Принцесса Мононоке 2

Глава 28.

«Восхождение Зла».

      Долгая история предстоит, друзья. Чтобы начать ее, нам придется мысленно перенестись на северо-восток острова Хоккайдо, на сорок четыре года назад. Там землей правили горы, могучие и заснеженные, неизведанные и опасные, и редкий храбрец осмелился бы приблизиться к ним. Дурная слава кружила над этими местами, ведь все знали, что где-то там и находился проход в царство мертвых.       Однажды оттуда пришел с войной Властитель Смерти, но впоследствии это была просто широкая расщелина в скалах, запечатанная огромной каменной глыбой. «Печать Мортума» — так называли это место, и несмотря на то, что на глыбе лежало сильное заклятие, только дурак рискнул бы соваться туда. Черт знает, что могла сделать с живым существом злая энергия, которая заразила там каждый клочок воздуха. Говорили, мертвыми птицами было усеяно подножие скал...       Но не так далеко от Печати Мортума, всего в тридцати милях к югу, лежала граница загадочного королевства Мурдош. Там жили странные, нелюдимые существа, известные на этом острове как «цверги» — гномы в пол человеческого роста. Их история насчитывает несколько веков, в течение которых они строили города и рудники, добывали золото и драгоценные камни, занимались наукой и инженерией, процветали, богатели и размножались. Карлики вели торговлю с заморскими странами, но с народами острова упорно отказывались иметь дело. Лишь догадываясь о причинах, все быстро оставили их в покое.       Казалось, чего им не хватает? Земля и ресурсы, свобода и независимость — что еще нужно?       Но с самого своего зарождения цверги верили в существование волшебного минерала — калигорнита, загадочной горной породы, наделенной волшебными свойствами. Один самородок якобы может исцелить болезнь или дать одному силу десятерых, а сундук, полный неограненных камней — позволит править миром. Неизвестно, откуда взялось это поверье. Для меня до сих пор это скорее сказка, чем истина, но гномы были твердо убеждены, что калигорнит действительно томится в земных недрах где-то на территории Японии.       Карлики были одержимы целью заполучить камень, но прежде, чем начать его поиски, они ждали свершения древнего пророчества, данного прародителями гномьей расы своим потомкам.       Предсказание гласило, что однажды, в ночь новолуния, в королевстве родится ребенок и, повзрослев, взойдет на трон. Именно он проложит путь к достижению несокрушимой силы державы, которая позволит гномам подчинить себе все земли и народы мира. Он будет героем, который найдет священный калигорнит, и тогда королевство сметет свои границы и захватит весь земной шар. Он сделает все, он придет к цели любыми средствами, даже если для этого придется пролить пол-океана крови.       Но почему именно он будет избранным? — спросите вы. Что даст ему силу? Чтобы понять, нужно углубиться в еще одно из древних поверий цвергов.

***

      Итак, издревле гномы поклонялись богам и духам, многие из которых олицетворялись явлениями и сущностями природы. Язычники видели воплощение вечной силы в особенных деревьях, горных реках и даже тумане, но было то, что они считали главным божеством. Следуя заветам предков, все как один почитали луну.       Цверги читали молитвы под растущим месяцем, веря в то, что вместе с ним растет удача. Полного диска они боялись — мол, разгневали, ярится луна. А новолуние считали священной порой — тогда они откладывали все свои заботы и устраивали шумные празднества, пируя и распивая целые реки вина. Гномы верили, что в это время луна перерождается, впитывая всю силу природы, чтобы потом вновь появиться со свежей, обновленной энергией, часть которой будет ниспослана вниз, дабы помочь в земных делах и обречь почву на добрый урожай. Подобно тому, как с рождением месяца бухты наполняются водами приливов, их земля наполняется мощью и благословениями высших сил. Но в те часы, пока лунный лик еще не виден в небе, он притягивает к себе все животворящие ресурсы вселенной. Именно этим цверги и объясняли тот загадочный феномен, который наблюдали в своем царстве столько, сколько себя помнили:       В новолуние в их королевстве никто и ничто никогда не рождалось.       Но пророчество древних сияло горящими буквами в их умах: будущий король родится именно в новолуние, тем самым поборов законы природы, взяв на себя дерзость оспорить каноны богов и забрав своим сердцем и телом часть силы великой Луны.       И боги за это отнюдь не проклянут дитя. Напротив, они поощрят его дух за смелость, одарят могуществом и талантом к магии, а также возможностью встать с ними в один ряд.       Звучит как предыстория великого героя, не так ли? Подумайте только, сколько всего мог бы сделать этот ребенок во славу добрых ценностей и мирского блага! Вот только правда печальна. Правда не любит «бы».       Предсказание сбылось в одну тихую ночь. Будь проклята эта ночь навсегда. Если б только можно было взять ледоруб и выколоть с монолита эпох тот дурной осколок времени, когда в землях далекого королевства, в оковах могучих гор, велением беса родилось зло.       И началась история дьявола.

