Жизнь взамен долга

      Эту ночь Гермиона провела в полной прострации, привидением слоняясь по комнате. Приняв волевое решение — не пить зелье для сна, она продолжала тешить себя ложными предположениями о попытках спасти собственный организм от привыкания. Зелья не всегда помогали, а неподъемный вес переживаний, постоянно давящий на грудь, не оставлял выбора.              Сначала она сидела у подножья кровати, бестолку пялясь в потолок, затем в кресле, подсвечивая люмосом записи отца в книге о поисковых заклинаниях, последним местом стал подоконник, сидя на котором Гермиона встретила рассвет.              Последние дни звенели новостями о возвращении Гарри Поттера. Остальные известия подхватили загадочную теорию о подмене ребенка, и с каждым новым выпуском, история обрастала все новыми и новыми фактами, о которых велись споры до красного каления. Магическое сообщество не на шутку разгорелось обсуждениями, которые были слышны на улице, в атриуме, на втором уровне — везде, куда бы Гермиона не отправилась.              Рейтинг Бруствера сильно опустился, учитывая их тесную работу с Альбусом Дамблдором и другими членами Ордена Феникса. Может, не все знали о внутренней кухне их группы, но список героев войны был не так велик, а если виноват один — страдала репутация у всех.              Мракс был настроен на победу. Гермиона старалась не попадаться никому на глаза, даже себе самой, обходя все зеркала. Николас прятался в их с Драко кабинете, высовываясь разве что в туалет и на обеденный перерыв. Ему даже открыли доступ через камин в соседнем кабинете, поскольку их подобной роскошью не располагал.              В попытке спрятаться ото всех, они уже больше часа втроем притаились на рабочих местах парней и обсуждали переживания Николаса. И, конечно, чтобы хоть немного отвлечься от нервного напряжения, повисшего в воздухе. Гермиона сидела на столе, за которым работал ее муж. Она уперлась ладонями в край столешницы, немного округлив спину и слушала рассуждения Селвина о смене всех документов, сам он занял кресло и скучающе подпер голову рукой.              — Меня постоянно пытается кто-то позвать, даже прохожие на улице, но я никогда не слышал в свою сторону «Поттер», и чего они, спрашивается, ждали? Что я тут же обернусь с улыбкой до ушей и самой большой благодарностью Мерлину? — Ник закатил глаза.              — Со временем привыкнешь, — пожала плечами Гермиона.              На самом деле, она его понимала. Если бы не Мракс, Гермиона все еще пропускала бы новую фамилию мимо ушей, но с его подачи, реакция у нее была как у рожденной Малфой.              — А еще, — Ник по-мальчишечьи улыбнулся и тут же померк. — Я пытался писать Пэнс, но она отвечала через раз. Учитывая договоренности ее родителей на брак, я понимал ее чувства и старался не навязываться, но позавчера она написала сама и предложила встретиться.              — Так это же хорошо, — между делом буркнул Малфой, перекладывая очередной лист на подпись. — Ты теперь лучший вариант из всех. Хорошо, что я уже женат, иначе пришлось бы тяжело.              Ник не сдержал смешок и, хлопнув ладонью по столу, потянулся вверх и расправил плечи.              — Я не хочу, чтобы все было из-за имени.              Наступила очередь Гермионы тихо засмеяться.              — Но ты ей нравился еще до выпуска, тогда и в мыслях ни у кого не было, что ты тот, кто ты есть.               Она до сих пор не могла отделаться от воспоминаний, когда они стояли вместе с Пэнси в поезде по дороге в школу. Неловкость момента откровенно зашкаливала, но невнимательность Ника их спасла. А кроме этого, была еще вечеринка в магловском баре, совместная подготовка к экзаменам и перерывы между занятиями. К Трелони не ходи, все видно издалека еще с начала учебного года.              Осталось донести это до Ника.              — Да, ты права, но я, каким был, таким и остался, а это чертово имя дарит золотые горы и эфемерные возможности, о которых все говорят. Неужели раньше я этого не заслуживал или не заслуживаю сейчас?              Драко шумно прошелся пером по пергаменту.              — Прекращай нудеть, Поттер. Это наша реальность, без имени и рода ты никто. Это касается и меня, и моей жены, и тебя, и всех прочих волшебников. Пока ты занят вопросами пары сотен галеонов, то и говорить об остальном не приходится, но получив имя и сбережения, ты становишься невольным участником никем неназванной борьбы за власть.              — А если я не хочу в ней участвовать? — настороженно спросил Селвин.              Закончив писать сегодняшнюю дату, Малфой поднял голову и пристально посмотрел в ответ:              — Здесь ни у кого нет выбора. Либо управляешь ты, либо управляют тобой. Тебе стоит воспользоваться моим предложением и заглянуть к нам в поместье. Уверен, отец поможет с подготовкой, потому что ты представить себе не можешь, что творится у всех под носом.              Неуемный интерес Николаса, не давал продыху.              — Например?              Драко шумно вздохнул, скрипя зубами.              — Тебя собственная история совсем ничему не учит? — он, заметив ответную реакцию Ника, бросил перо и надавил пальцами на переносицу. — Ладно, я жил в этом с пеленок и мне тяжело понять, какого начинать сначала. Никто не откроет тебе свои тайны лишь из вежливости. Это всегда клятвенная договоренность между двумя семьями. Она бывает деловая и по случаю брака.              — Значит, у ваших семей есть такая?              — Можно и так сказать, — спокойно сказал Драко, откинувшись на спинку кресла.              Гермиона слушала через слово, заинтересовавшись, какая же была договоренность у их семей, ведь она не присутствовала при даче каких-либо клятв. Хотя, если так подумать, отец упоминал о том, что взял гарантии с Малфоев перед тем, как позволить помолвку. Может, это она и была, но все же стоило уточнить у Драко.              Если бы все было не так прискорбно, возможно, их семьи успели теснее познакомиться и полностью договориться о ведении совместных дел. Гермиона все еще не знала, чем неофициально занимались Малфои, но догадывалась, что дело касалось редких артефактов. Люциус был еще тем коллекционером и никогда не скупился на особенно ценные экземпляры магических предметов, а еще его интересовали выдержанные вина редких сортов.              На его фоне они с отцом казались крайне простыми и совершенно безобидными, ведь Джон не вел никаких сторонних дел, полностью погрузившись в работу с Мраксом, а Гермиона только успела его сменить и сразу потерялась в ворохе предвыборной суеты.              Она все еще не верила, что голосование уже шло, и сегодня вечером должны были подвести предварительные итоги. Казалось, что ад, окруживший ее с конца свадьбы, останется навсегда.              Гермиона почувствовала, как ее пальцы накрыла теплая ладонь Драко, подбадривающе сжимая и намекая, что она снова провалилась в собственные мысли, позабыв о реальности.              — Забирай все, что по праву твое и, мой тебе совет, не пересекайся в делах с Ноттами и Гринграссами. Они тебя сломают и не заметят, — Драко приподнял голову, когда заметил мимолетный взгляд Гермионы, вернувшейся к ним.              — Да, к тому же мы всегда рядом, — искренне улыбнулась Гермиона.                     ***              В дверь постучали.              Гермиона, зомбировавшая ее больше часа, очнулась и захлопала ресницами. За весь остаток дня, который длился, казалось, целую вечность, практически не было работы и посетителей. Кадмус отвлекся от работы. Из приоткрытой двери показался секретарь и вежливо поинтересовался, может ли он войти.              