Степной волк

19 сентября 1999 г. 23:43 Кровать скрипит, когда она переворачивается на бок. В темноте комнаты едва видно россыпь рыжих волос на подушке. Дыхание Рона тяжелое, беспокойное, и Гермиона лежит в ожидании резкого вздоха или вскрика. Но парень спит, и она делает еще одну попытку лечь поудобнее, однако сон не идет. В этом году осень теплая, почти жаркая, особенно в Норе. Деревянный дом за день нагрелся, и теперь в комнате пахнет сухими досками и пылью. Гермионе хочется открыть окно, но она боится, что скрип старых половиц разбудит и без того тревожный сон Уизли, поэтому лежит. Гости разошлись час назад, и сейчас в доме тихо. Джинни и Гарри аппарировали в свой недавно приобретенный дом в Годриковой впадине, Джордж с Анжелиной тоже отправились в свою квартиру в Косом переулке. Даже через стены можно было почувствовать невообразимую пустоту Норы. Сейчас здесь были только Молли, Артур, Рон и Гермиона. Даже Перси не остался ночевать. Сквозь сон Уизли притягивает ее к себе, обхватывая талию рукой, и громко сопит в ключицу. Гермиона убирает с его лица рыжую прядь, щекочущую нос. Ей хочется, чтобы он открыл глаза, улыбнулся ей и сказал, что все будет хорошо. Хочется поцеловать его. Или чтобы он поцеловал ее? Но Рон спит, и липкое тянущее чувство разливается по телу. Одиночество. Если он сейчас проснется, думает Грейнджер, то она скажет ему. Скажет, что чувствует себя невероятно несчастной и потерянной. Расскажет, как после войны земля ушла из-под ног, а все твердят: теперь-то ты можешь делать все, что хочешь. Но что делать, если весь мир — открытый океан, а она стоит посреди него на разрушенном плоте без карты и компаса? «Плыви куда хочешь», — говорят они. Может уже скажет кто-нибудь, в какой стороне суша? Но Рон лишь бормочет что-то в полудреме и переворачивается на спину. Мерлин, как же ей одиноко.

***

19 сентября 2000 г. 21:13 Она заходит на Гриммо 12 последняя. Проходит по узкому коридору, стягивая с головы берет, и проходит в столовую. Такую яркую столовую, будто кто-то взорвал здесь фейерверк. За столом уже ожидают их Джинни, Невилл и Симус. Гарри подталкивает ее вперед, но она видит лишь разноцветную мишуру на стенах, золотые и красные огни маггловских гирлянд и свечи. Очень много свечей. Конфетти взлетают в воздух и кружат, медленно опускаясь на накрытый яствами стол. Некоторые опускаются ей на голову. — С днем рождения! — кричит Джинни, и ее радостное настроение подхватывают все собравшиеся гости. Гарри выглядит по-детски неловко и счастливо. Младшая Уизли приобнимает его за талию, и они вместе протягивают ей коробку, завернутую в бумажную обертку. На ней, поттеровским почерком, выведены слова: «Моей сестре и лучшему другу — Гермионе Грейнджер». В глазах щиплет, но Гермиона улыбается, не позволяя слезам скатиться из уголков глаз. Она обнимает друзей, и следом несколько таких же подарочных коробок опускаются на стол перед ней. — Открывай скорее! — Джинни в нетерпении хлопает в ладоши, а Гарри мягко целует ее макушку. — Я надеюсь, вы не купили это в магазине Джорджа, — отшучивается Гермиона, но разворачивает упаковку. Она почти ждет, что откроет коробку, и один из драчливых телескопов оставит еще один фингал под глазом. Но то, что лежит в коробке, поражает ее не меньше. — Это… магнитофон? — Магический магнитофон, — уточняет Джинни. — Последняя разработка отца. В него загружены тысячи песен, которые можно включать и переключать взмахом палочки. А еще он подстраивается под настроение и включает соответствующую