***

      Лишь слабым мерзлым светом лучились звезды, заледеневшие в черном небе над снежным городком Браальстадом. Там, в глуши таинственного королевства, за кольцом низенького частокола засыпали холодные улицы, сквозь дрему внемля нежной колыбельной, что пела для них тихая метель, покрывая дневные следы прохожих серебристой порошкой. Словно околдованные ночной песней, послушно молчали дома, лаская теплом и уютом уставшие семьи. Мирно потрескивали догорающие дрова в каминах, превращаясь в маленькие угольки, да тихо сопели дымоходы крыш, поднимая вверх молочно-серые змейки, аккуратно сплетавшиеся друг с другом на пути к высотам студеного воздуха. Казалось, безмятежный покой царил в городке, и было бы это так, если б из окон каменной башни, что возвышалась над главной площадью, не горел свет.       Там, на самом верху, в холодной комнате, залитой тусклым пламенем свечей и страшными муками, родился мальчик. Ужасны были муки матери — она умерла при родах. Что ж, лишь горько вздохнуть осталось бабке-повитухе, да взять в иссохшие руки запеленутое дитя. Тихая улыбка мелькнула на морщинистом лице старушки, и слезы потекли по щекам. Она знала — в этот час на свет появился король.       Смотрела старуха на ребенка, и видела силу в теле его. Не помнила она, когда последний раз держала что-то настолько тяжеленькое. Руки мальчика уже сжались в крохотные кулачки, лицо — спокойное и, кажется, уже уверенное, а на пухлых щечках розовел здоровый румянец. Сила жизни текла в его теле, вот только глаза, глаза его, заставили ненароком вздрогнуть старушку.       Стеклянные, недвижимые. Застывший, пустой взгляд в никуда. Ничего не было в этих глазах: ни удивления, ни радости, ни страха, ни каприза. Лишь холод и пустота сверкали в бликах свечей, когда очи мальчика не отпускали взор старухи. Никогда она не видела таких глаз — как две ледяные лужицы.       Старая женщина все глядела в его глаза, и мурашки поползли по спине, когда она поняла:       Мертвые.