В ответ на согласие, Оливер Ликейн проскользнул в кабинет и направился к столу.              — Пришли конверты с предварительными результатами. Осталось всего пять процентов, но итог уже предопределен, — деловито говорил тот. Ликейн протянул конверт Кадмусу, еще раз убедился, что он держал его в руках, и поспешил покинуть их общество.              Как только за секретарем закрылась дверь, Кадмус, терпение которого было на исходе, элегантно и твердо рванул верхний край конверта и вытащил небольшой светлый пергамент. Остатки с целой печатью легли между пальцев, пока взгляд забегал по строкам.              Гермиона, не моргая, наблюдала за каждым действием Кадмуса, словно от этого зависела ее жизнь. Столько времени, сил, стараний и лишений пришлось отдать и пережить, столько всего случилось за этот год и столько еще предстояло пройти, независимо от результата, написанного на пергаменте.              Но, конечно, они ждали лишь одного результата, и страшно представить, если он не соответствовал. Гермиона не знала, что делать в таком случае. Никто и никогда не говорил о иных исходах. Кадмус в них попросту не верил или не хотел верить.              Поэтому так сильно хотелось услышать, что все закончилось. Лишь одна заветная строчка и все мучения будут не напрасны.              Мракс стоял неподвижно, продолжая изучать содержимое. В кабинете висела оглушающая тишина, от которой начинала чесаться кожа. Гермиона готова была завыть всем нутром, лишь бы он ответил хоть какой-то реакцией, и, будто услышав ее, Кадмус прикрыл веки, смял пергамент с конвертом в один ком. На лице появилась едва заметная блаженная ухмылка победителя.              — Наконец это свершилось, — предвкушая желанную власть, с упованием произнес он.              Проследовала секунда тишины, в которую легло все осмысление его слов. Ошеломление накрыло с головой, лишив всех чувств. Гермиона склонила голову и торжественно произнесла на грани срыва:              — Поздравляю вас с победой, Министр, — его победа была так желанна, что слова сорвались сами собой. Она ходила по краю, с каждым повтором заветных слов, внутри кровь заходилась кипятком, обжигая незатянувшиеся раны.              Салазар. Все получилось, он смог победить. Кадмус Мракс победил. Он победил.              Кадмус Мракс новый Министр магии.              Гермиона сморгнула навернувшиеся слезы и выпрямилась. Она держалась из последних сил, чтобы не сорваться, смотрела на возвышающуюся фигуру над столом, не в состоянии сделать вдох. Кадмус Мракс олицетворял всю силу, власть и превосходство, которые принадлежали только ему с этой секунды. От него невозможно было оторвать взгляд.              Все казалось не настоящим, простой фантазией, сном, который скоро забудется.              Салазар, будь она проклята, потому что скрытое ликование Мракса было столь велико, что разливалось вместе с магией и отдавалось внутри комфортным теплом, вместо пробирающего холода, ни разу не сменившегося с момента начала ее работы.              Кадмус обошел стол и остановился на расстоянии вытянутой руки. Он, все еще погруженный в работу, безэмоционально смотрел на Гермиону:              — Я знаю, о чем ты думаешь, — начал он, — Все уже спланировано, осталось лишь дождаться официальной передачи власти.              Гермиона сглотнула ком, и еще раз склонила голову. Все нутро занемело. Она думала, что с новостью о победе придет хоть какое-то облегчение, но страх угрозы, нависшей над отцом, выдрал из нее остатки самоконтроля. С трудом удавалось сдерживать накатывающие эмоции, пока Кадмус вел себя по обыкновению спокойно и рассудительно.              — Можешь идти, — сухо бросил он, не дожидаясь ответа. — Сегодня больше ничего не произойдет. Результаты объявят только завтра.              Он вернулся к рабочему месту и опустился в кресло, полностью расслабившись. На лбу исчезла складка от постоянного стресса, плечи слегка опустились, но даже так Мракс все еще выглядел как самый влиятельный и опасный волшебник в мире.        А Гермиона продолжала стоять, как вкопанная и смотреть. В голове, как и в сердце, была пустота. Организм едва вытягивал одиночную борьбу за существование, пока она даже не пыталась. Ни спала, ни ела, отказывалась от зелий, не видела ничего перед собой.              — Вольно, Малфой.              Реакции вновь не последовало.              — Уходи домой, Малфой, — он заметил, как ее взгляд прояснился. — Еще раз повторять не буду.                     ***              Драко сидел на своей половине кровати с стаканом зелья, частично разбавленного водой, и выжидающе смотрел на жену, не желавшую принимать лекарств. Она, накрыв ноги одеялом, обнимала себя за колени. Безысходность давила мертвым грузом.              Они успели обсудить победу Кадмуса и то, как им предстоит жить ближайшие дни. Гермиона не надеялась на свободную минуту, пока Джон не вернется домой. Драко собирался присоединиться к оперативной группе, как только станет известно точное время действий. Нарцисса каждый день спрашивала сына о последних новостях, Люциус, будучи не редким посетителем Министерства, знал все из первых уст.              Все в поместье с замиранием сердца надеялись на хороший исход.              — Пей, — ультимативно протянул стакан Драко, — как ты собираешься помочь отцу, если сама себя доводишь до такого состояния?              Гермиона нахмурилась.              — Ты же знаешь, что я не из вредности не хочу, а потому что они мне практически не помогают. Нужны более сильные зелья, но они влияют на концентрацию. Нам же не просто так запрещали ими пользоваться в Дурмстранге.              — Попробуй. Теперь мы знаем, что у Кадмуса есть вся власть, чтобы найти его, — Драко подсел ближе и передал зелье. — Мне нужна здоровая жена в здравом рассудке.              Гермиона поднесла стакан к губам и с улыбкой насмешливо посмотрела в ответ.              — Рано ты меня списываешь со счетов.              — Ты сама неплохо справляешься.              — Я не могу остаться без него, — повторила она уже который раз.              Они оба знали, что этому не было ответа, что никаких чувств и эмпатии не хватит, чтобы утешить ее горе. Не существовало ни единой идеи или возможности со стопроцентным решением проблемы.              — Пожалуйста, выпей, — смиренно произнес Малфой, стягивая с себя майку.              И Гермиона наконец его послушала. Она выпила все до последней капли и зажмурив веки, недовольно хмыкнула. Вкус сонного зелья остался на языке, несмотря на неполную дозировку.              Может ей действительно удастся поспать эту ночь, учитывая сколько всего им с Кадмусом завтра предстоит. Одно оглашение результатов займет долгие часы подготовки и само мероприятие закончится ближе к концу первой половины дня, а за ним начнутся внутренние бюрократические процессы.              Передача власти будет назначена в течение недели, но кто знает, как сильно они захотят растянуть этот период.              Стакан отправился на прикроватную тумбу. Гермиона невербально наполнила его водой, и поспешила лечь под одеяло, чтобы согреться. Драко со времен Дурмстранга любил спать с открытым окном в окружении холода, а она каждое утро не представляла, как подняться и по собственной воле выползти наружу.              