Принцесса Мононоке 2

Глава 39.

Осада теней.

      Наложив стрелу, Аситака смотрел, как на вершинах и склонах гор собирались тени. Молотки продолжали стучать, воины поднимались по лестницам и вставали плечом к плечу. Вскоре принц видел темные ручьи, что стекали во впадину и приближались, превращаясь в рассеянные потоки черных белоглазых тварей. Справа и слева слышались проклятия, но вдруг люди затихли. Аситака повернулся и увидел Киросу, вставшего под навес надвратной надстройки. Тагуин и гвардия окружали его с луками наготове. Киросу поднял ладонь, и Аситака последовал примеру, когда все натянули тетивы. Киросу махнул рукой, отправив в воздух залп стрел.       Десятки визгов слились в один длинный, пронзительный звук. Внезапно в черной котловине стало больше красок. Вопя и скидывая мрачные одежки, чудища показывали себя — Аситака видел и бледно-зеленых кëн-ши, и серых огнеглазых нэдзуми, краснокожих тэнгу — демонов с вороньими лапами и длинными, как сучья, носами. Были и свирепые óни — огромные мускулистые чудища синего, красного, зеленого, черного и еще полудюжины разных цветов. Когда Киросу скомандовал прицелиться, Аситака направил лук на одну из теней. Новый залп, еще одна череда визгов, и принц не промахнулся. Тени лопнули, разлетевшись в стороны исчезающими лоскутами, а его жертва замерла, обхватив древко стрелы между ключиц. Юная черноволосая девушка — она смотрела на него невинными непонимающими глазами, заставив на мгновение испытать испуг. Но когда она упала лицом вниз, на затылке показался рот с зубами, острыми, как ножи. Аситака вздрогнул.       — Не спи!       Голос Гиригорта на миг оглушил его, а потом он увидел бревно, летящее снизу. Аситака сумел отскочить, но два гинтоэрца упали со стены, не успев даже крикнуть.       — Сильные твари! — Чен, приложив к ружью тлеющий фитиль, выстрелил в бросавшего — им оказался трехметровый желтый они. Он покачнулся, медленно поднял ладонь к дымящей ране в груди, заревел и пошел дальше. Лишь стрела Гиригорта в шею и еще три от его людей смогли положить чудище на землю. Лучники продолжали палить, но времени осталось немного. Тени перешагивали павших и бежали к стенам, сливаясь с ночью — казалось, их целые тысячи.       Вскоре частокол пошатнулся. Сделав последние выстрелы, воины взялись за мечи и копья. Тени внизу ревели и хохотали, вставая друг другу на спины, они поднимались, словно лавина снега, встретившая на пути холм. Вот на зубце возникла черная фигура и спрыгнула на настил. Еще одна проскользнула между бревен, третья вскарабкалась следом. Аситака нанес удар, тени сползи и исчезли, и перед ним обнажился разъяренный тэнгу с катаной, готовой обрушиться вниз. Принц встретил клинок своим, отвел в сторону, но тут же с болью согнулся, когда колено врезалось ему в ребра. Под ноги брызнула кровь. Он поднял затуманенные глаза и увидел копье гинтоэрца, пронзившее демона, и двух чудищ за его спиной.       Аситака распрямился и атаковал, по руке пробежала волна жара. Меч высек в воздух черные ленты, алые струи и вопль. На колени упало зеленокожее существо с панцирем на спине, сжимая когтистыми руками рану на шее. Аситака ногой толкнул его на спину, проткнул живот и бросился на второго — это снова оказался тэнгу с длинным мечом. Ему кто-то уже успел попасть стрелой в ногу, но это, кажется, мало его заботило — он ловко отбивал гневные удары, уводя меч Аситаки в сторону, отчего принц терял равновесие. Раскусив его подход, Аситака рубанул сверху и за миг до касания лезвий слегка ослабил хватку — его меч, как травинка, лишь подогнулся под уводящим клинком и через миг вынырнул. Полшага вперед, лезвие к горлу, убийствннный рез — противник мертв.       