Сны цикады об осенней воде

Приблизительно семьсот лет назад мир заклинателей пережил десятилетия катастрофы, названной впоследствии «Дикуй икун». Объединившись под знаменем фанатичного императора, смертные начали безжалостную охоту на семьи и школы совершенствующихся. Реки страны окрасились в алый, а земля превратилась в металл. На алтарь кровавой бойни было положено несчетное число жизней смертных. Но все же девять десятых жителей разрываемой конфликтом страны были людьми, не способными к совершенствованию. Немногочисленный в сравнении с ними род культиваторов в этом противостоянии преступал порог гибели. Однако и в самые темные времена наступает рассвет. Вместе с повстанческой армией третьего принца, уцелевшие семьи заклинателей приняли участие в борьбе за выживание. Несовершеннолетний сын клана Яо, юный герой и один из лидеров-вдохновителей восстания, божественным мечом Тайян отрубил тирану голову, принеся стране мир. За это событие Яо Муай был вознесен на небеса, получив истинное бессмертие. И все же, несмотря на победу, эти события стали концом золотого тысячелетия бессмертных и началом эпохи «невмешательства». Мир заклинателей в итоге так и не оправился после событий «Дикуй икун». Жизнь выживших совершенствующихся необъяснимо стала короче: раньше бессмертные в среднем жили триста и более лет, но после.... дожить до ста пятидесяти уже являлось большим счастьем. Кроме того, после вознесения Яо Муая на небеса, ни одному следующему культиватору так и не удалось достичь истинного бессмертия и вознесения. Духовная школа Шоужэнь Цзинчжи на протяжении пятиста лет располагается на горе Циньмао в западной префектуре Люйинь. Поскольку учебное заведение было основано всего через два века после событий «Дикуй икун», первые главы школы строго придерживались политики обособления от мира смертных. Однако в последние годы с появлением амбициозных молодых людей, не заставших катастрофы, границы между мирами стали размываться. Особенно реформаторским стало руководство главы Бо Ляньди, получившего должность главы школы в четыреста тридцать восьмом году. За пятнадцать лет этот непримечательный заклинатель с круглым пузиком и отдышкой сделал для префектуры Люйинь больше, чем многие смертные чиновники вместе взятые. Одним из самых важных проектов главы Бо стало круглогодичное снабжение бесплатными лекарствами жителей префектуры. Ежемесячно пятнадцатого числа из ворот города Сяньсю в областной центр выезжало две повозки: одна была наполнена готовыми лекарствами, а вторая — запасами трав, передаваемыми аптекам и врачам префектуры. Кроме того, в самое проблематичное время, осенью и весной, когда было особенно много заболевших, адепты и несколько старейшин пика Бяньфу уезжали в областной центр на помощь местным лекарям. Старейшина Фоу Баньли, как самый опытный заклинатель пика, лично курировал отправление помощи от школы дважды в год, как раз в начале осени и в начале весны. Это всегда было не самой простой работой, но в этом, четыреста пятьдесят третьем году ситуация выдалась особенно тяжелой. Из-за сильной летней засухи уже начинали ощущаться последствия наступавшего неурожая. Власти префектуры были серьезно обеспокоены неожиданным обнищанием населения накануне зимы. За плечами неотступно маячил будущий голод, болезни и повышенная смертность. В Шоужэнь Цзинчжи за несколько дней до отправки повозок получили тревожное письмо губернатора префектуры с реальным описанием дел и просьбой о помощи. Хотя благодаря сведениям, приносимым собственными адептами и учениками, в школе уже знали общее состояние дел и подготовили больше лекарств, трав и людей, после письма губернатора пришлось еще раз все пересмотреть. Ситуация оказалась хуже, чем они предположили. Три дня подряд на пике Бяньфу круглосуточно горел свет. Лекари в поте лица выносили