Сны цикады об осенней воде

— Петух! Черепашье яйцо! Выскочка! — скрестив ноги и руки, Цун Ли без остановки ругался. Сидящий рядом Фэнь Ицзю издавал тихие сочувственные звуки, давая другу выговориться. Юноши скрылись от любопытных глаз под тенью большого дерева на полянке вблизи учебного корпуса. — «Брат Гу из клана Лоу. Кто ты такой, чтобы мешать ему?» — подражая голосу соученика Жу, прошипел Цун Ли. От непрекращающейся ругани голос подростка звучал хрипло. — Ну, ну, — утешающе похлопал друга по плечу Фэнь Ицзю. Пытаясь хотя бы немного увести разговор в сторону, он осторожно уточнил: — А что за клан Лоу? Никогда про них не слышал. — О, это еще те сыны черепах! — презрительно фыркнул юноша в ответ, вытирая вспотевший лоб и раскрасневшиеся щеки широким рукавом. — От этих тоже лучше держаться еще дальше, чем от Мэн. Если Мэн тебя в лучшем случае на кусочки порубит, то Лоу — будут мило улыбаться, режа твою спину. Потом присвоят твои ценности, пустят по ветру родню, исказят память о тебе и еще и театрально поплачут на твоей могиле. Рот Фэнь Ицзю от удивления приоткрылся: списочек получался внушительный, ничего не скажешь! Поскольку брат Гу, казавшийся идеалом благородного бессмертного из книжек, имел какое-то отношение к этой семье, юноша был полон любопытства. Он постарался выяснить, чем клан Лоу заслужил свою репутацию, но сейчас Цун Ли был ненадежным рассказчиком: — Да потому, что они вмешиваются в политику смертных! Старый лис даже запихнул свою дочь в гарем императора! — размахивал руками друг, повторяя те фразы, которые так часто слышал дома. Фэнь Ицзю задумчиво почесал кончик носа, все еще не понимая, почему в мире заклинателей поступки клана Лоу вызывали порицание. Подросток считал, что если у кого-то было много денег и силы, то этот человек, естественно, будет стремиться ко власти и влиянию на происходящие вокруг события. Задумавшись над этим несоответствием, он не очень внимательно продолжал слушать Цун Ли, снова принявшего ругаться на Гу Течжуна. Скоро им пришлось вернуться в класс и послушать приветственные речи старейшин, преподававших на пике Мацюэ. Ицзю, все еще прибывая в рассеянном состоянии, пытался рассмотреть, где в этот раз сидит соученик Мэн. Когда они вернулись, Цун Ли настырно потащил его в сторону ближайших свободных мест, помешав отыскать Иньчэня. К концу лекции ему так и не удалось это сделать, и бурный поток шумных подростков быстро вынес друзей на залитые солнцем тропинки горы. Выйдя из здания, среди черно-белого моря юношей Фэнь Ицзю вдруг заметил высокую потрепанную фигуру в зеленом. Мужчина одиноко стоял вдалеке, лениво опираясь на могучий ствол дерева. На нем была та же одежда, что и вчера, а тощие длинные пальцы по-прежнему вертели в руках веер, без разрешения позаимствованный у главы Бо. Травяные глаза Кань Чунгуя, полуприкрытые веками, неторопливо скользили взглядом по выходившим ученикам, будто ища кого-то. Фэнь Ицзю сразу вспомнил, что, прощаясь, старейшина пообещал найти его в ближайшее время. Может ли быть, что бессмертный здесь ради него? Предложив Цун Ли встретиться позже, юноша направился в сторону ожидавшего заклинателя. Хотя в прошлый раз последний тоскливый взгляд старейшины порядком смутил его, все же Ицзю симпатизировал этому странноватому бессмертному и хотел о многом его расспросить. — Сяо Цзю, — мягко улыбнулся Кань Чунгуй подошедшему ученику. — Как прошли твои первые занятия? — Шифу Цзяцзюй рассказал много всего интересного, — от такого ласкового обращения юноша, вообще-то бывший довольно толстокожим, ощутил неловкость. — Кстати, мастер показывал ваш талисман… Двое, взрослый и ребенок, продолжили разговор за неторопливой прогулкой. Старейшина Кань расспрашивал о занятиях и о том, как подросток в целом устроился в школе. Общаться с заклинателем оказалось на удивление легко. Осмелев, Ицзю уже без лишнего смущения спокойно рассказывал о жизни в городе Баоцзай и семье Фэнь, о знакомстве с госпожой Лисинь и работе в поместье Бэй. Продолжая добродушно улыбаться, Кань Чунгуй с неизменным вниманием слушал и о неудачных подработках непоседливого брата Байцзю, и о несносных задачах бессмертной Бэй, и о легендарном дневнике Цун Ли, и о поразительном убранстве школьного общежития. Похоже, для мужчины сейчас не было ничего интереснее, чем все эти обрывистые воспоминания и юношеские переживания. — Старейшина Кань, можно задать вопрос? — вспомнив о недавнем разговоре о кланах