Сны цикады об осенней воде

Мэн Иньчэнь несся вниз по склону, не разбирая дороги. Гнев, лишь слегка выпущенный наружу во время драки, все еще яростно пылал внутри, плавя вены и внутренности. Подросток, так долго сдерживающий копившиеся эмоции, полностью отдался разрушающему чувству обиды на весь мир. Жалость к себе, до этого со стыдом подавляемая внутри, теперь ласкала его уязвленное сердце. С юношеским максимализмом Иньчэнь сейчас считал себя самым презираемым и несчастным человеком на свете, которого никто не любит и не понимает. И более того! Никто не просто не понимал его… никто и не хотел его понять, увидеть его чувства, мысли и переживания. В любой другой момент он, живущий с безмерным чувством вины внутри, никогда бы не позволил обвинить в своих бедах кого-то кроме себя. Но сегодня чаша страданий юного заклинателя переполнилась. Мэн Иньчэнь чувствовал себя самым обделенным, самым обиженным и нелюбимым. Сзади слышались торопливые тяжелые шаги и шум разламываемых веток густого кустарника на склоне горы Циньмао. Не жалея рук и лица, Фэнь Ицзю продирался следом. Его громкий встревоженный голос призывал соученика остановиться. Однако Иньчэнь отказывался слушать, дрожащими руками прикрыв раскрасневшиеся уши. Сейчас ему меньше всего хотелось видеть это теплое улыбающееся лицо с пронзительными синими глазами. Фэнь Ицзю был слишком жесток к нему! Слишком жесток! Иньчэнь по-настоящему злился на него. Ведь стоило тому услышать фамилию «Мэн», так он сразу же лицемерно поменял поведение, превратив их общение в какой-то формальный фарс. В понимании юноши, Фэнь Ицзю первый сделал шаг ему навстречу, а потом сделал вид, что ничего не было. Однако стоило Мэн Иньчэню попасть в передрягу, как этот человек, ведущий себя, как посторонний, мгновенно вмешался в потасовку и защитил его. Соученик и сейчас продолжал бежать следом, словно бы ему не было все равно, будто бы не он первый отвернулся от него. Он даже имени его не спросил! Споткнувшись о какой-то корешок, Иньчэнь неуклюже покатился вниз, раздирая нежные нефритовые руки о мелкие камни. Ветки беспощадно хлестали по красным от гнева щекам. В полном беспорядке, с ободранными руками и лицом, с полными листьев и травы спутанными волосами, юноша, наконец, смог остановиться, стукнувшись обо что-то твердое. — Брат Мэн! — с горечью воскликнул Ицзю, издалека увидев фигурку несчастного подростка, скорчившуюся у корней большого дерева. Соскользнув вниз по насыпи, он спешно опустился на колени рядом, с тревогой вглядываясь в хмурое лицо, покрытое сеточкой мелких порезов. — Ты… ты в прядке? — заметив чужую кровь, юноша с силой дернул за край своего рукава, пытаясь оторвать его. Он сильно пожалел, что не имел привычки носить с собой чистые платки, как воспитанный шисюн Бэй Чжунши. Поджав тонкие губы, Иньчэнь упрямо отвернулся, избегая смотреть на встревоженное лицо напротив. Через несколько неуклюжих попыток непокорная ткань хохуань-бу, наконец, с треском разорвалась. Ицзю свернул кусочек несколько раз, выбирая сторону почище, и в нерешительности потянулся к израненным белым рукам. — Мне не нужно! — в это мгновенье Мэн Иньчэнь снова повернулся к нему. В туманных глазах клубилось невысказанное негодование, а щеки и даже лоб юноши заливала алая краска гнева. В будущем он, безусловно, захочет провалиться сквозь землю, вспоминая свое текущее своенравное поведение. Но сейчас подростку было все равно, что кто подумает. Он утонул в омуте негативных эмоций. — Почему? — растерявшись, замерший Фэнь Ицзю смог выговорить только это. Нынешнее нервное состояние этого прекрасного человека чрезвычайно взволновало его сердце, заставляя то болеть. Юноша никогда бы не подумал, что благородный и отрешенный небожитель, которым он воображал собеседника, сможет повести себя настолько капризно. Какая-то важная мысль настойчиво пронеслась по рассеянному