***

      Весть о рождении мальчика пронеслась стремительно до самых границ королевства и к полудню следующего дня сложила свои крылья. Лишь солнце достигло небесного пика, как знали все — наконец это свершилось. Сбылось древнее пророчество, которое хранили карлики в своих сердцах, передавая детям, внукам и правнукам. Отныне положено начало великому пути, по которому поведет расу цвергов долгожданный Владыка.       Отец ребенка был рудокопом, но в один несчастный день он погиб под завалом шахты. Это случилось еще до родов жены. Таким образом, дитя осталось сиротой. Решением городского совета мальчика отдали на попечение одной из семей, что числились прихожанами Браальстадского храма. Пожилая пара — их считали мудрейшими в городе и часто приходили за советом, поэтому и доверили им будущего короля. Что ж, они с радостью взялись вырастить и воспитать мальчишку, а также дали имя — Ульрих.       Мальчик рос не по дням, а по часам. Чуть ли не со всей страны гномы приносили подарки и разные вкусности к дому, где он жил. Неторопливо шагали годы, и пока королевство вело все необходимые приготовления для восхождения юного Ульриха на престол, ребенок был окружен заботой и любовью. Ослепленные обожанием и предвкушением величия, цверги даже не замечали, как часто мальчик, гуляя на улице, обижал своих сверстников. Да и странные пристрастия, которые проявлялись все ярче с каждым месяцем, взрослые тоже умудрялись пропускать мимо глаз — уж больно нравилось ему мучить животных. Он отличался от остальных детей своего возраста: был сильнее и хитрее, никогда не прощал обид. В то время, как всех ребят ругали за непоседливость и капризность, Ульрих обладал выдержкой и крепким спокойствием во многих вещах, стойкостью и смелостью, он с рождения не проронил ни единой слезы. Но вместе с этим, тщеславием и высокомерием червоточил его характер, непослушным он был и старших не уважал, но все прощали будущему королю.       Когда исполнилось Ульриху пятнадцать лет, уже каждый закаулок Мурдоша цвел радостью и торжеством. До коронации остался месяц, и каждый цверг, каждый дом, каждая крыса чуяла запах великого праздника. Веселое настроение царило повсюду, и особенно в столице — большом и шумном Брокхольме. Там предвкушение столь эпохального события просто охмеляло умы, искушая начать пораньше, выпив вина покрепче, но власти города не расслаблялись. С утра до утра глаз не смыкали сотни усатых жандармов, бдительно патрулируя каждый метр и орудуя такими угрюмыми взглядами, что безо всякой причины вселяли в прохожих чувство вины неизвестно за что. Все улицы и улочки вычистили и вылизали до настолько безупречного блеска, что эта непривычная чистота казалась чем-то пошлым из-за своей бестолковой идеальности, которую могла осквернить любая пылинка, посмевшая упасть вниз. Дрожали пальцы почетных колдунов и чародеев, исписавших горы страниц заклинаниями для разгона туч и призыва солнца. В общем, все было готово к приезду короля.       И вот, день настал. Бесчисленная, тесная толпа цвергов со всех городов заполонила центральную площадь, перед которой возвышался величественный королевский пьедестал. Там, наверху, на изящный трон воссел юный Владыка и взглянул на свой народ, ревущий в изумлении и восторге.       Ульрих поднял вверх ладонь, призывая толпу замолчать. Пару секунд, и рокот утих, а из гущи народа вышел один странно одетый гном. Это был верховный жрец всея Мурдоша по имени Латр. Торжественно шагая вперед к ступеням пьедестала, он с трепетной осторожностью нес в ладони серебряное кольцо. Кольцо короля — именно оно веками являлось единственным вещевым атрибутом правителя цвергов. Поднявшись, Латр остановился в двух ярдах от трона и поклонился Его Величеству до самых ног.       Дрожащим от волнения голосом Латр обратился к Ульриху:       — По давней традиции королевства, я, как наместник богов и глава церкви, должен надеть священное кольцо на Вашу руку, дабы навсегда доверить Вам волю небес.       Ульрих медленно кивнул. Затем он неторопливо поднялся с трона и шагнул к жрецу.       — Протяните правую руку, — вежливо произнес тот.       Тихо усмехнувшись, Ульрих похлопал Латра по плечу:       — Я знаю традицию и порядок церкви, Латр. Но сегодня все иначе, не правда ли?       Жрец смутился, не понимая, что юный король имеет в виду.       Слегка улыбаясь, Ульрих медленно взял у Латра кольцо и протянул его в своей руке к горизонту. Рассматривая королевскую регалию в лучах восходящего солнца, он вдохновенно и твердо промолвил:       — Традиции ни к чему, ибо это кольцо не от церкви… Оно прямо от богов.       Следом Ульрих сам надел кольцо на палец, посмев нарушить нетленные устои. Но так было правильно, ибо с этого момента останется не так много вещей, которые будут напоминать Мурдошу о прошлом.       А дальше заиграли фанфары, и измученный пятнадцатилетним ожиданием народ разразился бешеными овациями.       — Да здравствует король! — кричали гномы.       — Да здравствует Его Величество! — кричали громче и громче.