бессмертных, Фэнь Ицзю чуть нахмурился. Получив согласие, подросток попытался сформулировать волновавшую его проблему: — Правда ли, что от некоторых семей заклинателей нужно держаться подальше? Поигрывая веером главы Бо, Кань Чунгуй сосредоточенно рассматривал изящную резьбу на пластинах. Мужчине очень хотелось ответить утвердительно, со всей серьезностью предостеречь это невинное дитя, напугать его, заставив быть бдительным до паранойи. С определенными заклинателями, имеющими неограниченную власть и непомерные амбиции, действительно не стоило связываться. Бессмертный Юйгун Ишань жил долго и слишком хорошо помнил, как заканчивали перешедшие дорогу не той семье. Однако, будучи старейшиной Шоужэнь Цзинчжи, Кань Чунгуй не мог бездумно проецировать свой опыт на чистый незамутненный разум ученика. Заметив сосредоточенное хмурое лицо юноши, он осторожно уточнил: — Почему ты так считаешь? — Ли-эр… мой друг, Цун Ли, сказал это, — услышав ответ, старший заклинатель мысленно похвалил предусмотрительного ученика Цун. Хорошо, если за этим милым дитя будет присматривать не только он сам. — Он сказал, что некоторые кланы совершают плохие поступки, ну, вмешиваются там в политику мира смертных или вроде того… но я, кажется, не понимаю… разве это не естественно, что тот, у кого есть сила, будет пытаться влиять на других? — думая о простодушном и прямолинейном соученике Гу, совсем не производившем впечатление великого интригана, Фэнь Ицзю неосознанно пытался обелить репутацию его семьи. Конечно же, хотя юноша не называл конкретных фамилий, Кань Чунгуй сразу догадался, о каком заклинательском клане ученик хотел спросить. Вопрос семьи Лоу со стороны действительно выглядел довольно неоднозначно, и мужчине пришлось начать рассказ издалека. Мир бессмертных существовал хотя и совсем рядом с миром смертных, но все же жил довольно изолировано, придерживаясь собственных правил и внутренней иерархии. Для духовных школ и кланов основой выживания служила необходимость поддержания нейтралитета в междоусобных конфликтах смертных правителей. Пусть бессмертные могли жить очень и очень долго, обладали особенным оружием и силами, способными приводить к большим разрушениям и трагедиям, но их сообщество было слишком немногочисленным. В свою очередь массы обычных, лишенных способностей к совершенствованию людей, хотя и проживали короткую жизнь, объединившись против «сильных мира сего» могли привести их род к полному уничтожению. И однажды, столетия назад, это едва не случилось. Уцелевшие семьи заклинателей сделали верные выводы. С тех пор группа совершенствующихся развернула политику сокращения вмешательства в жизнь смертных. Появились такие законы, как запрет на убийство простых людей, подчинение властям и законам мира смертных. Столетиями шло обособление их замкнутого изолированного сообщества. Однако «невмешательство» подразумевало не только отсутствие попыток порабощения смертного царства, но и бездействие перед возникающими у человечества опасностями. Появилась практика коммерческих отношений: за оказание помощи смертным, которая тоже, по сути, была «вмешательством», стали браться большие деньги. Сложились правила, какие услуги могли быть оказаны, а какие — нет. По прошествии времени поверх этих правил появлялись традиции, в восприятии многих становившиеся такими же нерушимыми нормами. Ярким примером консервативных традиций служило поведение практикующих Дао Лекаря, большинство которых принципиально не лечило «не заклинателей» и не продавало лекарства смертным, хотя запрета таких действий не существовало. Многие семейства с годами радикализировались сильнее: появлялись теории «чистоты заклинательской крови и внутриклановые запреты на браки со смертными. Совершенствующиеся, не вышедшие из заклинательской семьи, теперь имели гораздо меньше шансов достичь чего-то в сообществе бессмертных. Большая часть духовных школ с нежеланием принимала детей, в роду которых не было заклинателей, а некоторые школы — не принимали вообще. И с каждым новым столетием последних становилось все больше. Конечно же, не всех это устраивало. Часть бессмертного сообщества боролась против сложившихся традиций, считая их влияние тлетворным и разлагающим. Например, духовная школа Шоужэнь Цзинчжи выступала за равные права и равное отношение к совершенствующимся вне зависимости от их происхождения, а также придерживалась принципов поддержки простых людей. Школа безвозмездно