сознанию Ицзю, пока что так и не оформившись во что-то конкретное. — Не нужно делать вид, что тебе не все равно, — мрачно фыркнул Иньчэнь, снова отводя обиженный взгляд. — Если я тебе неприятен, то не нужно мне улыбаться! И вообще… не нужно мне помогать! Мне не нужна жалость от того, кто даже моего имени не захотел узнать. Ошарашенно глядя на раздраженное красное лицо напротив, на поджатый в тонкую линию рот, беспорядочно отталкивающий его какими-то несвязными предложениями… Фэнь Ицзю запоздало понял. Этот безупречный белый журавль… он что ли обиделся на него?! Затравленный взгляд пасмурных глаз напротив недвусмысленно подтверждал эту невероятную догадку. Казалось, Мэн Иньчэнь вот-вот заплачет: туманные озера уже наполнились водой. И эта еще не выплеснувшаяся вода неожиданно затопила сердце Фэнь Ицзю волнительной радостью. Все те переживания, что занимали юношу последние месяцы, оказались смыты этим нежным потоком. Стена отчуждения, возникшая между ними, на деле оказалась всего лишь низким хлипким заборчиком: переступить — и забыть. Его драгоценный белый журавль не парил в высоких далеких облаках, он ходил рядом, по той же земле, что и другие. У него тоже были свои желания, переживания и обиды. Этот журавль был крайне раним, много чувствовал и мог капризничать не хуже младшей сестрички Гоцзю. Он вовсе не был холодным небожителем, до которого простые смертные могли только пытаться дотянуться. Он был живым! Человек из Ци напрасно волновался, что Небо упадет. Фэнь Ицзю обнаружил, что он добровольно поддался ложным домыслам, придумав чересчур возвышенный образ другого. Слепо поверив собственной иллюзии, он повел себя глупо и, отдалившись, обидел нравящегося ему человека, заставив почувствовать себя плохо. В самом деле, ну и что с того, что соученик Мэн был гораздо воспитаннее и благороднее по происхождению? Ну и что с того, что он сам грубый мальчишка из трущоб? Каждый из них всего лишь был живым человеком со своими сильными сторонами и слабостями. Кивнув самому себе, Ицзю уверенно подхватил белоснежную ладонь и начал осторожно прикладывать ткань к порезам, пытаясь остановить кровь. Мэн Иньчэнь растерянно вздрогнул. — Прости меня, — серьезно проговорил юноша. — Я просто дурак. Вел себя так глупо, потому что мне было стыдно за себя. С легкой виноватой улыбкой он поднял взгляд от кусочка ткани, пропитавшегося кровью. Глубокое мягкое тепло синих глаз потушило в душе Мэн Иньчэня последние остатки гнева. Уязвленное раненное сердце словно обволокло мягким исцеляющим светом. — Моя семья очень бедная. Я плохо говорю и не знаю все эти красивые вежливые слова, — Фэнь Ицзю продолжал сосредоточенно прикладывать ткань к порезам. — Ну… честно, я даже читать и писать совсем недавно научился. А ты очень умный и хороший. Мне хотелось стать немного получше, чтобы тебе не было неловко дружить со мной. Почитать там всякие умные книжки… Щеки и шея Мэн Иньчэня снов покрылись румянцем, но на этот раз от смущения. Подросток все еще до конца не мог осознать услышанные слова, слишком уж невероятными они оказались. Неужели… неужели кто-то будет переживать за то, как выглядит в глазах такого жалкого человека, как Иньчэнь? Сердце юноши маленькой птичкой беспокойно металось в груди. Он не мог поверить, что человек, занимавший все его мысли, тоже думал о нем, тоже хотел подружиться с ним. Этот человек назвал его хорошим и умным... И даже пытался изменить себя! Хотя сейчас Иньчэнь и не гордился своим поведением: вспылил, ввязался в драку на виду у всех, бесславно скатился с горы, добавив себе больше травм… но он все же не мог подавить распускавшееся в душе счастье. Кто бы мог подумать, что сегодняшний день принесет такую радость. — Брат Мэн, хотя ты и из очень благородной семьи, я знаю, что ты не станешь смотреть на меня косо, — Фэнь Ицзю с особой внимательностью промокнул самую глубокую царапину