Принцесса Мононоке 2

Глава 34.

Такой туманный Хоккайдо.

      Где-то на Хоккайдо.       В таверне было тепло и спокойно. Сидя за потрескавшимся столом, человек по имени Киросу Горо смотрел на свечу. Где-то сбоку стоял хозяин харчевни, натирая кружки, но больше в помещении не было никого. Киросу Горо кого-то ждал.       Скрипнула дверь. Киросу обернулся и, увидев вошедшего, кивнул. Отхлебнул вина.       — Ну здравствуй, — хмуро протянул Киросу, когда человек сел к нему за стол.       — Приветствую, господин Горо, — ответил тот с улыбкой.       Киросу посмотрел ему в глаза, прищурился. Затем повернулся к тавернщику.       — Уважаемый Роддо! Подайте вина господину Гиригорту!       — Сию минуту.       Тавернщик наполнил кружку ароматным напитком, обошел стойку и спешно зашагал к столу.       — Я прошу прощения, — сказал Гиригорт, — последний медяк отдал на стрелы.       Тавернщик остановился у стола, замялся. Киросу чуть слышно усмехнулся.       — Я угощаю.       Роддо поставил кружку возле Гиригорта. Киросу пальцем подозвал тавернщика поближе, положил в его ладонь серебряную монету и жестом попросил наклониться. Шепнул на ухо:       — Теперь оставь нас одних, Роддо.       Кивнув, Роддо ушагал к своему месту и скрылся за маленькой дверкой.       Киросу сложил руки перед собой, серьезно посмотрел на Гиригорта.       — Я слушаю твои объяснения.       — То клевета, господин Горо. Я вчера был на стенах, — Гиригорт отхлебнул вина.       — Ты понял, о чем я, — Киросу малость повысил голос.       Гиригорт поднял брови.       — С грабителями лавки мы уже разобрались, — продолжил Киросу. — И благородного Гиригорта подозревать никто и не помышлял.       — Правда? Спасибо, что верите в мою благородность, господин Горо. Для меня честь…       — Не заговаривай мне зубы, — процедил Киросу. — Прекрасно знаешь, в чем дело.       Киросу Горо достал смятый комок бумаги и бросил на стол.       — Погляди. Узнаëшь?       Гиригорт поставил кружку, помедлил. Глянул на бумажку, на Киросу, снова на бумажку. Взял ее, развернул.       Гиригорт молчал.       — Узнаëшь, — буркнул Киросу.       Гиригорт вздохнул, положил измятый листок и стал постукивать по столу.       — Ну узнаю.       — Дай мне сюда.       Гиригорт нехотя подвинул листок. Киросу взял его и стал со странной улыбкой зачитывать:       — Сопротивляйся и рви! Только смелый встанет против зла, и только вместе мы сможем вернуть свет на Хоккайдо!       Киросу усмехнулся, продолжил:       — Не посрамим же величие былых заветов, не опрокинем чашу надежды, не сдадимся смирению, лишь гибель прочащему!       — Только подумать, — Киросу опять усмехнулся и покачал головой.       И продолжал, нарочито язвительно, надменно:       — Ядвиг с нами! С нами правда! Так пусть же тропа к свободе начнется на улицах Гинтоэра!       — Полно вам, господин Горо.       Киросу оторвал взгляд от листка и посмотрел на Гиригорта исподлобья. Его глаза поблескивали пламенем свечи и странным весельем. Он выпустил изо рта пару смешков, от которых лист в его руке задергался. Потом Киросу посерьезнел, с хлопком положил лист на стол.       — Так, слушай внимательно! — сказал он, уперев кулаки в бока и откинувшись на спинку стула. — Мне начинают серьезно надоедать твои выходки. Еще раз, еще раз я увижу в городе эту дрянь, — он ткнул в листок, — и ты полетишь отсюдова до самого Мурдоша.       Гиригорт уставился в сторону и начал звучно полоскать во рту вино.       Киросу хмыкнул.       — А что, разве не по-геройски? Один против целой армии! У них огонь и число, зато у тебя правда и дух победы! А? Нравится?       Гиригорт сглотнул и повернулся прямо, на миг зацепив взглядом полные ехидства глаза Киросу. Он сразу уронил взор на столешницу, потом тихо сказал:       — Один в поле не воин, господин Горо. Но вот тысяча партизанов смогут здорово нагадить Мятежнику, это я могу обещать.       — Я тебе под дверь нагажу, партизан недоделанный. Пойми, мальчик мой, тысяча, две, двадцать, неважно. Нет уже силы, способной отхватить хоть коготь черному дракону, нет уже единого Хоккайдо! Люди пали, не устояли боги, Ядвиг не поймешь жив или мертв. Старик Болдрим наверняка уже ум потерял! Поздно уже геройствовать!       Гиригорт молчал, кивая и поджимая губы. Киросу казалось, что он впитывает его слова.       — А знаешь, почему ты злишься, Киросу? — Гиригорт неожиданно посмотрел прямо ему в глаза.       Киросу вскинул бровями.       — Почему же? — спросил он, сложив руки на груди.       — Потому что люди на моей стороне, и ты это знаешь. Люди готовы идти за мной.       — Не обобщай, Гиригорт. Кучка безумцев — это не люди.       — Так если бы люди знали больше! Спроси весь город — здесь остались бы только старики и раненые! Но ты душишь все лазейки — ради чего?!       — Ради нашего города! — Киросу вдарил кулаком по столу, и его кружка со звоном затанцевала, разбрызгивая капли.       После нескольких секунд молчания, которые, казалось, растянулись на несколько часов, Киросу кашлянул.       — Поумерь пыл, Гиригорт. Меня уже утомило тебя вразумлять. Объяснять дураку, что ты хочешь повести людей на смерть.       — Хорошо, — выдохнул Гиригорт, кивнул и встал из-за стола.       Он посмотрел в глаза Киросу, холодно, уверенно, и произнес:       — Я напомню тебе напоследок, господин Горо. Люди вправе сами решать, что делать. Это их жизнь, не твоя.       Киросу звучно отодвинул стул и поднялся, встретившись с Гиригортом взглядом. Затем сощурился, наклонился, уперся кулаками в стол. И заявил:       — Да, их жизнь. Но это мой город. И, стало быть, только мне решать, что будет висеть на стенах.       Киросу взял измятую листовку и, не разрывая взгляда, поднес ее к пламени свечи. Когда между их глазами протянулся столбик дыма, Гиригорт чуть заметно шевельнул губами, наверное, шепнув что-то лестное. Спустя миг он зашагал к двери.       Гиригорт не хлопнул дверью. Он по-издевательски оставил ее открытой, и Киросу лишь вздохнул и поежился, когда его одуло остылым ночным ветром.