музыку. — А если тебе хочется послушать маггловскую музыку, можно просто вставить диск, — дополнил рассказ девушки Гарри. Невилл и Симус, о чем-то оживленно переговариваясь, переключили внимание на незнакомый предмет. Джинни вытащила плеер из коробки и положила на стол. — Смотри, — взмахивает палочкой Уизли, — включи Селестину Уорбек. Мелодия плавно разливается по комнате, а Джинни стоит, довольная, и качает головой в такт. Гермиона слушает певицу и вспоминает Рождество девяносто шестого, когда они слушали концерт Селестины Уорбек в Норе. О, подойди и помешай в моем котле, И если ты сделаешь это правильно, я сварю тебе немного горячей, сильной любви, Чтобы согреть тебя сегодня вечером! — …горячей, сильной любви… — подпевают Невилл и Симус в унисон. Вскоре комната полнится смехом и пением, и Гермиона смеется, охваченная этой теплой волной. — А это что? — она замечает сверток на дне коробки и протягивает руку, чтобы его размотать. — Это подарок Джинни, — говорит Гарри. — Советую тебе открыть его в одиночестве, потому что там… Но Гермиона его не слышит, и обертка падает на пол, когда она достает из коробки что-то фиолетовое, кружевное и очень тонкое. Уши Гарри краснеют, а Джинни хохочет. Невилл и Симус благородно отворачиваются. — Джинни! — выкрикивает Грейнджер и быстро прячет белье обратно в коробку. — Я прибью тебя, маленькая ведьма! Но Уизли уже прячется на спиной Лавгуд, которая пробует на вкус пуддинг с праздничного стола. — Очень вкусный, — добродушно говорит Луна и протягивает Гермионе ложку шоколадного десерта. — Попробуй. На Гриммо 12 весело и легко. А еще очень, очень шумно. Музыка и правда расслабляет. Джинни включает новый альбом «Ведуний», и весь вечер они разговаривают обо всем на свете, кроме работы. Если бы кто-то спросил у Гермионы, на что похож был сегодняшний вечер, она бы с уверенностью ответила: на Хогвартс. Лишь окунувшись в прошлое на один-единственный день, Грейнджер в полной мере ощутила его нехватку. — Кстати, а как ты оказалась в баре Забини? — спрашивает Невилл, отправляя в рот кусок запеченной индейки. — Я увидела объявление о поиске сотрудников, — спокойно ответила Лавгуд. — Я думаю, он имеет в виду, почему именно у Забини? — уточнила Гермиона. — Потому что им нужны были работники, — повторила Луна уже медленнее, словно объясняла самую очевидную в мире вещь. — Я бфы на твоем мефте был аккуратнее с этими слифнями, — изрек Симус с набитым картошкой ртом. — Брось, Забини уж точно не опасен, — отмахнулся Поттер. — Точно, — подтвердила Джинни. — У его семьи, кстати, открылся новый ювелирный салон в Лондоне. Просто нечто! Гоблинская работа, к слову. Гермиона как-то странно смотрит на Гарри, но тот лишь пожимает плечами. — Да? Не знал. Врет. И когда он научился так врать? Мерлин, если бы она не знала его с первого курса, никогда бы не подумала. Так вот куда он отправился выбирать кольцо? — А еще он был влюблен в тебя в Хогвартсе, — добавляет Невилл, посмеиваясь. — Да по ней половина школы сохла! — воскликнул Симус, наконец дожевав. — Именно поэтому мне чертовски повезло, — протягивает Поттер и целует Джинни в щечку. Лонгботтом и Финниган в унисон кричат «фу!» и отворачиваются. Гермиона подмигивает Гарри, и тот смущенно улыбается. После ужина они отправляются в гостиную, где все тоже горело и сверкало. Гермионе было любопытно, сколько времени потратила Уизли-младшая на украшение этой комнаты. Джинни с Симусом спорят о результатах прошедшего матча Пушек Педдл против Фалмутских соколов. Невилл