***

      За почти тридцать лет правления мало кто осмелился бы назвать Ульриха тираном, но память о первых порах все еще леденила кровь. Тогда Владыка заставил всех смириться с абсолютной непререкаемостью своей воли. Любое неповиновение каралось смертью неповинующегося и всей его семьи, причем зачастую Ульрих делал это собственными руками. Что ж, практика показательных, жестоких казней со временем обеспечила железную дисциплину и порядок, но все же безусловная покорность королю не была основана только на страхе.       Ведь за время своего царствования он в буквальном смысле «поднял» Мурдош. Шахты, рудники, прииски — их количество взлетело в разы вместе с объемами добычи руды, драгоценных камней и минералов. Выплавка железа и золота достигла невероятных значений, что привело к росту торговли и благосостояния страны. С каждым годом все более дисциплинированная, хладнокровная и обученная армия снабжалась тысячами мушкетов, миллионами клинков и топоров, а также тоннами безупречной брони. Успешно строились верфи и корабли, укрепления и форпосты, защитные линии и города. Среди последних главной жемчужиной эпохи Ульриха явился Стальград — громадный городище, выросший средь горных хребтов, неприступная, величественная твердыня, столица военной и литейной промышленности, настоящая гордость нации.       Ульрих стал творцом необычайного подъема страны, и за это его уважали. Мощь государства росла стремительно и грандиозно, и каждый знал, для чего нужна была эта сила. Каждому было ясно, что Ульрих не остановится ни перед чем и сделает все во имя «великих» целей, и за это его любили.       Гномы действительно верили в исключительность и божественное происхождение своей расы. Они считали вопиющей ошибкой мира независимость, а то и вовсе само существование других народов, и Ульрих был их надеждой на свершение долгожданной «воли небес». Он был светом, засиявшим в глухом тоннеле несправедливости, который приведет Мурдош к исполнению их яростного желания, их предназначения… Вершить судьбу мироздания.