***

      — Почему? Что-то случилось? — спросил Аситака, чувствуя, что впервые за эту дождливую ночь начинает дрожать.       Чен кивнул:       — Пойдемте скорее.       Все вместе они вернулись в темноту амбара. Те секунды, пока они шагали за Ченом к месту, где лежала Сан, показались Аситаке целым отрезком жизни, полным страха и непонимания. Она очнулась, но это плохо? Почему? Что Чен имеет в виду? Аситака дышал нервно. Сердце молотом било в ушах, в животе поселился холод. Послышалось чирканье огнива. Мрак отхлынул куда-то назад, за спину, когда в руке Микайо загорелся соломенный факел. Уже никто не спал. Друзья сидели рядом с Сан, и теперь встревоженно уставились на нее в свете огня. Чен начал что-то говорить, но Аситака рванул и упал рядом с ней на колени. Подошли и братья.       — Сан…       Она лежала, содрогаясь, будто на морозе. Однако Аситака собственной кожей ощутил жар, исходивший от ее тела. Ее дыхание, частое и охриплое, веяло хворью. На покрасневшей коже проступила испарина, в полусомкнутых глазах затаился воспаленный блеск. Ее взгляд, такой рассеянный и туманный, взглядом называться не мог. Ибо Сан не видела ничего, кроме единственного образа, который, как они поняли, был рядом с ней. Она, едва заметно шевеля губами, шептала одно: Моро.       Аситака почувствовал, как ком сдавил горло, мешая дышать, словно петля. Теперь он понял, чего следовало бояться.       Лихорадка. Она пришла незаметно, вероломно, как бусшумный ночной убийца. И если Сан смогла выстоять против кровожадных клыков, лихорадка съедала ее изнутри, она была подлой, посмертной местью поверженных духов. Аситака взял ее за руку, снова ощутил этот жар, непривычный, не жар жизни, а жуткое, смертельное пылание болезни.       За плечом зазвучал голос Чена:       — Сложно это говорить, но дело очень плохо. Ее жизнь под серьезной угрозой.       Аситака встал на ноги. Он и без слов Чена все понимал, и у него закололо в глазах. Но он не выпустил слез, не сейчас, не так рано.       — Что мы можем сделать? — сдавленно проговорил он, посмотрев на генерала.       На счету была каждая минута.       — А сделать, — твердо сказал Чен, — мы можем много.       Чен быстро оглядел всех и добавил, громче:       — Если все будут слушать меня.       Прошло лишь пару секунд, прежде чем последовала череда пылких кивков. Даже волки повиновались.       И генерал принялся за то, что очень хорошо умел:       — Изаму! Бери котелок и собери воду, быстрее, пока дождь не утих. Чиро, Микайо, разводите огонь. Прямо здесь. Ишуи. Остаешься охранять.       Чен прошел взглядом Аситаку, Неко и Шоанна.       — А вы за мной, мы идем в лес.       Чен махнул рукой и быстро загашал к выходу, трое направились за ним. Когда Изаму достал из сумки Якуру котелок и вместе с Ишуи вышел наружу, уходящие фигуры уже едва виднелись в темноте. Вскоре они и вовсе исчезли во мраке деревни, и лишь вспышки молний изредка освещали четыре силуэта, спешащие к окрестной чаще.       Пока дождь наполнял котелок, а Ишуи бдительно озирался по сторонам, внутри амбара готовили огонь. Микайо собирал всю солому, не тронутую вековой сыростью, Чиро ножом ковырял из стен крупную щепу. Уставший Якуру и раненый Широ тяжело хрипели во сне, а Сан… Сан была сильной.

