Шёпотом

***

      Gorillaz —Rhinestone Eyes

      Пока командир отбивал своими тяжёлыми шагами землю, добираясь до пункта, он думал, что успел взять себя в руки, но это было совсем не так: внутри нарастали напряжение, раздражение, усталость, неудовлетворённость каждым днём. Чимин отдавал себе отчёт о далеко не лучшем расположении духа для таких допросов. С самыми близкими людьми он изо всех сил старался ослаблять хватку и контроль, но теперь усилия, казалось, вовсе не нужны. Хватка и так бесполезна, а контроль — потерян. Разве могут быть уместны ссоры и разборки, когда и так непростое время? Оно у них вообще было простым? Однако действительно настало как никогда опасное время, где следует по всем правилам и заповедям быть вместе, в единении и понимании. От этого напрямую зависит выживание. Чимин не просто так поднял эту тему на собрании, сам намерен последовать своим же словам. Если получится. Сейчас Чимин расслабленно сидит, закинув ноги на стол. Он молча курит, смотрит всё на те же трещины в стенах и обшарпанный потолок, напоминающие его лопнувшее терпение. Тусклое освещение лампочки как никогда радует, глаза не режет. На улице ночь, комендантский час уже давно начался. Спокойствие. Тэхён и Хосок молча стоят возле плотно запертой железной двери, что ведёт на улицу. Чимин не намерен выпускать своих солдат, пока не добьётся от них ответов. Те тоже молчат, курят, тяжело вздыхают, облокотившись спинами о стену — никаких натянутых как струны осанок. Чимин не настолько изверг, чтобы требовать этого за пределами полигона. И всё же напарники не наглеют, прекрасно понимают — любое слово, сказанное раздражённому командиру поперёк, лишь ухудшит ситуацию. Каждый из троицы не хочет никаких ссор, по-своему как может старается не ранить ближнего своего, однако… Какой бы напряжённой ни была ситуация, насколько бы этот разговор был неуместным и завязанным не в то время, Чимин больше откладывать не может. Он размышляет о том, с чего бы начать, потому что хаотичные мысли летают из угла в угол в его отбитой голове, которую с таким трудом удаётся держать на плечах. Командир решает начать с главного, с его точки зрения — приоритетного:       — Тэхён… очередной косяк за тобой, на этот раз достаточно серьёзный, — тихо и мягко говорит Чимин, даже не смотрит на рядового в непримечательной гражданской одежде. Не хватает зла кричать, укоризненно смотреть, пригрозить. Он понимает, что это бесполезно. — После смены ты сдал неисправный автомат в оружейную, поставил свою подпись в журнале дежурств…       — Этого больше не повторится, — сразу же отвечает Тэхён как по команде. — Да, я признаю, это серьёзный косяк. К наказанию готов, валяй. Чимин тушит окурок о пепельницу и отрывает взгляд от потолка, переводя его на нарушителя. Тэхён выглядит виноватым, полностью осознающим свой проступок.       — И всё же я тебе проговорю, — настаивает Чимин, считая, что его нравоучения не являются душной придиркой. — Когда ты ставишь свою подпись, ты даёшь гарантию, что перед сдачей ты его осмотрел. Ты даёшь гарантию, что оно исправно. Ты несёшь за это ответственность. Ты отвечаешь за то, что если кто-то в случае чрезвычайной ситуации его возьмёт, то не пострадает. Да, каждый солдат, который заступает на смену, проверяет оружие перед эксплуатацией, но что, если нет? Что, если не будет времени на проверку и придётся тут же стрелять? Солдат может пострадать. Знаешь, на моих глаза так глупо погиб один сослуживец ещё очень-очень давно. Просто взял, не проверил, и… произошла осечка. Он не знал, что оружие неисправно, потому что кто-то плюнул на технику безопасности. В итоге… погиб человек, получив пулю в голову из-за чужого похуизма. Своим косяком ты тоже можешь кого-то убить. Это понятно, Тэхён?       — Так точно, — добросовестно чеканит младший в ответ, поджав губы. Скоро он их точно сгрызёт. Чимин молча кивает и видит: Тэхён весь на измене, ему сложно стоять на одном месте, необходимо хоть как-то выплеснуть напряжение и волнение. Возможно, что-то или кого-то ударить… Наверняка он уже ненавидит себя за содеянное, а ещё его лучший друг терпеть не может ошибаться. В этом Чимин всегда находил сходства с собой.       — Знаешь, Тэхён, последнее время ты… Чимин глубоко вздыхает, чувствуя, как собственное недолгосрочное спокойствие заканчивается, он начинает раздражаться. Сердцебиение учащается. Становится тяжело размеренно и чётко доносить информацию. Чимин больше не может сидеть расслабленно, откинувшись на стул, прямо как тогда, когда Хосок делал ему минет. Чимин больше не может держать ноги закинутыми на стол. За пару секунд начищенные берцы шумно приземляются на пол, локти ударяются о стол, ладони перед лицом сцепляются в замок для лучшей концентрации. Командир уже готов устроить словесный расстрел, разминая шею и раскачивая голову круговыми движениями, однако Хосок, будто на своей шкуре ощутив неизбежное, резко и без разрешения срывается с места. Любимый молча, но демонстративно становится напротив, загородив обзор так, что Тэхёна за его спиной и не видно теперь. Хосок требовательно стучит ладонью по столу. Чимин смотрит на него исподлобья, злится, ведь его буквально прервали, но… он догадывается, чего именно от него хотят. Хосок снова стучит, не дождавшись реакции.       — Давай, малыш, сюда мне, ты же прекрасно меня понял, — шепчет Хосок по-доброму с лёгкой улыбкой. — Пока не отдашь, я не позволю тебе продолжать допрос. Техника безопасности. Как у нас дома. И всё же командир слушается, осознавая причины этих требований, не противится. Он выкладывает всё оружие, что при нём имеется, на стол: поднимает с пола арбалет, достаёт из кителя ножи, пистолет и даже чёртову гранату. Сдать оружие во время тяжёлого разговора — действительно необходимая мера, если учитывать вспыльчивость характера, мягко говоря. Чимин не считает себя настолько отбитым на голову, чтобы начать стрельбу в порыве, и всё же… Надо сдать. Хосок прав. Хосок в целом часто бывает прав. Командирское обмундирование тяжелее, чем вес его тела. Сколько всего он тащит на себе, готовый в любую секунду перейти в наступление. Мало ли что? А если сейчас нападут? Хосок тем временем бегло проверяет пистолет, заряженность магазина, достаёт патроны, прячет их по карманам своей балахонистой куртки, закидывает на своё плечо арбалет.       — Надеюсь, дополнительно шмонать тебя не нужно? — уточняет Хосок между делом.       — Я тебе зэк, что ли, чтобы меня шмонать? — язвит Чимин, не подумав, что кроме Хосока где-то там стоит Тэхён, который всё прекрасно слышит. — В заднице посмотри, мало ли, у меня там ещё одна граната, — и всё же находит в себе силы для юморески.       — Эх, Чимин… Значит, шмонать тебя не нужно. Теперь продолжай допрос, — сдержанно отвечает Хосок, а затем разворачивается и возвращается на своё прежнее место. Правда, теперь он стоит намного ближе к своему напарнику. Явно переживает за него. Чимину забавно, но он ощущает, как ему стало легче. Хосок в очередной раз забрал часть груза и утащил за собой. В этот раз оружие. Командир снова принимает свою устрашающую сосредоточенную позу, сидя за столом, и продолжает говорить:       — Так вот, Тэхён, с тех пор, как ты вернулся, ты… я даже слов подобрать не могу. Ты странно себя ведёшь. Где ты вообще находишься, объясни мне, блять? Где твои мысли? Какие к чёрту дисциплинарные наказания ты собрался выполнять, какие к чёрту обещания «этого больше не повторится», если это повторится! Я знаю это! Даже во времена, когда ты бухал как конченый алкаш, за тобой не было таких косяков. Никогда, Тэхён… никогда ты себя так не вёл. Теперь ты совсем не бухаешь, а проблем стало ещё больше! Как так? Я не понимаю, в чём дело? Давай обсудим. Вот прям все вместе, втроём, нашей конченой семейкой. — Чимин вскидывает руки, рисуя большой круг в воздухе, тем самым указывает на сплочённость. — Пока мы не выясним, что с тобой, ты так и будешь косячить, а это чревато. Я уверен, что пока ты не превратился в мертвеца, любую проблему можно решить. Если ты не справляешься сам, ну так почему ты молчишь? Я твой… командир и лучший друг, напоминаю. Поэтому докладывай. Точнее, рассказывай. Или мне выгнать третьего лишнего? — Чимин кивает на Хосока.       — Нет, нет… — отвечает Тэхён со смехом, топчась на месте. Чимин смотрит на него в упор. До чего же неестественный смех ему послышался — выдавленный. Командир цепляется за это. Наверняка причина странного поведения заключается именно в «третьем лишнем».       — Тогда чего ты мнёшься? Рассказывай. Тик-так, Тэхён, мои нервы уже на пределе, — напевает Чимин, постукивая пальцами по столу, слово перебирает ноты на фортепиано, однако для пианиста слишком экспрессивно. Клавиши под такими ударами разлетелись бы в щепки. Командир снова не получает никаких ответов. Тэхён даже не поднимает взгляда с пола. Чимин видит, как Хосок верным псом стоит рядом и пытается заглянуть в чужие глаза, не проронив ни слова. Вероятно, хочет передать своему напарнику какие-то телепатические послания. От командира ничего не ускользнёт.       — Долго ещё этот детский сад будет длиться, Тэхён? — не выдерживает Чимин, прекращая стучать пальцами, вместо этого сжимает ладони в кулаки. Всё раздражает, даже Хосок, который что-то там заботливо пытается сделать. — Кстати, меня не устраивают ваши хуёвые отношения. Может, причина в этом, Тэхён? Чего вы там не поделили?       — Ну мы же не можем тебя всегда устраивать, — подаёт голос смелый Хосок, сделав шаг навстречу. — Тебя в принципе сложно полностью устраивать.       — Слушай, не в этом проблема, — смеётся Чимин досадно, отвлекаясь от Тэхёна. — Давай по порядку тогда. Раньше я всегда понимал и видел, какие у вас отношения. Если вы ненавидите друг друга и хотите убить друг друга — я это видел и понимал. Если вы, блять, любите бухать вместе и, наконец-то, нашли общий язык — я это видел и понимал. А вот сейчас я уже ничего не понимаю. Вы возвращаетесь домой после вылазки, нежно спите в обнимку, а уже на следующее утро как будто не знаете друг друга? Тэхён стал хуже алкаша и при этом не пьёт! Как я должен это понимать?! Чего мне завтра ждать: вашей драки, а потом ваших трупов? Это что, затишье перед бурей? Я сначала подумал, ну поругались два долбоёба, всё стабильно у нас, но потом… На полигоне… То есть вы, типа, не разговариваете, обиженки ебучие, но при этом не можете подраться? Когда такое вообще было, блять? Это что ещё за хуйня? Вы почему мне мозги ебёте? Я же переживаю за вас!       — Мы сами разберёмся, Чимин, — ласково отвечает Хосок, оборонительно выставив ладони вперёд. — Мы не хотели ебать тебе мозги. Честно. Прости.       — Я, блять, вижу, как вы разбираетесь! — Чимин вспыхивает с криком, а затем поднимается и обходит стол, слегка облокотившись бёдрами на него для опоры. — Нихуя вы не разбираетесь! Меня заебал ваш детский сад! Сейчас мы будем разбираться! Чимин хочет подорвать допросную и всех, кто в ней находится. Хосок, как и всегда, достойно выдерживает ударную волну, а вот Тэхён… кажется, бледнеет. Теперь ещё больше ничего непонятно. Чимин практически чувствует, как его мозг дробится на кусочки. Совершенно не хочется орать, абсолютно нет никакого желания устраивать этот допрос. Он их, чёрт возьми, очень любит, но эмоции уже на пределе. Командир срывается и подлетает к Тэхёну, хватает его за щёки и заставляет смотреть в свои глаза.       — Говори, блять, или ты знаешь, что будет. Ты меня знаешь, Тэхён!       — Чимин, правда, ну не надо так! — вмешивается Хосок, однако Чимин его отталкивает в сторону и грозит, чтобы не совался больше. Командир не прекращает следить за младшим, а именно — каким взглядом он смотрит на Хосока. Взглядом, полным боли и сожаления. Стыда. Страха не за себя, а за своего старшего напарника. Пока Хосок, потерявший бдительность, наверное, впервые в жизни, возился и пытался вмешаться, Чимин ловко вытащил из его кармана пистолет. Вот так легко и просто. Оказывается, и Хосок может быть настолько беспечным? Теперь контуженая голова соображает коварный план. Неважно, как, но цели нужно добиться. Чимин поднимает дуло на Хосока, внимательно смотря на Тэхёна, и лишь убеждается в своей правоте — это действует куда хуже физической персональной пытки.        — Блять, да стоит у меня на него! Чимин, ты совсем ёбнулся? Убери ствол! — вопит Тэхён с влажными от слёз глазами, задыхается, понимая — лучше не шевелиться и даже не пытаться нанести удар, потому что на мушке именно его напарник, который… впрочем, выглядит спокойно. Более того, закатывает глаза, как будто не на него наставили оружие.       — Чимин, прекращай кошмарить уже, — говорит Хосок с озлобленным взглядом. Он осознаёт, что командир так шутит в своём искусстве довести до белого каления. Хосок с ним живёт в конце концов, и не такое бывало. Конечно, стрелять его взвинченный малыш точно не будет, однако инсценировать это — вполне. Если малыш хочет докопаться, то он действует любыми методами. А бедный побледневший Тэхён на это ведётся, не видит, что предохранитель даже не снят, да и магазин пустой. Хосок лично вытащил все патроны. Глупый мальчик ещё и невнимательным стал.       «И да… вы меня доведёте скоро. Оба», — вспоминает Хосок предупреждение Чимина. Оно происходит прямо сейчас, что ни на есть. Довели.       — Тэхён, на меня смотри, а не на него, — приказывает Чимин ледяным хриплым голосом и улыбается не от того, что довёл человека и тому поплохело, а потому что приближается к истине. — Последнее, что я хочу сейчас понимать, это твои тюремные жаргоны.       — Какие, блять, тюремные жаргоны? — возмущается Тэхён, прижатый к стене. — Я тебе сказал: у меня стоит на Хосока, что тут непонятного?! Ты таких слов не знаешь?       — Стоит… что? — Чимин задаёт самый тупой вопрос на свете. Конечно, он знает значение этих слов, однако мозг отказывается принимать подобную информацию, сказанную именно устами Тэхёна, радикального гомофоба. Думал ли об этом Чимин? Да. Верил ли он в это по-настоящему? Нет.       — Да член, блять! Чимин! Член стоит! Ты отсталый?! — орёт Тэхён.       — М-м-м, — тихо тянет командир, сжав губы, и отпускает проговорившегося. Поднимает ладони, чтобы показать безоружность — никаких физических разборок точно не предвидится. Затем он поворачивается к Хосоку, смотрит на него задумчиво, хмурится, и обращается уже к нему: — А ты чего такой на расслабоне? Ты знал?       — Подозревал, — честно отвечает Хосок.       — Вы трахались?       — Боже, нет. Мы…       — Тихо, заткнись. Оба — ни слова больше. Командира слушают — ни слова больше не говорят. Слишком сильное напряжение в допросной, а Чимин не понимает, как ему реагировать. Столько всего и, самое главное, сразу: злость, искреннее сожаление Тэхёну, потому что может его понять, мерзкое ощущение предательства и в то же время облегчение, словно радость какая-то, но… Не проконтролировал. Чимин и не думал, что в их обстоятельствах непрекращающегося выживания необходим контроль в сердечных делах. Тем более Тэхёну, который, видимо, окончательно свихнулся. Теперь командиру всё понятно. Он отдаёт пистолет Хосоку, а затем бухается обратно за стол. Улыбка на лице странно ползёт с будоражащим вопросом:       — Тэхён, так ты латентный всё-таки?       — Нет, — он отвечает строго, но замирает. Кажется, боится и вздохнуть.       — А как тогда, по-твоему? Ну, бывает… Сложно осуждать, у меня тоже на него, как ты уже знаешь, стоит.       — Чимин, блять, не смешно, — Хосок влезает в разговор. На самом деле его сердце от волнения колотится так, что скоро разорвётся грудная клетка. — Послушай меня, я в этом виноват, потому что я к нему полез, не он. Он не хотел, но я это сделал. Мы были…       — Что?.. — Чимин снова мгновенно вспыхивает, а понимание и будоражащие реакции тухнут. — Что значит, «он не хотел»?       — Он был в беспомощном и не совсем в адекватном состоянии, когда мы в машине…       — Заткнись, Хосок, фу, блять, — сквозь зубы перебивает Чимин, шумно выпуская воздух из надутых щёк и трогая свой лоб, словно температура поднялась. Каждое слово по голове будто молотом бьёт, не получается много выдерживать — ещё одна фраза от Хосока и череп лопнет. Хорошо, что оружие забрали, а иначе застрелил бы на месте своего дикаря. Неужели Хосок из тех, кому сложно удержать член в штанах? Неужели всё это время он жил с уродом? Хосок прекрасно знал, что для Тэхёна тема гомосексуальности очень неприятная, и всё равно так мерзко поступил? Чимин тоже знал, по этой причине всегда был осторожен со своим другом. Итог: Тэхён теперь боится своего напарника. Обоснованно. Командир невольно вспоминает… В ту ночь, когда они встретились с Хосоком в лесу, он перегнул палку своим давлением и навязчивостью, однако без согласия и пальцем не тронул. Это был пусть и агрессивный, но флирт. Хосок оказался совсем не против, чтобы ему как следует отсосали, отказа не озвучил, а ведь Чимин спрашивал несколько раз. Теперь…       — Кхм, Тэхён, а что с насильниками делали на зоне?       — К чему ты это спрашиваешь? — непонимающе кривится Тэхён.       — Давай твоими методами решать вопрос. Одного понять не могу: почему ты его всё ещё не убил за такое? Ходишь, молчишь, прячешься, сюсюкаешься с ним в бою… Это же совсем не по твоим понятиям, да и в принципе не по каким. Глаза Тэхёна округляются от услышанного, он приходит в себя моментально, делая шаг вперёд, смотрит на Хосока — тот так и молчит, стоит сбоку, слушает, словно его здесь нет. Взгляд пустой, как у мертвеца.       — Что?.. Что ты сказал?! — не выдерживает Тэхён своих эмоций.       — Я говорю, что насильников нужно наказывать, — поясняет Чимин очевидное совершенно спокойно.       — Не понял… Это ты про Хосока так говоришь?       — Ну да. А кто он? Если ты был против, а он полез против твоей воли…. Это насилие, а он — насильник. Я не уследил, получается, — делает вывод Чимин разбитой интонацией. Слова, которые он произносит, даются непосильно тяжело, однако обязанность констатировать логические заключения никто не отменял. В то же время Чимин не верит в это.       — Сука, блять, ну я так и знал, что у тебя начнётся очередная шизуха… — шепчет Тэхён, схватившись ладонью за щёки, которые несколько минут назад сдавливал Чимин. Происходящее не укладывается в голове. Ещё немного и он точно сейчас взорвётся. Невозможно больше стоять там, в стороне. Нет, необходимо подойти к отбитому командиру с его отбитыми выводами. И Тэхён срывается с места, наклоняется, ударив кулаками по столу, нависает над главнокомандующим. Теперь это не скрытая угроза, а самая открытая из всех существующих.       — Если ты мне доверяешь, то просто заткнись сейчас, ты несёшь полную чушь! Ты пожалеешь об этом, поверь мне! Ты понятия не имеешь, о чём ты, сука, говоришь! Не смей про него так говорить. Никогда! Ты даже не выслушал полностью! Что ты за человек такой?! Ты привёл нас сюда на допрос… Окей, охуенно, мы тебе отвечаем, но ты не даёшь объясниться, ты, блять, затыкаешь! Что за допрос такой, на котором ты даже не слушаешь? Как ты можешь говорить такую мерзость о человеке, которого ты любишь?! Разве я тебе сказал, что он меня изнасиловал? Нет, я такого не говорил! Я сказал, что у меня стоит на него! Алло! Приём, товарищ! Как ты, блять, можешь… — у Тэхёна воздуха не хватает, чтобы продолжить кричать, буквы в слова не складываются, а слова — хоть в какие-то предложения. Предел гнева от несправедливости достигнут. Он хочет разорвать Чимина за его поганый язык, а этот новообретённый инстинкт защиты своего напарника разрывает психику. Больше всего злость берёт за Хосока, который даже не встревает в разговор, чтобы… хоть что-то сказать? Оспорить? Почему нельзя командира перебить? Кто сказал? Тэхён может, он это и делает как чёртов адвокат на суде. Чимин, себе на удивление, сидит невозмутимо и терпеливо. Он смотрел всё это время на Тэхёна, который сверху кружил, точно коршун. Правда, крылья свои так и не распустил. Не ударил. Держится до сих пор. Точёными размашистыми жестами сгребал воздух, пытаясь что-то доказать и обвинительно тыча указательным пальцем. Чимин поглядывал на обречённого Хосока, смирно стоящего у железной двери. Убитого, кажется. Больно. Невыносимо больно.       — М-м-м… интересно, — монотонно комментирует Чимин, продолжая смотреть на взбешённого Тэхёна. Пусть младший бросится прямо сейчас, если сильно хочет. Командир принял такое решение, однако этого не происходит. Коршун не нападает, но от его присутствия даже Чимину становится не по себе. Вот это ярость… Она ещё хуже и сильнее, чем физические увечья. И всё же Чимин продолжает спокойно говорить, не теряя самообладания:       — А как человек, которого я люблю, смотрел мне в глаза и говорил, что тебя никто не трогал… Говорил, что с тобой точно ничего плохого не случилось, но при этом сам же до тебя домогался. Это… как?       — Да не было, блять, такого! В смысле, это было, но не так! Да не трахались мы, в смысле, Господи, блять… Ты слышал меня вообще?! — орёт Тэхён, схватив командира за грудки и потащив вверх. Не выдержал. Терпение лопнуло. Трясёт Чимина, пытаясь достучаться без кулаков. — Хосок просто идиот, он не с того начал говорить! Ебучая Мать Тереза! А ты, блять, его не выслушал! Сука! Ты не так всё понял! Но… я правда виноват в том, что он мне… он мне, блять, нравится! И это всё! Никто больше ни в чём не виноват! Очнись уже, выслушай, дай ты сказать!!! Чимин даже не сопротивляется, пока Тэхён его мотает из стороны в сторону через стол, но на своих ногах стоит уверенно. Он начинает смеяться. Это ненормально. Голова раскалывается: Хосок говорит, что