Жизнь взамен долга

      Выйдя из кабинета в коридор, Гермиона думала о том, чтобы нарушить приказ и переместиться через камин в мэнор. Хотелось спать. Лечь в мягкую кровать с черными шелковыми простынями и забыться сном без сновидений с подачи очередной склянки сонного зелья. Но пройдя половину коридора, она услышала знакомый звук.              Плачущая мелодия разносилась эхом по коридору. Гермиона подошла к двери, на которую по всей видимости забыли наложить заглушающие, и внимательнее прислушалась, приложившись ухом к старому дереву.              Эридан снова играл на скрипке посреди ночи.              Любопытство взяло свое. Она приоткрыла дверь, мягко надавив на ручку пальцами, и зашла в музыкальный зал. Мракс стоял в самом центре, к ней спиной, и эмоционально скользил смычком по струнам. Он резко вскидывал руку, перед тем как плавно провести, затем снова, будто с усилием, нажимал и отпускал. Из-под его рук лилась невероятная и прекрасная композиция, затрагивающая похороненные горем эмоции.              Все мысли уносились вместе с проникновенным низким звучанием и плавным переходом, за которым Гермиона не заметила, как облокотилась о дверной косяк и положила голову. Всего второй раз ей довелось услышать, как играл Эридан, и сейчас он не торопился оборвать свое уединенное выступление, полностью погрузившись в процесс.              Перед ней стоял сын своего отца. Он был так похож на Кадмуса с манерой держать высокомерно голову, походкой и хватом древка. Эридан подражал и его взгляду, получив от Кадмуса абсолютно черные радужки, сливавшиеся со зрачком. Когда он смотрел, все равно что сам Мракс-старший нанизывал на кончик древка остатки ее жалкого достоинства.              Раньше они не замечали, а сейчас Гермиона готова была поклясться — Эридан превращался в точную копию отца с погрешностью на возраст. Его непомерный эгоизм сочился отовсюду, как и желаемое чувство контроля, но без опыта и твердости характера они близились к ребячеству.              Гермиона безрадостно улыбнулась сама себе. Куда ни глянь, а это поместье и волшебники в нем были сплошным напоминанием об отце. Каждый шаг, каждый вздох Джона последние почти два десятка лет принадлежали Кадмусу. Он сопровождал его на всех встречах, командировках и коридорах Министерства и даже в поместье. Пока Гермиона с Драко учились в Дурмстранге, Джон наблюдал за взрослением Эридана и видел в нем больше хорошего, чем удается наскрести сейчас.              Верность отца Кадмусу была искренняя и чистая, не требующая проверки Веритасерума. Сама Гермиона ходила вдоль условной границы, переступив которую, можно всецело принять Мракса-старшего таким, какой он есть, и окончательно позволить себе довериться опытному и могущественному волшебнику, которым он был. Каждый раз она подходила к самому краю и, вспоминая жизнь отца, делала шаг назад, но то была условность, мимолетная мысль. Реальность диктовала правила, Кадмус добавлял свои. Границы стирались, добавлялись новые, сужались пока не осталось вариантов. Гермиона стояла на месте, притаившись в ожидании, и не желала выбирать.              Тяжелый вздох сорвался с губ. Счастье казалось таким далеким.              Эридан обрывисто закончил мелодию, и опустил к ногам скрипку в одной руке и смычок в другой. Он посмотрел на нее в пол-оборота и без удивления спросил:              — Грейндж… Малфой, что ты здесь делаешь?              Гермиона нехотя оттолкнулась и прошла в комнату, прикрывая за собой дверь. За музыкой и очередной порцией размышлений, которые не вернут ей отца, она не заметила, как наступил момент для объяснений.              — Утром рабочая поездка с твоим отцом. Мы только закончили, и теперь нет смысла ложиться спать, — устало ответила Гермиона.              — Утром я уезжаю, — в противовес выплюнул недовольно он. Скрипка вместе с смычком отправились на свое место. Эридан повернулся к ней и, сложив руки на груди, стоял подобно надзирающему.              Обычный волшебник все еще смотрел бы с кучей непрошенных извинений, которых не хватит до конца жизни, чтобы искупить вину за произошедшее, но Эридан, сколько бы не приходилось повторять, был сыном своего отца.              — Во Францию? Так рано?              — Да, — искривил губы Эридан. Он не собирался ложиться спать и, казалось, был готов бороться с любыми нападками. Прямая осанка, широко расправленные плечи, все такая же наглаженная рубашка, которой дома в пору быть не идеальной, и настороженность во взгляде. Будто она могла хоть что-то сказать поперек, находясь в их доме.              Гермиона потерянным взглядом осмотрела зал, пока в голове проносились сотни мыслей. Почему Кадмус не решил перенести поездку в Азкабан? Неужели отправление Эридана во Францию требует такой срочности? Могли ли они не обсудить столь важный момент?              — Возможно, мы отправимся после тебя, — пожала плечами она.              — Сомневаюсь, — он переступил с ноги на ногу, рассматривая носки туфель, затем внимание плавно перетекло на пол, а с него к большим окнам, за которыми виднелась огромная территория поместья. — Посмотрим. Я перестал надеяться на что-либо. Если он хочет, чтобы я был там — я буду. Хочет помолвки с Делакурами — я сделаю. И если отцу некогда попрощаться — я пойму.              Удивление росло с каждым словом. Гермиона наклонила голову, с интересом наблюдая за тем, как Эридан, прикрываясь безразличием, делился с ней откровением собственных мыслей. Правда, и без того переполненному переживаний сердцу, было не до чужих семейных дилемм.              — А что будет с Фалаксом?              — Для него подготовили безопасную территорию и отдельный портключ. Совсем скоро я смогу создать во Франции новый заповедник для драконов, — Эридан повернул голову, чтобы увидеть шок во взгляде Гермионы. — Это то, к чему я пришел. Вы были правы, его нельзя держать здесь. Как и защитить, привязав к себе.              Гермиона перенесла вес с одной ноги на другую в попытке избавиться от тяжести в теле. Нещадно тянуло вниз, мышцы спины сдавались под напором усталости, но она продолжала делать вид, что все идет по плану.              Прошедшие несколько месяцев ее голову посещала лишь одна навязчивая мысль — еще раз воочию узреть черное чешуйчатое создание с размахом крыльев больше роста великана. Фалакс успел заметно подрасти за время, проведенное на территории их поместья, а после дуэльной ссоры с Эриданом его никто не видел, и один Салазар знал, каких размеров он достиг.              — Могу я с ним попрощаться? — аккуратно поинтересовалась Гермиона.              — Конечно, — без всяких сомнений сразу ответил Мракс.              Через полчаса она вместе с Эриданом, успевшие набросить на плечи мантии, стояли посреди опушки, прилегающего к поместью леса. Кроны шелестели вслед прохладному ночному ветерку, приносящему облегчение всему живому с уходом знойного дня. Небо с несколькими потерявшимися в синеве облаками будто притушили на ночь. Фалакс смоляным пятном контрастировал на его фоне, стремительно снижаясь к подзывавшему его Мраксу.              Их ментальная связь стала гораздо крепче, раз Эридану удалось подозвать его с большого расстояния. Когда они только вышли на открытое пространство, Фалакса не было видно на горизонте, но стоило обратиться к необычной магии между ними, и дракон тут же явился на зов.              Каждый взмах его широких и крепких крыльев, разносился по округе. Фалакс медленно опускался вниз, ударяя порывами ветра. Гермиона отвернулась, придерживая волосы и мантию, глаза слезились, а в ушах стояли лишь шум листвы и горловой рокот, пробирающий до костей.              Все содрогнулось, когда его когтистые лапы коснулись земли. После грозного предостережения Фалакс, погрузивший когти в сырую землю, сложил крылья и издал неописуемое словами ласковое приветствие. Гермиона обернулась в удивлении и увидела знакомую морду, раньше помещавшуюся в раскрытую ладонь, а теперь едва ли он мог уткнуться в нее носом.              — Салазар, как же ты вырос, — бессознательно прошептала Гермиона, сделав шаг вперед.              