***

      И вот, спустя тридцать лет владычества короля могущество державы, укрытой от глаз всего мира в непролазных массивах гор, достигло пика. Больше Ульрих не желал ждать, и, наметив первой целью вторжение в ближайшие земли людей, объявил всеобщую мобилизацию. Боевой дух и жажда сражений неистовым пламенем полыхали в сердцах, но спустя несколько дней произошло неожиданное: король заболел.       Неизвестная, гадкая хворь поразила его. Одним утром слуги Ульриха обнаружили его лежащим в холодном поту и не могущим встать с постели. Заволновались, позвали лекарей. Прибыв в покои царского дворца, что находился в центре Брокхольма, те скоро вынесли вердикт: болезнь редкая и неизлечимая. Прежде, чем туман отчаяния опустился на весь Мурдош, врачи попытались все-таки помочь королю, но тот ослабшим и охрипшим голосом велел оставить его в покое. Мол, если суждено умереть, значит, так решили боги. Целители не смели спорить, и перед тем, как покинуть комнату, заметили какой-то странный, лихорадочный блеск в его безжизненных глазах.       Плохое предчувствие тревожило умы всех граждан Мурдоша, и особенно — окружения Ульриха. Слуги поговаривали, что находиться во дворце опасно: на второй день болезни они почувствовали подозрительное присутствие рядом с комнатой, где лежал король. Будто недобрые, скверные духи повадились наведываться туда по ночам. Вскоре никто уже не сомневался: нечистая сила точно проникла в замок, атакуя каждого, кто приближался к комнате головной болью и повергая в приступы безрассудной паники.       Что ж, надежда все еще не покидала цвергов, но для своей же безопасности они оставили Ульриха одного во дворце. С каждым днем ему становилось хуже и хуже, гномы верно догадывались об этом. Ульрих был еще жив, но из окон замка не слышалось ничего, кроме зловещего шепота бесов. Спустя некоторое время прохожие стали замечать по вечерам черные тени, вьющиеся вокруг стен. Жрецы Брокхольмского храма шептались: король скоро умрет. Никто более не осмеливался даже приблизиться к воротам дворца, опасаясь гнева и проклятий нечистых.       Угнетенные, мрачные настроения скутали массы. Мурдош не хотел верить в то, что гранит их вековой веры рассыпется песком по холодным горам. Их надежда на славу, богатство и власть ускользала в руки злого рока, но…       Как мы помним, надежда уходит последней.       За пару дней до назначенной даты вторжения в их земли пришла еще одна роковая ночь. Если б не эта ночь, история могла пойти совсем по другому пути… Но этой ночью произошло то, что навсегда осветило багровыми фонарями темную дорогу зла.       В комнату к Ульриху явился Мортум. Чтобы забрать его жизнь. Жуткое, гадкое, человекоподобное существо, облаченное в доспехи из плывучих теней. Он стоял возле окна, а затем стал неспешно приближаться к жертве. Звук тяжелых шагов заполнил комнату вместе с прерывистым дыханием Властителя Смерти. Мортум издевательски медленно шагал к кровати, так сладко манящей его больным, ослабленным духом беспомощного существа. Ох, Мортум… Я не знаю, как не сойти с ума… Недаром он властвует над смертью, раз ужасней ее в тысячу раз.       Его тело — полупризрак, полуплоть; червилось пульсацией оголенных черно-угольных вен. Кровь кричала в жилах его — это эссенция из загубленных душ, питавшая стенаниями голодное сердце Мортума. Рогатый кованый шлем цвета мрака преданно скрывал его лик, но хладная сталь вслед за губами ширилась в хищной ухмылке. Две прорези обнажали его взгляд — взгляд бесноватый, взгляд одержимого. Взгляд обезумевшего маньяка.       Перо темной обители уже начертало буквы смертных заклинаний, когда Мортум склонился над почти остывшей постелью. Бог Смерти смотрел в лицо Ульриха, смотрел жадно, пожирая последние огоньки жизни, которые догорали в его сердце. И вот, Мортум собрался сыто вздохнуть, доводя последний штрих своего темного таинства, но вдруг прежде ледяные глаза Ульриха вспыхнули пламенем.       Почти мертвое тело резко дернулось, и из-под одеяла вырвалась рука Ульриха, схватив Мортума за горло. Тот вздрогнул от шока, а после, задыхаясь, начал пытаться освободиться. Несколько мгновений, и Бог Смерти пришел в ярость: откуда, к черту, у этого больного существа столько силы?! Железной хваткой Владыка цвергов сжимал его шею, и Мортум понял, что ничего не сможет сделать. Дикий рев, крики и вопли вылетали из его груди, уступая затем место жалкому хрипению. Первое, что пришло ему на ум после оцепенения — попробовать возобновить смертельный обряд, вновь направив взор в глаза Ульриха.       И Мортум ошибся. Как только их злющие взгляды снова встретились, владыка загробного мира почувствовал зверскую боль внутри. Будто что-то из его тела рвется наружу, кромсая на пути внутренности и разбивая границы его сознания. Мортум тут же попытался отвести глаза, но не сумел. Очи Ульриха, налитые сиянием льда и огня, приковали его взор нитями могучих чар, неподвластными ни силе, ни магии.       А потом сердце Мортума остановилось. Последней его мыслью было безжалостное осознание: что-то покинуло его. Что-то вечное и потаенное, что-то, что заставляет любую тварь жить.       Пальцы Ульриха разжались, а бездыханное тело Мортума рухнуло на деревянный пол. Гномий король содрогнулся от наплыва энергии, которой прониклось вдруг его тело. Отныне полный сил, словно и не было болезни, Ульрих встал с кровати и подошел к трупу могучего темного божества, которого только что лишил жизни.       — Жалкое ничтожество, — выплюнул он.       Лишь холодное высокомерие было в этих словах. Ни победной радости, ни усмешки, ни сожаления.       Ульрих пнул Мортума ногой. Затем он склонился над ним и сорвал с его головы черный шлем. Король Мурдоша сладко ухмыльнулся, рассматривая его в руках… Тяжелое изделие, выкованное из стали и людских страданий молотом тьмы. Идеальная форма топфхельма блистала изяществом граней, а два дьявольских рога, загнутых вниз и перекрещенных друг с другом, незримо сверкали обещанием темного величия.       Вздыбилась широкая грудь Ульриха, когда он сделал глубокий и хриплый вдох. Победитель надел шлем Мортума, а после этого мрак, что томился за двумя прорезями, навсегда утопил его глаза в глубинах зловещей бездны.       Ульрих гневно сжал челюсти.       — Вон! — взревел Владыка, после чего все пакостные духи бросились за порог его комнаты.       Ульрих задрожал в шторме ледяного смеха.       Затем черными латами обросло все его тело, а луна, светившая из окна, сверкнула кроткой улыбкой.       Она тоже знала, что с этого момента вся надежда на мир рухнула в ад.