Следующий тэнгу был свидетелем этой схватки и широко ухмыльнулся — Аситака понял, что на этот раз не выйдет так просто взломать оборону. Этот демон показал себя еще лучшим фехтовальщиком, и Аситака одолел его лишь после того, как сила проклятия сломала надвое его меч. Потом были два нэдзуми с копьями, и один ловким выпадом попал в локоть правой руки, но призрачный укол боли развеяло потоком горячего ветра, имя которому — ярость. Аситака уже почти не чувствовал тела, крики, трески и лязги боя слышались отдаленно, будто он погрузился под воду. К глазам подступила черно-красная пелена, он словно во сне наблюдал свой беснующийся обагренный меч и летящие от него ошметки теней, наконечники копий, обломки клинков, руки, ноги и головы.       Однако он знал, что должен остыть. Выкрав из хаоса битвы клочок времени и пространства, он пьяной походкой добрел до участка, где горожане успешно держали стену, и облокотился на железный прут рядом с зубцами бревен. Это была опора костровой чаши, где горела смола, и ее запах удивительно быстро выветрил из него действие злых чар. Аситака не знал, сколько прошло времени, пока он был в гневе. Ночь все еще была темна, но за городом, кажется, больше не стояло теневых толпищ — орда поредела, словно мозаика, по которой ударили молотом. Вдалеке рядом со сгустком тьмы виднелся серый силуэт волка, его брат, видимо, тоже предпочел сражаться на открытом пространстве. Где-то на стене еще гремели схватки. Сколько там до рассвета?       Аситака взял лук и поразил кëн-ши, дравшегося с одним из людей Гиригорта. Принц и несколько гинтоэрцев пошли вправо по стене, к гуще драки.       — Дьявол!       То ли из-за стены, то ли из груды тел на них прыгнуло нечто очень быстрое, оря во всю глотку. Аситака только замахнулся, но через миг лежал на спине, а перед лицом раскрыла пасть огромная кошачья морда. Кто-то ударил мечом, и она склонилась в сторону, издав бурлящий рассерженный звук, а Аситака сбросил тварь с себя и поспешно встал на ноги. Большая кошка пятилась назад, съежившись и ощетинившись, скалясь, кровь стекала по морде от отсеченного уха. Копейщик вышел вперед, собираясь добить ее, но она резко прыгнула, выбросив вперед лапы, свалила воина с ног и загрызла. Существо, известное как бакэнэко, продолжило бой на задних лапах, размахивая когтями и двигаясь ловче любого ниндзя. Аситака чуть было не рассек ее тело, но отрубил лишь хвост — она ножом прошла сквозь ряд бойцов, убив еще одного и ранив двоих. Но тут она взвизгнула — из спины вышла полоска стали. Кто-то подоспел на помощь. Когда труп осел вниз, Аситака увидел Кенту. Он вытер меч о шерсть и взглянул на принца.       — Я помогу раненым. Иди вперед.       Аситака последовал словам. Странно, насколько по-другому простоватый Кента выглядел в бою. Его лицо в цветах пыли, крови и пламени смотрелось совершенно иначе, и что-то новое появилось во взгляде, отражавшем городские огни. Но сейчас не было времени думать об этом, впереди ждало скопление сражающихся, и Аситака вскоре достиг их, разрубив мертвеца от плеча до пояса. Несколько гинтоэрцев пришли на подмогу вслед за ним, и они вместе внесли суматоху в силы врага. Аситака успешно, одного за другим поражал чудищ, когда с другой стороны к нему пробился Микайо, расчищая путь взмахами факела.       — Неко нужна помощь, — он махнул рукой и тут же повернулся, Аситака пошел за ним через проделанную брешь, на пути пронзив живот зловонному болотному демону.       Неко сидел, держась за ногу. Чиро, перегнувшись через стену, пускал стрелы в лезущих врагов, Изаму и Широ сражались с тэнгу, не подпуская его близко. Рядом лежало тело истыканного дротиками óни. Аситака и Микайо взяли Неко под плечи.       — Сильно? — спросил принц.       — Ушиб, — Неко поморщился, но голос был будничный. — Но стоять не могу.       Они начали спускаться по лестнице, и, оглянувшись, Аситака заметил, что небо синеет. Микайо помнил дорогу до дома Гиригорта, и с каждым шагом звуки угасающего боя делались тише, а улицы светлели, в темноте все четче прояснялись очертания дверей, окон и вывесок. Когда они поднялись в покои и уложили Неко на циновку, комната уже была залита голубоватым светом утра, а снаружи раздался ревущий многоголосый клич, глас победы.       Ночь прошла, и завершилась их первая оборона.

