – Ренли слабо улыбнулся и поднял подбородок, чтобы она могла закрепить латный воротник; в суматохе он не успел побриться, и на его щеках лежала тень суточной щетины. – Отличительная черта нашего дома. "Такие люди и в любви упрямы", – почему-то подумалось Бриенне. К чему бы это? Она приободрилась, заключив, что нашла верные слова, но когда она повернулась к стойке для доспехов, её охватили сомнения. – Лорд Ренли, вы уверены? – она коснулась кирасы, пальцы заскользили по гладкой холодной стали. Качество превосходное, и такие доспехи стоят невероятных денег, но… – А что такое? – Марик рассказывал, его гребцы хватаются за оружие, когда идут на абордаж, но все они носят варёную кожу. В стальном панцире вы камнем пойдёте ко дну, если сорвётесь в воду. И его величество говорил о том же, – напомнила Бриенна. – Вы не собираетесь последовать его совету? – Мой брат трижды прав, конечно, – согласился Ренли. – Но железные люди носят сталь на кораблях. Они не боятся, и я рискну. Железные острова лежат далеко от Тарта, и Бриенне не доводилось встречать железнорождённых, но девочкой она любила слушать рассказы мореходов, которые останавливались в Закатном замке её отца, поэтому кое-что о железных людях ей известно. – Но ведь они молятся Утонувшему богу, который обещает им вечную жизнь в чертогах своего подводного царства. Им бояться нечего. – Тогда тебе, должно быть, известно, что Утонувшему богу противостоит штормовой. А я прихожусь ему давним потомком, если верить легендам. Он меня сохранит. Кроме того, если я упаду, ты подашь мне руку, верно? На лице сюзерена засияла лучезарная усмешка, и Бриенна растаяла. Будь король Станнис в сознании, он бы не выпустил младшего брата в таком виде даже на верхнюю палубу, не говоря уж о битве. За дни плавания Бриенна вдоволь наслушалась разгорячённых споров; между Баратеонами едва не метались молнии. Предметом разногласий стал не только материал, но и цвет доспехов десницы. Его кираса изготовлена в цветах дома Тиреллов: оружейник со Стальной улицы, Тобхо Мотт, изобрёл уникальную изумрудную краску, и за прошедший год она ничуть не поблекла, даже не облупилась. По словам Ренли, это оттенок непроходимой лесной чащи; уединённого пруда, затянутого ряской; дикого сада, сбрызнутого лучами солнца. Цвет счастья и упоительно долгого, бесконечного лета. Сюзерен говорил так складно, что Бриенне не хотелось лишний раз открывать рот в его присутствии, чтобы не показаться косноязычной. Сомнительно, что король за присущей ему грубостью различает тонкую поэзию, сокрытую в словах лорда Ренли. Бриенна закрепила нагрудник, ремни пошли крест-накрест по спине милорда. Другая металлическая пластина плотно прилегла к лопаткам и пояснице, чтобы не стеснять движений. Латные доспехи удобны тем, что распределяют вес равномерно, в отличие от кольчуги, которая всей тяжестью обрушивается на плечи рыцаря. Глубокая зелень поглощала свет фонаря на рундуке, инкрустации и пряжки вспыхивали золотом, мерцая при каждом движении Штормового лорда. Брайен, опустившись на корточки, возился с поножами и наколенниками. Бриенна затянула кожаные ремешки по бокам, собирая панцирь воедино. Она дотошно проверяла каждую мелочь. Неправильно застёгнутый доспех принесёт больше вреда, чем пользы, – ограничит подвижность или перекосится на сторону от сильного удара. Станнис скрипел зубами, когда эти великолепные изумрудные доспехи грузили на "Ярость". Он твердил, что это глупо и опасно – выступать в цветах противника, что Ренли чересчур заметен на поле боя, и каждый из вражеских лучников сочтёт своим долгом использовать его в качестве игольника. Король