все из дополнительно открытых хранилищ, а ученики и адепты с пика Лиюй на мечах спускали коробки с горы. Старейшины с адептами без сна и перерывов на еду смешивали эликсиры и создавали пилюли. Сам мастер Фоу принял решение лично проводить группу, отправлявшуюся на помощь префектуре. Ранним утром третьего дня с залегшими под глазами темными кругами бессмертный Фоу Баньли проверял состав последний партии трав, упакованных в четвертом хранилище. Наконец, кивнув и передав список старшему ученику, мужчина смог перевести дух. Помассировав виски, старейшина, было, собрался пойти и выпить чашечку чаю перед долгой дорогой, когда приметил знакомый силуэт. — Мастер Кань, — улыбнулся бессмертный, приветствуя гостя. — Какой приятный сюрприз. Не ожидал, что вы уже вышли из медитации за закрытыми дверьми. — Мастер Фоу, — в свою очередь отозвался Кань Чунгуй, слабо улыбнувшись в ответ. — Да, я вышел сегодня ночью. Улыбка мужчины получилась довольно вымученной, что заставило старшего заклинателя присмотреться к коллеге внимательнее. Обычно совершенствующиеся, прошедшие медитацию за закрытыми дверьми, выходили посвежевшими и полными сил. Их физическое и ментальное состояние было стабильным, а в культивировании нередко происходил прорыв. Старейшина Кань изолировался от мира три месяца назад, сразу по завершении отбора новых младших учеников, и, по его собственным словам, вышел сегодня ночью. Но его текущее состояние было просто ужасно: бледная кожа, исхудавшее лицо и тело, измученное выражение на лице и тоскливый взгляд травяных глаз. Облаченный сегодня в выцветший халат с длинными широкими рукавами, мужчина походил на обветшалый скелет или неуспокоенного голодного духа. Ученики и адепты пика Бяньфу, трудившиеся без остановки три дня подряд, являли собой просто образец свежести и бодрости в сравнении с ним. Фоу Баньли инстинктивно нахмурился. Хотя они со старейшиной Кань и не были близки, они все же были коллегами, долгое время работавшими рядом. Было в прядке вещей поинтересоваться его самочувствием. К тому же, Кань Чунгуй — бывший ученик Шоужэнь Цзинчжи. В то время, когда он стал младшим учеником, Фоу Баньли уже был старейшиной школы, но еще не преподавал на пике Мацюэ. В то время они почти не пересекались, а потом юноша и вовсе стал учеником пика Лиюй, и у них не было возможностей взаимодействовать. И все же бессмертный Фоу, как педагог, чувствовал некоторую отеческую ответственность за его состояние. А еще лучшим другом Кань Чунгуя являлся его драгоценный ученик, глава Бо. Девять лет назад, в тот год, когда Бо Ляньди привез бессознательного заклинателя Кань на территорию Шоужэнь Цзинчжи, он обратился за помощью именно к своему шифу, Фоу Баньли. И тот, естественно, не смог отказать. В памяти пожилого бессмертного навсегда отпечатался образ безжизненного, словно тряпичная кукла, мужчины с пустыми глазами. Беспорядочно метавшаяся внутри тощего тела ци, почти что уничтожила его меридианы, и даже золотое ядро покрылось сетью трещин. Но самой большой проблемой, конечно же, было ментальное состояние пациента. Кань Чунгуй сдался и больше не хотел бороться за себя. Понадобилось много лет лечения, разговоров и заботы, чтобы этот человек хотя бы немного ожил и попробовал снова жить. Возможно, из-за того, что сегодня во взгляде тоскливых глаз мужчины Фоу Баньли снова увидел тень того сломленного человека из прошлого, он хотел докопаться до сути происходящего. — Мастер Кань, не сочтите за грубость, но могу ли я измерить ваш пульс и проверить духовную энергию? — мягко спросил старший заклинатель, но Кань Чунгуй в ответ лишь снова натянуто улыбнулся и отрицательно качнул головой. — У мастера Фоу сейчас много хлопот. Это может подождать. Тем более, — Кань Чунгуй вытащил из-за пазухи конверт. — Я бы и так хотел обременить мастера небольшой