Он был бесподобен, невероятно опасен и непростительно красив. От дракона невозможно было оторвать взгляд. Черная чешуя переливалась под серебристым светом луны от бездонного черного до темно-зеленого оттенка, едва заметного при определенном угле обзора. Под ее толстым слоем виднелись развитые мышцы. Вся спина покрыта длинными шипами, все равно что кольями, воткнутыми в землю. Фалакс, как и Эридан, высоко держал голову. Из приоткрытой пасти угрожающе виднелись острые клыки.              Дракон медленно наклонился, глубже вжимаясь пальцами крыльев в землю и поднес голову. Его морда была не меньше роста Гермионы. Фалакс подозрительно изучал ее, пока наконец не вскинул голову, довольно клацнув зубами.              — Он тебя помнит, — Эридан подошел вплотную и положил ладонь на мордаху, за что получил одобрительный толчок в ответ.              Гермиона хмыкнула. В самом деле, иначе Мраксам пришлось бы применить очищающее заклинание, потому что хоронить после зеленого пламени нечего. Она проглотила сомнения, кивнула сама себе и, набравшись смелости, шагнула ближе, но не стала будоражить Фалакса сторонними прикосновениями. Достаточно было видеть его перед собой живого и здорового.              Дракон всецело принадлежал Эридану, и с этим сложно было спорить.              — Надеюсь, что твой план убережет его, — задумчиво озвучила Гермиона, задрав голову. Салазар, какой же он огромный.              — Будто у меня есть шанс на ошибку, — буркнул Эридан.              Пожалуй, это были самые осознанные и серьезные слова, которые она слышала от него. В них не было ни капли собственных желаний и взращенного эгоизма, как и не было ничего, что касалось его самого.              Раннее утро пришло вместе с солнцем. Они провели рядом с Фалаксом большую часть времени, наблюдая за тем, как дракон парил над лесом и охотился. Гермиона отвечала на вопросы Эридана о темной магии, совсем как в начале седьмого курса, и даже не заметила, как растворились остатки напряжения между ними. Конечно, она никогда не сможет забыть того, что он сделал, как и не доверится полностью, но хотя бы вести беседы они могли вполне спокойно.              Мракс заметно развил внутреннюю тьму и теперь уверенно мог заполнить сферу. Ему предстояло найти себе преподавателя во Франции, чтобы продолжить обучение. К его сожалению, Кристофер Айс выразил свое недовольство и отказался от преподавания — такова плата за опрометчивый поступок, с последствиями которого Эридан не мог свыкнуться. Он всегда хотел лучшего и не привык к отказам, в то время как Кристофер был их тех немногочисленных волшебников, который мог возразить его отцу по собственной прихоти и выйти из кабинета с гордо поднятой головой.              Оставалось не больше получаса до отправления во Францию, когда Эридан, полностью собранный, ждал появления отца в главном зале поместья. Гермиона сидела неподалеку в изысканном кожаном кресле и наблюдала, как Кэтрин раздавала указания служанкам и домовым эльфам.              Во всем поместье стояла суматоха. Пару минут назад прибыл волшебник из прислуги дома Делакуров. Они любезно предложили помочь, несмотря на имение Мраксов на севере Франции и большое количество слуг. Кэтрин предложила гостю занять соседнее кресло рядом с Гермионой, и теперь он откровенно пялился на аврорскую форму вместо того, чтобы заниматься переносом вещей.              Гермиона старалась не обращать внимание, сосредоточившись на Кэтрин Мракс, которая совсем не была похожа на мать, надолго расстающуюся со своим ребенком. Казалось, что ее не терзали переживания долгой разлуки, не было маленького неуемного жучка и множества вопросов: собрал ли Эридан все вещи, не нужно ли ему еще что-нибудь, как часто он будет писать письма и как скоро вернется домой. Кэтрин Мракс не проронила ни слова, за исключением лишь одного вопроса: «Во сколько должен сработать портключ?». И это так сильно разнилось с представлением Гермионы о семье, что она невольно погружалась в размышления об устройстве семейного быта Мраксов и детстве Эридана.              Через десять минут явился лорд поместья. Комната погрузилась в молчание. Все слуги опустили головы, отвлекшись ото всех дел. Кэтрин на мгновение взглянула на мужа и робко перевела взгляд в пол, словно впервые видела столь важную персону. Только Эридан не боялся смотреть на одном уровне с отцом. Он спрятал древко под мантией за спину, поприветствовал его в ответ и молча уставился, пока Гермиона подошла ближе, остановившись за спиной Мракса-старшего.              — Ты готов? — требовательно спросил Кадмус, проверив все собранные вещи, которые не успели перенести в французское поместье, взглянул на часы и посмотрел на сына.              — Да, отец.              Кадмус предупредительно указал Гермионе оставаться на месте и сделал еще один шаг. Он положил ладонь ему на плечо, нависая грозной тучей.              — Не подведи меня, Эридан, — совсем тихо сказал он и отступил назад. Его слова звучали между предостережением и угрозой, не совсем похоже на отцовские наставления, но иначе он не умел. — Не забывай присылать письма совой. И я также жду, что ты сдержишь свое слово.              — Конечно, отец, — Эридан смотрел на Кадмуса с горящими глазами и полным доверием.              Затем Мракс-старший со знанием дела кивнул в ответ и направился в соседнюю комнату, где располагался камин. Гермиона, не теряя маленький шанс попрощаться, многозначительно посмотрела на Эридана и бросилась вдогонку.                     ***              На подлете к Азкабану, Гермиона, сидевшая на противоположном от Кадмуса месте, плотнее завернулась в летнюю мантию и подтянула ее к подбородку. Колючий холод просачивался через два слоя ткани прямо под кожу, вызывая неконтролируемую дрожь. Пришлось плотнее сжать зубы, чтобы те перестали барабанить в такт сердцу.              Кадмус сидел подобно статуе, едва потирая ладони и не обращая внимания на дискомфорт. Таким его Гермиона и представляла — полностью промерзлым в душе настолько, что внешний холод был теплее солнца. Она бы никогда не поверила, если бы не увидела собственными глазами, как он сухо и безразлично относился к собственному сыну в столь важный момент отъезда, но еще больше удивляло то, как Эридан отзывался на брошенные крохи внимания, словно не получал их прежде.              Впрочем, это было нее ее дело. Гермиона засмотрелась на высокую, сложенную из массивного камня, башню. Неприступная и ужасающая любые представления тюрьма уходила темным пятном высоко под облака. Холод, сырость и непроглядное небо, закрытое тучами. Азкабан взывал к самой слабой и гадкой части эмоций — к страху.              Гермиона поежилась, переключив внимание на изысканную обивку их сидений, сильно контрастировавшую с назначением самой повозки, которая была специально выделена на посещение Азкабана должностными лицами. Мягкая дорогая кожа и новые заклепки, блестевшие ярче галеонов — полный абсурд, учитывая как студенты добирались в потрепанных жизнью вагонах на учебу.              Взгляд сам потянулся к Кадмусу Мраксу, наблюдавшему за буйством стихии. Они молчали всю дорогу, хотя в пору было обсудить порядок действий и допроса. Гермиона впервые посещала Азкабан, и неприятный мандраж предстоящей встречи с одним из преступников зажимал в тиски легкие. Очень хотелось заполучить хоть какие-то инструкции на случай непредвиденных обстоятельств, но язык не поворачивался нарушить тишину.              Фестралы пошли на снижение. Карету наклонило вправо, и сильные порывы ветра начали бить в борт. Чем ниже они опускались, тем громче становился шум моря. Шторм разошелся во всю силу, подстегивая волны вдвое выше подниматься и сильнее разбиваться о стены. Карета грузно села на землю, встряхнув Кадмуса и Гермиону. Фестралы остановились перед главным входом. Мракс открыл дверцу и нехотя опустил ногу на ступеньку. То короткое расстояние, которое им предстояло пройти в этот момент заливало дождем и брызгами от волн.              Гермиона поправила мантию и вылезла следом за ним. Ветер сносил с ног. Она прикрыла ладонью лицо и зажмурила веки. Пришлось придержать свободной рукой капюшон мантии, норовивший сорваться с макушки.              