Casket

- Хорошие получились фотографии? - шепчет на ухо низкий голос, рождая рой мурашек по коже. Передёрнув плечами, Дазай отрывает взгляд от экрана подключённого к аппаратуре быстрой съёмки ноутбука и как всегда замирает под насмешливым взглядом льдистых глаз. Чуя неторопливо ведёт пальцами по его плечу и переводит взгляд на экран, делая вид, будто ему и в самом деле интересно. Дазай знает, что это не так. Чуя знает, что хорош собой, и это вовсе не заносчивость. К чему лукавить? Чуя - идеальная модель. Все вокруг могут сколько угодно сетовать на то, что Накахара Чуя не вписывается в придуманные кем-то сто лет назад стандарты по параметрам роста, но Чую это давно не задевает. Криво улыбаясь, он только смотрит на всех вокруг сверху вниз, несмотря на свои сто шестьдесят сантиметров, одаривая брезгливым снисхождением. Им не к чему придраться помимо роста, а все попытки задеть хотя бы в этом направлении выглядят жалко и только смешат. - Ты и сам знаешь, что хорошие, - хрипло отвечает Дазай и неловко прочищает горло. Чуя вновь смотрит на него, и щёки Дазая заливает румянец. Чёрт возьми, и так каждый раз. Сколько они уже вместе? Четвёртый год идёт? А сколько работали до этого парой, не выходя за рамки строгого профессионализма? Ещё дольше. И всё же один взгляд этих дьявольских глаз, одна усмешка этих тонких губ, один взмах этих золотисто-рыжих ресниц, и у Дазая слабеют колени. А уж если он снимает лицо Чуи крупным планом... Сколько казусов было - не счесть. Некоторые байки до сих пор гуляют по студии и пересказываются новичкам: Дазай только и знает, что неловко смеяться и потирать затылок. - Если так, мы едем домой? - вновь мурлычет ему в самое ухо Чуя и ласково прижимается губами к виску. Дазай прикрывает глаза и шумно выдыхает; тут же вдыхает и понимает - ошибка. От Чуи так притягательно пахнет: парфюмом и пудрой, средством для укладки волос. От его сидящего второй кожей чёрного костюма пахнет средством ухода и разглаживания для деликатных тканей. Дазай даже не помнит, из чего пошит этот костюм. Всё, что он знает - Чуя создан для подобной одежды, для софитов, для сцены, для всех этих средств, что только подчёркивают его естественную красоту, и для камеры. Чуя - единственная модель в жизни Дазая, с фотографиями которой ему почти не приходится возиться. Свет и тень любят Чую. Одежда любит Чую. Даже сама камера любит Чую, передавая лишь его достоинства и скрывая недостатки. Не то чтобы они есть, конечно, и дело не в том, что Дазай - влюблённый слепец. Просто Накахара Чуя идеален, и с этим ничего не поделаешь. - Да, домой... - рассеянно отвечает Дазай, почти забывая вопрос, потому что Чуя зарывается пальцами в его кудри и массирует затылок. Когда Чуя в модельном образе, так сложно поверить, что он действительно принадлежит Дазаю, а Дазай - ему. В этом костюме, с этой укладкой, с этим запахом и макияжем на глазах Чуя выглядит ожившей глянцевой обложкой. Глядя на него такого, Дазай не может поверить, что вот сейчас они оба соберут вещи, спустятся на парковку и сядут в машину, чтобы поехать домой - в их дом. - Что ты хочешь на ужин? - спрашивает Дазай, когда Чуя перестаёт касаться его и отходит в сторону, предварительно оставив на каштановой макушке поцелуй. - Не знаю, - пожимает плечами Чуя, по пути к гримёрной начиная расстёгивать пуговицы чёрной рубашки, переливы света на которой напоминают о волнах в ночном заливе. - Ты у нас шеф и следишь за моей диетой. Но я голодный, как волк, так что... - обернувшись, Чуя окидывает поднявшегося из-за стола Дазая лукаво-голодным взглядом и медленно облизывается. - И я бы точно не отказался от десерта. Лицо Дазая пылает, когда за беззлобно рассмеявшимся из-за его реакции Чуей закрывается дверь. Растерев щёки ладонями, он бормочет себе под нос, что связал свою жизнь с инкубом, и принимается выключать, отключать и собирать технику. Правда, вся ворчливость быстро покидает его, и взамен неё на губах появляется улыбка. Потому что это правда - Накахара Чуя на самом деле принадлежит Дазаю, и, как только они покинут студию, он перестанет быть глянцевой обложкой; выползет из душа усталым и лохматым человеком - любимым Дазаем человеком - и обязательно прилипнет к Дазаю со спины, покрывая поцелуями его загривок и плечи, пока Дазай будет пытаться приготовить для них пусть и поздний, но здоровый ужин. «И хорошо, если я успею его приготовить», - проносится в голове, и в животе ощущается вспышка тепла. Память как назло подкидывает взгляд, которым Чуя одарил его перед уходом, и его дразнящее замечание о десерте. Впрочем, не то чтобы Дазай против, пусть им и чертовски рано вставать, а часы уже показывают начало десятого вечера. Когда он вообще мог отказать Чуе в чём-то? К тому же, диеты диетами, а от небольшого кусочка «шоколада» не будет вреда.

|...|