***

      В течение следующих нескольких дней они обнаружили, что в светлое время суток не так много дел, которыми можно себя занять. В Гинтоэре было пять или шесть групп опытных охотников, с лихвой обеспечивающих весь город дичью; с северной стороны, где река огибала поселение, с утра до вечера рыбачили прямо со стены; а в восточной части, где лежал огород, работники ухаживали за вот-вот поспеющими овощами и злаками. Такие люди, как Гиригорт и его товарищи, по-видимому, имели прежде всего военные обязанности, и их гостей тоже не спешили обременять работой.       Аситака использовал это время, чтобы проведать Сан. Он постучался в дверь больницы, и ему открыл молодой ученик. Юноша провел его к нужной двери и напомнил вести себя тихо.       В комнате пахло смолой, мазью и травами. Аситака уже приходил сюда два дня назад, но тогда Сан спала, сейчас же она лежала на соломе с едва приоткрытыми глазами и медленно повернула голову. При виде него ее веки поднялись, и он впервые за долгое время взглянул в ее глаза и затаил дыхание, увидев в них свет и жизнь.       Она улыбнулась. Ее голова снова легла ровно, а глаза закрылись, но не в болезненном сне, а здоровом, хоть и приковывающем отдыхе. Аситака подошел и сел рядом, взял ее за руку. Он ощутил тепло и пульсацию. Услышал ее легкий вздох.       — Как ты?       Когда она заговорила, мурашки покрыли тело Аситаки панцирем. Ее голос был очень, очень слабым.       — Сгия… вечером принесет отвар. Приносят… много раненых…       Он взял ее ладонь в обе руки и мог только чувствовать, как на глаза наворачиваются слезы. Этот голос не принадлежал Сан. Тихий, хриплый и совершенно сломленный. Это не слова принцессы леса — это ветер гоняет высохший лист по камням. Голос кого-то вроде этого листа — того, кто пойдет туда, куда подует ветер, и не будет против, если его раздавят ногой. Кажется, она смирилась и с жизнью, и со смертью.       Некоторое время они провели в молчании — Аситака держал ее руку, а она дышала ровно и слегка охрипло. Он не мог не заметить, каким спокойным было ее лицо, и ему казалось, что постепенно ее черты начинают выражать все большее умиротворение. Ей просто нужно набраться сил, решил он. Тяжесть внутри почти растворилась, и это дало ему сил заговорить:       — Твои братья смеются, когда я волнуюсь. Говорят, что даже с отрубленной головой волк силен и опасен. Они будто ждут, когда ты выздоровеешь от простуды.       Улыбка тронула ее губы. Она покрепче сжала его ладонь, насколько позволяли силы, и вздохнула чуть глубже, чуть вдохновленнее. Слова о братьях явно приободрили ее, и Аситака добавил:       — Мы все здесь, рядом с тобой. Тебя никто никогда не оставит.       — Я знаю…       Он продолжал сидеть с ней, решив больше ничего не говорить — ответы ей стоили сил. Его присутствие, его дыхание помогали и без слов. Потом он заметил, что ее пальцы расслабились, а глаза под веками больше не шевелились. Ее мерное сопение грозило убаюкать и его. Он наклонился, нежно поцеловав ее в лоб. Мысленно прошептав «отдыхай», Аситака встал и вышел наружу.