высказался в резкой форме, что следовало заранее покрыть панцирь чёрной эмалью, а в конце гневной речи назвал лорда Ренли выскочкой и недотёпой. Бриенна закипала, слушая перебранку, но в словах короля имелся резон, а Ренли запретил ей спорить со Станнисом без острой нужды: "Ты же видишь, какой он. Мне не хотелось бы отсылать тебя, как вышло с сиром Кортни". – Видишь ли, я действительно собирался поступить так, как сказал Станнис, но планы изменились коренным образом, – объяснял Ренли, пока Брайен крепил наручи. – Брат предпочитает находиться в тылу, наблюдать за сражением издалека и отдавать команды, но эта роль совершенно непригодна для меня, – Ренли подвигал руками, проверяя манёвренность. – Моё место – в первых линиях наступления, во главе войска, а воины должны видеть командира. Роберт сражался так же. Он вр-рывался на поле боя со своим знаменитым боевым молотом, который не каждый воин мог оторвать от земли. Бриенна не отказала себе в удовольствии расчесать гребнем угольно-чёрные пряди, уложить их и перехватить на затылке бархатной лентой. Ренли всегда держал волосы чистыми, и ей нравилась его опрятность, обычно не присущая мужчинам. Бриенна гордилась, что её лорд любезен со всеми, будь перед ним знать или простой люд, что он не напивается и не имеет склонности к насилию, – а она всякое повидала, добираясь от родного Тарта до далёкого Хайгардена. – Говорят, вы очень похожи на него, – она одела на голову Ренли стёганый подшлемник. – Ваш брат тоже носил рогатый шлем? – Да. Знаменитый шлем Штормовых королей и Баратеонов. Тебе ведь не довелось увидеть короля Роберта воочию? Он был примерно того же роста, что и ты, а шлем, увенчанный ветвистыми рогами, добавлял ему лишних полтора фута, и наш Роберт становился настоящим исполином. Ренли взял в руки собственный шлем, и его улыбка свернулась кислым молоком. Один рог отсутствовал, сломанный у самого корня. – Катастрофа, – он удручённо покачал головой. – Как это вышло? – хрипло спросил Брайен Фарринг. – Он сломался, когда я рухнул с лошади во время сражения за Штормовой Предел, – Ренли потрогал торчащий обломок. – А я и забыл. Про недочёт вспомнили перед самым отплытием, когда разыскивать золотых дел мастера стало слишком поздно. Ренли ужаснулся, осознав, что ему предстоит сражаться в однорогом шлеме. Когда он сокрушался, что выставит себя на посмешище, взгляд короля не поддавался описанию. – А куда делся сломанный рог? – допытывался Брайен. – Понятия не имею, – Ренли потрепал оруженосца по голове и сунул шлем подмышку. – Наверное, достался кому-то из солдат в качестве трофея. – Вы не думали о том, чтобы взять другой шлем? – Бриенна накинула на широкие плечи сюзерена тяжёлый плащ из парчи. Кусочки янтаря на спине складывались в коронованного оленя Баратеонов. – Ни в коем случае. Хочу, чтобы меня узнавали издалека, как и Роберта. Воины, против которых мы будем сражаться сегодня, шли за мной много лиг, из самого Хайгардена. Может быть, если сражение пойдёт в нашу пользу, кто-нибудь из них решит сменить сторону и встать под знамёна настоящего Баратеона, а не ложного, – предположил Ренли. – На реке у Джоффри нет шансов, – Бриенна подала ему перчатки. – А людям свойственно выбирать сторону победителя, – Ренли натянул перчатку из тонкой стали на левую руку, Брайен помог со второй, – ведь победа означает жизнь. – Ваш меч, милорд, – Бриенна опустилась на колени, чтобы затянуть на талии сюзерена изящную перевязь. К поясу она надёжно привязала туго скрученный свиток. Ренли вытянул меч из ножен на несколько дюймов и повернул, чтобы лезвие блеснуло в неверном свете