***

      Когда рассвет поднялся над Брокхольмом, опечаленную тишину разбил звон огромного колокола. Это был сигнал, призывающий всех на центральную площадь. Не прошло и получаса, как безмолвная толпа сгустилась перед дворцом. Многие стояли с поникшими головами. Ждали, что скоро к ним выйдет глашатай, чтобы объявить о смерти короля.       Вновь громыхнул колокол, и все резко подняли головы вверх, а затем замерли. На широкий балкон замка вышла чья-то черная фигура. Сначала цверги оцепенели, приняв ее за силуэт неопознанного злого духа, но та неповторимая грациозность и размеренность движений ошпарила их еще большим удивлением… Это был Ульрих, их король.       Недоуменные шептания расползлись в толпе. Гномов накрыла смесь радости и страха: было странно вдруг увидеть короля живым, да еще и в таком облике.       Ульрих поднял ладонь вверх, и мигом все затаили дыхание. А после король произнес короткую и почти безэмоциональную речь, рассказав, что произошло ночью.       Сначала народ онемел крепким ступором, а потом восхищение заискрилось в их сердцах. Цверги ненавидели Мортума, как и всех чужих богов, и несомненно обрадовались его гибели, зная, насколько Властитель Смерти был опасен. Он пал от руки их короля, что еще раз напомнило гномам о непостижимом могуществе Владыки.       Жрец Латр, стоящий впереди, взял на себя ответственность прервать затянувшееся молчание:       — Слава богам, Ваше Величество! Наконец эта подлая тварь мертва. Но позволите ли вы мне спросить кое о чем?       Ульрих снисходительно кивнул.       — Вы убили Мортума и забрали его силу, это значит, вы больше не больны?       — Забудьте о болезни, — громко ответил Ульрих. — Исцеление — меньшее, что дало мне это убийство.       Король выдержал паузу и продолжил:       — Все видят шлем на моей голове? С его помощью Мортум управлял всей нечистью. Отныне этот шлем принадлежит мне, точно так же, как и контроль над сознанием каждой твари, что обитает в загробном мире. Но это еще не все. Есть еще что-то, что я забрал у Мортума кроме шлема и жизни…       Снова Ульрих остановился, распаляя костер любопытства недолгим молчанием. Следующие слова короля, даже несмотря на бесстрастность голоса, прозвучали мрачно:       — Я выпил его душу.       Каждый в толпе вздрогнул, но Владыка не обратил внимания на тревогу. Ульрих произнес финальное обращение к своему народу:       — Шлем позволит отдельно подчинить разум каждого темного существа, а душа Мортума, которая теперь живет в моей груди, сплотит нечисть несгибаемой силой веры. Теперь точите свои секиры: вторжение начнется через неделю. Ликуйте, воины — никто не остановит великий Мурдош, и мертвые будут биться на нашей стороне!       Ульрих поднял кулак вверх, а полчище гномов взревело оглушительным кличем. Унисонный голос отрады, жажды войны и великого признания Владыке заставил дрожать все горы Мурдоша.       — Слава Мурдошу!       — Слава королю Ульриху!

***

      На следующий день Ульрих собрался в одно маленькое, но, как все были уверены, очень рискованное путешествие. Однако, когда ему предложили группу сопровождения, он отказался. Ульрих сказал, что его безопасность заключена в его могуществе и шлеме, а тьма, поглотившая глаза, укажет ему путь.       Он в одиночку пошел на север, к тому самому месту, овеянному вековым ужасом. В глубину зловещих гор, покрытых туманом и снегом. Король преодолел тридцать миль пешком, остановившись лишь один раз, в конце — перед заклятой Ядвигом глыбой гранита.       Ульрих вздрогнул. Не от страха, но от вдохновения. Он чуял грудью жуткое дыхание подземного мира, которое преданно взывало ко тьме в его глазах. Ульрих подошел ближе.       Он разбил Печать Мортума, затем развернулся и стал уходить. Вскоре стаи озлобленных монстров, духов и мертвецов медленно повалили наружу.       — Веселитесь, черти! — крикнул Ульрих из-за спины.

***

      Когда Владыка вернулся, мобилизация была полностью завершена. А потом началось вторжение.       Предгорная провинция, принявшая первый удар, пала за несколько дней. Но, к счастью, прежде чем эти земли полностью были захвачены, люди успели отправить на запад несколько гонцов, которые разнесли весть о войне.       Вскоре сообщение дошло до Ядвига, а затем узнал весь остров. Ядвиг собрал огромные силы сопротивления, однако, остров продержался не больше года.       Память предков все еще была тверда в головах: никто не забыл, как много эпох назад был побежден Мортум. Но эта война затмила весь ужас прошлого. Будто далекие, таинственные горы разверзли пасть, освободив неумолимый черный ураган. Жестокий торнадо, воплощенный полчищами лютой чумы, несущей беду и горе.       Вначале была кровь, огонь и смерть. Потом отчаяние, буйство нечисти и настоящий мор. А потом остров сломился под поступью ада.