откликалась на любые просьбы о помощи тех, кто был слаб, и регулярно раздавала часть произведённых лекарств и талисманов по окрестным населенным пунктам. Выпускники и адепты становились странствующими заклинателями, используя приобретенные умения, чтобы бороться с нечистью, отравляющей жизнь смертных. Хотя дела Шоужэнь Цзинчжи вызывали презрение и недовольство многих консервативно настроенных заклинателей, по сути школа не нарушала ни одного сложившегося в мире бессмертных правила. Однако семья Лоу была другой. Амбиции этого клана простирались далеко за пределы заклинательского мира. Поселившись в столице, эта семья годами подбиралась к самым влиятельным людям смертного мира, хитростью и интригами, деньгами и сладкими речами приобретая все больший политический вес. Заключая браки и взаимовыгодные союзы, клан Лоу забрался на вершину, с которой его оказалось сложно столкнуть. Несмотря на наглое нарушение фундаментального закона невмешательства в смертный мир, другим бессмертным приходилось притворяться слепыми, пряча враждебность за льстивой улыбкой. Потому что за последнее столетие мир совершенствующихся хорошо выучил, что бывает с теми, кто пытается идти против воли клана Лоу. Что говорить, длинные руки этой семьи добрались даже до императорского гарема! — Человек, наделенный силой, богатством и влиянием в обоих мирах, ограничен только собственной совестью, — подняв голову, старейшина Кань печально наблюдал, как резкий порыв ветра срывает листья с окружающих деревьев. — К сожалению, у некоторых людей совести нет. Сяо Цзю, с определенными заклинательскими кланами и правда лучше не иметь ничего общего. — Но… Гу Течжун не показался мне бессовестным человеком, — хотя Фэнь Ицзю упорно продолжал говорить только о семье Лоу, в его сердце тяжело ворочалось беспокойство о другом человеке. — Отец ученика Гу простой смертный. Он является видным чиновником при императорском дворе, а его мать — заклинательница, племянница нынешнего главы клана Лоу, — со вздохом пояснил Кань Чунгуй. — Положение ученика Гу действительно… слегка отличается. Между бровями долго хмурившегося Фэнь Ицзю залегла глубокая складка. Юноша задумчиво морщил нос, выглядя все более и более несчастным. Старейшина Кань краем глаза внимательно ловил все изменения еще по-детски округлого невинного лица. Мужчина смутно догадывался, что беспокойство подростка вызывала совсем не семья Лоу. Мысленно перебрав всех поступивших в этом году, Кань Чунгуй не удержался от очередного усталого вздоха. Действительно, был один ребенок с подходящей родословной, способный смутить разум юного ученика Фэнь. От одного воспоминания о дне их встречи, у заклинателя начинала раскалываться голова. Надменная бессмертная из клана Мэн вела себя на территории школы так, будто бы это были ее личные владения. Черные полы мужского наряда величественно развевались вслед за уверенными тяжелыми шагами, а острый взгляд темно-серых глаз резал сильнее ножа. Издалека почувствовав властную ауру, Кань Чунгуй подцепил за шиворот ученика, ухаживавшего за садом резиденции главы Бо, и проворно нырнул за ближайшие кусты. Приложив палец к губам, заклинатель с озорной ухмылкой подмигнул ошарашенному подростку и отточенным движением шлепнул тому на лоб бумажный талисман. Второй талисман был тут же прикреплен им на собственный рукав. Проделав эти хитрые манипуляции, старейшина Кань принялся подсматривать за двумя фигурами, приближавшимися ко входу в резиденцию. В каждом движении женщины считывалось нескрываемое раздражение: казалось, еще шаг и она выхватит саблю дао из ножен на поясе, и в ярости не оставит от сада ни деревца, ни цветка. Взгляд бледного ребенка, поспешно подстраивающегося под ее темп, был направлен исключительно себе под ноги. — Ну, естественно, хозяину такого места и в голову не придет, что гостей нужно встречать, — фыркнула женщина по фамилии Мэн. Подросток за ее горделиво выпрямленной спиной будто бы старался стать еще незаметнее. Эту женщину звали Мэн Ханьцзян, и любой, вне зависимости от его возраста и базы культивирования, мечтал раствориться прозрачной дымкой, лишь бы не попадаться ей на глаза. Хотя бы ради того, чтобы сберечь собственные нервы. Рядом с местом, где прятался старейшина Кань и спасенный им ученик, послышалось легкое шуршание. Из соседних кустов выскользнула тень, и пушистая трехцветная кошка изящно приземлилась рядом с играющими в прятки людьми. Хитрый Юйгун Ишань шустро