Сны цикады об осенней воде

После первого волнительного знакомства для Мэн Иньчэня наступили безрадостные дни. Дружелюбный и энергичный соученик Фэнь, что искренне предложил ему дружбу, теперь в его присутствии будто бы замыкался в себе, с осторожностью подбирая каждое сказанное слово. Хотя от юноши по-прежнему ощущалась душевная сердечность, и его обращение было оставалось теплым, чувствительный Иньчэнь болезненно воспринял эту перемену. Вынужденный большую часть дней проводить в молчаливом одиночестве он зацикливался на мрачных мыслях и поиске собственных недостатков. Его лицо казалось юноше постным и уродливым, голос — тихим и заикающимся, а поведение — бесконечно фальшивым и отталкивающим. Стыд и распухшее чувство вины кислотой разъедали трепыхавшуюся в агонии душу подростка. Аппетит юноши ухудшился, а ночами наступала бессонница. От недосыпа и тяжелых мыслей регулярно появлялась головная боль. Неудивительно, что беспрестанно ругающий себя и ежеминутно удостоверявшийся в собственной ничтожности Мэн Иньчэнь в глазах окружающих стал выглядеть еще более отрешенным и холодным. Не добавляли радости и письма отца, приходившие из дома так часто, что в ящичке в комнате юноши уже не хватало свободного места. Господин Су был известным художником с хрупкой душевной организацией, большую часть жизни прожившим в уединении. Когда любимый и так сильно оберегаемый им ребенок был вынужден покинуть дом, тревожность Су Тяньцюя возросла многократно. Мужчина был рад, что его слегка замкнутый сын, наконец, откроет для себя безграничные радости окружающего мира и контакта с другими людьми. Но, как нервозный родитель, он не мог перестать волноваться. Сильнее всего господина Су беспокоили возможные проблемы Иньчэня в общении со сверстниками. Он боялся, что сын будет чувствовать себя одиноко. Поэтому Тяньцюй регулярно исписывал кипы бумаги, рассказывая о каждом небольшом событии, происходившем дома. Каждое из писем содержало в себе нежные слова поддержки и заверения, как сильно домашние скучают. Тревожный отец не забывал и засыпать ребенка вопросами. Господин Су просил Иньчэня подробно, чуть ли не поминутно, расписывать в ответных письмах о том, как ему живется в духовной школе, как он питается, нравятся ли ему занятия, хорошо ли он устроился и тому подобное. Конечно же, больше всего мужчину интересовало, с кем он подружился. Вопросы об отношениях с соучениками с каждым новым письмом занимали все больше места. Будучи художником, Су Тяньцюй изящными росчерками кисти украшал края исписанных листов графичными изображениями цветов, птиц и насекомых. Внутрь конверта он всегда вкладывал свои новые эскизы и этюды родных мест. Однако господин Тяньцюй не догадывался, что каждым новым письмом он добивается совершенно противоположного эффекта. Иньчэнь безмерно тосковал по дому, и описания быта поместья Су резали юное сердце без ножа. Слова любви и поддержки слишком смущали юношу, отчего тот просматривал эти абзацы поверхностно, не вчитываясь. Кроме того, ему казалось, что он, такой никчемный и неприятный, не заслужил добрых слов. И самое мучительное: все письма нуждались в его ответах. Очередной вопрос об успехах и дружбе с соучениками заставлял Мэн Иньчэня чувствовать себя все более несчастным. Юноша боялся признаться себе, что, кажется, начинал ненавидеть эти аккуратно подписанные толстые конверты, что регулярно приходили на его имя. Почта для духовной школы доставлялась в отделение, находящееся в городке Сяньсю у подножия горы Циньмао. Так как младшим ученикам запрещалось покидать школу, обычно раз в семь дней кто-то из адептов или старших учеников забирал почту наверх, на пик Мацюэ. Адепт, занимавшийся сегодняшней доставкой, мягко улыбнулся, издалека заметив приближавшегося младшего, и