***

      Прошла неделя после их прибытия в Гинтоэр, и в ту ночь, когда многострадальная левая нога Неко наконец зажила, на стенах произошла, по словам горожан, одна из самых славных битв за последние месяцы. Они даже не сразу поняли, в чем причина столь бурной утренней радости защитников, но оказалось, что с помощью Ченова ружья был повержен Нэнгар — главный вождь óни. В эту ночь он вывел из пещер полчище объединенных кланов, но после его гибели многие бежали, даже не вдохнув столь ненавистного запаха смолы. Днем Гиригорт сказал, что ночью в горах духов будет траур, поэтому нечисть не пойдет на приступ. По этой причине Киросу Горо распорядился устроить пир. В полночь, на площади.       Землю застелили смольные ночные краски. Стояние теплого августовского воздуха и далекая болтовня насекомых даровали покой изможденным воинам, позволяя забыть даже самые саднящие раны. Из пламени высокого костра подпрыгивали трещащие огненные лепестки, а запах жареных фазанов и карпов смешивался с ароматом лета.       Сан, к сожалению, не могла разделить с остальными радость вкусной пищи — она сидела и пила отвар, который назначила ей Сгия до самого конца лечения. В ту неделю, когда она была в больнице, ее питание представляло собой чередование овощных и ягодных кащиц, и должно было пройти время, прежде чем ее ослабшее тело станет готово к чему-то большему. Сейчас, однако, Сан не была голодна. Она слушала игру дудок и других штуковин, которые люди называли бивами, смотрела то в огонь, то на счастливые лица горожан. Вдруг Ишуи ткнулся носом в ее бок.       Она погладила своего брата, а тот радостно лизнул ее ладонь. Он лег рядом с ней и закрыл глаза, прижавшись мордой к ноге. Сан чувствовала, как сильно он скучал, и была счастлива, что наконец может быть вместе со своими братьями, друзьями и Аситакой. Вот кстати и он — возвращается с Неко и Микайо и что-то несет. Трое сели ко всем, и Аситака поставил на циновку две глиняные бутылки.       Когда напиток наполнял чашки, Сан узнала его аромат. Саке. Люди из Железного города частенько пили его во время ночных привалов, и ветер доносил до нее его странные нотки вместе с запахом волов, лошадей, пота и летней травы. Аситака когда-то рассказывал, что в умеренных количествах саке расслабляет и поднимает настроение, но если переборщить, человек может начать вести себя… буйно.       Сан посмотрела в сторону топота и хлопков. В стороне от костра человек по имени Гиригорт вместе с двумя лучниками лихо отплясывал, хлопая себя по бедрам и выкрикивая невнятные восклицания, а десятка два человек, окружавшие действо, дружно рукоплескали и подбадривали их собственными возгласами. Спустя время Сан подловила себя, что смотрит на это с улыбкой. Она погладила брата и вернулась взглядом к друзьям — Неко, Чен, Аситака, Микайо — все казались счастливыми.       Это был ее первый день знакомства с городом и новыми товарищами — Гиригортом, Кентой, Хондой и остальными. Конечно, ей еще предстояло лучше их узнать, а также вникнуть в подробности их многообещающего замысла, но сейчас она могла просто расслабиться и телом, и мыслями. Дорогого стоит, вернувшись в строй, узнать, что все живы, здоровы и по-прежнему крепки духом, а впереди надежда горит с новой силой. Сан все смотрела в костер и слушала музыку, чувствуя себя на удивление уютно в таком большом городе. Наверное, все дело в том, что близкие были рядом с ней, однако Сан не могла не признать, что Гинтоэр ей нравился гораздо больше, чем Железный город. Здесь не пахло гарью, не щипало глаза от дыма плавильни, не стучали без умолку кузнецкие молотки. Здесь на одеждах людей вились узоры, напоминающие ветки и листья, из-за стены веяло чистой рекой, а Аситака подмечал все новые и новые сходства с бытом и культурой его родного племени.       Потихоньку светало, и празднество близилось к завершению. Шоанн и Ишуи дремали, прижавшись друг к другу поодаль от костра, Ричи доклевал мясо и нырнул под рубаху зевающего Микайо. Ниндзя с несколькими гинтоэрцами играли в игру из дощечек и камешков, Чен полусонно беседовал с кем-то из горожан. Кента провожал Якуру в конюшню, отбиваясь обещаниями от вереницы любопытных детишек, впервые видевших такую шерсть и рога. Сан зевнула, а через миг почувствовала нежные руки, обнявшие ее сзади. Голова Аситаки легла на ее плечо, и она подняла ладонь, погладив его по щеке. Пока принц заплетающимся языком бормотал слова любви, Сан смотрела в пламя. Движениями огненных языков оно, быть может, что-то пыталось сказать. Что бы это ни значило, Сан была согласна с ним.