Малфой одним движением руки потушил все свечи в комнате, забрался под одеяло и лег, обнимая ее со спины и прижимаясь всем телом. Гермиона поджала ноги к себе, и, положив удобнее голову на подушку, совсем тихо спросила:              — Как ты думаешь, Ник справится?              — Да, думаю да, — говорил Драко, смотря поверх ее головы на очертания комнаты в темноте. — Я пригласил их вместе с крестным к нам, как только закончится период выборов и их вопросы принятия наследства.              Гермиона, ютящаяся в теплых объятиях мужа, была безмерно рада за Николаса. Она всегда считала, что он заслуживал большего и все его терзания на протяжении учебы были напрасны, кроме, пожалуй, одного пункта.              — Я его понимаю. Вспоминая твои слова на старте седьмого курса о том, что никому из них доверять нельзя. Да, так и есть. Я не знаю почему, но Нотты меня настораживают больше всего, а учитывая его отношения с Асторией… Она говорила, что не смогла бы быть с тобой, но неужели Тео подходящая для нее пара?              — Не думаю, — с презрением произнес Малфой. И несмотря на тему разговора, он наконец наслаждался наступившим спокойствием. Только за дверьми их спальни весь мир переставал существовать. — Либо она подстроится, либо он ее сломает. Астория мечтательная девушка, которая хочет любви, рассказанной в сказках. Такую может дать разве что Поттер, пока не погрузился во все.              Гермиона смутилась и немного развернувшись всем телом, хотела заглянуть Драко в глаза. Он дождался, когда она наконец уляжется и положил руку на живот, приобнимая.              — Разве так плохо? — уставилась на него она.              — Вспомни нашу свадьбу. Астория слова не сказала в его присутствии. Сейчас нет ни одной семьи, которая заключила бы брак исходя из чувств. Они все хладнокровные интриганы и снобы. Наш тоже начался с простой договоренности, а до того с интриг и торгов.              Гермиона смотрела в серые сонные глаза, и готова была отдать все, лишь бы смотреть в них до конца жизни. Драко был для нее целым миром без тревог и грез. Никто бы в жизни не поверил, что брак был не по любви. Она также не могла представить, что Люциус и Нарцисса в свое время не были преисполнены взаимными чувствами.              Их отношения настоящее чудо в мире волшебства.              — Мне кажется, что я здесь будто чужая, — как-то неожиданно для себя призналась Гермиона. Она повернула голову прямо и прикрыла веки. Она никогда не могла заснуть, лежа на спине, но сейчас им было так хорошо вместе, что не хотелось больше тревожить.              — Я тоже это чувствую, это все Дурмстранг, — совсем сонно проговорил Драко, прижимаясь лбом к ее голове.              Повисла секунда молчания.              — Возможно, — ответила она, все больше заворачиваясь в одеяло и прижимаясь ближе.              Гермиона проснулась, повернувшись на другой бок, и нехотя открыла глаза. В комнате было еще темно, и ей понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть. Под кожей нескончаемо зудело. На этот раз ощущения сильно отличались от тех, что преследовали ее последнее время.              Она повернула голову к соседней подушке. Драко крепко спал на правом боку, словно мог во сне контролировать входную дверь. Его широкая спина расходилась на вдохе, а затем медленно сжималась.              Зуд постепенно перешел в ноющую тупую боль. Гермиона беззвучно цыкнула и поднялась на руках, принимая сидячее положение. Нужно сходить за зельем, иначе она пролежит без сна до самого утра. Обещание нарушать не хотелось, да и блаженное ощущение крепкого сна вселяло надежду, что ей удастся хорошо отдохнуть.              Грейнджер перенесла ноги на пол. И через секунду всем телом сжалась от боли, прострелившей голову. С губ сорвался рваный выдох. Поздно спохватившись, Гермиона прикрыла рот рукой — не хватало еще разбудить Драко.              Дальше — хуже. Встать на ноги оказалось не так просто. Тело повело в сторону, и Гермионе пришлось ухватиться за рядом стоящую тумбу, чтобы сохранить равновесие.              На глазах проступили слезы.              Еще одна пульсация отдалась по всей голове, словно ее ударили Круцио. Гермиона поджала губы и, постаравшись выпрямится, побрела в сторону ванной комнаты, где хранилось несколько зелий.              Кажется, сегодня ей придется выпить ядерную смесь из всего, что было в запасах.              Самые обычные шаги Гермионе давались с трудом. Сознание плыло, вызывая нарушение координации. Глазные яблоки болели при каждом движении. Она схватилась за спинку кресла, зажмурив веки.              Мерлин, эта боль сведет ее с ума. Нужно было выпить еще обезболивающее зелье перед сном и не мучаться.              Она вытянула ногу, перенося вес вперед, когда голову пронзило сквозной болью. Легкие сдавило, сердце дернулось с пугающей силой. Руки потянулись к груди, словно могли остановить это безумие. В глазах потемнело, Гермиона потеряла опору и рухнула на пол, сильно ударившись боковой стороной бедра.              — Гермиона? — полу дрёмный голос Драко послышался где-то позади, но Гермиона не обратила на него внимание.              Страх заполонил все, не оставив ни единого шанса. Она хваталась за голову, пыталась остановить невыносимую боль. Сердце разгоняло кровь с бешенными темпами. Животный ужас парализовал с новым жгучим ударом под ребрами.              Она, на мгновение перед сильнейшей болью в груди, почувствовала никогда ранее незнакомый страх предстоящей смерти.              — Гермиона!                     Тупой удар головы об пол и обмякшее тело жены — вот, что увидел Драко, подорвавшийся с кровати.              Сознание растворилось. Мир перестал для нее существовать. И, наверное, лучше бы он оставался таковым. Пустым, безжизненным и полным тишины. Не превращался в точку невозврата. В этап, который не должен был ей достаться.              Драко проверил пульс и дыхание. Подхватил голову Гермионы, приподнимая ее и стараясь подсунуть руки под спину. Он, полностью растерянный и напуганный тряс ее в попытке привести в чувства.              — Гермиона, дорогая, пожалуйста.              Кожу на щеке обожгло, словно от раскаленной кочерги. Гермиона, резко дернулась, распахнув веки, и заорала до боли в горле, вырываясь из охапки крепких рук своего мужа. Вокруг глаза жгло огнем, будто раскаленную кочергу приложили к лицу.              Драко помог ей подняться, все еще придерживая за плечи. Гермиона инстинктивно дотронулась ладонью и, когда кожу обожгло еще больше, шикнула и отдернула руку.              — Что происходит, как тебе помочь? — наконец донесся до ее ушей встревоженный голос Малфоя. То, что происходило, не на шутку напугало его, и Гермиона, все еще не понимавшая ничего кроме боли, не могла перестать выть.              — Пожалуйста, скажи, что мне сделать? Как мне помочь?! — окончательно сломался он, переставляя колени и садясь напротив жены.              Ощущения выходили за грань того, что она могла вынести. Насыщенный зеленый свет ослепил левый глаз. И они с Драко оба зажмурились. Вспышка исчезла и вместе с ней закончилась невыносимая пытка.              Первым открыл веки Драко, и на мгновение не смог сдержать эмоций, когда увидел на лице Гермионы ту самую метку в виде змеи, что была у мистера Грейнджера. Глубокий шрам в виде змеи вился вокруг глаза и немного выше брови, и больше не был похож на едва заметное белое пятно.              — Гермиона, — он проглотил слюну и весь ужас догадок, — пожалуйста, только не пугайся.              