на лбу юноши. — Но я все равно в итоге столько всего надумал, что обидел тебя… — Иньчэнь, — вдруг тихо перебил его соученик, со смущением отводя взгляд. Казалось, вся его кожа раскраснелась до кончиков волос. — Это мое имя. И если ты вдруг хочешь… — Хочу! — спешно воскликнул Фэнь Ицзю, расплываясь в глупой широкой улыбке. — Иньчэнь! Очень, очень красиво! Конечно же, еще в день начала занятий юноша узнал имя заинтересовавшего его соученика. Но услышать это от кого-то постороннего или получить личное разрешение называть другого по имени — это были сильно различающиеся друг от друга вещи. Двое подростков молчали, улыбаясь каждый своим сокровенным мыслям. Недружелюбный склон горы Циньмао окутала благодатная мягкая тишина. Опомнившись, Фэнь Ицзю стукнул себя по голове. — Что же мы сидим! Твои раны нужно как следует обработать. Быстрее пойдем… — юноша резко вскочил, запихивая окровавленный кусочек одежды в целый рукав. — Н-нет… погоди, — услышав смущенный ответ, Ицзю снова мысленно обругал себя. Его драгоценный друг, наверное, сильно пострадал при падении. Не говоря уже о том, что до этого ему пришлось драться с троими противниками! — Я понесу тебя! — с жаром пообещал юноша, с несвойственной ему злопамятностью подумав, что позже еще разберется Жу Минем и его товарищами. — Нет, стой, стой! — испуганно возразил Мэн Иньчэнь, чувствуя, как его уши и щеки становятся все более и более горячими. — Я могу идти сам! Просто… моя заколка, она все еще где-то здесь. Мэн Иньчэнь ежедневно заплетал свои темные шелковые волосы в высокий хвост, поэтому Фэнь Ицзю прекрасно помнил, как выглядела его заколка. Серебряная шпилька, заканчивающаяся изгибом в виде облака, выполненным из редко встречающегося серого нефрита. Очень простая, но изящная, эта вещь хорошо подходила белоснежному лицу-сердечку и туманным глазам Иньчэня. Юноша озадаченно огляделся, рассматривая густые заросли высокой травы и заостренные ветки лохматых кустов, которыми так обильно был покрыт склон горы. Найти здесь маленькую заколку… было бы весьма проблематично. — Я отведу тебя наверх, а потом вернусь, чтобы найти ее, — хотя Ицзю было жалко, что такое прекрасное украшение потерялось, все же здоровье его друга — это то, что волновало подростка в первую очередь. — Нет, нет, я должен найти ее сам, — стыдливо обнимая колени, Мэн Иньчэнь тоскливо покачал головой. Когда юноша упрямился, то всегда поджимал свои тонкие губы, отчего они совсем бледнели и терялись, складываясь в тонкую строптивую нить. Все его тело болело, а покрытая мелкими порезами кожа предплечья и лица зудела и чесалась. Но несмотря на физический дискомфорт и нежелание обременять соученика Фэнь, Иньчэнь не мог позволить себе уйти без этой вещи. — Тогда я помогу, — тут же изменил стратегию Фэнь Ицзю, проворно опускаясь на корточки. У его спутника явно были причины так поступать, поэтому он без лишних возражений согласился. Загорелые руки ловко шарили среди травы вокруг. Вдруг что-то вспомнив, Ицзю оторвал от уже пострадавшего рукава школьной формы кусок побольше, и, разорвав его на отдельные кусочки, осторожно обмотал руки Иньчэня импровизированными бинтами. Старейшина Фоу предупреждал, что в раны не должна попадать грязь, иначе возникнут осложнения. Конечно, рукав формы Ицзю нельзя было назвать чистым, и, если бы они прямо сейчас ушли с горы, подросток и не подумал бы делать перевязку. Но сейчас это было лучше, чем ничего: он надел чистый комплект всего пару часов назад, да и ткань хохуань-бу зарекомендовала себя довольно устойчивой к загрязнениям. Такая перевязка была относительно приемлема, пока они будут искать заколку. — Иньчэнь, — аккуратно начал юноша спустя некоторое время бесплодных поисков. — Там наверху… что за конфликт у тебя с братом Гу? Обернувшись, он заметил, как снова напряглось и нахмурилось лицо друга. — Если не хочешь… — тут же отступил