занимает дипломатическую позицию, соглашаясь то с одним, то с другим. Гермиона уже готова к ним присоединиться, но в проеме замечает Гарри напротив гобелена Блэков. Эта комната так и осталась нетронутой. Взгляд Поттера прикован лишь к одному имени, и при его упоминании Гермионе хочется сжаться в комок. Она думает пройти дальше, дать ему этот момент, эту возможность вспомнить, погоревать. Но Гарри заговаривает сам: — Я хочу усыновить Тедди. Сначала она не находит слов, чтобы ответить. Потом думает, что ответ был бы лишним, и просто подходит ближе. Теперь Грейнджер тоже смотрит на надпись, обуглившуюся и почти нечитабельную. Сириус Блэк. — Он бы гордился тобой, знаешь? Гарри кивает. — Я хочу быть лучшим крестным отцом для него, понимаешь? — теперь он поворачивается к ней, и в его глазах нет боли, которую она ожидает там увидеть. Только решимость. — Хочу сделать то, чего не смог он. — Тедди повезло, что у него есть ты, — говорит Гермиона и касается ладонью его плеча. — А еще Андромеда, и Молли, и Артур. У него так много людей, которые любят его. «Он не испытает той боли, с которой столкнулся ты», — вот, что значат ее слова. Но произносить их было бы слишком жестоко. Поттер устало улыбается и обнимает ее за плечи. Девушка кладет голову ему на плечо, и они стоят так, словно в этом доме кроме них — никого. Словно сейчас зима, а перед ними — могила Джеймса и Лили Поттер. Словно они снова одни против целого мира. — Ты когда-нибудь думал о том, куда ушел Кикимер? — вдруг спрашивает Гермиона. — Иногда мне кажется, что я слышу его громкую возню на кухне. Но когда спускаюсь — никого нет. Гарри усмехается, слегка сжимая ее плечо в знак безмолвной поддержки. — Когда я освободил его после битвы, то был уверен, что он захочет уйти. Ему понадобился год, чтобы это понять, — Поттер как-то грустно усмехается собственным мыслям. — Странно, но иногда мне его даже не хватает. «У домовиков тоже есть чувства», — сказала ему однажды Гермиона. Быть может, они были друг другу слишком живым напоминанием того, что они потеряли? И может, Кикимер посчитал свой долг выполненным перед волшебником, уничтожившим убийцу своего хозяина? — Никогда не привыкну к этой злобной старухе, — слышится голос Джинни в дверях, и друзья переводят на них взгляд. — Не помешали? — спрашивает Луна, с интересом разглядывая комнату. Гермиона мотает головой, отстраняясь от Гарри. Тот, в свою очередь, идет навстречу своей девушке. Они берутся за руки, и Джинни, утягивает Поттера обратно в гостиную. — Рада видеть, что он наконец-то живет, — почему-то говорит Гермиона, смотря вслед уходящей парочке. — Тебе тоже нужно, — вдруг говорит Луна и ловит на себе недоумевающий взгляд Грейнджер. — Джинни права: эта ведьма ужасно грубая. Она назвала мои серьги безвкусицей. Но Лавгуд не выглядит обиженной или расстроенной. Она подходит ближе к Гермионе и аккуратно берет ее за руку, приподнимает рукав атласного платья и касается пальцами шрама. Гермионе хочется одернуть руку, но почему-то не делает этого. Действия Луны завораживают и пугают. — У этого дома такой же запах, — говорит она. — Что ты имеешь в виду? Тогда Луна отпускает ее руку и смотрит в глаза долго, внимательно. — Магия всегда оставляет след, — говорит вдруг Лавгуд тихо, почти шепотом. — Сильный след устанавливает связь. Дом чувствует тебя, Гермиона. А ты? Грейнджер не знает, что ответить ей. Луна закатывает рукав и кивает больше себе, чем Гермионе. Когда когтевранка уходит, она еще несколько минут смотрит ей вслед.

