Степной волк

9 сентября 2000 г. 13:20 Раньше это было комнатой Северуса Снейпа. Единственная учительская спальня, расположенная в Подземельях. Малфой стоит на пороге, не решаясь пройти дальше, когда мать вешает на крючок теплую мантию и проходит к камину, зажигая в нем огонь. Он с удовлетворением замечает, что на щеках женщины появился румянец, в руки у нее почти не дрожат. На всякий случай он все же достает из кармана мантии пузырек и аккуратно кладет его на журнальный столик рядом с двумя креслами из изумрудного бархата. Почти как в Мэноре. — Это концентрированный отвар, не забывай разбавлять, — произносит Драко, пытаясь развеять неловкое молчание, и тут же оказывается стиснут в теплых материнских объятьях. Нарцисса не так часто за всю свою жизнь обнимала сына. Может, это было тоже своего рода последствием войны, но после трагических событий женщина стала в разы мягче. Вот и сейчас, растерявшийся от материнской нежности, Драко на мгновение застывает, и только спустя несколько секунд решается обнять мать в ответ. Она рассказывает ему о школе, об учениках и преподавательском составе, но Малфой смотрел в лицо матери и мысленно возвращался к разговору в кабинете директора. Он смотрит на нее и думает, не дрогнула бы его рука, если бы пришлось лишить ее воспоминаний? — Мне здесь нравится, — признается Малфой, оценивая убранство спальни. — Я бы выбрала Подземелья, даже будь у меня выбор, — усмехается Нарцисса, и в этой усмешке легко можно было проследить их общую семейную черту. — А выбора не было? — Одна из башен преподавателей до сих пор не восстановлена, — кивает женщина, пытаясь успокоить небольшую дрожь в руках. — Спален не хватает. Впрочем, преподавателей тоже. Малфой понимающе кивает, возвращаясь мыслями к утреннему разговору с Грейнджер. — Я слышала о причине вашего визита, — вдруг произносит Нарцисса, завладевая вниманием сына. — Будь осторожен. Это темная, очень темная магия. И для тебя она особенно опасна. Малфой ждет, что она продолжит свою мысль, но больше мать ничего не сказала. Он хочет настоять, расспросить, но, видя ее бледное, встревоженное лицо, передумывает. Ничего не остается, кроме как уверить ее в том, что он будет в безопасности. По крайней мере, постарается. Спустя полчаса он выходит обратно в пустой коридор и медленно бредет к выходу из замка. Подземелья, некогда бывшие для него вторым домом, теперь отчаянно отвергают его, норовя выплюнуть обратно в холодную пустоту двора. Затянутое тучами небо выпускает свой первый раскат, и Малфой застегивает на себе мантию, ежась от резкого осеннего ветра. Стоило лишь шагнуть в сторону гравиевой тропинки, ведущей в сторону деревни, как его чуть не сбивают с ног. Первое, что он замечает — (впрочем, как всегда, когда дело касается ее), — грива каштановых кудрей. Поддаваясь какому-то машинальному рефлексу, Драко хватает девушку за руку, буквально за секунду до того, как она умчалась бы прочь, и уже собирается выкатить целую тираду о том, что она, вообще-то, должна смотреть, куда бежит. Но стоит ему развернуть ее на себя, и слова, готовые вот-вот выплеснуться наружу, отказываются выходить. — Что это с тобой? Такого испуга, такого животного страха он не видел в ее глазах с тех пор, как… С тех пор, как рухнул потолок? Или с тех пор, как она не попала в мэнор во время войны? А может, с тех пор, как Хагрид притащил к замку мертвого Поттера два года назад? Кажется, он на самом деле довольно много раз видел этот взгляд. Грейнджер смотрит на него так, словно видит впервые. Ей требуется добрых тридцать секунд на то, чтобы понять, кто перед ней стоит. Затем выпускает череду рваных выдохов и вдохов, и Малфою кажется, что она бежит от самой Астрономической башни, без остановки. На бледном лице виднеются испарины пота, и ее горячее дыхание поднимается облаками пара. Ее мантия, раскрытая нараспашку, ничуть не греет, и глядя на эту картину, Драко чувствует нарастающее раздражение. — Да что случилось, мать твою? — уже не выдерживает, непроизвольно сжав ее запястье чуть крепче. Кажется, это приводит девушку в себя, потому что она вдруг одергивает руку. Другой рукой она убирает волосы с лица, окончательно приходя в себя. — Ничего… Я просто… — она вновь бросает на него взгляд, теперь куда четче, чем раньше, осознавая, кто перед ней. — Ничего. Мне пора. Она бежит дальше, увеличивая между ними дистанцию, пока не скрылась за поворотом. Малфой ловит себя на ужасно глупой мысли, что следовало ее догнать, но он этого не делает.