просьбой. — Конечно, — не стал настаивать Фоу Баньли, слишком уставший, чтобы спорить. Однако про себя мастер подумал, что стоит уделить состоянию коллеги самое пристальное внимание после дела с лекарствами для префектуры. — Если вас не затруднит, не могли бы вы отправить это письмо из Сяньсю, когда спуститесь с горы? — тем временем спросил старейшина Кань, протягивая конверт. — Нисколько не затруднит, не переживайте. Куда нужно отправить? — все так же спокойно и мягко отозвался бессмертный Фоу, принимая конверт. Хотя его лицо не изменило ласкового выражения, заклинатель был сильно удивлен содержанием просьбы коллеги. Обычно почтовым отделением в Сяньсю пользовались только ученики и адепты школы. Все старейшины предпочитали отправлять письма прямо с горы Циньмао, используя одну из птиц цинняо, проживавших в резиденции главы школы. Эти птицы отличались высоким интеллектом и выносливостью, хорошо справляясь с доставкой. Для того, чтобы отправить письмо или небольшую посылку с цинняо, необходимо было только обратиться к главе Бо. Неужели, Кань Чунгуй не хотел, чтобы Бо Ляньди знал об этом письме? — Префектура Сифую, город Баоцзан, поместье Бэй, — назвал адрес младший заклинатель. — Не сочтите за грубость, но содержание этого… — услышав адрес, старейшина Фоу заинтересовался сильнее. Баоцзан находился достаточно далеко от горы Циньмао. Внутренняя интуиция подсказывала заклинателю, что письмо может быть связано с текущим состоянием Кань Чунгуя. — Да нет-нет, ничего такого, — с показной беспечностью отмахнулся мужчина. — Недавно узнал, что моя давняя подруга, Бэй Лисинь, живет сейчас в Баоцзане. Один ученик этого набора поступил этим летом как раз по ее рекомендации. Вот я и подумал попробовать возобновить общение. Сами понимаете, по такой глупости, не хотелось занимать птиц цинняо. — Конечно, конечно, простите меня за излишнее любопытство, старейшина, — Фоу Баньли покивал в ответ, успокаивающе улыбаясь собеседнику. Но мысленно бессмертный только сильнее насторожился. Госпожа Бэй Лисинь, фигура довольно известная в заклинательских кругах, также являлась давней приятельницей главы Бо. Они уже много лет поддерживали редкую переписку. Кань Чунгуй же, насколько мог вспомнить бессмертный Фоу по обрывкам старых разговоров, уже лет десять как не поддерживал контакты с прошлыми друзьями и знакомыми. Что могло заставить Кань Чунгуя в тайне написать письмо госпоже Бэй? Еще не раньше и не позже, чем сразу же после выхода из неудачной закрытой медитации. Закрытой медитации, которая началась точно после приема новых учеников. Так, может быть, дело… в этом поступившем в школу ребенке? Как раз, когда старейшина Фоу собирался как-нибудь случайно узнать имя ребенка, его окликнули. Запыхаясь, к ним спешил подросток в черно-белой форме с серебряной вышивкой пика Мацюэ. Фоу Баньли немного удивился сегодняшнему наплыву гостей. — Сяо Мэн, что-то случилось? Не торопись отвечать, сначала тебе лучше немного отдышаться, — бессмертный дружелюбно улыбнулся раскрасневшемуся от бега ученику. Он знал, что этот юноша довольно застенчив, и обращался к нему особенно приветливо. Ученик выпрямился и, смахнув со лба пару непослушных прядей, отвесил вежливый поклон. Раскосые туманные глаза с искренней благодарностью смотрели на старейшину, наполняя старческое сердце отеческой нежностью. Придя в хорошее расположение духа, бессмертный подумал, что сегодняшним утром его навестили двое обладателей самых необычных в мире глаз. Сложно было сравнить, которые были прекраснее: вытянутые капли бледного зеленого нефрита или глубокие раскосые озера серого тумана. Жаль, что лишь одна пара из этих глаз светилась интересом к жизни. — Старейшина Фоу, этот ученик просит прощения за беспокойство, — все еще немного запинаясь, начал Мэн Иньчэнь. Хотя юноша по-прежнему сомневался