Тэхён не виноват, а Тэхён говорит, что Хосок не виноват. Кто виноват в таком случае? Что в принципе происходит? Напарники расходятся в своих показаниях, вместе с тем есть одно очевидное сходство — они защищают друг друга. Чимин приходит в себя, когда чувствует, как задницей приземляется обратно на стул. Тэхён его швырнул со словами: «Я тебя уже ненавижу!». Заметно, какие титанические усилия прикладывает друг, чтобы не ударить из чувства любви, разумеется. Если завяжется драка, то неизвестно, чем закончится. Ничем хорошим уж точно. Всё стабильно. Тишина в допросной, и только Тэхён в ней мечется как загнанный зверь, шуршит своими ботинками. Дайте ему уже кого-то ударить. Хосок тем временем на фоне срастается со стеной.       — Я не готов сейчас вас слушать. Может, я не прав… Уж простите меня, такого монстра, что я не понял… Что мой мужчина почему-то домогается до моего лучшего друга против его воли, а мой лучший друг почему-то ещё и в тайне дрочит на него. Свободны. Оба, — говорит Чимин сухо и отмахивается, словно ничего не произошло. Словно ничего этого не было. Не желает больше никого видеть. Он тоже приложил титанические усилия, чтобы остановиться и не усугубить и без того пагубную ситуацию. Впервые допрос заканчивается настолько безрезультатно. Впервые командир отказывается от борьбы, от желания довести дело до конца.

«Ты даже не выслушал полностью!»

«Ты пожалеешь об этом!»

«Если ты мне доверяешь, то просто заткнись сейчас…»

Чимин всё ещё доверяет своему лучшему другу, а его слова обрывками проносятся в голове. Они действуют как отрезвитель, взывают к разуму. Эти двое не слушаются приказа, не уходят. До сих пор стоят. Злости хоть отбавляй, но несмотря на это Чимину её не хватает, чтобы отдать приказ ещё раз, проораться, в конце концов, для особо одарённых — уходите! Вместо этого Чимин встаёт, поправляет своё обмундирование, забирает оружие, закуривают сигарету и сам направляется к выходу. Раз так.       — Если кого-то увижу из вас — убью. Хосок, тебя это касается в первую очередь. Не иди за мной, — говорит напутственное Чимин, прежде чем хлопнуть дверью и оставить именитых напарников в допросной. Плевать, пусть делают, что хотят. Хосок ошарашенно переглядывается с Тэхёном. Они приходят к немому согласию — командира действительно не стоит сейчас трогать, нельзя за ним идти. Они остались живыми — это уже достижение.

***

Koda — no turning back

      Тишина резала уши. Хосок так и стоял у двери, смотрел на командира, но уже в лице Тэхёна, который уверенно занял трон: расселся, закинув ноги на стол и потягивая сигарету. Они остались здесь вдвоём. Атмосфера удушающая, тяжёлая, хоть и воздуха в помещении предостаточно. Ощущение разбитости размазывало по обшарпанным стенам, забираясь в душевные трещины. И вроде бы пришла пора расходиться, допрос закончился, как только Чимин покинул пункт, однако ни Хосок, ни Тэхён не собирались уходить отсюда. С другой стороны, им непонятно: а что теперь делать?       — Я ведь тебе говорил, что твоя правда никому нужна… — Тэхён разбивает тишину нравоучением, медленно выдыхая дым кольцами в потолок. Хосоку голос напарника слышится очень громко, хоть и интонация почти на уровне шёпота. — Я тебе говорил, что Чимин не будет слушать. Теперь ты в его глазах хуже тех ублюдков из психушки. Заметь, ему даже на меня похуй, похуй на то, о чём я говорил… Про тебя. Хосок молча кивает в ответ и соглашается, наблюдая за чужим замешательством. Вроде младший ведёт беседу с ним, но ощущение, словно сам с собой разговаривает. Хосок прекрасно понимал, чего боялся Тэхён: разоблачение позора в симпатии, которая неуместна ни при каких обстоятельствах. Наверное, Тэхён ожидал скандала из-за ревности, где Чимин бы его уничтожил. Ведь как это так? Лучший друг посмел положить глаз на чужую собственность. Однако Тэхён верно подметил: для Чимина далеко не это оказалось главной проблемой. Командир, кажется, и вовсе проблемы не увидел, в какой-то момент даже был по-детски любопытным, игривым со своими вопросами. До тех пор, пока… Хосок не вставил своё слово и не перенаправил всё внимание на себя, понимая, что Чимин многого о Тэхёне не знает. Невозможно было смотреть, как младший мучился из-за вопросов «латентности». Хосок просто не мог позволить этому продолжаться, словно Тэхён