***

      — Нам нужен тысячелистник и ивовая кора, больше ничего. Лихорадка растает, как снег по весне.       В небе, как бы подтверждая слова Чена, громыхнуло.       Земля была слякотной от ливня, лес впереди яростно шумел листвой. Чен повернул чуть в сторону, ведя остальных к левому краю чащи, где корни деревьев вгрызались в берег ручья. Вчетвером они двинулись вдоль темной воды, посматривая в противоположную сторону, где меж стволами окраинных кленов и ясеней хозяйничал густой, словно матерчатый мрак, лишь малость пронзаемый светом молний.       Чен ускорил шаг. Выглядывая из-за его спины, Аситака заметил причину — две ивы, склонившиеся над речушкой.       — Скорей, скорей, — победно выдохнул Чен и побежал трусцой, насколько позволяли грязь и прибрежный бурьян.       Трое последовали его примеру, и через минуту они остановились под навесом ветвей. Чен достал походный ножик и вонзил его в ствол, всковырнул. Начал отделять куски коры один за другим, только и успевая прятать их в подсумок.       — Ну, вот и все, — произнес он, с хрустом отламывая очередную порцию лекарства. — Даже переживать не стоило.       Аситака непонимающе свел брови.       — А тысячелистник?       Чен полуобернулся к нему, улыбаясь.       — У тебя под ногами.       Аситака посмотрел вниз. Он обнаружил себя стоящим посреди целого озера растений, увенчанных скоплениями маленьких белых цветков. Их было так много, что учуять горьковатый травяной аромат не составляло труда. Однако Аситака только сейчас ощутил запах, только сейчас обратил внимание на тысячелистник, знакомый ему еще из родной деревни — это добро, кажется, росло повсеместно. Аситака помотал головой, чтобы вытрясти оттуда тревогу, которая, как оказалось, захватила все его мысли и внимание.       — Ну, так и будешь стоять? — Неко хлопнул его по плечу.       Аситака обернулся и увидел, что в руке у Неко уже целый букет. Принц присел и начал срывать растения.       — Наберите побольше, — сказал Чен. — Давайте возьмем с запасом.       Аситака и Неко продолжили сбор, пока Шоанн всматривался то в темноту леса, то в заросли осоки на другом берегу, то, на всякий случай, в грозовое небо. Через несколько минут, когда Чен сказал, что достаточно, они спрятали половину трав в его поясные отделения, а другую в потайные карманы одеяний Неко.       Пошли обратно. Вернее, поспешили. Костер уже наверняка готов, обильный дождь точно наполнил котелок, может, вода уже вскипела. Четверо шагали быстро, но осторожно, стараясь не поскользнуться на грязи, всматривались в темные пятна домов, освещаемые раздольным миганием небес. Лес уже был позади, и его мрачные очертания полностью покинули мысли Аситаки.       За спиной раздались странные громкие звуки. Все остановились, обернулись, напряглись. Звуки повторились и умножились. Эти звуки пронзали влажный воздух и синюю ночь. Тонкие, режущие, они пугали своей странностью. Вот опять — сумасшедший свист, треск, хрипящее стрекотание. Воины переглянулись. Так и не смогли понять, что за голоса зазвучали из чащи, принадлежат ли их хозяева к роду человеческому.       Шаги, бег. Силуэты.       Аситака взял лук. Неко вынул кусаригаму. Очередная вспышка бросила свет на обнаженный дао, на оскаленные клыки Шоанна, и из леса показались демоны.

<~~~~>