Она наконец решилась посмотреть в ответ, все еще ощущая ноющую боль кожи и глазного яблока. Кроме них странные ощущения были у нее в сердце. Его будто сжали в кулаке, а затем отпустили дальше качать кровь.              Грейнджер…              Едва живым голосом звенело где-то за пределами сознания.              Драко все еще держал ее за плечи, и внимательно смотрел в глаза. Он старался не обращать внимание на ужасный шрам, разрезавший лицо его жены, и хотел добиться хоть какого-то ответа.              — Гермиона, как ты? — он потер ладонями вверх-вниз, стараясь привести ее в чувства. — Мне нужно знать, что с тобой.              Грейнджер…                     Сознание и тело хотели поддаться порыву, словно ее куда-то звали.              Если бы Гермиона только знала, что с ней.              Грейнджер…              Джон...              Еще один порыв отправиться на зов прервал Малфой, коснувшись пальцами здоровой стороны ее лица.              — Я… — со сбитым дыханием пыталась говорить Гермиона, — я слышу, как меня кто-то зовет…              Джон…              Совсем глухо, но различимо она наконец смогла разобрать голос Мракса.              — Я слышу, как он зовет отца, — сквозь хрип, пыталась сказать Гермиона. Она поджала ноги к себе, чтобы подняться, но вместо этого бессильно обмякла в крепкой хватке мужа. — Я слышу Кадмуса…              — Что происходит? — все еще пытался выяснить Драко, убирая ее волосы с лица. — Ты знаешь, что с тобой?              Иди ко мне…              — Нет, — совсем растерянно сказала она, ища взглядом. — Я… лучше отпусти меня, я не могу сопротивляться, он зовет меня. Не… не знаю, что происходит, но я слышу его. Это Кадмус.              Гермиона чувствовала, как медленно растворяется в черной дымке. Мыслями она не хотела идти, не хотела, чтобы Драко ее отпустил, но несмотря на то, что он держал ее до последнего, по телу пробежалась еще одна волна боли, и она, дернувшись от неожиданности, потеряла его руку.                     ***              Гермиона появилась посреди комнаты, которую раньше никогда не видела. Она едва стояла на ногах. Колени были готовы подкоситься на следующем шаге. Голова тяжелела, перед глазами все еще расплывались очертания предметов.              — Значит, это правда, — безэмоционально сказал Кадмус, вцепившись одной рукой в кресло. Тяжелый вздох сорвался наружу, и его плечи опустились ниже. Он хрипло прерывисто дышал, ухватившись за грудь. Сердце колотилось в бешенном ритме, разгоняя кровь по телу.              Сначала до Гермионы донеслись слова, затем она увидела черную фигуру Кадмуса Мракса, который выглядел так, будто его истязали Круцио всю ночь. Он стоял в черных пижамных штанах, рубашке и поверх был кое-как натянут, явно на скорую руку, халат.              — Впрочем, я догадывался, что такое может быть… — он с трудом обошел кресло и грузно свалился в мягкую подушку. Посреди ночи все тело в миг ослабло, руки и ноги едва ощущались, а кости болели независимо от положения. Пальцы рук и ног заледенели.              На мгновение Кадмус подумал, что умирает еще один, чертов, раз.              Он, запрокинув голову, смотрел снизу вверх на миссис Малфой, которая едва стояла на ногах. Ее раскрасневшееся лицо разрезало округлым шрамом, похожим на змею совсем как у Грейнжера.              Она пришла вместо Джона на призыв.              — На колени, — приказным тоном заявил Кадмус.              Лицо обожгло, и Гермиона тут же рухнула вниз, врезавшись коленями в каменный пол.              Ломота истязала хуже проклятий, пальцы немели, глаза закрывались сами собой. Тело, как тряпичная кукла, обмякло в кресле и не поддавалось требованиям мозга. Он беспрерывно смотрел на нее, на все еще красный свежий вырезанный магией шрам. Внутри переполняли страх и гордость.              Пугала неизвестность, потому что он до сих пор не знал, что произошло с Джоном, но и озарение от идеально созданного когда-то проклятья, рвалась наружу. Он действительно превзошел сам себя и смог подчинить целый род.              — Вот как, — властный и спокойный голос Кадмуса, пробирал до костей, словно он не первый раз отдавал подобные приказы. — Либо он мертв, либо произошло то, что я не смог предвидеть.              Гермиона не чувствовала ног. Руки повисли по швам, а голова готова была треснуть от еще одного громкого звука. Она сквозь шум в ушах пыталась разобрать слова.              — О ком вы, сэр? — слова давались с трудом, ужасно хотелось пить.              — О твоем отце.              Ответом ему был обеспокоенный, на грани истерики, карий взгляд, который он уже когда-то видел. Кадмус набрал полную грудь воздуха, медленно выдохнул. Он пытался сжимать и разжимать пальцы, но получалось с трудом.              Как же не вовремя все случилось. Как же больно и непреодолимо чувствовать зияющую пустоту, не успевшую наполниться вновь. Еще один вздох разочарования.              Что же с тобой происходило, Грейнджер?              Кадмус попытался поднять руку, но получилось лишь на пару дюймов. Он недовольно прочистил горло и отдал еще один приказ:              — Ты не сдвинешься с этого места, пока я не скажу.              Мракс предпринял еще одну попытку и дрожащей рукой призвал к себе склянку с зельем, а за ней бутылку с виски и бокалом. Зелье на основе настойки бадьяна горчило хуже крововосполняющего. Кадмус нахмурился, откручивая крышку бутылки. Следующий глоток, уже виски, смысл всю едкую горечь и дрянной вкус.              Бутылка отправилась на кофейный столик вместе с пустой склянкой для зелья.              — Этого не должно было случиться, по крайней мере не сейчас, — грубо и отрешенно начал он. — Но раз уж так вышло, у меня нет выбора.              Он указал бокалом в сторону Гермионы.              — Есть несколько вещей, которые ты должна узнать. Все это время твой отец занимал место моего помощника и советника не только из личных качеств, но и из необходимости. Я не знаю, что произошло час назад, и мои догадки, откровенно говоря, ужасны в своей правде, но теперь это место твое.              По коже прошелся холодок. Гермиона громко сглотнула, предполагая следующие слова.              — Ты, твоя душа и часть моей души, которая находится теперь в твоем теле, принадлежат мне.              Все нутро опустилось к ногам. Гермиона, не имевшая возможности пошевелиться, стояла перед ним, находилась между небом и землей, между миром живых и мертвых.              Кадмус рассматривал хрусталь и переливающийся виски, задумавшись обо всем, что произошло так давно, казалось, целую вечность назад. Он и подумать не мог, что в ближайшие тридцать лет, если не половину века, будет рассказывать эту часть истории.              — Еще он знал то, что не знает ни один волшебник в этом мире, — еще одна многозначительная пауза и глоток виски. — Около двадцати лет назад закончилась вторая магическая война. Темный Лорд умер, забрав Джеймса и Лили Поттер с собой. — он сделал еще одну паузу и посмотрел в карие глаза. — На самом деле, в ту ночь он пришел не для того, чтобы их убить, и умер он лишь по собственной воле.              Глаза Гермионы были на мокром месте, и ему хватило лишь одной секунды, чтобы заметить — она начала о чем-то догадываться. Возможно, ее мысли были далеки от правды, но в них определенно не было ничего хорошего.              — Вы…              — Молчать! — рявкнул он, и, сделав еще один глоток, спокойнее продолжил. — Он не знал полностью пророчества, как и не мог до конца определить, кто же из детей станет его погибелью. Предчувствие подсказывало, что именно отпрыск Поттеров был тем самым мальчиком, но вопрос жизни и смерти всегда стоял краеугольным камнем в пророчествах, которые могут и не сбыться, поэтому он принял решение связать себя и мальчишку проклятьем крови.              С губ сорвался смешок. Никто не хотел его слышать, пока Том не дал половине чистокровных то, чего они так сильно жаждали. К сожалению, Орден хотел убить его так же сильно, как он получить голос и власть.              Это не могло закончиться иначе, и смысла скрывать больше не было.              — Я не хотел убивать ребенка. — Кадмус отпил еще виски. — Да, я это он. Я чудовище, о котором боится говорить вся магическая Британия. — с губ сорвался зловещий смешок, когда он заметил округлившиеся глаза миссис Малфой. — Разделение души на крестражи пошатнуло мою психику так, что убийство Поттеров спровоцировало новый раскол души, потому что на тот момент я хотел этого. Я хотел убить их обоих, ведь они не хотели договориться, не хотели пойти на сделку.              Он, да пусть признают это Мерлин и все великие волшебники, пытался это сделать, но кто же его когда-либо слушал, кроме преданных безумцев?              Гермиона смотрела на Кадмуса, не в силах поверить в слова. Она видела перед собой эгоистичного и своенравного волшебника, но никак не безумца, жаждавшего убивать всех, кто с ним не согласен. Она словно оказалась в кошмаре, где видимое и ощущаемое не всегда сопоставимы.              — На очереди был мальчишка. Я хотел создать новое заклинание, которое нарушило бы любые предпосылки к пророчеству, но твой отец, появившийся из неоткуда, успел влезть между нами и получил проклятье вместо него.              Наконец в теле появились хоть какие-то силы. Кадмус смог оторвать тело от кресла и наклониться вперед, уперевшись локтями в колени.              — До перерождения я был Томом Марволо Реддлом, а сейчас перед собой ты видишь Кадмуса Мракса, Главного аврора и нового Министра магии магической Британии, — он криво улыбнулся. — У той истории был лишь один конец, и со смертью Тома, она подошла к своему завершению.              Кто бы мог подумать, что неотесанный магл смог увидеть дом, охранные чары которого только-только спали. Вломиться внутрь, добраться до детской и без единой секунды сомнения броситься защищать незнакомого мальчишку.              Его бы определенно отправили на Гриффиндор. Похоже, что и дочь недалеко ушла с постоянными попытками пойти наперекор или сделать все по совести. Он уже сам не знал, в какой момент все стало таким по определению правильным.              Во многом присутствовала заслуга Джона, и с этим сложно было спорить.              Мракс до сих пор с неподдельным удивлением вспоминал события той злополучной ночи. Заклинание, поразившее мужчину. Его исказившееся от боли лицо и подогнувшиеся ноги. Джон практически сполз на пол, продолжая цепляться за детскую кроватку. Его протяжные хриплые стоны и напряженная гримаса на лице взывали к глубоко залегшей ненависти, к чему-то взрывоопасному и противоестественному, как он сам.              Если бы не стремительно покидающие силы, Том погубил бы и Джона, и себя и отпрыска Поттеров. Еще один раскол оказался разрушительным для его и без того раздробленной души.              Кадмус выжидающе наблюдал. Гермиона смотрела на него так же, как и всегда, но что-то в ее взгляде все же переменилось. Внутри молодой волшебницы шла борьба, с которой когда-то столкнулся Грейнджер.              Перед ней стоял Темный лорд в другом теле, и, вероятно, с другими намерениями, но он все еще оставался властным и эгоистичным убийцей, который связал Джона и ее с самим собой, чтобы получить бессмертие.              Безумие, которому нашлось место в этом мире.              — Твой отец стал хранителем части моей души, иначе их называют крестражами. Проклятье, которое я создал, предназначалось для целого рода. Крестраж должен переходить от одного наследника к другому, и твое появление здесь подтвердило совершенство созданного мной проклятья.              Кадмус растянулся в наглой ухмылке и отпил еще виски. Лицо Гермионы исказилось в гримасе боли. Что-то основополагающее сломалось внутри нее, как хрусталь, опрокинутый на пол.                     — Понадобилось много времени, чтобы сделать его тем, кем он есть сейчас. Ты должна быть благодарна тому, что я сделал для вашей семьи. Джон отдал свою жизнь взамен долга, а он, девочка, имеет высокую цену.              Гермиона едва держалась, чтобы не сорваться в пропасть.              Кадмус Мракс никто иной как переродившийся Том Марволо Реддл. Ее отец был связан с ним через часть души, а теперь должна была она?              Лихорадило. Нижняя губа тряслась, зубы стучали. Гермиона не могла принять все, что он сказал. Это было где-то далеко за гранью допустимого. Нет. Невозможно, просто невозможно.              Набравшись уверенности, Кадмус напрягся всем телом и поднялся на ноги. Проклятая магия могла бы быстрее завершить процесс перехода души и полностью сплести новую связь между ними, но она тягучей смолой продолжала издеваться над ним.              Он сделал шаг, еще один и еще. Не без трудностей, но Мракс подошел к ней на расстояние в несколько десятков дюймов и заставил запрокинуть голову.              — В основе этого проклятья и самой сути крестража лежит один крайне приятный нюанс, — в свое время он помог ему поставить на место неуемного и гордого Джона Грейнджера, — ты не можешь меня предать, не можешь меня убить, как и не можешь убить себя сама.              Гермиона громко сглотнула ком в горле. Она не видела выражение его лица, которое размазалось в пятна из-за проступивших слез.              Ему хватило часа, чтобы растоптать ее и всю ее жизнь.              А теперь было достаточно наглости, чтобы полностью лишить свободы.              Как бы пугающе и ужасно не звучало его признание, больше всего Гермиону волновало будущее. Сколько раз она говорила себе, что все не просто так, что часто непонятные и малоизвестные взаимоотношения между отцом и Мраксом обязательно ее коснутся.              Так оно и получилось.              Мракс наклонился ближе.              — Теперь говори, — все также жестко и беспрекословно заявил Кадмус.              Гермиона, прикусила нижнюю губу, не представляя, какой из вопросов может быть менее важным, чтобы найти правильный среди неисчерпаемого запаса. На сколько из них он захочет отвечать? Что будет дальше?              Не было ни одного, который мог быть важнее ее отца, но на него ответов попросту не существовало.              — Но если он умер, то как...              — У меня было семь крестражей, семь возможностей переродиться, а перерождение не дает прежнего тела, но оставляет за собой часть днк, поскольку оно требуется для ритуала. По официальным проверкам я рожденный наследник Реддлов, Мраксов, кого угодно по нашей линии.       — А как же мой отец, все это время он обязан был быть рядом? Я не понимаю, почему он искренне хотел этого рядом с таким волшебником…              Кадмус оттянул уголок губ, выпрямился и наконец сделал еще пару шагов по комнате. Тело постепенно возвращалось в прежний тонус.              — С таким ужасным убийцей? — он повернул голову, чтобы увидеть отвращение на ее лице. — Он умел сотрудничать. Конечно, не сразу, но любого волшебника можно приручить. Найти то, чего он хочет, к чему стремится, как собирается жить. Грейнджер горел историей, политикой и магией, и все это было знакомо мне. На удивление, все произошло довольно быстро, но в ситуации с тобой я на это не надеюсь.              