достал отложенный для него конверт. Подросток был хорош собой, к тому же, разговаривал очень вежливо, и этот заклинатель запомнил приятного юношу. Поскольку почта Иньчэню приходила часто, адепт специально откладывал его письма отдельно, чтобы ученику не пришлось долго искать. Поблагодарив старшего, Иньчэнь неспешно двинулся обратно. Хао Цайюню пришлось ночью спешно покинуть гору, чтобы оказать помощь другим ученикам пика Лиюй. Поэтому сегодня у проживающих на пике Мацюэ неожиданно выдалось свободное утро. На ходу распаковав конверт, юноша, хмурясь, бегло просмотрел его содержимое. От знакомого витиеватого почерка тяжесть в висках только усилилась. Мэн Иньчэнь уныло вздохнул, поднимая голову вверх, к затянутому серыми осенними тучами небу. Переполненный печалью он задавался вопросом, сколько еще эти мучения будут продолжаться. — Мэн Иньчэнь! — звонкий обиженный голос, разнесшийся над округой, заставил подростка закатить глаза в легком раздражении. Ко всем его неразрешимым проблемам в последние дни прибавилась еще одна. И, к сожалению, у этой проблемы были две ноги и очень громкий голос. *** Некоторое время назад в конце занятия по медицинской алхимии старейшине Фоу взбрело в голову выдать им парное задание. В течение семи дней двоим ученикам предстояло создать определенный лекарственный эликсир по выданному рецепту. Клевавшие носом дети разом оживились в поисках толкового напарника. Взгляд Мэн Иньчэня проскользнул по толпе подростков в поисках свободного соученика, через какое-то мгновение пересекаясь с еще одним ищущим взглядом. Немного растерянный Гу Течжун в одиночестве стоял посреди класса, наблюдая как все те юноши, обычно назойливо крутящиеся рядом, теперь спешно расходятся от него. Несмотря на то, что многие рассчитывали получить какие-то преимущества, следуя за потомком семьи Лоу, входящей в список нынешних «Пяти благородных фамилий», ни один из этих людей не решался приближаться к блистательному отпрыску слишком близко. Находясь рядом с птенцом феникса, приятно греться в лучах его славы, но, неосмотрительно подлетев слишком близко, рискуешь подпалить любопытный нос. Встретившись с Течжуном взглядом, Иньчэнь быстро отвел глаза, пытаясь в спешке отыскать кого-то другого. Но просиявший ученик Гу уже бодро направился в его сторону, сверкая, как начищенный золотой слиток. — Брат Мэн! — величественно разведя руками, воскликнул Гу Течжун, не скрывавший радости. «Нет, нет, нет», — с легкой паникой пронеслось у Иньчэня в голове. Все остальные в классе, к его неудовольствию, уже разбились на пары. Ему ничего не оставалось, как сухо кивнуть соученику, выражая согласие сотрудничать. Юный заклинатель клана Мэн не хотел объединяться с юным заклинателем клана Лоу, потому что также считал, что это принесет больше проблем, чем пользы. Однако такие мысли появились в голове юноши совсем не потому, что он боялся пострадать от величия этого возносящегося дракона. Вынужденный подолгу молчать и наблюдать за другими Мэн Иньчэнь сформировал четкое мнение почти о каждом из многоликой толпы соучеников. Брат Гу, как любимый ребенок слишком богатой семьи, был крайне самоуверен, и по собственному нескромному мнению, безусловно, имел полный живот эрудиции и таланта. Бесхитростно прямолинейный чуть ли не до грубости, болезненно обидчивый и смотрящий на всех с беззлобной покровительственной снисходительностью, этот юнец еще и имел рот длиной в три чи, ни к месту сыпавший пространственными сложными цитатами. Иньчэнь с тоской глядя на пару Фэнь Ицзю и Цун Ли, весело переговаривающихся в стороне, мрачно приготовился к неприятностям вынужденного сотрудничества с Гу Течжуном. И, конечно же, они не заставили себя ждать. *** — Мэн Иньчэнь! — сердитый окрик застал подростка на полпути