в правильности своего поступка, он все же был полон решимости довести дело до конца. — Этот ученик принес лекарства для провинции Люйинь. Прошу старейшину проверить их. Если… если эти лекарства достойно выполнены, этот ученик будет очень рад. — Конечно-конечно. Не думал, что хоть кто-то из учеников запомнит мои слова, — обрадованный старейшина забрал несколько пузырьков, рассматривая их содержимое на свет. — Очень хороший оттенок… с кем ты работал в паре? — Я работал с братом Гу. С Гу Течжуном, — едва слышно выговорил Иньчэнь. Его и без того красные щеки зарумянились сильнее. Юноша смущенно уткнулся взглядом в землю, пытаясь стать как можно незаметнее. Бессмертный Фоу был занят изучением эликсира, но другой присутствующий заметил излишнее стеснение ученика. Его острый взгляд остановился на алых кончиках ушей подростка. — И где же Гу Течжун? Почему ты пришел получать похвалу мастера Фоу один? — неожиданно сурово спросил Кань Чунгуй. Старейшина Фоу даже отвлекся от рассматривания лекарств, бросая на коллегу недоуменный взгляд. Обращение старшего заклинателя к юноше прозвучало довольно враждебно. Почувствовав недовольство старейшины, подросток сжался еще больше, опуская голову все ниже и ниже. — Это не так. Я не пришел получать похвалу, — упрямо поджав губы, очень тихо ответил Иньчэнь. Хотя юноша чувствовал себя бесконечно виноватым перед Гу Течжуном, он все же сделал это не ради похвалы мастера и не хотел, чтобы его так воспринимали. — Да? А почему ты тогда пришел без своего напарника? Может быть, ты вовсе не участвовал в создании лекарств и просто поторопился присвоить чужую заслугу? — не давая ему ответить, Кань Чунгуй с несвойственной ему резкостью накинулся на ученика. Казалось, даже сам мужчина не понимал, сколько раздражения было в его голосе. Обвиняющие вопросы старейшины болезненно впивались в мучимое переживаниями сердце подростка. Услышав, что его обвиняют в присвоении чужого, юноша вскинул голову и широко открытыми глазами с ужасом посмотрел прямо в лицо Кань Чунгую. Тонкие губы подростка открывались и закрывались, но он так и не смог сказать ни одного слова. — Кого ты пытаешься обмануть, ученик Мэн? Ну, отвечай! — почти что крикнул заклинатель, сердито нахмурившись. Вид растерянного красивого лица этого подростка с большими прекрасными глазами непроизвольно заставлял все его нутро клокотать от невысказанного гнева. — Мастер Кань, — морщинистая рука Фоу Баньли опустилась на плечо коллеги. Всегда мягкий голос старейшины прозвучал строго и твердо. — Я самостоятельно разберусь позже в этой ситуации с учениками Мэн и Гу, — и, повернувшись к расстроенному ученику уже ласковее добавил: — Сяо Мэн, спасибо тебе за твой вклад. Не волнуйся, я знаю, что ты сделал лекарства, чтобы помочь людям. Сейчас тебе лучше пойти отдохнуть. Я найду тебя позже. — Да, мастер, — бесцветно отозвался Мэн Иньчэнь, по привычке с силой поджимая губы. Поклонившись старейшинам, он спешно покинул поляну. Ошарашенно глядя в пустоту, остановленный старшим заклинателем Кань Чунгуй пару раз моргнул. Только получив предупреждение от бессмертного Фоу, он осознал, в каком состоянии находился. Как вытащенная на берег рыба, мужчина несколько раз глотнул ртом воздух, пытаясь успокоить метавшееся в груди сердце и разбушевавшуюся внутри ци. Фоу Баньли сжал тощее запястье коллеги и направил свою ци в его меридианы, помогая стабилизировать поток. Как только это было сделано, старейшина с присущей ему деликатностью отпустил руку Чунгуя, не исследуя насильно его состояние. И все же бессмертный Фоу не мог не вздохнуть: — «Печаль и гнев мою сдавили грудь...» Кань Чунгуй, скажи, что именно тебя тревожит? — Мастер, — мужчина смотрел на свое запястье, которое еще хранило тепло чужой ци. — Я побеспокоил вас. Спасибо и… простите. Затянувшееся молчание красноречиво