Азкабан встретил их высоченными потолками, подпираемыми широкими каменными колоннами, промерзлая сырая пустота коридоров и один единственный волшебник, отвечавший за сохранность порядка. Он, заприметив Мракса, вытянулся струной и торжественно представился. После обмена дежурными формальностями Олрик Нильсон со всей любезностью согласился проводить их на несколько этажей выше — на уровень особо опасных заключенных.              Как оказалось, охраны здесь было не меньше, чем в людей в их подразделении. Каждый лестничный пролет, вход на этаж и ряд камер по обе стороны охранялись отдельным служащим. Когда они поднялись на один из самых верхних, Гермиона подняла голову, разглядывая как над высоченным потолком парили дементоры. Они двигались от камеры к камере, и периодически заглядывали внутрь через проем под потолком. Так при создании тюрьмы смогли разделить дементоров и служащих, поскольку ни один заключенный не смог бы подняться по голым каменным стенам на высоту в тридцать футов и остаться незамеченным.              Нильсон вел их через ряд камер, из которых протягивали руки заключенные. Они жадно, с безумием в глазах, облизывали взглядом, гремели кандалами и сипели, с хрипом взывая к свободе. Их постаревшие не по годам лица были искривлены в гримасе боли, а кожа будто с трудом натянута на кости. Один, второй, третий. Безумная женщина с ужасной копной черных кучерявых волос улыбалась, наклонив голову вбок. Ее смех разносился по всему этажу, будоража остальных заключенных.              Наконец они подошли к крайней камере. Нильсон постучал по решетке кулаком.              — Поднимайся, Блэк! К тебе пришли!              Во мраке камеры было видно лишь едва различимый силуэт, сидевший в самом углу. Нильсон, не дожидаясь его реакции, снял защитные заклинания, затем вытащил ключи из кармана и по-хозяйски принялся открывать дверь.              — Он не особо разговорчив, так что сильно не надейтесь на внятный ответ, — все-так же деловито продолжал говорить он.              Первым внутрь шагнул Кадмус, смерив взглядом зазнавшегося дежурного. Гермиона зашла следом, не желая оставаться ни на секунду дольше под присмотром волшебника из соседней камеры, слюни которого капали на пол, а руки тянулись в ее сторону.              Металл лязгнул, по спине пробежала волна ужаса, и Гермиона еще раз обернулась, чтобы убедиться, что за ними нет никого, кроме закрытой двери и Нильсона, подпиравшей ее. Она, стараясь поменьше дышать, посчитала до пяти, сжала пальцы в кулаки и отпустила.               Сириус Блэк, чистокровный волшебник, осужденный за убийство всей семьи Поттеров, был похож на изнеможденную оболочку самого себя. Он смотрел в их сторону, но будто насквозь, и едва заметно оттягивал уголок губ, выражая неописуемую эмоцию. Его камера не отличалась от других: пустой каменный мир в десять на двадцать футов с вывернутой тарелкой несъедобной жижи, заметно попахивающей кислятиной, и следами двадцати страшных лет, проведенных в неволе.              — Мы к вам по делу, Блэк, — без всяких приветствий начал Кадмус, обходя заключенного по кругу и открывая Гермионе вид на волшебника.              Сириус продолжал сидеть, лишь слегка покачнувшись в сторону. Все тот же невидящий взгляд и полное молчание.               — У вас есть шанс исправить ошибку, — вкрадчиво говорил Мракс, наблюдая за реакцией. — Расскажите нам, что произошло тридцать первого октября тысяча девятьсот восемьдесят первого года, когда вас задержали по подозрению в убийстве семьи Поттеров.              Не было понятно, слышал ли он их вообще. Блэк сидел без движения и держал голову, повернутой к Гермионе. Может он таким и был до этого, и дело совершенно не в ней, но спокойнее не становилось.              Гермиона, в принципе, мало что понимала из происходящего, не имея никакой информации на руках. Та маленькая папка определенно вызывала множество вопросов, на которые не было ответов — не было оснований подтвердить полную виновность сидящего перед ней мужчины, и, наверное, их достаточно для пересмотра решения.              Только твердое намерение Мракса вселяло какую-то уверенность. Гермиона была меж двух огней без возможности противиться приказам. А ведь если они ошибутся, Визенгамот снимет с них аврорские мантии вместе с кожей.              — В ваших интересах поделиться произошедшим, чтобы мы могли возобновить проверку по делу, — терпеливо перефразировал Кадмус и в пределах безопасной зоны сделал шаг вперед. — У нас есть основания полагать, что вы не убивали Джеймса и Лили Поттеров.              Когда до ушей Сириуса донеслись имена близких его сердцу волшебников. Он резко качнулся вперед, падая на колени и скребя ногтями по камню. Лицо исказилось в жутком ужасе, пальцы погрузились в волосы. Он истошно и протяжно завыл.              — Н-н-не-е-ет, н-не-е-е-ет, не-е-е-ет, — все, что можно было разобрать в наборе звуков, пробирающих до костей.              — Мистер Блэк, скажите, что тогда произошло, и мы оставим вас в покое, — продолжал давить Кадмус. — Вы видели, как умерли Джеймс и Лили Поттер?              Сириус, вновь услышав имена, на мгновение замер, и снова пустился в зацикленную истерику, повторяя одни и те же звуки отрицания. Он истязал себя изнутри и снаружи, рвал волосы. Не мог выразить ничего кроме боли.              — Н-не-е-е-ет, не-е-е-ет, — повторял он раз за разом, пока они молча наблюдали. Во всей вакханалии звуков постепенно появились новые слова, которые с трудом удавалось разобрать. — Я… я… я… т-т-так… — было страшно подойти ближе или сказать что-то еще. Мужчина рассыпался на глазах, погружаясь в грани личной боли. — Я… я… в-в-вин-н-но-ват во… во… всем.              Гермиона медленно, стараясь не издавать громких звуков, подошла ближе к Кадмусу и также тихо произнесла:              — Это то, что было записано в признании.              — Блэк был хранителем тайны. Конечно, он считает себя виноватым, — как самый очевидный факт сказал Кадмус.              Он медленно терял терпение, и, не найдя ничего лучше, решительно подошел ближе. Одного щелчка пальцев хватило, чтобы Сириуса окатило потоком ледяной воды, вынудившей отвлечься от страданий.              — Возьми себя в руки, Блэк! — рявкнул Мракс, схватив того за воротник. — Ты видел, кто убил Поттеров?              Во взгляде Сириуса появился проблеск понимания, но быстро померк под пеленой. Он был слеп не только перед внешним миром, но и собственным сознанием. Молча смотрел куда-то через Кадмуса, трясся от холода и хрипел. Его попытки освободиться из стальной хватки были жалкими и слабыми.              — Кто убил Поттеров?! Что ты видел?! — с угрозой встряхнул его Мракс.              На Сириуса было страшно смотреть. От него не исходило угрозы, но бессилие, с которым он царапал кожаные перчатки Кадмуса и хватал ртом воздух, заставляло болеть сердце. Гермиона прикусила язык и мысленно прибила ноги к земле, не желая попадать по разгоряченную руку Мракса, который едва ли оценит ее попытку пойти наперекор.              — Я… я.. н-не… не… знаю, — проскулил он вместе с треском ткани.              Кадмус перехватил второй рукой, поднимая его выше.              — Что ты не знаешь?! — прошипел он.              Сириус свесил голову на бок, найдя взглядом Гермиону. Он потянулся свободной рукой, с разрывающей душу тоской заглядывая в глаза.               — А… Ан-д-дро-м-меда…              Гермиона невольно сделала шаг вперед и получила предупредительный взгляд от Мракса, обещающий испепелить ее на том же месте. Он еще раз встряхнул, обвисшего Блэка, и, когда реакции не последовало, по камере разнеслась хлесткая пощечина.              — Еще раз. Что ты видел, когда пришел в дом Поттеров?              Несколько секунд Сириус, с уже прояснившимся взглядом, держал сжатые пальцы на запястье Мракса и неподвижно смотрел прямо в глаза.              — Скажи нам, Блэк. Кто убил Поттеров? Что ты видел?              Сириус без всякой надежды с презрением попытался оттолкнуться, и, к его удивлению, Кадмус разомкнул пальцы. Бессильное тело грузно приземлилось на камень, волосы закрыли лицо, спина согнулась дугой.              По камере разошелся низкий хриплый смех.              — Я… я… н-не знаю, ч-что п-произошло, — сквозь хрип и неконтролируемые эмоции, пытался сказать он. — Я… я… п-п-подвел их.              Кадмус сделал еще один шаг, практически наступая на ноги Блэка.              — Что ты видел в Годриковой впадине?              Сириус запрокинул голову и посмотрел сквозь висящие сбитые локоны немытых месяцами волос.              — Т-т-там б-были… т-там б-б-были… — перед глазами стояла полная разруха, тело Джеймса на первом этаже, распластанного на полу с невидящим взглядом, замершим не только во времени, но и воспоминаниях Сириуса. — Т-т-там…              Он не мог сказать самых страшных слов, которые терзали его многие годы, и, вероятно, останутся висеть петлей на шее до конца жизни.              — Я еще раз спрашиваю, что ты видел?! — Кадмус грозно наступил, желая еще раз схватить Блэка, который в тот же момент свесил голову, вжимаясь в пол, как провинившийся ребенок.              — Я н-н-ни-чего не… не видел, его н-не… не… не было.              Кадмус смог словить Сириуса за руку, и потянул вверх, заставляя смотреть прямо в глаза.              — Кого не было?!              — Его… не… не… было, — проглатывая сухость в горле, пытался сказать Блэк. У Сириуса подскочил кадык, когда Кадмус пригрозил оставить его еще на двадцать лет в Азкабане. — Его… его… не было. Он… о-он п-п-пропал. Я п-п-подвел их…              Кадмус, теряя терпение, крепче сжалворот в кулак.              — Скажи имя! Кого не было?              Сириус захлебнулся страхом, безуспешно перебирая ногами по полу.              — Г… Гар-р-ри, — надрывно сорвалось с губ Блэка, и Кадмус медленно разжал пальцы, отпуская его. Сириус приложился спиной к камню и начал карабкаться к ближайшей стене, бормоча о своей вине.              Камера погрузилась в молчание. Гермиона видела, как Кадмус оттряхнул перчатки, не в силах применить очищающее заклинание. Он нахмурил брови и методично разглядывал все, куда падал взгляд, пока Блэк снова превращался в подобие жалкое волшебника. Только сейчас Гермиона вспомнила, как же на самом деле было холодно здесь.              И имя мальчика, оставшееся на языке... Не верилось. Совершенно не верилось, что Гарри Поттер… Ребенок, погибший вместе с родителями так давно, мог быть жив? Или же…              Она пыталась собрать мозаику в общий рисунок, но все еще не хватало деталей. Мужчина, просидевший в Азкабане двадцать с лишним лет и переставший быть похожим на волшебника, мог быть невиновен. Он пережил все это по чьей-то ошибке. Но зачем? Почему?              Если это правда, то любой мог оказаться на его месте в несправедливой карусели интриг Министерства. Тошнота подкатывала к горлу, нервный мандраж охватывал разум. Гермиона хотела как можно скорее покинуть проклятую камеру.        И, как желанная капля воды, ее желание практически исполнилось:              — Хоть что-то, — выплюнул Мракс, — Нам здесь больше делать нечего.                     ***              Они приземлились в городке Спиннерс-Энд, расположенном в Коукворте. Гермиона в томительном ожидании прожигала спину Мракса, шедшего впереди и не собиравшегося отвечать на волнующий ее вопрос.              Малфой молча пыхтела в своих мыслях, не имя возможности выразить недовольство вслух.              Пока они сидели в повозке на подлете к городу, у Кадмуса снова случилось подобие приступа, которое она видела ранее. Что-то между легилименцией и трансом: сбитое дыхание, пустые глаза, неразборчивое бормотание и полное отсутствие реакции на внешние воздействия.              Он был сам не свой. Кадмус, будто видел самые страшные кошмары наяву, и напрочь отказывался сказать, какого Салазара с ним происходило и что ей делать.              Гермиона медленно закипала, продолжая следовать по улочкам города. Тяжело спорить с тем, кто может заткнуть одним взглядом, и сама мысль об этом была настолько унизительной, но при этом абсолютно безвыходной. Служба не имела никакой личной свободы, вынуждая мириться с несправедливостью.              Район, в который они свернули, выглядел угрюмым и нелюдимым, усугубляя и без того плохое настроение. Казалось, что лето обошло его стороной, оставив пожухлую траву и серые краски.              Кадмус намеревался посетить Северуса Снейпа, как одного из первых и главных свидетелей, ведь именно он нашел погибшую семью Поттеров. Может, если им повезет, он даст дополнительные сведения, которые могли посчитать незначительными в ходе непродолжительного расследования. И еще ответит на вопрос, обнаружил ли он тело ребенка в тот день.              Наконец они подошли к нужному дому, и Кадмус, не собиравшийся размениваться временем, с тяжелым ударом постучал в дверь. Через несколько минут на пороге появился Северус Снейп, с подозрением осмотревший сверху-вниз сначала Кадмуса, затем Гермиону через узкую щель приоткрытой двери.              Он не особо был рад неожиданно нагрянувшим гостям.              — Чем обязан, мистер Мракс? — и после секундной паузы добавил. — И миссис Малфой?              — Добрый день, профессор. Мы к вам с официальным визитом. Аврорат намеревается вновь рассмотреть дело о гибели семьи Поттеров. Я бы хотел задать вам несколько вопросов о жертвах того несчастного случая, — с привычным официозом говорил Кадмус.              Северус посмотрел на него скептически, явно намереваясь закрыть дверь при любом удобном случае.              — В свое время я дал все показания, которые мог. Что вы хотите услышать еще?              — Боюсь, не все аспекты были рассмотрены в полной мере, — с полной серьезностью продолжал утверждать Мракс, подходя ближе.              Профессор еще раз пробежал взглядом, хорошо обдумывая свой ответ, заглянул в черные бездонные глаза и смирился:              — Тогда прошу, проходите.              Гермиона зашла в небольшую квартирку, заставленную множеством книг и пергаментов, которые подтверждали любовь профессора к своему делу. Узкий коридор завел их в гостевую комнату, где стояла пара кресел и совсем крохотный диван, окруженный учебниками и записями. Гермиона остановилась возле дверей, а Кадмус, ведомый приглашением профессора, присел на соседнее кресло.              — Что же вас интересует, мистер Мракс? — на грани терпимой любезности говорил Северус.              — Давайте начнем с самого начала. Вы можете описать, что увидели, когда переместились в Годрикову впадину?              Тяжелый вздох профессора Снейпа заставил всех набраться терпения.              — Я нашел Джеймса на первом этаже посреди беспорядка, затем поднялся на второй этаж и там увидел тела Лили и ее сына. Боюсь, я ничем не смогу вам помочь, потому что ничего более не скажу.              Кадмус удобнее сел в кресле, поправляя мантию.              — Вы уверены, что точно видели тело ребенка? Это не было состоянием шока или, может, вам подсказали?              — На что вы намекаете? — возмутился профессор.              — Я всего лишь хочу убедиться, что ваши воспоминания о данном событии верны, — с тем же спокойствием говорил Кадмус, осматривая комнату.              Он наткнулся на фотографию Николаса, который стоял рядом со своим отцом. Мальчишка держал в руках метлу и сиял таким искренним счастьем, что очки могли треснуть. Северус Снейп был не так эмоционален и с едва заметной улыбкой смотрел в сторону камеры, положив ладони на плечи ребенка.              — Мне нечего скрывать, как и нет причин усомниться в собственных мыслях, — с полной уверенностью ответил Северус. Кажется, вопрос Кадмуса его слегка задел, учитывая превосходное владение легилименцией.              Мракс вновь взглянул на напряженно сведенные брови профессора Снейпа.              — Вы знаете, ваш сын делает успехи в работе. Его преподаватель, крайне требовательный и принципиальный маг, положительно отзывается о проведенных занятиях, — с этими словами мышцы на лице Северуса расслабились и взгляд смягчился. — Когда я смотрел его дело, меня крайне заинтересовала строка о том, что вы приемный отец мальчика.              — Все верно.              — Я также слышал о том, что вы нашли сироту на пороге своего дома. Говорят, что тогда многих маглорожденных перебили.              Спокойствие длилось недолго. Профессор, державший высоко голову, на мгновение потерял самообладание.              — При всем уважении, но я ни с кем не делился историей появления Николаса в моей жизни.              — Это моя работа — знать больше, чем кто-либо еще, — оскалился Мракс. — За вами пристально наблюдали, профессор. Вы же не будете скрывать, что тогда произошло?              Гермиона встрепенулась, вырвавшись из плена собственных размышлений. Она не выдала своего удивления, но отметила необычный факт, о котором было известно только самому Кадмусу.              Снейп не находил слов. От вопросов бросало то в жар, то в холод. Он, заметив движение на периферии, бросил взгляд на одиноко стоящую возле дверей Гермиону и снова посмотрел в черные глаза.              — Можете не беспокоиться, здесь нет посторонних, — заверил его Кадмус, даже не проверяя, на кого отвлекся Северус.              — Миссис Малфой могла бы занять одно из свободных мест,              — Она будет стоять там, где должна, — сухо отрезал Кадмус, и вернулся к прежней теме. — Неужели вам подбросили ребенка вот так просто? Впору было бы наказать тех, кто это сделал по всей строгости закона.              — Сейчас оно не имеет никакого смысла, — Северус вновь проскользил взглядом по комнате, чувствуя дискомфорт. — Вы собирались узнать о последствиях нападения Темного лорда, а допрашиваете о сыне.              Мракс облокотился о спинку кресла.              — Со времен лорда Волан-де-морта Селвинами начали называть всех потерянных также, как и единственного пропавшего без вести последнего из рода Селвин. И знают об этом немногие по сей день, — Кадмус наблюдал, как менялось выражение лица профессора. — Дело в вашей непростой роли или может вместе с ребенком была какая-нибудь записка? Кто вас надоумил?              По коже пробежал холодок, поднимая волосы дыбом. Северус давно не вспоминал, как нашел маленького мальчика на пороге своего дома, прекрасно понимая, кто перед ним лежал. Он также чувствовал, что должен был дать ему имя утерянного рода, но не придал значения необычному ходу мыслей. Сентиментальная привычка называть волшебников, потерянных без рода и имени, такой фамилией появилась среди приспешников Пожирателей смерти после того, как пропал без вести последний из рода Селвин.              Северус, опасавшийся каждого шага, не успел выдохнуть с облегчением, как начались разбирательства о смерти многих маглов, маглорожденных, Лили, его знакомых профессоров и соседей по улице. Альбус Дамблдор, интересовавшийся судьбой Поттеров и пророчеством. Навязчивые мысли Ордена Феникса о том, что Темный лорд все еще жив. Может избранным был Невилл Лонгботтом?              В какой-то момент Снейп практически сдался. Хотел подойти к директору и поделиться важным предположением, ведь в его доме тогда под присмотром домового эльфа лежал в кроватке маленький мальчик, глаза которого говорили о его истории больше любой записки. Но из тени вышел сын того-кого-нельзя-называть ради спасения семьи и своего наследия. Настроение быстро переменилось, и все члены Ордена Феникса решили вновь отдать все, что у них есть, чтобы добиться справедливости.              Вопреки их стараниям молодой Кадмус Мракс сделал не меньше каждого героя. Он, помогая Министерству с последствиями войны, быстро поднялся по карьерной лестнице и завоевал доверие общественности. За время его работы были жуткие гонения всех, кто принадлежал к Пожирателям смерти. Волшебников находили быстро, вина подтверждалась, несмотря на попытки увильнуть. Он был ищейкой Министра.              Вспоминая всех, кого видел при служении Темному лорду, Северус до боли в сердце боялся попасть под разгоряченную руку правосудия. Когда казалось, что к нему вот-вот постучатся в дом, на пороге кабинета появился профессор Дамблдор. Он, как и прежде, пришел с удобным для него предложением, больше похожим на снисхождение свыше к его жалкой персоне.              Тогда же Северус отказался от защиты и поклялся самому себе, что никогда не обнажит правду о ребенке, потому что доверять было больше некому. К его удивлению, вместо служителей закона, в один из уже светлых солнечных дней, к нему пришло письмо. По настоянию Министра магии через Попечительский совет Хогвартса, ему дали должность декана факультета, а вместо Зельеварения назначили преподавателем ЗОТТИ.              Это был первый по-настоящему солнечный день и знак, что он все сделал правильно, а улыбка маленького мальчика с зелеными глазами это только подтверждала.              — Ну так что? Была ли записка? — вернул его в реальность низкий голос Кадмуса.              Северус проглотил ком в горле, а в голове его же голос, зачитывающий пугающие слова, в которых сочилась неприкрытая угроза.              «Одна из жертв лежит перед тобой сейчас, и теперь ты обязан ему жизнью».              Злополучный пергамент лежал в складке одеяльца, в которое был завернут мальчик. Северус, как сейчас помнил, что положил записку в ящик прикроватного комода вместо того, чтобы уничтожить ее.              Он, ведомый порывом, резко поднялся и направился в спальню. Снейп не слышал, что говорил вдогонку Мракс. Полностью погруженный в воспоминания, открыл самый нижний ящик, достал из него небольшую шкатулку для писем, вывернул из нее все содержимое на покрывало и принялся с дрожащими руками перебирать каждый конверт и пергамент.              Послания нигде не было.              Северус, почувствовав чужое присутствие, резко обернулся. В дверях стоял Мракс и как-то особенно ухмылялся. Он наложил защитный купол на комнату и по-хозяйски переступил порог.              — Этой записки никогда не было у вас в руках, ведь так? — с хитрым прищуром посмотрел на него Мракс. — Вы бы ее обязательно сохранили, будь она вашей.              Конверт выпал из рук Северуса.              — Что вы знаете? — с полной серьезностью задал вопрос он, не сводя взгляд с черных глаз.              Кадмус сделал еще один шаг.              — Искусный легилимент всегда различит ложь от правды, если только он не захотел скрыть что-то от себя самого, — каждое слово он говорил с полным знанием, будто сам присутствовал в тот момент. — В свое время вы сделали правильный выбор, профессор. А еще я знаю, что вы хотите счастья для своего мальчика… — повисла многозначительная пауза. — У нас есть все основания полагать, что Сириус Блэк, невиновен в том, что произошло в тот роковой день.              Лицо Снейпа было сплошным отражением плохо скрываемого ужаса.              — Вздор! Николас не имеет никакого отношения ни к нему, ни к тому, что произошло!              Атмосфера в комнате накалилась до предела. Северус потянулся к древку, обхватив пальцами рукоять, пока Кадмус продолжал вести себя как хозяин положения.              — Напротив. Вы знали, что с года, когда меня приняли на службу, действует правило проверки крови по первому требованию? Орден Феникса в то время изрядно потрепал мне нервы, потому что все думали, что я это он, — Мракс говорил с презрением, терпение к этим волшебникам полностью исчерпало свой запас. — Они ничего не добились, а правила остались. Я знал, что вы не поверите словам незнакомого вам волшебника, поэтому проверка была проведена официально.              Каждое его слово звенело вместе со стенами и силой, расползающейся в пространстве. Хуже всего то, что Мракс был прав. Воспоминания подменены так, чтобы он догадался только в удобный момент для наложившего их.              — Ваши подковерные игры в Министерстве сломали уже много судеб. Оставьте мальчика в покое. Я не имею понятия, откуда вы знаете и зачем все это, но хоть кто-то в этом мире имеет право на нормальную жизнь, и это он!              — Так о ком вы? О Николасе Селвине или о Гарри Поттере? — с самой зловещей и широкой ухмылкой уточнил Кадмус.              Северус стиснул зубы. Он никогда не называл сына его настоящим именем, которое со временем стерлось вместе с прошлым, осталось где-то там — далеко позади. Николас был и будет его сыном, чтобы не случилось.              — Чего вы хотите, мистер Мракс? — крепче сжимая древко в руке, спокойнее спросил он.              — Вернуть род Поттеров, получить должность Министра, — Кадмус прошелся по комнате, осматриваясь. — Если вы примете правильное решение еще раз, в будущем я бы хотел видеть вас директором школы. Я всегда сотрудничаю с теми, кто умеет договариваться и держит свое слово. Вы держали свое двадцать лет.              Земля ушла из-под ног профессора. Он опустился на край кровати, шаря взглядом по полу, будто это могло дать ответы на все вопросы, но, на самом деле, они только что нашли его сами. Что-то произошло в тот день, и за молчание о мальчике ему подарили возможность карьерного роста. Это не было правильным решением, не было чем-то по определению заслуженным.              — Кто это был? — почти шепотом поинтересовался профессор.              — Мой советник. Он спас ребенка, — Кадмус развернулся, прошел два шага и остановился перед Снейпом. — А теперь ему нужна ваша помощь, иначе, как вы выразились, подковерные игрища одного хорошо знакомого нам волшебника будут стоить Джону жизни.              Мысль о столь жестокой реальности придавила неподъемным грузом, и Северус почувствовал, как сжимает в тиски грудную клетку.              — Мне не нужны ваши подачки, — совсем обреченно сказал он, не собираясь прощаться с чувством собственного достоинства и всего того, что Северус заработал собственными усилиями. — Как я понимаю, совсем скоро станет известно о…              — Да, не думаю, что для вас что-то изменится, зато Николас получит шанс, который вы ему желаете. И, хочу заметить, я никогда не делал пустых предложений только ради попытки кого-то подкупить.              Снейп смотрел на него, но кроме испытывающего взгляда и последних капель терпения, ни на что больше не хватало. Совсем скоро их жизнь изменится до неузнаваемости. Николасу придется столкнуться с ужасной правдой о своем происхождении. Быть может, после этого сын не захочет его видеть.               Мракс снял заглушающее заклинание и готовился покинуть комнату:              — У вас есть время поговорить с ним и обдумать мое предложение.                     ***              Гермиона появилась в поместье раньше обычного, на час позже официального завершения рабочего дня. Мракс открыл для нее допуск из своего личного камина в Министерстве, и это было единственное, за что она могла выразить ему искреннюю благодарность за последние сутки.              Ее кабинет все еще был необжитым и пустым. С момента начала жизни в Малфой-Мэноре, Гермиона то и дело проходила мимо рабочего стола под покровом полуночи, лишь бы упасть на кровать и забыться во сне. Откровенно не хватало времени, чтобы перенести все книги и документы, которые у нее были. Даже отцовские записи покоились без дела на полке в спальне.              Еще раз взглянув на голый шкаф, полки и стол Гермиона ощутила звенящую пустоту внутри и без промедлений направилась в спальню.              Драко, не пожелавший ужинать в одиночестве, сидел перед кофейным столиком и пытался повторить наложение печати на все тот же деревянный сундук. Проклятый повтор движений не давался ему, сколько бы Малфой не прилагал усилий. Он, услышав открывшуюся дверь, развеял заклинание и внимательно присмотрелся, на пороге стояла его ненаглядная жена.              Непробиваемая безэмоциональная маска на лице Драко сменилась настороженным приветствием:              — У него совершенно нет границ допустимого, — высказался полным недовольства голосом он. — Моя жена появляется дома спустя почти полутора суток.              Гермиона с заминкой потянула уголки губ вверх. Сил не было, веки закрывались, ноги отказывались двигаться дальше.              — За эти полутора суток твоя жена побывала в поместье Мраксов, в Азкабане и даже у профессора Снейпа дома.              Драко оттолкнул шкатулку, положил древко рядом и поспешил встретить ее. Он забрал мантию и собирался поцеловать Гермиону в губы, но вместо этого почувствовал, как она вцепилась обеими руками, крепко прижимаясь головой к груди. Драко на мгновение замер.              — Не уверен, что ты хочешь сейчас повторить все, что произошло, но мне очень интересно, как тебя занесло Азкабан и к моему крестному.              Он почувствовал, как Гермиона медленно, совсем нехотя, разжала пальцы и начала отстраняться.              — Кадмус хочет пересмотреть дело о Сириусе Блэке. Он считает, что Дамблдор превысил полномочия, отправив в тюрьму невиновного, — она заглянула в любимые глаза, и наконец улыбнулась, но усталость и воспоминания быстро стерли намеки на бодрость. — Я видела его. Драко.. это ужасно. Если он сидел там все это время ни за что…              Казалось, если она продолжит говорить, то просто сломается. Малфой забрал Гермиону обратно в крепкие объятия, и добавил:              — Я слышал, что все было очень запутанно, но Сириус оставался единственным и явным предателем тайны. Ситуацию тогда усугубил взрыв, спровоцировавший смерти маглов. Кажется, на месте еще обнаружили палец его старого друга, но я не вдавался в подробности.              Гермиона охотно кивала, подтверждая слова.              — Я... я знаю, но дело в том, что после не провели никаких дополнительных расследований. Его не признали невменяемым, но и не дали сыворотку правды, не стали проверять воспоминания. Ничего.              Она чувствовала, как постепенно согревались холодные пальцы, как Драко аккуратно перебирал ее волосы и размеренно дышал.              — А мой крестный?              — Мы пришли проверить показания профессора, но разговор плавно перетек в другое русло. Кадмус спросил про Николаса. Он очень хотел знать о том, кто подбросил сироту Северусу на порог дома.              — Это было так давно. Уже истек срок давности.              — Да, и... — Гермиона запнулась, — и у них был уединенный разговор под заглушающими, поэтому я ничего не могу сказать. Тогда произошло что-то, о чем никто не должен знать. Я пыталась спросить Кадмуса, а он ответил — ждать.              Драко положил вторую ладонь ей на голову, и, прикрыв веки, медленно вдохнул.              — И все это, чтобы сместить Дамблдора вместе с Бруствером, — хмыкнул Малфой. — Он играет с крайне высокими ставками, но больше всего мне не нравится то, что я тебя практически не вижу.              Салазар, а как ей не нравилось, не передать ни одним словом.              — Как только отец вернется и пройдут выборы, все встанет на свои места… — задумчиво произнесла Гермиона. — Я надеюсь…              Конечно, Драко ничего ей не ответил, потому что говорить было не о чем. За прошедшее время не было ни одного намека на то, что произошло. Джон будто испарился, а Кадмус вел себя крайне подозрительно, и знала об этом лишь она одна, проводя подле него большую часть дня. Складывалось впечатление, что во всем виноват Орден Феникса, иначе не объяснить, почему Мракс намертво вцепился в них.              А еще его редкие и необъяснимые приступы, которые он так и не прокомментировал.              — Не говори моей матери о Сириусе, пока все не разрешится. У Блэков не простые отношения. Его выжгли на семейном древе.              — Учитывая стремительные шаги Кадмуса, скоро об этом будет знать все магическое сообщество, — пожала плечами Гермиона, высвобождаясь из объятий. — В любом случае, я не скажу, пока ты сам не решишь.              Она расстегнула кобуру для палочки и опустила ее на сидение кресла, затем вытащила само древко из другого кармана и положила рядом. Пока руки были заняты стопкой документов, Гермиона сама не заметила, как та оказалась не на своем месте. Пора было заканчивать с переработками.              По спине пробежали мурашки. Драко вновь сократил расстояние между ними, уткнулся носом в изгиб шеи и положил руки ей на талию, плотнее прижавшись.              — Я скучал, — он провел носом вверх, вынуждая Гермиону запрокинуть голову. — Они не смеют забрать тебя у меня. Никто не смеет.                     ***              Дни продолжали быть тягучей трясиной. Каждый полон работы и забот, которые оставались для внешней оболочки, пока внутри Гермиона продолжала страдать от неизвестности. Никаких новостей об отце, никаких угроз или попыток связаться. Мысли вили новые гнезда, количество предположений перешло за грань адекватности, да и сама она чувствовала, как медленно сходит с ума.              