к жилым дворикам. Подавив машинальный порыв схватиться за распухшие от боли виски, юноша неаккуратно запихнул письмо отца в карман и, не оборачиваясь, ускорился. Но кричащий был настойчив, и тактическое отступление провалилось. Через пару шагов его схватили за рукав, вынуждая остановиться. — Хватит убегать, — Гу Течжун, надувшийся как рыба фугу, с искренней обидой буравил его честными глазами. От жалостливого щенячьего взгляда сердце Иньчэня на мгновение дрогнуло, но уже в следующую секунду он снова нахмурился. Верная свита поклонников «птенца феникса» во главе с братом Жу, естественно, тоже явилась. — Ба, посмотрите на этого бесстыдника! — театрально взмахнув рукавами, обратился к группе соучеников Жу Минь. — Думаешь, если ты из известной семьи, то можешь делать все, что угодно? Брат Мэн, как тебе не стыдно вести себя настолько бесчестно? Подростки за его спиной одобрительно зашумели, вступаясь за драгоценного брата Гу. Никто в компании не симпатизировал этому холодному и неприступному соученику. Равнодушное выражение, за которым Мэн Иньчэнь прятал тревогу и стеснение, казалось им невыносимо надменным и насмехающимся над ними, детьми из простых семей. И пусть за спиной гордеца высилась благородная фамилия, ее тень все же была слишком далекой и иллюзорной. А защитников ближе у наглеца не водилось. Ученик Мэн слишком задирал нос, и его стоило проучить. Для того, чтобы вспыхнул пожар, понадобилась лишь искорка. — Почему ты так поступил со мной? — тихо спросил Течжун, в смятении теребя зажатый в ладони рукав формы юноши. Ему, как обычно эгоцентрично сосредоточенному на собственных переживаниях, не было дела до конфликта, что пытались развязать от его имени. Голова Иньчэня разрывалась от боли, а наивный брат Гу всё продолжал дергать его за рукав. Соученики рядом, бесцеремонно влезшие в чужой конфликт, теперь слишком разгорячились, шумя и обвиняя его в жестокости. Измученное сердце юноши наполнилось злостью, которую он так старательно пытался давить. Деспотичные требования семьи Мэн, безразличие со стороны других детей, непонятное поведение Фэнь Ицзю, настойчивые вопросы отца, глупость ученика Гу… все, что так долго давило на него, разом взорвалось внутри бурным потоком всеразрушающего гнева. Ни одному человеку, черт возьми, не было дела до его чувств! — Отпусти! — вспылил Мэн Иньчэнь, вырвав рукав из ладоней ошарашенного Гу Течжуна. Резко отвернувшись, юноша уже собрался убежать прочь и разбить что-нибудь в своем маленьком дворике, как его с силой дернули за волосы назад. Жу Минь с возмущенным воплем бросился в бой, бессовестно атаковав со спины. Зашипев, как дикий зверек, Иньчэнь сделал шаг вперед, с силой вырываясь из лап обидчика. Собранные в высокий хвост волосы шелком рассыпались по плечам юноши, а в руках оторопевшего от собственной инициативности ученика Жу осталась лишь серебряная заколка и выдранный черный клок. Перед растерянным взглядом в мгновение оробевшей группы поддержки предстало прекрасное лицо-сердечко, искаженное гримасой свирепой ярости. На бледной нефритовой коже выступили яркие алые пятна гнева. В мрачном облаке черных взлохмаченных волос Мэн Иньчэнь походил на мстительного злого духа прямиком из преисподней. Пасмурные серые глаза с покрасневшими уголками, казалось, метали молнии. — Ты… — Жу Минь слегка вздрогнул, отступив назад. Нутро подсказывало ему, что лучше остановиться прямо здесь, пока конфликт не прошел точку невозврата. Но разгорячившийся подросток уже не был в состоянии прислушиваться к разумным доводам. — Ну и что ты сделаешь? Побежишь жаловаться? — подбоченившись, прокричал храбрящийся ученик Жу. — Побежишь жаловаться отцу? — образ насмешливого женского голоса из воспоминаний наложился на текущую ситуацию, вызвав в душе Мэн