***

9 сентября 2000 г. 18:44 Гермиона злится. В первую очередь на себя, за то что дала себя напугать такой чушью, как какое-то странное пророчество. А еще за то, что согласилась найти себе другой ночлег. Не то чтобы МакГонагалл отказала бы ей в просьбе. Может, она даже выделила бы ей какую-нибудь спальню в старом крыле старост. Однако, после сегодняшних событий, Гермиона не уверена, что смогла бы вернуться в замок. Не в таком состоянии и не тогда, когда ей пришлось бы отвечать на множество неудобных вопросов. Почему-то сегодня Хогвартс навевает на нее странное, тревожное чувство. Она бы хотела сказать себе, что Гермиона Грейнджер не верит в такую глупость, как пророчества, но холодное, тягучее чувство страха внутри напоминает ей о том, что Гермиона Грейнджер еще и отличная лгунья. Особенно самой себе. Большую часть дня девушка бесцельно бродит по деревне, расспрашивала жителей и разглядывала магазинчики. Однако, с наступлением вечера, Гермиона понимает, что ей некуда больше податься, и устало толкает дверь паба «Три метлы». Внутри тепло и на удивление уютно, пахнет цитрусами и сливочным пивом. За барной стойкой вполголоса что-то обсуждают двое мужчин средних лет. Когда она проходит мимо, они активно о чем-то перешептываются, но у нее нет сил вслушиваться в разговоры. За небольшим столиком у лестницы на второй этаж сидит Шон Мерфи. В стакане у него плескается огневиски и пара кубиков льда, наполовину подтаявших. Малфоя нет, и Гермиона с облегчением выдыхает. Как минимум, одних расспросов удастся избежать. — Грейнджер, садись! — слегка охмелевший аврор машет рукой в сторону своего столика, и Гермиона не находит ни одной убедительной причины отказаться, потому направляется в его сторону. — Удалось узнать что-нибудь еще? Девушка отрицательно мотает головой, усаживаясь на стул напротив мужчины. Что-то в его взгляде было такое, отчего ей вдруг захотелось встать и убраться подальше, но она все же осталась. — Полный тупик! — сетует аврор, делая глоток огневиски. — Зря только притащились. — Мы узнали, что моя теория была верна, — не соглашается Гермиона, брезгливо отмечая, что от мужчины сильно пахнет алкоголем. — Ага, этот Томпсон совсем псих, — качает головой Мерфи. — Стереть память собственным родителям. Насколько жестоким надо быть, чтобы так поступить? Гермиона дергается как от пощечины, но мужчина этого не замечает. Очевидно, он уже совсем плохо соображает, потому что вдруг перегибается через стол, и его лицо оказывается слишком близко. Ей приходится вжаться в спинку стула, чтобы не чувствовать запах виски, исходящий от него, вперемешку с запахом пота и пороха. — Ты ведь тоже жестокая, Грейнджер, — шепчет он, усмехаясь своим словам. — Жестокая сука. Рука сама взметнулась в воздух, когда Гермиона вдруг поняла, что умирает от желания дать ему пощечину. И дала бы, если бы ее руку не перехватили. — Да ладно тебе, Грейнджер, — продолжает аврор. — Не изображай недотрогу. Может поднимемся ко мне? С этими словами он притягивает ладонь Гермионы к своим губам, и что-то внутри нее надламывается. Что-то прочное и крепкое, заставляющее ее идти дальше, дает трещину. Глаза обожгло слезами. Стул скрипит, когда она резко вскакивает, откидывая его руку. Она собирается уйти, выйти из этой чертовой таверны и ходить, ходить, пока не наступит утро, лишь бы не возвращаться сюда. Но Мерфи оказывается куда сильнее и куда менее пьян, чем предполагает девушка. В порыве злости он хватает ее за руку, теперь крепче и жестче, и притягивает к себе. Другая рука свободно ложится ей на талию, медленно спускаясь все ниже и ниже. Гермиона в надежде оглядывается, пытаясь рассмотреть хоть кого-то, кроме безразличного к происходящему, бармена. Стоит только руке нащупать в кармане палочку, как аврора резко отрывает