с пустого места начал странно себя вести. Слово Тэхён с пустого места начал испытывать чувства. Словно Тэхён в один день проснулся и услышал противный глас Божий. Или же Дьявольский? Разницы никакой, впрочем. Словно только единственный Тэхён виноват в случившемся — по крайней мере, именно так тот вёл себя на допросе, всячески выгораживая напарника. Нет же. Всё было не так. Сегодня Хосок прекрасно осознал свой разрушительный вклад и ответственность, а именно — инцидент в период их самой сложной вылазки. После головокружительного и громкого признания Тэхёна, ситуация для Хосока прояснилась. Вместе с тем это не отменяет шока: настолько не вяжется, не укладывается в его голове, хоть и были подозрения, что он решает уточнить этот момент прямо сейчас. Пока не ушёл.       — Меня волнуют два вопроса, Тэхён, — наконец, Хосок вылезает из своих мыслительных логических и нелогических цепочек. Он медленно шагает к напарнику, наклоняется, упершись ладонями на стол, тем самым нависает над ним.       — А тебе не кажется, что допросов на сегодня предостаточно? — невозмутимо спрашивает Тэхён со вскинутыми бровями, продолжая разваливаться на командирском рабочем месте. Хосок вновь видит, как тот изображает из себя непробиваемого солдата, однако взгляд неспокоен, мельтешит, его руки сложены на груди, фигура немного вжимается в спинку стула. Младший как может отстраняется, однако Хосок наклоняется ещё ниже.       — Нет, мне так не кажется, мы так и не поговорили с тобой. Чимин опередил, я прям как в воду глядел.       — Думаю, уже всё понятно… И ты получил от меня то, что хотел. Или я не прав? — Тэхён продолжает быть непробиваемым, удерживая зрительный контакт.       — Всего два вопроса, — не унимается Хосок, не отстраняется и на миллиметр подальше от напарника. — Первый: ты же это сказал неспециально, чтобы защитить меня перед Чимином? Имею в виду, что я тебе… нравлюсь.       — Больно надо мне тебя защищать и такую дичь выдумывать… — Тэхён выплёвывает слова с недовольством, сдаётся, уводя взгляд в сторону. Хосок лишь убеждается ещё раз, чтобы утрамбовать этот факт в своей голове. Мысленно он переводит ответ напарника: «Ты действительно мне нравишься, но мне невыносимо сложно сказать тебе об этом, а ещё я всегда буду защищать тебя».       — Хоть этого и не нужно было делать, но спасибо, что заступился. На зоне тебя бы зашкварили за такое, да даже если бы ты просто заговорил со мной. К насильникам не подходят и рядом не садятся. Правда, Тэхён… спасибо.       — М-да уж… Опущенный заступается за насильника-педофила… Комедия года, блять! — Тэхён нервно посмеивается, покачивая головой и театрально хлопая в ладоши, а затем успокаивается и продолжает говорить: — Меня бы и без тебя зашкварили, это, во-первых. Во-вторых, мы не на зоне. В-третьих, ты не насильник-педофил. В-четвёртых… Старый ты, сука, идиот… Боже, ну почему ты такой?!       — Да, это уж точно, — Хосок смеётся в ответ по-доброму и одновременно отчаянно. Наконец, он отходит от стола на шаг, образует дистанцию, даёт личное пространство им обоим. — Я всю жизнь идиот, а за годы в тюрьме всё стало ещё хуже, я уже и не говорю про апокалипсис… Тебе ли не знать.       — Блять, тебя же так вымораживает клевета, ну так почему ты в этот раз!.. — не договаривает Тэхён, сверля пронзительным взглядом, полным боли. В интонации чувствуется такая обида, словно оклеветали именно его. Младшему за себя нисколько не обидно, только за своего напарника.       — С Чимином можно нормально поговорить, просто нужно было переждать, когда он успокоится, дать ему пропердеться. Поэтому я и молчал. Поверь, я научился с ним общаться и делать так, чтобы он меня слушал и слышал. Но для этого нужно сначала дать ему высказаться.       — Поздравляю, блять… Вот только я с этим не согласен. Раз ты научился, тогда почему не скажешь всю правду о себе? Очень хороший вопрос задаёт Тэхён, с которым ему сложно поспорить.       — Я… — тихо тянет Хосок, странно обняв себя руками и сощурившись. Он стоит перед вторым командиром, перекатывая вес своего тела с одной ноги на другую, и всё же честно признаётся: — Я не уверен, что в этой теме Чимин меня услышит. Я этого боюсь. Очень боюсь.       — Правильно, я бы на твоём месте тоже боялся. Я и сам… боюсь говорить про себя то, о чём знаешь только ты. Ну, ты понял… — кивает Тэхён, затушив сигарету, а затем устало вздыхает, подперев рукой подбородок и навалившись корпусом на стол. И теперь Хосок уже не видит непробиваемого и непревзойдённого солдата. Тэхён стучит ботинками от нервозности, выглядит ужасно ослабленным, сорвав маску, стоило Хосоку приспустить свою.       — Ничего не бойся, Тэхён. Тебе и нечего бояться по факту. Всё будет хорошо, — Хосок говорит ласково, и будь это другая ситуация, другие обстоятельства, то непременно бы обнял, столько бы всего сказал. Однако сейчас он при всём желании не может позволить себе этого сделать, зная правду о чужих чувствах, о своих чувствах, далеко не дружеских, и учитывая своё как никогда отвратительное положение. Хосок признаёт, что он самое слабое звено в этой пищевой цепи. На верхушке стоит Чимин, и Хосок планирует дать ему себя сожрать. Тэхён хватается за голову, оттягивая свои каштановые отросшие волосы, которые так и не сбрил после возвращения, а ведь хотел, планировал… Он сверлит пустым взглядом стены. Хосок видит чужие мучения, думая только о том, каким образом всё остановить. Необходимо решить ситуацию уже хоть как-то, даже если ничем хорошим это не закончится.       — Второй вопрос, Тэхён, последний, но важный. — Хосок подходит, чтобы быть ближе и оказать поддержку по меньшей мере напоминанием о своём присутствии здесь. — Из всего услышанного от Чимина я только одного не могу понять… Он сказал, что мы с тобой нежно спали в обнимку. Это когда такое было? Где? Неужели у меня настолько память отшибает?       — А… да, — морщится Тэхён, словно это одно из самых отвратительных воспоминаний. — Я, честно говоря, думал, что мне приснилось, но нет… Мы тогда после бани сидели у вас дома, я уснул на кухне, а Чимин вернулся и закинул меня на кровать. К тебе… м-да. Он пялился на нас, получается, даже спать не ложился. Рано утром я ушёл.       — Странно, он мне ничего не говорил об этом, — искренне удивляется Хосок с округлёнными глазами. Он ошарашен.       — Ты дрых, тебя было невозможно разбудить! — посмеивается Тэхён.       — Так не в этом дело! Я имею в виду, что он потом ничего даже мне не сказал! Ладно, не суть… — отмахивается Хосок, а затем медленно разворачивается, смотря на дверь и планируя покинуть допросную, но перед этим мягко говорит: — Иди домой, Тэхён, уже поздно, ни о чём не переживай. Всё будет хорошо.       — А ты куда? — Тэхён начинает заметно суетиться, из-за чего вскакивает и обходит стол.       — К Чимину, куда же ещё, поищу его.       — Нет, блять, ну ты реально отсталый?! Ты смерти ищешь? Сказано же было — не искать! Оставь его в покое! — Тэхён злится и вспыхивает агрессией, повышая голос, однако ничего не делает, чтобы остановить намерения напарника.       — Прошло минут сорок или час, этого достаточно. Чимин уже остыл. — Хосок смотрит на несуществующие часы на своём правом запястье. — Я хочу ещё раз поговорить с ним. Не нервничай, Тэхён, мы с Чимином через многое проходили, причём далеко не самое хорошее в том числе. Но мы любим друг друга, мы всё ещё вместе. Наверное, — последнее звучит слишком неуверенно.       — Но…       — Я не маленький мальчик, Тэхён, — не даёт договорить Хосок, топчась у выхода, — за себя постоять могу в случае чего. Если ты намекаешь, что я беспомощный перед Чимином… То не в этот раз, той ночи с моим вспоротым животом больше не повторится. Иди домой, за меня не волнуйся, за Чимина тоже. Да и конкретно мы с тобой и не через такое проходили, бывало и хуже. Ничего же, живые до сих пор. Уж с Чимином-то я справлюсь, если взбесится.       — Ну почему ты такой идиот?! Хотя, знаешь… Да пошёл ты, блять, — цедит Тэхён сквозь зубы, смирившись. Кроме брани никакие другие слова не подбираются, ярость застилает и душу, и разум.       — Да-да, я и иду. Прости меня за всё. И ещё, Тэхён… Ты не одинок в своих проблемах, не только ты виноват, — говорит последнее Хосок, прежде чем закрыть за собой дверь и решительно исчезнуть.       — Что это, блять, значит?! — кричит Тэхён вдогонку, однако пояснений на этот раз не получает. Хосок действительно ушёл, оставив его одного смотреть на одинокую тусклую лампочку на потолке, свисающую на проводе. В допросном пункте никогда ничего хорошего не происходило, но сегодня для Тэхёна перебор. Он понимает, что не только для него.