фонаря. Бриенна разглядела очертания розы, выгравированной на клинке, – очевидно, она и дала мечу имя. Брайен закрепил на поясе милорда кинжал, а Бриенна взвесила в руках щит, на котором красовался чёрный олень на золотом поле. – Сосна? – она подала щит сюзерену. – Да, – Ренли просунул руку в кожаные лямки. – Дуб прочнее и крепче, но тяжелее. Я предпочитаю опираться на ловкость и скорость. Бриенна кивнула. Дубовые щиты защищают надёжнее, но у сосновых есть свои преимущества, помимо дешевизны и лёгкости, – вражеский меч или топор вязнут в мягком дереве. "Я стану охранять вас лучше любого щита", – она постеснялась повторить клятву вслух. Даже в убогой тесноте трюма лорд Ренли смотрелся как настоящий рыцарь, сошедший прямиком со страниц героической баллады. Он повёл плечами, вздохнул и улыбнулся. – Ну, друзья, к бою. Штормовой лорд, разом потяжелев на 55 фунтов, вышел на палубу, щурясь от слепящего солнца после сумрака трюма. Гребцы сидели по банкам, высвободив вёсла, и ждали команды спустить их на воду; копейщики толпились между скорпионами, а лучники заняли платформу на носу корабля. На волнах перед "Яростью" качались "Золотая рыбка" и "Весёлый лорд" – судёнышки на сто вёсел. С обоих флангов сторожили "Лорд Стеффон" и "Морской олень". На северном берегу реки Черноводной виднелся город: дома тянутся ввысь из-за скученности, между ними пролегают грязные извилистые улочки; у вершин холмов расцветают пышным цветом усадьбы богачей, а внизу простираются трущобы – прибежище бедняков и крыс. Королевская Гавань, она же немытая шлюха, – это величайшее в Вестеросе скопление площадей, рынков, мастерских, таверн и борделей. Их окружают высокие крепостные стены. Сверкает на солнце септа Бейелора на холме Висеньи, чернеют руины Драконьего Логова на холме Рейенис. На самом высоком из трёх холмов вздымаются семь башен Красного Замка. Рассветное солнце озарило их нежным розовым сиянием, и с моря замок был прекрасен, как мечта. Над ним развевались красные и золотые стяги: рычащий лев Ланнистеров и гарцующий олень Баратеонов. "Сегодня весь город станет нашим, – подбодрил себя Ренли. – Пора выставить отсюда драных кошек с утёса Кастерли". – Марик, подай мне рог, – распорядился он. – Я лично подам сигнал к наступлению. Мастер над гребцами поторопился исполнить приказ. Рог из слоновьей кости с искусной резьбой украшала серебряная оправа. "Какая роскошь для Станниса", – хмыкнул Ренли. Набрав воздуха в лёгкие, он приложил к губам мундштук. "А-а-а-а-а-о-о-о-о-о", – запел рог. Чистый звук разнёсся далеко и широко над водой. Улыбка просилась на лицо; Ренли вмиг захлестнуло предвкушением. Он, как и мечтал, стоял во главе громадной и воинственной флотилии. Только Станнис не стоял рядом. Ренли вообразил, как опускается на плечо тяжёлая рука, придавая уверенности. "А-а-а-а-а-о-о-о-о-о", – эхом прилетело с палубы "Морского оленя", следом отозвался и "Лорд Стеффон". Гребцы ждали команды мастера, матросы снимались с якоря и ставили паруса. Солдаты перекликались, подбадривая друг друга. Попутный ветер, подхватывая галеи, нёс их на запад. Разведчики шустро заскользили вперёд, и "Ярость" в середине второй линии неуклонно следовала за ними. Ренли стряхнул щит у румпеля, обеими руками надел однорогий шлем и поднялся на площадку для лучников, чтобы увидеть, как, приближаясь, разрастается город. Он дышал полной грудью, впитывая лёгкую качку, морской бриз и солёные брызги. Азарт и отвага смешались в крови. Те же чувства одолевали Роберта на Трезубце? Восходящее солнце сияло за спиной. "Хочу, чтобы Станнис мной гордился", – загадал Ренли, сжимая в руках боевой рог.