от нее. Словно порыв ветра, кто-то сильно врезал ему по лицу. Мужчина отлетел, сшибая на пути стол и пару стульев. Только сейчас Гермиона замечает темную фигуру, платиновые волосы и руки, сжатые в кулак. — Че за… — ничего не поняв, Мерфи пытается встать, но его тут же пинком осадили обратно на пол. — Если хотите подраться, выметайтесь на улицу! — из-за стойки кричит бармен. Малфой нагибается, что-то прошептав мужчине. По всему лицу аврора размазалась кровь, нос сломан, и он лежит, не в силах подняться. Когда же Драко выпрямляется, то одного его взгляда достаточно, чтобы бармен умолк и продолжил безразлично протирать стаканы. — А ты чего встала? — рявкает он на Гермиону, которая до сих пор была также поражена и обездвижена, как и лежащий на полу мужчина. Но времени ответить Малфой не дает. Поправив на себе мантию, он тут же направляется к лестнице, намереваясь скрыться в своем номере. Гермиона тут же бросается за ним, игнорируя гулко бьющееся от адреналина сердце. — Постой! — ее запыхавшийся выкрик заставляет его остановиться посреди коридора. Малфой медленно к ней поворачивается, без интереса рассматривая ее. И только в глазах, за внешним ледяным спокойствием, она видит бушующую ярость. Ярость, которую она могла бы с ним сейчас разделить. Ей хочется сказать ему «спасибо», а еще спросить «зачем?», но вместо этого говорит: — Я могу сегодня остаться с тобой? Молодец, Гермиона. Именно с этого и нужно было начинать. Малфой разворачивается, игнорируя ее слова, и волна негодования подкатывает комом к горлу. Щелкает замок, и девушка ожидает, что он сейчас скроется за дверью, оставив ее в коридоре. Но он толкает дверь и ждет. Не в силах сдвинуться с места, Грейнджер прожигает его взглядом, ожидая подтверждения своих догадок. — Тебе нужно особое приглашения? — его слова звучат приторно-сладко, как патока, но угрозы в них не чувствуется. Ни злости, ни раздражения. Этого достаточно, чтобы оторвать окоченевшее тело от пола, и Гермиона юркнула в номер, пока тот не успел опомниться и передумать. Только когда дверь за ними закрывается и последняя полоска света остается запертой в коридоре, она по-настоящему чувствует облегчение. Странное, смешанное с тревогой, но облегчение. Взмахом палочки Малфой зажигает на канделябрах свечи. Огибает ее, стаскивая с себя мантию, и бросает на спинку стула. В номере действительно было две кровати, расположенные по бокам небольшого деревянного окна. Слева от входа расположился маленький камин и двухместный диван, справа — письменный стол и пара стульев. У стены стоял большой шкаф. Гермиона осторожно подошла к одной из кроватей и стаскивает с себя маленькую сумочку. Ту, что она привыкла брать с собой в дорогу. Справа от камина девушка замечает небольшую дверь, за которой исчезает Малфой. Вероятно, это дверь в ванную. Догадка подтверждается две минуты спустя, когда оттуда доносится звук включенного душа. Гермиона решает воспользоваться заминкой и переодеться. Ей хочется смыть с себя остатки сегодняшнего дня, но она терпеливо ждет, обдумывая, решится ли она зайти туда, зная, что Малфой совсем рядом, за стенкой. Когда джинсы и кофта аккуратно сложены на прикроватной тумбочке, она натягивает на себя теплые пижамные штаны и легкую футболку темно-бордового цвета. Натягивает вовремя, потому что буквально пару мгновений спустя дверь в ванную открывается, выпуская в номер густые клубы пара. Малфой выходит с одним полотенцем на шее, едва прикрывающим голый торс. С кончиков мокрых волос стекает вода, дорожками скатывается по шее, и взгляд Гермионы останавливается на единственным предмете одежды, который хоть как-то его сейчас прикрывал: темно-зеленые шелковые штаны. Смотрит, кажется, непозволительно долго, потому как, подняв взгляд на лицо парня, видит его насмешливый