***

20 сентября 2000 г. 02:20 Лестница, ведущая в Башню Прорицаний, измазана чем-то черным и склизским. Гермиона поднимается медленно, скользит по ступеням, крепко вжавшись в перила. Дверь в кабинет со скрипом открывается, в нос ударяет тот же дурманящий сладкий запах трав и воска. — Профессор Трелони? — зовет, но не получает ответа. Темнота кажется непроглядной, даже лунный свет не проникает внутрь. Девушка обращается к слуху, впитывает каждый шорох колыхающихся штор и трение ботинок о ворс ковра. Кровь стучит в висках, тревога бьет по горлу. Гермиона протягивает руку вперед, пытаясь нащупать хоть что-то, но ловит лишь воздух. Звук закрывающейся двери заставляет ее обернуться, то там тоже темно, а хлопок такой резкий, что почти оглушает. Когда она наконец поворачивается обратно и делает еще шаг вперед, из темноты вырисовывается едва заметный силуэт. Как будто в этой темноте может быть что-то еще темнее. — Ты никогда не вернешься домой, — шепчет голос, отдаленно похожий на голос Трелони, но более низкий, утробный. — Но он хочет вернуться. Шепот перетекает в смех. Тяжелый, хриплый, лающий смех. Где-то она уже слышала этот лай. Руки дрожат, ноги отказываются подчиняться. Какая-то сила пригвождает ее к полу, и Гермиона понимает, что это — страх. Животный ужас на уровне первобытных инстинктов. Силуэт дергается, делая шаг к ней, и к лицу приближается раскрытая пасть белоснежных острых зубов. Нет, не зубы. Клыки. Когда пасть смыкается почти у кончика ее носа, она снова проваливается. А голос хрипит и смеется над ней. Снова. Гермиона открывает глаза и видит лишь серый потолок спальни. Простыни под ней мокрые насквозь. Ей липко и неприятно. Сердце стучит бешено, ударяясь о стенки гортани. В горле пересохло. Просто сон. Еще один больной сон. Страх, охвативший ее в кошмаре, постепенно уступает усталости, и если бы не мокрая постель и жажда вперемешку с духотой спальни, она бы провалилась обратно в сон. Грейнджер убирает рукой влажные пряди со лба и поднимается. В спальне, в отличие от своего сна, достаточно светло. Сегодня светлая, лунная ночь. От этой мысли Гермиона испытывает иррациональное облегчение. Ногами пытается нащупать тапочки, но не находит, и опускает босые ступни на пол. Когда поднимается с кровати, голова кружится, и она почти готова опуститься обратно. Находит палочку на прикроватной тумбочке и парой заклинаний вычищает и высушивает постель, затем себя. Так уже лучше. Гермиона открывает окно и впускает прохладный осенний воздух. Дурнота постепенно покидает тело. Ветер набрасывает на кожу покров мелких мурашек, но это даже приятно. Что угодно, лишь бы не отвратительный липкий ужас. Стакана с водой на тумбочке нет, и Гермиона направляется в сторону кухни. Легкий свет из палочки выливается в прихожую. Слышатся недовольные вздохи и стоны. — Мерзость! Грязь! Грязнокровное отребье! — шипит Вальбурга с портрета, недовольная полуночной прогулкой Гермионы. — Как ты смеешь жить в доме моих предков! Гермиона проходит мимо, не удостаивая ее и взгляда. Острые слова впиваются ей в спину, но она не доставит этой ведьме удовольствия видеть ее небезразличие. Когда она только сюда переехала, девушка надеялась, что со временем ей просто надоест, и она ограничится брезгливыми взглядами. Даже пыталась ее занавешивать. Но, оказавшись под плотной тканью, Вальбурга становилась только громче, и в конце концов Гермиона сдалась. Поэтому, когда она проходит мимо нее снова, на обратном пути, принимает еще одну порцию оскорблений. Глупо злиться на портрет, но, Мерлин, однажды она проклянет эту женщину. Однажды обязательно. За время ее отсутствия в спальне стало свежо и прохладно. Грейнджер закрывает окно, бросая последний взгляд на улицу. Свет фонарей мигает, и она уже отворачивается, но взгляд цепляется за тень, спрятанную поодаль от дороги, в кустах. Девушка обнаруживает, что смотрит на нечто, очень напоминающее большого, черного волка. И он определенно смотрит на нее в ответ.