Он говорил так спокойно, рассудительно и зловеще. Кадмус отражал собой тьму, неподвластную ни одному искусному волшебнику, ни одной живой душе.              — Вы все это время знали о том, что произошло так давно и молчали. Заставили молчать отца, врать мне в лицо, и довели его до такого состояния.              — В самом деле? Это моя тайна, и только я распоряжаюсь ей, только я решаю, кому стоит об этом знать. Что до твоего отца, то он сам выбрал такую жизнь. Я держал его подле себя, но уже много лет не заставлял. Ни в чем.              Гермиона не верила, она не верила, пока сама лично не сможет убедиться, пока отец сам не скажет. Как он мог с благоговением относиться к нему, зная все, что произошло. Джон сам был его жертвой.              — Ты можешь мне не верить, не доверять, но ничего не изменит текущего положения. Стоило бы задуматься об истинной природе зла, ведь я бездействовал столько лет, потому что не имел необходимой власти. Только подумать, моя прошлая жизнь закончилась по той же причине.              Она сморгнула слезы. Голова трещала от боли, тошнота подступила к горлу. Гермиона с трудом соображала. Организм подводил в самый неподходящий момент. Взгляд сам потянулся к пугающей фигуре Мракса. Его терпение было на исходе.              — Что будет дальше? — обессилено спросила Гермиона.              Кадмус повернулся всем телом к ней.              — А я говорил, что что-то изменится? — хмыкнул он. — Все будет так, как и было, за одним лишь исключением. Теперь ты делаешь все, что я говорю и молчишь о нашей общей тайне. Может, когда-нибудь ты поймешь, что я не так ужасен и способен учитывать чужие интересы. У нас с твоим отцом было достаточно договоренностей, потому что он умел сотрудничать. Кажется, он был достаточно счастливым.              Будто он умел слушать. Гермиона готовилась к худшему, полностью потеряв крупицы доверия к волшебнику, стоящему перед ней. Если раньше Кадмус Мракс казался таинственным, устрашающим, властным, сейчас все ощущения усилились стократно, полностью лишив надежд на счастье.              Мракс был безжалостен, опасен и непреклонен. Кадмус Мракс был по истине одним из самых опасных волшебников в их мире.              Он отпустил ее. Приказал вернуться через камин и явиться к самому началу рабочего дня. Вот так просто взял и позволил уйти.              Ошеломление сменилось очередной порцией слез. Гермиона вышла из камина в кабинете и бессильно осела на пол, хныча как маленький ребенок, у которого забрали игрушку. Только вот все было гораздо хуже. Мракс забрал что-то большее, и пока она не до конца понимала, насколько все плохо, где пролегли границы ужаса и как скоро придется с ними столкнуться.              Когда казалось, что слезы кончились, истерика накатывала вновь. Гермиона прокручивала все с самого начала. Ее отец спас маленького Гарри Поттера, он подставился под удар ради него и оказался в ловушке судьбы.              Кадмус придумал особое заклинание и смог создать живой крестраж, который становился проклятьем всего рода. Джон не по своей воле оказался прикован к нему, а теперь, судя по словам Кадмуса, его место заняла она.              Частица души внутри нее?              Гермиона осмотрела себя, но ничего не заметила. Все ощущения казались прежними, пока ее голову не осенила мысль. Рука потянулась к щеке, и сомнения в тот же момент развеялись. Под мягкой подушечкой пальцев прощупывался глубокий след метки. Кольцо змеи вокруг ее глаза стало осязаемым.              Силы сами нашли Гермиону, когда оно оттолкнулась и первым делом бросилась по коридору в спальню. Пролетев фурией мимо испугавшегося домовика, Гермиона открыла дверь и увидела Драко, уже одетого в аврорскую форму. Он бросил подтягивать шлейку кобуры и в несколько широких шагов подошел к ней, с тревогой рассматривая каждый дюйм.              — Я не мог найти себе места, — Драко продолжал касаться ее пальцами и осматривать, — пожалуйста, скажи мне, что произошло.              С последними словами он требовательно заглянул в карие глаза.              И Гермиона готова была излить всю правду как на духу. Она не хотела оставаться со страшной тайной наедине, не хотела быть заложницей, как ее отец, но язык словно завязало в узел. Любая мысль озвучить то, что она услышала, приводила к неразборчивому мычанию.              — М-м-х, — хмыкнула недовольно она, — я не знаю, с чего начать, Драко, — чуть более спокойно сказала она, вытирая остатки слез.              Малфой предложил ей пройти к кровати, придерживая под руку, и когда они наконец разместились. Гермиона положила голову ему в ложбинку у шеи и почувствовала, как Драко приобнял ее одной рукой.              — Это был Мракс? Я никогда прежде не видел такой трансгрессии, — задумчиво спросил он.              — Да, это он. Я… Мне правда сложно сказать, но что-то случилось с отцом, — хрипя пыталась говорить Гермиона. — Он предполагает худшее, потому что Джон был…              Связан? Проклят?              Салазар, и как ей теперь быть?              — Он и Мракс были… у них была договоренность, — Гермиона словила себе на мысли и ахнула в удивлении, прикрыла лицо рукой, хоть уже и было поздно. — Ты… ты же теперь видишь шрам.              Драко обнял ее второй рукой, уткнувшись подбородком в макушку.              — Я его давно видел, и видел шрам твоего отца. Он взял с меня непреложный обет оберегать тебя и хранить тайну, — как можно спокойнее говорил он.              — Ты знал и ничего не сказал?              — Твой отец не хотел, чтобы ты беспокоилась об этом. Он говорил, что тебя долг никак не коснется, хотя я сильно сомневался…              Драко рассказал то, как Джон показал ему свою метку, и что все произошло с позволения Кадмуса. Кровный долг их семьи не был скрытой тайной для него. Гермиона медленно вдохнула, затем шумно выдохнула. Жаль, что это была лишь капля в море.              — Он сильно ошибался. Я не могу сказать обо всем, пока Кадмус не позволит. Это его тайна, и мне так хочется поделиться с тобой. Если бы я только могла…              Она цеплялась за выступающие корни над обрывом, не в силах подтянуться, чтобы выбраться на свободу. Гермиона видела лишь уходящую вниз пропасть.              — Мы что-нибудь обязательно придумаем, — он заглянул в карие глаза, когда она подняла голову с интересом засматриваясь. — Нет ничего, через что мы не сможем пройти.              Только вот пройти через Кадмуса не смогли ни смерть, ни время. Кто вообще способен остановить столь сильного волшебника? И стоило ли его останавливать?              На одну секунду Гермиона задумалась. Не о прошлом. Ее беспокоило настоящее. Все же она что-то о нем знала. Все, что рассказал Мракс было историей, которая оказывала влияние на их семьи, но сам по себе он… он изменился?              Может не основательно, но она не видела в нем беспощадного убийцу? Властного, до ужаса эгоистичного и своенравного волшебника? Да, но точно не безумца. Он не был тем Темным лордом, о котором рассказывала история.              Кем же он тогда был? Кадмусом Мраксом, который пошел на путь искупления? Не похоже.              — Что, если мы совершили самую ужасную ошибку, поддержав его на выборах? — жаль, что этот вопрос не был таким же логичным для Драко, каким казался ей.              — Есть основания полагать? — с удивлением спросил он, не до конца понимая. — Дело в том, что произошло пока тебя не было? Он что-то сделал? Скажи мне.              