Иньчэня новую вспышку злобы. Над ним будто бы вновь нависала высокая надменная фигура, с неприязнью смотрящая сверху вниз. В ее холодных глазах отражался силуэт покрытого синяками ребенка, без сил скорчившегося на траве в обнимку с деревянным мечом. Это была та весна, когда эта женщина явилась на порог их с отцом уединенного жилища и заставила Иньчэня обучаться владению клинком. Все движения этой горделивой бессмертной были быстрыми и беспощадными, не проходило и трети одной чашки чая, как подросток оказывался повержен. Однако она никогда останавливалась, продолжая избивать его. В момент, когда Иньчэнь мог лишь с ненавистью смотреть на ее стройные ноги в высоких расшитых золотой нитью сапогах, госпожа Мэн Ханьцзян дразнила его неизменным «Побежишь жаловаться отцу?». Конечно же, он не смел, молчаливо хороня обиду глубоко внутри. Похожие слова со стороны соученика попали прямо по старой давно гноившейся ране в сердце Мэн Иньчэня. Гнев и обида за несправедливо испытанную боль, казалось, полностью захватили разум подростка. Видя все сильнее свирепевшее лицо юноши, Жу Минь, уже оседлавший тигра, решился на шаг, в итоге еще больше усугубивший ситуацию. Размахнувшись, он отшвырнул заколку в заросли вниз по склону горы, с восторженным ужасом наблюдая, как та исчезает вдали. Все присутствующие юноши впервые мысленно заметили, что брат Жу, оказывается, не отличается разумом и дальновидностью. Эта заколка, конечно же, была самым драгоценным сокровищем Мэн Иньчэня. Через мгновение по поляне разнеслись вскрики и воцарился небывалый хаос. Мэн Иньчэнь набросился на Жу Миня, и, повалив на землю, принялся яростно избивать. В беспорядочно катавшийся клубок влезли еще два юноши, то ли пытаясь растащить дерущихся, то ли — больнее пнуть ученика Мэн. Растерянный Гу Течжун бестолково дернулся вперед, не понимая, почему двое выбрали настолько дикий способ выяснения отношений, но был предусмотрительно удержан за плечо телохранителем. Естественно, Течжун, яркая жемчужина на ладони семьи, не то что никогда не участвовал, а даже никогда и не видел уличной драки. И хотя юному господину не помешало бы получить настолько бесценный опыт, если в семействе Гу или клане Лоу узнали бы, что их дитя было втянуто в потасовку, то не сносить его телохранителю головы.

***

Фэнь Ицзю неспешно спускался по склону, слушая энергичную болтовню Цун Ли. В руках порядком потрепанного друга покоился новенький котел, внутри которого с шумом болталась мерная чашечка. На довольно улыбающемся лице гордо красовались несколько пятен сажи. Сегодня утром юноша сделал удивительное открытие: оказывается, если добавлять травы «на глаз», а не используя точную дозировку из рецептов, можно не только испортить приготовляемый эликсир, но и прожечь дыру в казённом котелке и деревянном столике. Да и в добавок уничтожить треть травы во дворе. Выяснилось это, конечно же, практическим путем. Так как срок приготовления лекарства по рецепту старейшины Фоу поджимал, юноши были вынуждены провести редкое свободное утро за скучной алхимией. Сходив за необходимыми травами и котлом, они обнаружили, что забыли взять чашечку для измерения количества ингредиентов. И тогда, вопреки сомнениям Фэнь Ицзю, друг решил продемонстрировать легендарный секретный прием «длани истины» семьи Цун. Оказалось, «длань истины», вопреки громкому названию, крайне плохо определяла необходимую меру ингридиента. Маленький дворик сразу же затянуло густым вонючим облаком, чей въедчивый запах намертво лип ко всему, чему не посчастливилось находиться рядом с котлом. И, конечно же, больше всего не повезло Цун Ли: его единственный чистый комплект формы насквозь пропитался непередаваемым ароматом. Хотя в хранилище трав ему порядком досталось от дежуривших адептов, а