***

      Тихие, неразговорчивые улицы Гинтоэра покрывались мелким дождем. Холодные комки ветра блуждали взад и вперед, тревожа вывески таверен и прилавков. Аситака выглянул в окно. Лапы холода объяли его бока, бесцеремонно залезши под туго затянутое кимоно, заставив принца скукожится и вздрогнуть. Аситака вгляделся в пустоту улиц, и ему стало еще холоднее. Он хмуро закрыл окно.       Осень уже дотягивалась до них. Она разливалась, как лужа, как клякса, и то и дело касалась земель Гинтоэра склизкими щупальцами мрачной погоды. Люди все больше сидели по домам, все вокруг пустело и теряло краски. А их вынужденная остановка в городе подходила к концу.       На столе лежала карта. Гиригорт распростер ее с гордостью, ведь он тоже приложил кисть к этому полотну. Ее края даже чуть-чуть свисали, делая похожей на скатерть, но там было море, а весь остров, более крупный и подробный, чем раньше, был доступен взору во всей красе. Воины окружили стол двумя кольцами.       — Итак, в последний раз! — сказал Гиригорт, коснувшись пальцем места на карте. — Мы выступаем завтра на рассвете. По этой тропе идем вместе, — он провел по тонкой красной линии. — Через перевал она выведет нас из котловины, и мы возьмем на северо-восток, до Синавы. Дальше продвигаемся вдоль берега, но здесь, — палец Гиригорта остановился на тонкой голубой линии, врезавшейся в другую, более толстую, — все начинается по-настоящему. Это Тороя, приток Синавы. После начала войны никто не ходил так далеко. Никто из нас не знает, что сейчас происходит в тех лесах, которые лежат за ней.       Лучники кивали, в их глазах виднелась сдержанная тревога. Гиригорт сделал глубокий вдох.       — Здесь мы устроим большой привал, на целые сутки. Потом мы поищем брод, но скорее всего потребуется изготовить плоты. Когда переправимся через реку, нам придется разделиться на три отряда. Первый из них возглавлю я. Мы будем разведывать местность и обязательно дадим знать, если что-то случится. Второй отряд будет вести Кента. С ним пойдет Ахуро и все вы, — Гиригорт посмотрел на Аситаку, Сан, Чена и остальных. — Кейсуке поведет третий отряд, замыкающий. Выдвигаемся с разницей два часа.       Слушающие кивнули, а Гиригорт сделал глоток воды.       — К сожалению, чем дальше мы будем идти на восток, тем реже будут леса, а горы выше. На подступах к Мурдошу нам придется идти через ущелья. В конце концов мы должны выйти к Тахироцунаю. Дальше простирается большая долина, а горы, которые видны на горизонте… Это Мурдош.       На улице каркнул ворон.       — Дальше многое зависит от удачи. Мы поищем карты, поговорим с жителями, попытамся найти сторонников и выведать как можно больше, но не стоит на это уповать. Быть может, Тахироцунай уже стерт с лица земли. Однако не будем думать о худшем. Как бы то ни было, мы найдем укрытие, в руинах ли, или в горах, мы засядем у них под боком, и Ульрих будет в опасности. Даже если он посмеялся бы над этим. Пока среди нас есть такие, как я, Неко и Сан, любая ночь может стать для него последней.       — Да поможет нам повелитель, — сказал один из стрелков.       Все повторили эти слова, а Гиригорт свернул карту.       — Да прибудет с нами его свет и сила.

***

      День клонился к вечеру. Аситака кормил Якуру из ладони, а Сан сидела на сене возле стены стойла и точила кинжал. Принц украдкой посматривал на ее лицо. Оно было очень собранным.       — Ты хочешь участвовать в сегодняшней обороне? — прервал он тишину.       Сан посмотрела на него и кивнула, после чего продолжила работу.       — Как ты себя чувствуешь? Тебе совершенно необязательно сражаться сегодня. Может, лучше еще подождать?       Волчица положила кинжал и вытянула ногу. Затем согнула, разогнула и снова согнула. Откинулась назад и закрыла глаза.       — Ночью мне снился лес. Тропинки между рядами кедров, овраги и пропасти, подъемы и спады… И все это исчезало позади быстрее, чем я успевала рассмотреть. Я бежала с Шоанном и Ишуи. Не для охоты. Просто так.       Аситака взял из мешка зерно и смотрел, как Якуру жует его.       — Я понимаю…       — Я вчера последний раз ходила к Сгие. Поблагодарить. Она сказала еще два дня назад, что больше нет смысла для ограничений. Я чувствую и сама. Я словно родилась заново.       — Сгия способна на невероятные вещи. Я видел мужчину, которому тэнгу рассек лицо, а на следующий день он уже смеялся. В любом случае, если ты решила, вряд ли кто-то сможет тебя отговорить, — Аситака взглянул на нее с улыбкой.       Сан улыбнулась и снова закрыла глаза. Ее дыхание было ровным, а голос твердым, как и прежде:       — Мы не знаем, что ждет нас дальше, когда покинем город. Я думаю, мне не помешает разминка.       — Ты права, — сказал Аситака, и пообещал себе весь бой быть рядом с ней.