Гермиона замотала головой.              — Нет, он никогда ни к кому не прикасается и мне вреда не нанес. Но да, я хотела сказать, что… — мысль тонкой нитью оборвалась.              Салазар, и как ей тогда сказать?              — Ладно, я вижу, что тебе нужно отдохнуть. Мы сможем обсудить это позже, если мир не собирается рухнуть, нет же?              Гермиона пожала плечами, освобождаясь от его объятий. Часы показывали, что у нее еще был час, чтобы хоть немного полежать в тишине. Драко поднялся с кровати и помог ей забраться под одеяло.              — Ты не жалеешь о своем выборе? — обреченно спросила Гермиона, положив голову на подушку.              — С чего бы? — возмутился Драко. — Я тебя люблю, мне не о чем жалеть, а с остальным мы всегда сможем разобраться, — он коснулся губами ее губ. — Я вернусь через час.              Гермиона прикрыла веки с надеждой, что они действительно смогут разобраться со всеми невзгодами. Во всяком случае всеми, кроме Кадмуса.                     ***              С той минуты, когда Гермиона вновь зашла в кабинет, все изменилось. Больше не было странного ощущения спокойствия и тягучести Мракса, необъяснимых вещей (почему он знал больше, чем должен был), лишь работа и неизбежные стычки между ними в новых обстоятельствах, которые решались единолично приказами Кадмуса.              Чаще всего они были связаны с собственной горделивостью Гермионы, которая стала чаще замечать, как носится с мелкими поручениями, которые он мог сделать сам. Все больше посещали навязчивые мысли о том, что подобным образом он лишает ее остатков свободы и выбора, приручает как дворовую собаку.              Работы было через край. Гермиона не так часто видела Мракса, а в моменты встреч набиралась терпения, потому что кроме личной неприязни к нему, она испытывала глубокое чувство надежды на спасение отца.              Передачу власти действующим Министром магии назначили на следующий день после оглашения результатов, и эти два дня казались настоящим адом. Для всей магической Британии работа Кадмуса начиналась именно тогда, но на самом деле, действовать он начал сразу после подведения итогов.              В первую очередь было направлено обращение на перемещение Сириуса Блэка в камеры под Министерством для допроса в связи с появлением наследника семьи Поттер. Кадмус не отправлял запросов, не спрашивал сторонних разрешений. Он действовал как самостоятельный элемент системы, готовый разрушить все на своем пути.              Гермиона с противоречивыми чувствами, среди которых закралось восхищение, наблюдала за его точными и выверенными действиями. Мракс не собирался ограничиться выборами, он хотел сломать выстроенные взаимосвязи между волшебниками, которые так долго находились на своих местах.              Она наблюдала. Все это время наблюдала за ним, когда представлялась возможность. Пусть легче было не видеть вовсе, но то, что произошло стало неизбежной точкой отсчета. На фоне предполагаемых действий Ордена Феникса, Малфой все больше задавалась вопросом, где же тот правильный мир, о котором они грезили?              Да, она стояла подле бывшего Темного лорда, но кем он был сейчас? И кем они? Ничто не могло оправдать Мракса, но почему по его темным следам пошли те, кто должен нести свет?              Особенно интересно отражались их поступки на фоне новой дачи показаний Сириусом Блэком. После посещения Азкабана, Кадмус потребовал от начальника тюрьмы вменяемого отношения к мужчине, чтобы он мог ответить на все интересующие их вопросы. Так ему стали приносить что-то более съедобное и не позволяли дементорам посещать камеру.              Перед допросом, для большей уверенности в результатах, Блэку дали сыворотку правды, а когда все закончилось, все присутствовавшие: Кадмус, Гермиона и еще один из авроров, дежуривший у дверей — были глубоко убеждены в невиновности волшебника.              Сириус не сделал ничего, что стоило ему долгих лет нахождения в Азкабане, не говоря о том, что он находился на уровне особо опасных преступников и регулярно подвергался пыткам дементоров. Чудо, что его сознание все еще оставалось целым.              По результатам обсуждений между Блэком и Мраксом, сложилась договоренность на следующее условия. Блэк смиренно ждет в камерах Министерства, когда Кадмус вступит на должность нового Министра магии. И, как только нужный момент наступит, взамен на небольшую помощь его безоговорочно отпускают в тот же момент с полным признанием в невиновности.              Блэк был счастлив в своем неверии, потому что принять столь сладкую и одновременно душераздирающую правду было нелегко. Гермиона не могла спокойно смотреть на его кривую ухмылку, которая выражала радость и горечь. Он был в шаге от того, чтобы стать свободным.              Дальше шла самая обычная работа. На самом деле, сейчас она готова была признать, что действительно ничего не изменилось. Кадмус Мракс был верен своим словам. Он не возвращался к их разговору тем утром, не терроризировал ее, не пытался быть жестоким и злым. К какому-то салазарову волшебству, он не стал чудовищем, которым должен был.              И это ломало ее, не давало покоя. Гермиона ловила себя на том, что ищет повод подтвердить правоту, что он все еще безумный и жаждущий власти убийца, но Кадмус оставался спокойным уравновешенным и просто желавшим власти. Он был рассудителен, умен и опытен. Каждый его приказ был лишь попыткой усмирить ее рвущийся наружу характер.              Ему было не до перепалок с молодой волшебницей, когда стоило перестаивать мир вокруг.              Под конец рабочего дня, накануне назначенной даты, Гермиона убирала со стола все, что пригодилось им обоим в работе. Одну стопку папок нужно было разложить в шкафу, а вторую отнести в Архив на стеллажи, выделенные для информации под графой строгой секретности. Среди таких папок лежало обновленное дело Сириуса Блэка. Гермиона оставила его поверх остальных, чтобы положить на нужное место в первую очередь и ни в коем случае ничего не перепутать.              Рассеянность последнее время играла с ней злую шутку.              Кадмус сидел в своем кресле и зачитывал клятву, которую должен был дать завтрашним утром. Он отвлекся от своего занятия, когда услышал шорох сбоку от себя. Сначала он посмотрел на миссис Малфой, затем на стопку папок в ее руках.              — Погоди, — сказал он без принуждения к действию, и Гермиона недоумевающе посмотрела в ответ.              Она думала, что ее снова парализует или того хуже, все повалится с рук, потому что сила его слов была необычайной.              — Стоила ли жизнь Сириуса Блэка того, что преследовали те, кто его туда отправил? — с интересом спросил он, внимательно наблюдая за Гермионой.              Вопрос был похож на проверку, но скорее был направлен на то, чтобы снова сломать ее представления о текущих реалиях этого мира, который не был ни плохим, ни хорошим. Все преследовали свои цели и выбирали разные пути решения.              — Нет, не стоила, — как само собой разумеющееся сказала она.              — Стоит ли жизнь твоего отца того, что они преследуют сейчас?              — Нет, не стоит.              Кадмус наклонил голову, закинув одну ногу на другую. Он удобнее сел в кресле и поднес к губам чашку с чаем.              — Кто из нас чудовище? Я, занимавшийся искуплением ошибок моей прошлой жизни, конечно, не из святых намерений, или они, идущие по головам и подставляющие волшебников и детей, если придется, для достижения своих целей?              — Не бывает меньшего из двух зол, но вы, насколько мне известно, больше не разрушали чужие жизни. Не уверена, что это может уравновесить количество погибших за то время, когда вас звали лордом Волан-де-мортом.              Кадмус отпил немного и вернул чашку на стол. Он с прищуром еще раз посмотрел на Гермиону.              — Все сложно, ведь я не могу быть виновен за тех, кто убивал, преследуя идеалы, о которых я не просил, а Орден считал каждого. Они, благодаря мне, посадили всех, кто не успел стереть о себе любые следы. Да, мои руки тоже в крови, но она стерлась вместе с моей смертью. Я заплатил за это частью своей души и с того момента больше никто не пострадал от моих рук.              Гермиона прижала папки к груди, стараясь удержать их все. Она не хотела ему доверять, не хотела искать правых и виноватых.              — Может, вы не так плохи, как раньше, но историю нельзя стереть, — непреклонно говорила она. Гермиона собиралась направиться к выходу, но замялась. Ее нерешительность не осталась без внимания, и тогда она решила попытать удачу. — Откуда вы знаете, что отец точно у них?              — Все дело в связи, благодаря части моей души я могу видеть сны, а иногда и перемещаться в сознание носителя. Джона пытали, это вызывало такую боль, при которой ментальные стены между нами превращались в пыль. Все мои провалы были связаны именно с этим.              Гермиона стояла молча, потерянно бегая взглядом по столу. Все разы, которые казалось, что Кадмус испытывал нечеловеческую боль, она принадлежала не ему, а Джону. Внутри все заледенело. Гермиону пробрала дрожь от одной только мысли.              — Значит, вы сможете видеть и мои сны, — с полным недоверием и опаской возмутилась она.              Кадмус поправил рукава рубашки, и посмотрел на часы.              — Пока ты не научишься их ограждать, да.              Сомнительная перспектива, но нужно было отдать ему должное, ведь Мракс мог попросту не делиться с ней нюансами и контролировать даже во сне. Гермиона попыталась придумать, как ей скорее усовершенствовать свои навыки окклюменции, но кроме Драко ничего больше не пришло на ум.              Сердце болело лишь за отца, и только он имел значение. К сожалению или счастью, его спасение напрямую зависело от Мракса.              Его план был идеален и до ужасного прост. Всего лишь воспользоваться старыми воспоминаниями, о которых никто не подозревал, чтобы перевернуть авторитет и недвижимое положение Альбуса Дамблдора с ног на голову.              Как только Кадмус получил абсолютную власть в свои руки. Колесо возмездия пошло на новый оборот и на следующие сутки (чтобы не очернять приход нового Министра магии) по газетам пробежал громогласный слух о том, что Альбус Дамблдор был задержан во время заседания Визенгамота вместе с еще несколькими волшебниками по подозрению в превышении должностных полномочий.              Возвращение Гарри Поттера всколыхнуло всех, но, когда все присутствующие на заседании увидели записанные показания Сириуса Блэка, затем его воспоминания и вдобавок небольшой отрывок воспоминаний с допроса самого Кадмуса. Все независящие от Дамблдора члены Визенгамота, признали его виновным.              Но они еще не знали, что это будет не единственная причина, по которой седовласому волшебнику была показана прямая дорога в камеру, из которой вышел Блэк…              В этот же момент Сириус в полном одиночестве неуверенно поднимался по ступеням к дверям своего дома на Гриммо 12. Так его видели все, кто шел мимо по улице или мог выглянуть из окна.              На самом же деле, за ним стояла десятка лучших авроров, большая часть из которых работали невыразимцами. Гермиона шла рядом с Драко в первом ряду под скрывающими чарами. Рядом с ними были волшебники, лично отобранные Мраксом. Те, кому он мог доверять эту работу, те, кто все это время искал ее отца.              Предвкушение скорой встречи будоражило мысли. По коже пробежали мурашки, Гермиона прерывисто вздохнула, чувствуя, как сильно нервничает, но любые чувства и эмоции, которые она испытывала в эту секунду, были лучше той неизвестности, что мучила ее все это время.              Блэк переступил край защитных чар, почувствовав, как дом признал в нем хозяина. Он с опаской коснулся ручки, еще раз посмотрел на дверь и нажал вниз. Под скрип старых петель его встретил пустой коридор без каких-либо признаков жизни.              Он переступил порог, сделал еще один шаг и обернулся назад, чтобы позволить зайти всем, кто пришел вместе с ним. Барьер пропустил каждого аврора и замкнулся за спинами последних. Купол скрывающих чар все еще оставался активным, поэтому они держались все вместе и старались не издавать громких звуков.              Сириус казался потерянным. Он остерегался каждого лишнего шороха и боялся сделать неправильный шаг. К сожалению, после двадцати лет в Азкабане недостаточно было привести себя в порядок. Внешне он был похож на состоящего лорда рода Блэк, но внутренне оставался все тем же сломленным заключенным.              Из самого конца, где была лестница на второй этаж, показался Аластор Грюм. Он, прихрамывая на одну ногу, вышел из комнаты и уставился на гостя своим странным выпученным глазом.              — Блэк, — сурово и подозрительно поприветствовал он, — какими судьбами?              Сириус не желал показывать слабости, хоть и рефлекторно дернулся на первом слове. Он, насколько мог, держался достойно. Сделал еще один шаг к центру коридора.              — И с каких пор вы находитесь в моем доме?              — Оно было под распоряжением Министерства все это время, пока не появился Гарри Поттер. Когда любой из вас заявит свои права, имущество вернется к вам, — как ни в чем не бывало говорил он.              — Так, а что здесь делаешь ты? — Сириус подавил порыв страха и остановился напротив старого комода, на котором не было векового слоя пыли, как он ожидал. — Кто здесь все это время наводил порядок?              С хлопком рядом появился Кикимер. Он с недовольным лицом уставился на Сириуса. Его ворчание застыло в горле, когда он признал давно пропавшего хозяина.              — Хозяин, вы вернулись, — все еще не особо довольно произнес он. — Кикимер ждал, когда можно будет выпроводить весь этот сброд отсюда.              Драко сжал пальцы на их с Гермионой сцепленных между собой ладонях, подбадривая и вселяя уверенность. Она посмотрела на него, и, не желая отвлекаться, вернулась к наблюдению за разворачивающейся перед ними сценой.              Грюм собирался что-то сказать в ответ, зажевав щеку, но его прервал сухой истошный кашель, доносившийся из комнаты, откуда он вышел.              Гермиона дернулась вперед, но крепкая хватка Драко ее остановила. Стоявший рядом аврор, положил ладонь ей на плечо и показал жестом держаться тихо.              Кашель усилился. Сердце Гермионы забилось, собираясь достигнуть невозможных пределов. Кровь прилила к голове, и она с глазами полными мольбы посмотрела на Драко и на служащего рядом.              — Кикимер, скажи мне, кто там?              Грюм настороженно посмотрел в приоткрытую дверь комнаты, затем на Сириуса. Он обхватил пальцами древко и выставил одну ногу вперед, готовясь то ли атаковать, то ли обороняться.              — Кикимер доподлинно не знает, но Кикимер видел, как его пытали. Кикимер… — эльф, заметив реакцию Грюма, решил отступить за своего хозяина, — Кикимер слышал, что его зовут Джон Грейнджер.