Ицзю, успевший переодеться, предпочитал держаться слегка в отдалении, эта неудача не сломила бойкий исследовательский дух юного заклинателя. Всю дорогу Цун Ли хихикал, вспоминая недавний конфуз, и развлекал соседа болтовней. Почти вернувшись в жилую части пика Мацюэ, друзья услышали громкие гневные крики со стороны дальнего склона. — Сучий сын, Мэн Иньчэнь, ты что с ума сошел что ли! — донесся до них рассерженный вопль, и Фэнь Ицзю молниеносно сорвался вперед. Мысленно вознеся горестный вздох к небесам, преданный Цун Ли помчался следом. Издалека увидев, как отважный брат Фэнь врезался в катающийся по земле черно-белый клубок из четырех фигур, он восторженно присвистнул. Опыта в потасовках у его выросшего в трущобах друга было гораздо больше, чем у компании ученика Жу. Удостоверившись, что все в порядке, юноша повернул штурвал по ветру и замедлился. И без его помощи Ицзю уже растолкал всех троих нападавших, при этом, к восторгу зрителя, особенно сильно пнув захлебнувшегося руганью Жу Миня. Раззадорившись и раскрасневшись от бега и наблюдаемого побоища, Цун Ли вдруг краем глаза заметил так горячо нелюбимого им ученика Гу. Тот нерешительно мялся чуть в стороне от дерущихся. Мысль возникла внутри головы подростка инстинктивно, коварно обойдя все органы, что отвечали за благоразумие и осторожность. Люди говорят: «Увидел зайца — пускай сокола», и воодушевленный ученик Цун, следуя этим словам, не стал сдерживать коня на краю пропасти. — На-аших бьют! — радостно взвыл он и, задорно размахивая котлом с гремящей внутри чашкой, устремился прямо к Гу Течжуну, и не подозревавшему о надвигающемся возмездии. Обхватив противника поперек туловища, Цун Ли навалился сверху, успешно сбивая соученика с ног. Две брыкающихся фигуры покатились по склону под взглядом оторопевшего от неожиданности телохранителя. — Ты что творишь?! — закричал в момент потерявший благородный лоск Гу Течжун. Неопытный подросток еле успевал отбиваться от беспорядочно сыпавшихся тычков и ударов. Но вместо ответа поверх его еще недавно так аккуратно собранного пучка был немедленно водружен вымазанный сажей алхимический котел. — Ах ты… Не вмешивайся! — поперхнувшись от такой наглости, заявил возмущенный ученик Гу. Телохранитель, уже сделавший шаг к дерущимся, замер на месте, бессильно разводя руками. — Он первый взбесился! — зажимая разбитый нос, тем временем гнусавил один из учеников в тени нависшей над ним разгневанной фигуры Фэнь Ицзю. — Еще раз подойдешь к нему и пеняй на себя, — сердито сверкая пронзительными синими глазами, юноша откинул с полного лба. Обычно довольно добродушный и спокойный Ицзю сейчас не на шутку разозлился. Получившие сдачи соученики, никогда не видевшие его таким раньше, окончательно потеряли желание продолжать драку. Впрочем, не напрасно. Среди юных беспризорников трущоб города Баоцзан безбашенный отпрыск семьи Фэнь, постоянно вступавшийся не только за своего проблемного сводного брата, но и за всех встречавшихся на его пути жертвах издевательств, был хорошо известен. Обычно улыбчивый и беззлобный подросток, столкнувшись с несправедливостью, будто реинкарнация воинственного Чжун Куя, в одиночку бросался против толпы. Признавшие поражение соученики подхватили самого пострадавшего Жу Миня и спешно ретировались прочь. Брат Гу, затянутый в собственный поединок, естественно, был всеми забыт. Только его телохранитель неловко мялся на поляне, будучи вынужденным наблюдать за бестолковой детской схваткой со стороны. Тут же забывший о них Фэнь Ицзю с тревогой обернулся, сталкиваясь с раздосадованным взглядом Мэн Иньчэня. Раскосые сумрачные глаза переполнял упрек и обида. Молчаливо отвергнув протянутую руку, тот поднялся на ноги и, отвернувшись, бросился вниз по уходящему в лес склону.