***

      Гномы захватили остров, блистательно и беспощадно, и теперь уставили свои жадные глаза и лихие мушкеты на более грандиозные цели. Сначала они сокрушат всю Японию, чтобы завладеть волшебными камнями. Затем, если не найдут, отправятся на континент.       Мне стыдно за это, но, чтобы не кривить душой я должен признать… Их общая, титановая вера и, черт возьми, просто беспредельный настрой невольно рождают во мне… уважение. Они ужасные, жестокие, но восхитительные бойцы. Я видел их, я бился с ними, поверьте, я знаю, о чем говорю.       И я дрожу при мысли об их Владыке. Его личность по-прежнему таит много загадок, но одно я знаю точно: он нечто большее, чем зло. Он больше, чем сила и мощь. Хитрее змея, страшнее дьявола. Он кровожаден, как стая вампиров. Он мыслит, как маньяк и убийца, и если так, то его жертва — планета. Если он действует, как психопат — то он мудрейший психопат. Если он мечтает о величии, как дурак — он гениальный дурак.       Его планы и замашки темны, но грандиозны. Начав войну, он восстал против воли Ядвига, и за это получил прозвище «Ульрих Мятежник». Удивительно, но он принял это прозвище, лишь сказав, что объявил мятеж не Ядвигу, а всему миру.       Наравне с этим он известен на острове как «Хладный Владыка». Также, иногда можно услышать прозвища «Темный Лорд» и «Кровавый Магистр». И никогда, услышьте, никогда не смейте пренебрегать его опасностью.       Кому как не вам, герои, суждено попытаться его остановить. Я пожелаю вам удачи, но… не бойтесь смерти. Лучше взгляните ей в глаза. И не стыдитесь проиграть, когда ваш враг — король Ульрих. Он повелитель тьмы и владыка холода, он коварный хитрец и темный маг с душой Бога Смерти, он злодей, душегуб и прирожденный лидер, благословленный самой Луной.       Кроме того, помимо своей армии Ульрих может быть окружен личностями, не менее опасными, чем он сам. С начала войны ходят легенды о якобы его ближайшем вассале и соратнике, великом Ландмейстере Мурдоша по имени Алас Оскурас. Очевидцы описывали его как человека, который носил длинный меч и черный доспех, а на его шлеме сидело украшение в виде фигуры ворона со сложенными крыльями. Говорят, он был единственным, к чьему мнению прислушивался Ульрих, выполнял особые поручения и функции разведки, а также руководил казнями, за что получил прозвище «черный экзекутор». Если верить слухам, цверги частенько боялись его даже больше, чем самого короля.

***

      Однажды один оракул дал Ульриху предсказание, что планам суждено сбыться — он найдет калигорнит, после чего его империя раскинется по всей земле и прежде, чем наступит конец времен, просуществует тысячи лет. Луна всегда будет благоволить Владыке, и раз так, его величие достигнет небес, а мощь его армии будет такой же неудержимой и беспощадной, как приливные волны.       Иногда я осторожно улыбаюсь в робкой надежде. Ведь чем масштабнее цели, тем ближе к горлу петля по имени «фиаско», правда же? Посудите сами — мир неизведан и огромен. Какой идиот решит, что возьмет его лишь с помощью силы, какой бы грозной она ни была, и какого-то мифического камешка? Неужели ни одно государство, ни один материк не остановит безумца?       Его планы настолько грандиозны, что частенько кажутся мне лишь детскими иллюзиями, которые однажды разобьются, не здесь, но где-то еще.       Но иногда, совсем-совсем редко, по ночам я вижу один и тот же сон. В нем — железный кулак, держащий большой сверкающий самородок. А потом — чьи-то темные очи и мрак, накрывающий горы, леса, страны… И когда я открываю глаза, эти иллюзии кажутся мне… такими реальными…

<~~~~>