скользнул ладонью в рукав, и уже в следующий миг на пятнистый бочок был прилеплен аналогичный талисман. Пронзительные золотые глаза кошки смерили мужчину осуждающим взглядом, однако зверь не попытался избавиться от нежданного подарка. Кань Чунгуй с улыбкой почесал новоприбывшую за ушком и вернулся к рассматриванию ребенка. Мальчик был, безусловно, красив: темный шелк волос, нефритовая кожа, тонкие черты лица и раскосые глаза пронзительного серого цвета. И все же пустой взгляд юноши и холодное, словно застывшее выражение создавали ощущение, что это не настоящий человек, а безжизненная кукла. Старейшина Кань неодобрительно покачал головой: дети в таком юном возрасте не должны быть бесстрастными словно тысячелетние небожители. Вспоминая отчуждённое лицо ребенка семьи Мэн, Кань Чунгуй задумчиво рассматривал мучавшегося переживаниями ученика Фэнь. Сяо Цзю за свою недолгую жизнь уже успел пережить бедность, голод и лишения, все же не утратив живости духа и дружелюбного отношения к окружающим. Так почему же из всех вокруг он выбрал настолько безучастного, непохожего на него человека? Неужели, для подростков достаточно одного красивого лица, чтобы начать испытывать интерес? Такая мысль претила Кань Чунгую. Заклинателю, ясно осознававшему всю силу своего влияния, не терпелось предостеречь Фэнь Ицзю, чтобы тот не тратил время напрасно, пытаясь понравиться равнодушному ученику Мэн. Однако взглянув на упрямое лицо с яркими синими глазами-озёрами, бессмертный Кань вдруг вспомнил, как эти глаза с неизменным дружелюбием тогда смотрели на него, грубого, необузданного и неприятного. Он был хуже, куда хуже, но все же не был брошен. Возможно, в своем стремлении обезопасить Ицзю он действительно слишком забывался, не принимая в расчет его характер… Старейшина резко нахмурился, потирая переносицу. Нет-нет, не эти же глаза. Не тот человек. Постучав сложенным веером по лбу, мужчина постарался отогнать безумное наваждение, что со вчерашнего дня болезненно точило его усталый разум. Кань Чунгуй снова чувствовал, как начинает медленно сходить с ума, погружаясь в воспоминания и безумные надежды. Безусловно, этот ребенок — не может быть тем человеком. — Сяо Цзю, у некоторых людей действительно нет совести, — в конце концов продолжил мужчина, измученно всматриваясь вдаль. — Но у некоторых она есть. Честное открытое сердце не зависит от фамилии или клана, с ним нельзя родиться, его можно только воспитать. Если кто-то кажется тебе хорошим, то тебе не стоит его избегать из-за того, что говорят другие, будь это твой друг Цун Ли или я. Насколько кто-то другой может быть близко к тебе, можешь решать только ты сам. Тощая ладонь старейшины с длинными пальцами мягко коснулась теплых волос юноши, взъерошив кучерявую копну. Кань Чунгуй улыбнулся слегка натянуто и поторопил его: — Все, тебе пора, этот старик и так занял слишком много твоего времени. Фэнь Ицзю, глупо приоткрыв рот от неожиданного прикосновения, еще некоторое время растерянно хлопал глазами. Очнувшись, подросток воодушевленно поблагодарил старшего за совет, рассеявший тягостные сомнения в юной душе. Уходя, юноша еще раз обернулся и помахал рукой на прощание, широко улыбаясь. Синие глаза превратились в два полумесяца. Наблюдая за его бодро удалявшейся спиной, высокая нескладная фигура Кань Чунгуя обессиленно навалилась на ближайший ствол дерева. Мужчина язвительно хмыкнул, смеясь над самим собой. Устало прикрыв веки, он прижал ладонь к разболевшейся груди, словно пытаясь успокоить истерзанное десятью тысячами стрел сердце. Не хватало воздуха. — Да-да, я знаю, что я глупый старик, — с горечью проговорил заклинатель. — Я знаю, что это не он. Не может быть он. Круглая рыжая кошка, чинно сидящая у соседнего дерева, с укором смерила бессмертного взглядом ярких, как чистое золото, глаз. Во всей ее фигуре так и считывалось очень человеческое осуждение: «Посмотри, до чего ты себя доводишь, действительно, глупый старик». — Я знаю, я знаю, я знаю, — бормотал он в беспредельном отчаянии, сильнее сжимая потрепанную ткань рубахи на груди. — Но пока есть хотя бы малый шанс… я ведь так и не нашел его душу. Я просто не могу об этом не думать. Кошка медленно отвернулась, не в силах видеть, как этот человек, наделенный невероятным талантом и острым умом, растрачивает себя, забываясь во сне о Нань Кэ. И правда, у людей «цветенье и слава преходящи, как быстрые воды», а «печали и беды поднимаются выше, чем горы»!