***

      Вечером, когда стемнело, в дверь с головой орла постучал Тагуин. Когда Кента, вставший открыть, увидел его лицо, тот буркнул что-то в усы. Кента кивнул.       — Гиригорт, тебя.       — Чего тебе? — спросил, подойдя, Гиригорт, и сразу сморщился. — У тебя крошки в усах.       Тагуин невозмутимо утерся.       — Тебя зовет Киросу. Пойдем.       Начальник стражи развернулся и пошел по коридору. Гиригорт вскоре его догнал. Вдвоем они вышли из здания, и Тагуин сопроводил его в башню градоначальника. Он привел его в приемную, а сам удалился, были слышны его затихающие шаги по лестнице.       — Садись, — Киросу вежливым жестом указал на стул напротив себя и даже попытался улыбнуться.       На миг растерявшись, Гиригорт сел за стол.       — Да?       Киросу Горо поддерживал лоб пальцами, а выражения на его лице менялись одно за другим. Он либо напряженно думал, либо подбирал слова. Гиригорт начал постукивать ногтями по столу.       — Знаешь, Гир, — наконец произнес Киросу, на секунду подняв глаза. — Я чувствую себя свиньей.       Гиригорт хрипнул. И слов в ответ не нашел.       — Я знаю, что завтра утром вы отправляетесь в путь. И не хочу иметь ничего общего с этой глупостью! Черт бы меня побрал…       Киросу сложил руки перед собой, сжал кулаки и отвернулся, поджимая губы.       — Ведь понимаю же, что прав! Умом понимаю!       — Правд у людей много, господин Горо, а истину лишь повелитель ведает.       Киросу посмотрел на него и опустил глаза.       — Пусть так. Впрочем, я не спорить тебя позвал. А попрощаться. И спасибо сказать. Выпьешь?       Лицо Гиригорта тронула теплая улыбка. В свете последних разногласий он уже и не надеялся расстаться на хорошей ноте.       — Это с радостью.       Киросу принес две кружки и кувшин вина. Пока Гиригорт наливал, он сменил догорающую свечу на новую.       — Я понимаю, что на душе у тебя, Гир. И где-то внутри чувствую, что ты все правильно делаешь. Но не могу я… пойми… Всех этих людей…       — Я тоже тебя понимаю, — Гиригорт охлебнул вина и уронил взгляд. — Я не злюсь, Киросу. Ничуть.       — Я сорок лет с ними нянчусь, как с детьми. Тебя еще на свете не было, а я уже в этой башне сидел, понимаешь? И каждому зад подтирал. У кого лук на базаре украли, кому жилье дай другое, кого со стражей помири. Ты и сам знаешь… Не могу я. Не прощу себе.       Взгляд Гиригорта терялся в мыслях о прошлом.       — Не простишь… Ты нам всем как отец.       Вино грело изнутри, и разговоры глоток за глотком становились искреннее, когда два старых друга вспоминали былое. Быть может, правитель этого и не понял, но глаза Гиригорта блестели не только от выпивки. Он понимал, что скоро, возможно, умрет, и уже никогда не вернется в Гинтоэр, и никогда больше не увидит мудрого градоначальника Киросу Горо. Не обменяется приветствием с Тагуином, не поможет Сгие с ранеными, не пройдется по стенам, вдыхая свежесть Синавы. Это его последний вечер, последний кусочек тепла.       Свеча догорала, и настало время расстаться.       — Знаешь что, Гиригорт? Не идите сегодня на стены. Выспитесь. А завтра… Я буду ждать у ворот. У меня есть для вас подарок.       — Спасибо, Киросу. Спасибо за все.       Они обнялись, а затем Гиригорт посмотрел ему в глаза.       — Что бы ни случилось, я никогда не забуду Гинтоэр.

***

      Снотворный напиток Кенты убаюкал всех за час до полуночи. Аситака спал крепко и видел этой ночью яркий волшебный сон. Под бой железа они все стояли на стене в стальных доспехах, горожане поднимали мечи, издавая дружный клич, а впереди всех, у самого края, стояла принцесса Мононоке. Ветер трепал волчью шкуру на ее плечах, лунный свет серебрил наконечник копья, а город тем временем обступали тени. Они начали дико хохотать, тонкими, призрачьими голосами, но когда Сан направила на них копье, с неба полился серебряный дождь. И тени теперь шли назад, бежали от них с ревом и воплями, исчезая, исчезая…

<~~~~>