говорило, что разговор продолжаться не будет. Старейшина Фоу снова вздохнул, с легкой грустью подумав о давно ожидающем его в кабинете чайнике остывшего чая. Но только он собирался попрощаться с гостем, как Кань Чунгуй снова тихо заговорил: — Мастер Фоу, вы много знаете и давно живёте. Скажите... может ли душа умершего занять тело другого человека? — Если вы говорите об одержимости гуем, то… — задумчиво начал отвечать старейшина, но тут же был торопливо перебит: — Я говорю про перерождение, — ответ Кань Чунгуя заставил мастера удивленно вскинуть брови. Пытаясь не оттолкнуть неожиданно разговорившегося коллегу, пожилой мужчина начал осторожно рассуждать: — «Рождение не является началом, также как и смерть — концом». Верно, что после смерти душа будет перевоплощаться, пока не сольется с мировым порядком Дао. Выпив суп тётушки Мэн, душа, входящая в новую инкарнацию, соединяется с плодом и дает ему жизнь. Что же касается уже жившего тела… это сложный вопрос. Память старейшины Фоу в самый ненужный момент вновь подкинула ему воспоминание девятилетней давности. После оказания первой помощи Кань Чунгую, лекарь вышел из комнаты пациента и накинулся на главу Бо с обвинениями и расспросами. Бессмертный не понимал, как кто-то мог быть настолько безответственным в совершенствовании, что довел себя до такого плохого состояния. Виновато краснея и бледнея, его ученик в общих чертах рассказал, что у культиватора умер очень близкий ему человек, что и повлияло на мужчину самым пагубным образом. Это воспоминание частично проясняло, почему Кань Чунгуя интересовал вопрос реинкарнации. — Если душа этого тела ушла к Жёлтым источникам, то само умершее тело может занять неприкаянный гуй. Но вошедшая в инкарнацию душа… — помолчав, старейшина тихо договорил, — к сожалению, я не думаю, что это возможно, чтобы переродившаяся душа заняла чье-то оставшееся на земле тело. Никто не знает, когда душа твоего близкого сможет переродиться. Может быть, тебе посчастливится встретить его новорожденным ребенком. А может, к тому времени ты и сам войдешь в цикл перерождений и так никогда больше и не встретишь этого человека. Надеяться, что ты вознесешься, а после вознесется и твой близкий... слишком мало шансов, верно? Но вот если бы кто-то дорогой твоему сердцу мог вернуться в чьем-то уже взрослом теле и прожить с тобой отведенный срок на земле… насколько чудесно это бы было, да? Фоу Баньли понимал, что мечтать о таком — все равно, что ждать, когда Хуанхэ станет светлой. Не стоило давать другому эту сладкую ложную надежду. — А как же Пустоглазый даос Ли? — настаивал заклинатель, вспоминая историю легендарного древнего бессмертного. — Его тело было сожжено, а душа заняла тело скончавшегося нищего. — Бессмертный Ли Тегуай… — сердце старейшины сжалось, когда он смотрел на упрямо сдвинутые брови на изнеможденном худом лице собеседника. — Он… покинул тело для путешествия. Он не был мертв. Его душа не отправлялась к Жёлтым источникам. — Ясно, — после долгого молчания, наконец, ответил Кань Чунгуй. Казалось, за время разговора мужчина постарел и осунулся, будто бы на его плечи легла вся тяжесть мира. — Спасибо, мастер. Я уйду первым. Старейшина Фоу снова вздохнул, задумчиво склоняя голову в вежливом прощании. И только, когда худая высокая фигура Кань Чунгуя уже сделала несколько шагов прочь, пожилой бессмертный, будто бы случайно опомнившись, вдруг окликнул его: — А-а, мастер Кань! Совсем забыл спросить… а как зовут того мальчика, которого привела бессмертная Бэй? Кань Чунгуй остановился и обернулся вполоборота, пряча болезненно худые запястья согнутых рук в широких рукавах. Поднявшийся на холме ветер трепал его блеклые мышиные волосы, связанные в низкий нетугой хвост, и старую залатанную одежду. Странно улыбнувшись, мужчина негромко ответил: — Фэнь Ицзю.