Фэнь Ицзю. Ему не хотелось, чтобы Иньчэнь снова почувствовал себя неуютно. Тем более разузнать подробности можно было и самостоятельно у другой стороны. — Я обидел брата Гу, — с трудом поборов нежелание говорить, подросток все же ответил, еще больше поджимая губы. — Не думаю, что ты специально… — Ицзю мягко попробовал утешить собеседника, видя, как расстройство явно проступает на бледном израненном лице. Но юноша не дал ему договорить, упрямо перебив: — Специально, — лицо Иньчэня скривилось в мучительной гримасе. Ситуация с Гу Течжуном изначально произошла и развилась до драки из-за его упрямого нежелания объясняться. Он понимал, что не мог не поступить так, как поступил. И все же чувство вины терзало сердце юноши ядовитыми когтями. Пристыженный Мэн Иньчэнь усердствовал быть в глазах окружающих плохим. Даже перед этим теплым и добрым человеком, перед которым хотелось выглядеть лучшей версией самого себя. — Я знал, что это обидит брата Гу, но я все равно это сделал. Озадаченно почесав голову, Фэнь Ицзю, наконец, неуверенно ответил: — Папа всегда учил, что у каждого поступка есть своя причина. Я все же думаю, что… — Я выполнил задание старейшины Фоу один и сдал его без ведома брата Гу! — опять перебив друга, торопливо почти что выкрикнул Мэн Иньчэнь. Его красивые ладони с силой сжались в кулаки, отчего кровь на незаживших порезах выступила сильнее. Несчастный, встревоженный юноша сидел с опущенной головой, упрямо буравя взглядом землю. Услышав это признание, Фэнь Ицзю невольно улыбнулся. Для него этот поступок хотя и был не самым красивым, но, безусловно, не заслуживал настолько глубоких переживаний его совершившего. Спрятав улыбку, он подполз ближе к другу, бережно дотронувшись кончиками пальцев до дрожащих кулаков. Согласно предыдущему опыту юноши больше всего люди испытывали вину, когда совершали что-то несвойственное их характеру. — Расскажи-ка мне все с самого начала, — успокаивающе погладив руки собеседника, попросил подросток. И хотя голос Фэнь Ицзю звучал ласково, он не намерен был сдаваться, твердо решив узнать причины. После нескольких минут уговоров Мэн Иньчэнь все же уступил. Изначально на задание старейшиной Фоу было дано семь дней. Нельзя было сдать позже, но никто не мешал им принести созданный эликсир раньше. Первые два дня Мэн Иньчэнь приходил во двор Гу Течжуна, пытаясь уговорить того быстрее начать выполнение задания. Однако брат Гу с достойной лучшего применения беспечностью уклонялся от обязанностей, предпочитая тратить время на более интересные поручения других старейшин. На третий день удрученный Иньчэнь понял, что так и не добьется от соученика поддержки. Тогда юноша прекратил тратить время зря и в одиночку приготовил несколько эликсиров по рецепту, чтобы успеть отдать их старейшине до пятнадцатого числа. Причина, по которой он так торопился, в том, что каждый месяц пятнадцатого числа адепты пика Бяньфу спускались с горы, передавая целебные эликсиры окрестным деревням. — Осенью многие крестьяне упорно изо всех сил занимаются сбором урожая. К зиме люди совсем выбиваются из сил, и с наступлением холодов многие заболевают, — рассказывал подросток. — Шоужэнь Цзинчжи ежемесячно отправляет помощь префектуре, в том числе лекарствами. На занятиях старейшина Фоу сказал, если мы успешно успеем сделать наши рецепты до пятнадцатого, то они тоже отправятся людям… Фэнь Ицзю смущенно поерзал, вспоминая, что бессмертный Фоу действительно говорил что-то такое. Конечно же, ни он, ни Цун Ли это не запомнили и, как и многие другие, отложили выполнение задания на последний момент. Юноша подозревал, что причина беспечности Гу Течжуна также была в том, что тот не помнил эту информацию. — Ты говорил брату Гу, почему вам нужно поспешить? — он решил подтвердить свою догадку. Увидев в ответ удивленный взгляд, Фэнь Ицзю понял, что его друг и не представлял, что