Зелья перестали помогать. Сон стал обрывистый, и Гермиона не редко просыпалась вся в холодному поту с колотящимся сердцем, которое успело пробежать марафон. Впервые за всю свою жизнь она чувствовала, как горит лицо от метки. Отдаленно без боли, но непривычно и пульсирующе, мешая заснуть.              К сонному зелью добавилось обезболивающее, которое нежелательно мешать с животворящим. Каждую ночь Гермиона выбирала одно из двух зол, и пока побеждало желание хоть какого-то сна.              Вдобавок к неподъемному грузу вопросов, Кадмус подал официальную просьбу для пересмотра дела Сириуса Блэка, но никаких новостей с того момента не последовало. Они, скрипя зубами ждали подходящего момента. Больше Гермиона, чем Кадмус. Он казался излишне хладнокровным, словно змея, выжидающая момент для прыжка.              Как по совпадению, два дня не было видно Николаса, и сегодня он наконец должен вернуться к работе. Эта новость особенно придавала жизни, поэтому Гермиона, успевшая закончить со всеми распоряжениями Кадмуса до обеда, решила позволить себе небольшую своевольность и не доходя конца коридора, остановилась перед кабинетом, который изначально должен был стать ее рабочим местом.              Она посмотрела по сторонам, и не заметив помехи в лице одного единственного и крайне властного волшебника, проскользнула внутрь. Первым на глаза попался Николас, который, судя по всему, сам недавно зашел и завис за беседой с ее мужем.              — Гермиона? — послышался удивленный голос Драко. Он сидел за столом полу боком и тянулся посмотреть, кто к ним присоединился.              — Первый раз вижу тебя здесь по своей воле, — не удержался Ник. Он смотрел на нее из-за спины, но когда тело догнало мысли, он отступил спиной к шкафу, чтобы все могли друг друга видеть.              — Это точно, — добавил Малфой.              Гермиона подошла ближе, и Селвин обхватил ее за шею, широко улыбаясь и притягивая к себе, как неуемного ребенка. Иногда складывалось впечатление, что они брат и сестра, научившиеся быть лучшими друзьями.              — Ты как раз вовремя, — довольно сказал он, обнимая ее так, словно они не виделись несколько месяцев, а не пару дней. — Я хотел кое-что вам рассказать. — он сделал паузу. — Если честно, я не знаю до сих пор как реагировать, и мне нужна помощь тех, кто разбирается в делах чистокровных семей.              На мгновение в глазах Малфоя проскользнула ревность, но он и бровью не повел, удобнее садясь в кресле. Последние слова вовсе перевели внимание всех присутствующих на необычное волнение, сочившееся в голосе Николаса. Он никогда так не аккуратничал, как пытался сейчас.              — Что-то случилось? — поинтересовался Драко, нахмурив брови.              Николас неоднозначно улыбнулся. Ему пришлось отпустить Гермиону, которой приходилось стоять в неудобном положении все это время. Мысли сбились в ком, на языке крутилось одно, а спросить хотелось о другом. С чего начать, как объяснить. Он повернулся, уперевшись плечом в шкаф. Гермиона села на край стола рядом с Драко, и они оба смотрели на него выжидающе, подпитывая непрошенное волнение.              — Да-а… — неуверенно начал он, — как оказалось, много чего случилось…              — Ник? — встревоженно спросила Гермиона, заглядывая в зеленые глаза.              Он проглотил накопившуюся слюну и облизал сухие потрескавшиеся губы.              — Все очень сложно, — все и в правду было очень сложно, если бы только они знали, — думаю, вы и прекрасно осведомлены, что отец не был мне родным, это я знал и сам, но кому какое дело? Он же всегда был рядом и вырастил меня, а значит он роднее, чем любой, кто мог иметь со мной одну кровь. Нет, конечно, если бы я знал своих настоящих родителей, все могло быть иначе, но даже так он же не…              Драко наклонил голову, продолжая хмуриться. Он абсолютно не понимал, что пытался донести до них Селвин, и хотел вставить свои пять сиклей, но боялся сбить без того никудышный поток мыслей.              — В общем, — замялся Николас. — Салазар! Это будет звучать, как пришествие Мерлина, но я прошу вас поверить мне, — с искренней надеждой на лучшее заявил он.              И снова затих.              Было видно, как ходили желваки, наконец Гермиона заметила, что Ник стер костяшки на кулаках в кровь и так ничем не обработал, оставив медленно заживать. Под глазами залегли синяки, очень ей знакомые, ведь кто сейчас спокойно спал по ночам? Сам он был весь взъерошенный и потерянный, совершенно несобранный.              Что-то творилось, определенно что-то выходящее за рамки будничных проблем.              — Я… мои родители… — он прикусил нижнюю губу и шумно выдохнул. — Мои родители Лили и Джеймс Поттеры.              На сердце отлегло, он наконец сказал это вслух, и отец все еще никуда не делся, не стал менее значимым, не перестал быть им. Николас стоял и смотрел, как округлились глаза его друзей, и как способность произносить слова вслух решила покинуть их общество с концами.              Но главное — он все еще оставался самим собой, мир не развалился на части, отец все еще любил его, а друзья, кажется, они не собирались бросить его на произвол судьбы.              Гермиона спустя несколько секунд промедления, вздохнула с облегчением, потому что все могло быть гораздо хуже, учитывая ее личные проблемы, и с не менее потерянным видом поспешила подойти к нему и обнять за шею так крепко, будто она сама переживала все, что таилось в его душе.              Молчание становилось все более невыносимым. Гермиона отстранилась, чтобы со всей серьезностью посмотреть на Николаса, и задала вопрос:              — Как ты узнал об этом? Как вообще такое могло случиться?              И если на это можно было легко ответить… Ник, зачесал волосы назад, ища взглядом сам не зная какой поддержки.              — Отец рассказал мне, — горечь произнесенных слов сжимала горло, — Я знал, что будут проводиться проверки, прежде чем меня возьмут сюда, но я совершенно не думал о том, что смогу узнать, кем были мои родители… Отец сказал, что скоро об этом будет знать вся магическая Британия, и что к этому нельзя подготовиться…              Селвин выкатил новости, с которым в пору было просидеть наедине несколько часов и все еще не поверить услышанному. Наследник Поттеров… Это определенно меняло многое. Малфой вспоминал все, что слышал о Поттерах, но, учитывая до недавнего времени полное отсутствие их рода, на ум приходили только общие сведения.              Об этом можно было подумать позже, сейчас необходимо действовать, пока еще был велик шанс вернуть то, что лежало в ячейках, возможно остатки земель, принадлежавших Поттерам и все, что они могли оставить после себя.              Наступила очередь Драко встать со своего места. Он подошел ближе, но продолжал держаться на расстоянии, рядом со своей женой, подбадривающе приобнял ее за талию, и, обдумав все слова, сказал:              — Об этом определенно будет звенеть каждая салазарова газета, и тебе стоит как можно скорее принять все, что сохранили гоблины, пока не началась полная вакханалия. Теперь ты должен вступить в права лорда — стать единственным наследником.              Николас ошарашенно смотрел в ответ, и активно жестикулировал руками, как он всегда это делал:              — Я… Они же были… Я… мой отец был чистокровным волшебником и у Поттеров же были свои сбережения, имущество… Оно все не мое, не мое…              — Нет, — настоял Малфой, — оно принадлежит по праву крови, и то, что тебя растил мой крестный, не меняет этого факта. Не позволяй умереть чистокровному роду из чувства собственного страха перед ответственностью.              Николас отвел взгляд, не находя в себе пока столько смелости, чтобы с гордо поднятой головой заявить о новом статусе и жизненном пути.              — Ты же теперь чертов Поттер. Носи свое наследие с гордостью, — со всей серьезностью добавил Драко, хоть все еще не верил ни в его слова, ни в свои собственные.              Гермиона смотрела на Николаса. Она видела в нем все еще неуемного энергией мальчишку, который был капитаном команды, ее сокурсником, коллегой, другом, родственной душой. Он все еще был самим собой, но до простого не знал, как жить в новых реалиях.              — И как теперь к тебе обращаться? — аккуратно поинтересовалась она.              — Как обычно, я же не… Я не могу стать Гарри, только потому что так назвали меня когда-то мои биологические родители. Я не он.              И правда, стоило ли что-то менять спустя столько лет? Она бы приняла любой его выбор, но называть Николаса Гарри пока казалось чем-то неправильным.              С последними словами дверь распахнулась, и в кабинет влетело извещение. Оно, маленьким бумажным самолетиком, повисло над их головами, и оглушительно завопило на все помещение, заставив сильно нахмуриться от невыносимого звона в ушах:              — Малфой, нас ждут на заседании Визенгамота по делу Сириуса Блэка, у тебя две минуты.              Хоть голос послания был обезличенным, Гермиона слышала Кадмуса, будто он стоял рядом с ними в эту секунду. Она тяжело вздохнула, посмотрела на Драко, затем на Николаса, протянула руку, едва коснувшись плеча Селвина и, полная сожаления во взгляде, извинилась за то, что произошло, и побежала к главному залу.              Гермиона хотела провести рядом с ними еще хотя бы десять минут. Поддержать Николаса в его непростой ситуации, в невероятном стечении обстоятельств, о котором никто даже не догадывался.              Она же сама стояла в их маленькой квартирке, рассматривая полки, стены и все, что попадалось на глаза, и даже не догадывалась, о чем могли говорить Кадмус и Северус под куполом защитных заклинаний.              Но, учитывая последние новости, все постепенно становилось на свои места.              Мракс, неожиданно для себя, нашел шанс насолить всему Министерству.              Дело оставалось за еще одной громогласной новостью, но заседание прошло не так, как они ожидали.              Во-первых, стоило отметить, что на нем присутствовал каждый, кто хоть немного был связан со служебной работой и мог присутствовать на заседаниях, у каждого из этих волшебников рядом лежала газета «Ежедневного пророка» с самым громким заголовком со времен смерти Темного лорда.              МАЛЬЧИК, КОТОРЫЙ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СЧИТАЛСЯ ПОГИБШИМ, ВЫЖИЛ! ГАРРИ ПОТТЕР ЖИВ!              Альбус Дамблдор, как председатель Визенгамота, необычайно сильно хмурился, разглядывая первые абзацы свежего выпуска газеты. Он поправлял очки, чесал бороду, вскидывал страницы, поправляя завалившуюся бумагу, но все еще молчал, уткнувшись носом в текст.              Все шло так, как хотел того Кадмус или так, как Гермиона думала, что он хотел. Никто не собирался рассматривать дело Сириуса Блэка без веской причины. Не помогло ни отсутствие оснований для вынесения приговора, ни наличие влияния и власти у Мракса, ни до боли простое человеческое сочувствие.              Министр не хотел ввязываться в страшную авантюру перед самыми выборами, и в какой-то степени его можно было понять. Но только в некоторой, ведь Кадмус также преследовал свои цели, и не собирался делиться шансом выиграть выборы.              Но, не успели газеты разлететься по всему магическому сообществу, действующий Министр тут же попросил собрать полный состав Визенгамота, ведь если мальчик был жив, может и преступление совершил кто-то другой?              Кто же теперь отличит правду? Прошло столько лет.              Начиналось все довольно оптимистично. Все охали и ахали, затем снова воодушевленно вздыхали, кто-то не смог сдержать эмоций. Каждый волшебник в зале был несказанно рад, что ребенок остался жив. Все единогласно признали Николаса как Гарри Поттера, и задумали направить официальную бумагу в Гринготтс для скорого возвращения всех сбережений семьи в руки наследника.              Но по делу Сириуса Блэка все было не так оптимистично.              Учитывая, как скоро, с подачи искусной руки Риты Скитер, население магической Британии выставит рога бывшим лицам Ордена Феникса, дела Бруствера в гонке за креслом Министра, пойдут ко дну.              И не только его.              Газеты пестрили громкими заголовками и самыми грязными выражениями.              Орден Феникса подложил труп ребенка, чтобы скрыть свои ошибки.              Конечно, все закрыли глаза на нюансы. Кто будет читать грязные сплетни, когда семья Поттеров может вернуться, поэтому после невероятного возвращения мальчика-который-выжил, весь состав Визенгамота, в особенности, его председатель, быстро закрыли предложение о пересмотре дела, а мнительный Корнелиус Фадж даже не попытался возразить.              На самом деле, он совершил ошибку еще до начала заседания, ведь в особых случаях, Министр сам мог принять подобное решение, если, например, заключенный прошел проверку под сывороткой правды. Но Корнелиус Фадж всегда полагался на мнение большинства, боясь оступиться.              Он думал, что Кадмус Мракс подставит его в самый неподходящий момент, а теперь смотрел в их сторону, как обмочившийся щенок, и не мог выразить слов. Корнелиус видел газеты, видел, как побледнел Дамблдор, который ему никогда не нравился, и понял, что упустил возможность оставить Бруствера позади.              Подставил себя.              Подставил Кадмуса, и, абсолютно не догадываясь, подставил Джона Грейнджера.                     ***              Гермиона думала, что ее предел переживаний был достигнут, но сегодняшний день решил поставить новый рекорд.              Стоя в центре личного кабинета Кадмуса в поместье, Малфой смотрела на черное высокое пятно и молилась всем великим волшебникам, чтобы в его руках не было того, о чем она думала.              Они переместились в поместье несколько минут назад, и сразу же заметили незнакомую сову, подпиравшую окно. В ее когтях покоилось письмо без оттиска печати. Подозрительным было не только это, но и время, в которое она появилась.              Мракс забрал конверт и прогнал птицу прочь. С первого взгляда тот был совершенно обычным и ничем не примечательным, но отсутствие каких-либо признаков принадлежности адресату, наводило на нехорошие мысли.              Кадмус пробежался взглядом по строчкам без единого комментария, подстегивая внутреннюю тревогу Гермионы. Его лицо не выражало никаких эмоций, и, чем больше она проводила с ним времени, тем сильнее убеждалась в окаменевшем сердце Мракса, который мог сделать что угодно, даже не смутившись.              По зрачкам было видно, как он перескочил на верхние строки и еще раз просмотрел все содержание письма. Дочитав последние слова, Кадмус бросил письмо на стол. По комнате разнесся зловещий надменный смех, быстро сменившийся гробовым молчанием.              Стало совсем страшно.              Его убийственный взгляд хоронил последние крохи надежды. Сердце норовило выскочить из груди. Гермиона едва держала себя в руках.              — Это письмо с угрозой, — как само собой разумеющееся сказал он. — Они требуют, чтобы я отказался от поста Министра в случае победы, и недвусмысленно намекают на уязвимое положение твоего отца.              Гермиона бросила все принятые между ними рамки личных границ и в пару широких шагов подошла к столу. Она схватила злосчастный кусок пергамента и, сморгнув наваждение, принялась читать. Пробежала взглядом один раз, второй, третий. Красивый, как отдельное издевательство, почерк не менее выразительно описывал условия, которые они должны были соблюсти, чтобы сохранить жизнь Джона.              По мнению отправителя, Кадмус должен был отказаться от своих притязаний на власть ради сохранения жизни своего советника, но казус был и в том, что без должного уровня власти они Джону ничем не помогут.              Если, конечно же, Мракс прав, и вина оставалась за Орденом Феникса.              Легкие сжало в тиски, к горлу подступила тошнота. Гермиона с трясущимися руками вернула письмо на место и отступила на прежнее место. В голове крутилось только одно — завтра назначенный день, завтра они узнают, кто победитель, завтра угрозы могут стать материальными.              Гермиона подняла взгляд на все еще уверенного в себе Кадмуса, и превозмогая собственный страх, с дрожью в голосе спросила:              — И какой план?              — Все тот же.