взгляд. — Ты мог бы прикрыться! — выпаливает Грейнджер, чувствуя, как румянец подступает к щекам. Она ругает себя за это. Хочется хлопнуть себя по щекам, сказать себе: «ты же видела подобное так много раз!». Выросшая в окружении мальчишек, разве ее мог смутить вид полу-раздетого мужчины. Но она зарделась, как школьница, и ей хочется провалиться сквозь землю от осознания этого факта. Малфой проходит мимо, направляясь к шкафу, и пожимает плечами. — Ты не думала, Грейнджер, — и снова эта тягучесть в его словах, от которых у нее почему-то закипала кровь, — что в гостях не стоит указывать другим, что делать. От такой наглости у нее перехватывает дыхание. — Если уж на то пошло, Малфой, то я сделала тебе одолжение, уступив этот номер. Ты мог бы с такой вероятностью сейчас проводить время с Мерфи. — Как и ты, — безразлично бросает блондин, убирая дорогой костюм на хлипкую металлическую вешалку. Гермионе нечем крыть. Малфой опускается на противоположную кровать, отчего та под ним скрипит и слегка прогибается, и юноша брезгливо морщит нос. Девушка отчего-то думает, что ему непривычно ночевать в такой бедной, убогой обстановке. Колкие слова почти срываются с языка, но вместо этого она говорит: — Спасибо. Кажется, ее слова застают его врасплох. Он смотрит на нее, вскинув брови, и в его расслабленной позе чувствуется ощущение собственного превосходства. Ей хочется стереть это выражение с его лица, но сегодня, пожалуй, уступит ему эту битву. — Я сделал это не ради тебя, — пожимает плечами Малфой, забираясь под одеяло. — Давно искал повод выбить из него дерьмо. — Тогда я рада, что твое искреннее желание совпало с моей необходимостью, — усмехнулась Гермиона, следуя его примеру. До нее доносится легкий смешок перед тем, как свет в комнате полностью погас. Они остались лежать в темноте и тишине, нарушаемой лишь тиканьем настенных часов. Пожалуй, для сна было слишком рано, но и другого занятия на ум никому не приходило. Спускаться в паб желания не было, а коротать вечер за игрой в карты с Малфоем даже Гермионе представить было сложно. Гермиона не следит за временем. Глаза не смыкаются, а уши невольно улавливали мягкое дыхание лежащего в другой конце комнаты Малфоя. Когда его голос вдруг прорезает тишину, она невольно вздрагивает всем телом. — Это сделала МакГонагалл? — голос его звучал тихо, словно он надеется, что она и не услышит его вопроса. — Стерла память твоим родителям. — Нет, — глухо отзывается Гермиона. — Я сама. На несколько мгновений снова воцаряется тишина, но уже тяжелее прежней. Гермиону мучает вопрос, который она никак не решается задавать. Повернув голову в сторону Малфоя, она может разглядеть только небольшую полоску лунного света, проникающего сквозь окно, и темное пятно на кровати. Ни лица, ни очертания силуэта. Кромешная тьма. — Они знали? Искали ли моих родителей? — вопрос все же срывается с ее губ. Так легко задать его под покровом ночи. Словно, если Малфоя не видно, то и нет его там вовсе. Словно это лишь диалог из ее головы, один из многих после того, как покой оставил ее разум. — Искали, — отвечает Малфой, и сердце Гермионы замирает в ожидании. — Однажды они даже были в том доме, — он не знает, как обозвать отчий дом Грейнджер. Не знает, является ли это все еще ее домом. — Я там тоже был. Сказать, что они разворотили все к чертям будет преуменьшением. Но так ничего не нашли. Смесь боли и облегчения наполняют душу девушки. — Если им и стало известно о них, то точно не раньше, чем война закончилась, — добавляет Малфой. Простыни под ним шуршат, и Гермиона по звуку понимает, что он отвернулся. Глаза жгло, и в носу так не к месту защипало. Она смотрит в потолок, не видя его, и думает лишь о том, что горячие капли непременно выскользнут из уголков глаз, если она их закроет.