кто-то мог забыть этот важный момент. Мэн Иньчэнь, и правда, был гораздо благороднее их всех вместе взятых. И все же его добродетельному другу было бы неплохо научиться чуть больше рассказывать остальным о причинах своего поведения... тихо вздохнув, Ицзю продолжал слушать. — Старейшина Фоу понял, что я сделал все сам. Я знаю, что был эгоистичен и сильно обидел брата Гу, — вздохнул Иньчэнь. — Но в префектуре Люйинь из-за летней засухи в этом году неважный урожай, а значит люди станут беднее. Им будет сложнее купить лекарства. Если бы я не поторопился… кто-то бы мог бы остаться без лекарства на этот месяц. Договорив, раскрасневшийся от волнения юноша вновь с силой сжал кулаки. — Я знаю, что это всего лишь несколько склянок, — все больше краснея, Мэн Иньчэнь упрямо поджимал губы, глядя себе под ноги. — Это очень мало, но… — Неправда! — с жаром перебил его Фэнь Ицзю, чье сердце будто бы царапнула кошачья лапка. — Иньчэнь, ты поступил очень хорошо! Тот, кто поправится благодаря тебе, уж точно не скажет, что это «всего лишь несколько склянок»! И если ты расскажешь, почему сделал задание один, то Гу Течжун поймет. Я уверен! Только совсем глупец будет обижаться на такое... Взгляд туманных глаз Мэн Иньчэня, чье сердце так долго мучилось, потеплел. Он с благодарностью посмотрел на человека, который всего парой искренних слов заставил его переживания отступить. Тонкие губы подростка тронула тень улыбки. Казалось, что кто-то из благородного клана заклинателей не должен так много знать о быте смертных крестьян и ситуации в сельском хозяйстве. Однако Иньчэнь знал и, казалось, был довольно обеспокоен этой темой. Спросив об этом удивительном обстоятельстве, Фэнь Ицзю смог больше узнать о жизни нового друга. — Мой отец ежегодно в это время передает скопленные за год деньги для покупки лекарств в нашем округе, — пояснил юноша. — Его волнует жизнь людей, в свободное время он также много читает, как обрабатывать землю и эффективнее выращивать культуры. Он рассказывал мне об этом. — Ого, я и не думал, что семья Мэн занимается таким, — Фэнь Ицзю мысленно отметил, что нужно бы пересмотреть мнение об этом клане. — Нет, мой отец всего лишь простой художник, и никак не относится к миру заклинателей. Фамилию «Мэн» носила моя мать, — покачал головой Мэн Иньчэнь, задумчиво рассматривая траву под ногами. После небольшой паузы он тихо добавил: — Я не думаю, что хоть кого-то из нынешней семьи Мэн могут волновать проблемы обычных людей. Фэнь Ицзю кивнул и не стал дальше развивать тему. Все же, судя по тому, что он ранее слышал от старейшины Кань и Цун Ли про заклинательские кланы и принцип невмешательства, клану Мэн действительно не было никакого дела до болезней смертных. И, похоже, между настоящей семьей его друга и кланом Мэн бушевали какие-то скрытые подводные течения. В наступившей тишине неожиданно раздался громкий шорох, и перед подростками из кустов проворно выскользнула полосатая тень. Крупная кошка с длинной бурой шерстью лениво окинула людей взглядом. Во рту животного что-то блеснуло. — А! — вскочил Фэнь Ицзю, указывая пальцем на незваную гостью. — Это же твоя заколка! Коты, символы достатка и долголетия, издавна были любимы бессмертными, щепетильно относящимися к своей значительно дольшей в сравнении со смертными продолжительности жизни. Любая приличная духовная школа обязательно должна иметь на иждивении хотя бы одного зверя. Тем более, что по рассказам и сама Хозяйка Запада, хранительница персиков бессмертия, Си-ван-му, особо почитаемая миром совершенствующихся, имела кошачьи черты. Конечно, Шоужэнь Цзинчжи в плане кошек обогнала все иные учреждения. Назвавший гору, где располагалась школа, горой Циньмао был на удивление прозорлив. Эта местность и правда оказалась домом для огромного количества кошек. Белые, черные и многоцветные, длинношерстные и короткошерстные, с кисточками на острых ушах и с круглыми ушками, с короткими и длинными хвостами, толстые и поджарые, пожилые с уже поседевшими усами и совсем юные котята… все эти звери чувствовали себя на территории горы, как дома. Ежедневно, просто пройдясь по пику Мацюэ, можно было встретить как минимум парочку кошек, занимающихся своими крайне важными кошачьими делами. Юным ученикам даже иногда казалось, что именно кошки были истинными хозяевами Шоужэнь Цзинчжи. Они беспрепятственно могли заходить в любое помещение школы по их кошачьему желанию, и не могли быть насильно изгнаны. Их также щедро подкармливали, что не могло не расстраивать учеников, которым в последнее время урезали рацион. Животных следовало уважать и держаться от них на некотором расстоянии. В правилах духовной школы даже был специальный запрет на беспокойство этих животных. Некоторые старейшины с важным видом рассказывали, что эти звери своей сумрачной иньской энергией хорошо уравновешивают яркую энергию ян на их горе, переполненной мужчинами. В большинстве своем кошки жили в своем кошачьем мире, с равнодушием игнорируя суетящихся на горе заклинателей. Но были и некоторые животные, которым, казалось, нравилось наблюдать за людьми. Все эти особи имели удивительно яркий золотой цвет глаз и крайне проницательный, совсем не кошачий взгляд. Кроме того, они и вели себя отнюдь не по-звериному. Такой, например, была так кошка, что в первый день намеренно украла у Фэнь Ицзю рекомендательное письмо от госпожи Бэй. Каждый раз натыкаясь на внимательный взгляд одного из таких зверей, Фэнь Ицзю непроизвольно вздрагивал, подсознательно ощущая себя целью какого-то вредного замысла. Понаблюдав за странными кошками некоторое время, юноша стал убеждаться, что в образе разных животных за ним следит кто-то один. Кто-то крайне хитрый и скрытный. Вот и сейчас златоглазая кошка изучала застывших подростков. Заметив знакомую заколку во рту нежданной гостьи, Фэнь Ицзю нервно сглотнул. Неужели злодейка опять замыслила пакость? Однако сейчас таинственный противник вновь захватил кое-что, отчего юноша не мог отказаться. Сделав осторожный шаг в сторону кошки, Ицзю снова замер. Зверь одновременно с ним сорвался с места и в два грациозных прыжка увеличил дистанцию. Подросток с сожалением убедился: нечестная тактика врага не изменилась, оставшись такой же, как и с письмом. — Иньчэнь, подожди меня тут, — предупредил он, непроизвольно понизив голос. Лукавая нахалка снова намеревалась поиграть в какие-то ей одной интересные игры, и юному заклинателю не хотелось впутывать в это достаточно пострадавшего сегодня друга. Убедившись, что Фэнь Ицзю готов последовать за ней, кошка, казалось, усмехнулась своим загадочным кошачьим мыслям и резво двинулась вперед. Юноша сорвался за ней, шумно скользя вниз по склону. — По-подожди! — не успел Иньчэнь опомниться, как загорелая фигура друга скрылась в кустах. Неуклюже подскочив, он поспешил следом. Сердце взволнованно рвалось прочь из груди запыхавшегося подростка, но уже через пару минут торопливой погони ему удалось снова увидеть знакомый силуэт. — Ицзю, постой! — пытаясь отдышаться, хрипло позвал юноша. Эта странная кошка, так вовремя появившаяся с разыскиваемой ими вещью, не могла не вызвать подозрения у тревожного Мэн Иньчэня. Перед взглядом согнувшегося пополам подростка промелькнуло что-то яркое. Присмотревшись, среди травы он заметил разорванную красную ленту. — Все хорошо, — радостно отозвался друг, подкрадываясь к кошке, с беспечным видом присевшей на груду больших валунов. — Почти достал… В тот же момент Иньчэня захлестнула волна ледяной паники. Юноша вдруг понял, что именно лежало у его ног. Это была граница запретной территории западного склона пика Мацюэ! — Стой! Это… — в отчаянье вскрикнул он. Но предупреждение прозвучало слишком поздно: потрепанная фигура Фэнь Ицзю в этот момент исчезла среди камней.