Шёпотом

***

Woodju feat. Lantsberg — Sod's Law

      Тьма на улицах общины, свет горит разве что в трёх домах. Ни одной живой души больше не гуляет ночью по территории, за исключением дозорных, с долгом выполняющих свою работу. Все мирно или не совсем сидят в своих пристанищах после восьми часов вечера — таков новый приказ. Командующий ужесточил и перекрыл воздух каждому живущему.       — Скучно как-то стало, да? — шепчет Чимин, расслабленно шагая по земле, оглядывается по сторонам, чуть сощурившись. Большим пальцем натирает ремень, что врезался в плечо и держит вес арбалета, ударяющего в поясницу. — Пустовато. Сложно чётко видеть в темноте, и всё же любое движение в пространстве ему заметить довольно просто. В восстановленных теплицах на вспаханной земле горит тусклый свет, являясь своего рода путеводителем в этом непроглядном царстве, пока ещё не мёртвом. Затем поднимает голову, убеждаясь, что вышка со сторожевым не пустует, кем-то убитый там тоже не лежит.       — Как по мне — идеально, — шёпотом тянет Хосок, улыбаясь, идёт рядом и поддерживает медленный прогулочный темп. Постукивает по своему колену тупой стороной лезвия мачете, абстрактно обозначая ритм шага. По сторонам не оглядывается, предпочитая смотреть вперёд или же на своего напарника сегодняшней ночной смены. Закуривает, с облегчением выдохнув терпкий дым, к которому успел привыкнуть. Они обошли уже восьмой круг по периметру, внимательно наблюдая за ничем не происходящим, преимущественно ближе к стенам держатся. Скоро схема маршрута изменится.       — Ну, тебе лишь бы как обычно. Понимаешь, днём веселее, ходишь, наблюдаешь за людьми, разговариваешь, а там дети бесятся ещё… Понимаешь? — Остановился на секунду, вытянув руку и тормознув своего собеседника. — Нет, не понимаешь… — тяжёло вздохнув.       — Ты сам сделал этот комендантский час, Чимин. — Обхватывает его напряжённую ладонь, а затем прижимает к своей груди, массируя пальцами чужие костяшки. Удерживает тлеющую сигарету в губах. — Отмени или сделай хотя бы с десяти часов.       — Хосок… — Обходит и не даёт пройти дальше, заграждая путь. — То, что ты надел военную форму, не даёт тебе никаких привилегий. — Второй рукой поправляет чужой ворот камуфляжной куртки, идеально сидящей, а затем рывками опускает вниз, заставив немного склониться.       — Как это, не даёт? — Хосок ухмыляется и нарочно выдыхает дым в лицо. Сильнее сжимает ладонь Чимина, резко заводя её за свою спину, отчего парень пошатнулся и тут же попятился, дабы не удариться лбом. Не успел командир опомниться, как почувствовал укус на шее и прикосновения на бёдрах, сминающуюся ткань своих брюк из хлопка боевого раскраса под чужими пальцами.       — Ты прав, всё-таки есть одна привилегия… Снять её с тебя, понизить в звании. Я бы даже сказал, унизить. — Чимин нехотя выпутывается из плена Хосока, но тот и отпускать не хочет. — Отставить! Блять, пошли уже.       — Ты делаешь из себя такого серьёзного, меня это всегда смешит! — Лишь крепче сжимает в объятиях, сильнее прокусывая кожу шеи. — Разрешите мне унизить вас, командир?       — Кошмар, ну ты и провокатор, — Чимин пробирается к животу, сжимая любимую часть тела и даже выкручивая её.       — Вовсе нет, — Хосок морщится, но ему совсем не больно, скорее, неприятно. Вместе с тем никогда не одёргивает мягкие руки и разрешает им месить себя, точно тесто для выпечки. У Чимина непрекращающийся тактильный голод, который не проявляется лишь на людях или на посту, как сейчас, потому что ограничивает себя в вольностях. Не прошло ни одного дня, чтобы они не спали в обнимку, не доставляли друг другу сексуального удовольствия, хоть и смены могли не совпадать. За стенами на вылазках короткой дистанции бывало дичайше экстремально, опасно, грязно, неудобно, но всё же это время превращалось в убогие свидания, заменившие походы в рестораны, кино и другие места, куда обычно ходили люди для совместного досуга. Когда-то. За «забронированным» столиком в какой-нибудь придорожной кафешке, дружелюбный официант не приносил заказ, а противно рычал со стекающей гнилью изо рта в бешенстве. Гостю это не понравилось, поэтому, не вставая со скрипучего стула, снёс ему голову за такой отвратительный сервис, с грохотом швырнув её на стол со словами: «В этот раз за мой счёт. Расслабьтесь и ни в чём себе не отказывайте». Чимин, сидящий напротив, спокойно смотрел на их разлагающийся «обед», поданный столь элегантно в одичалом стиле Хосока. Рядом с отрубленной уродливой головой он положил свой мачете, пояснив: «Это столовые приборы. Приятного аппетита». Чимин театрально подыгрывал и тёр ладони, изображая аппетит. Он не мог не влюбиться ещё раз после подобных «ухаживаний» и знаков внимания. В общем, сходили с ума вместе и смеялись от такой головокружительной романтики с мертвечиной. Они старались выжимать всё из дня, часа или минуты, пребывая в моменте и подстроившись под вынужденные обстоятельства гуляющей Смерти. Выполняя миссии, создавали из них совместные воспоминания. История, о которой бы Хосок хотел кому-нибудь и когда-нибудь рассказать. Вспоминает и сейчас, как никогда в жизни боясь открыть глаза.       — Я втащу тебе сейчас! Отставить, говорю.       — Так точно, командир! — начинает смеяться и тут же отпускает, толкнув в грудь. Они продолжили идти дальше и пинать друг друга, будто сбежавшие с уроков школьники, слегка взъерошенные после кратковременной недодраки.       — Так-то лучше, рядовой, — еле сдерживает улыбку для приличия и прочих норм уставного поведения, и ведь показывать напускное не перед кем на данный момент. Хосок прекрасно понимает, что если Чимин на полном серьёзе начнёт бой — будет сложно, и с его военной подготовкой поспорить неуместно, разве что в крайнем случае. С Тэхёном ему тоже было нелегко, с учётом, что выдрессированный юнец еле на ногах стоял от усталости и замученности на парной миссии. Их выдержка, физические данные и возможности совершенно на другом уровне. Хосок старается соответствовать, посещая общие военные тренировки, хоть и сам далеко не слабак. Во главе тех тренировок стоит самый страшный отбитый контрактник в прошлом, и ещё хуже — в нынешнем. Любимый Чимин ему устраивает инсульты в инфарктах своим звонким голосом, подсчитывая количество выполненных упражнений. Ходит с высоко поднятой головой и прямой осанкой, внимательно поглядывая, не решил ли кто-нибудь схалтурить. Хосок никогда не халтурил, наблюдал лишь едва заметную ухмылку в свою сторону и безукоризненное временное безразличие, пока тот невзначай проходил мимо. В упоре лёжа стекал пот на землю, а внутричерепное давление било в виски под очередные команды. Чимин мог прикрикнуть на кого-то для бодрости или пнуть с ноги как мешок картошки своими начищенными берцами.

«Это ебучая армия!» — грозно заявлял он, демонстративно вышагивая. — «Выжимаем из тела максимум физической выносливости. Это единственное, что спасёт жизнь в нынешних обстоятельствах, напоминаю!»

За две недели Чимин быстро смог подняться на ноги и прийти в былую форму, пусть и недостаточно набрав в весе. Уже на третий день оклемался и в тлетворно истощённом состоянии начал наводить дисциплинарные новые порядки. Всё разрушенное восстанавливалось, казалось, само по себе, муравейник заработал как швейцарские часы. Толком ещё на ногах уверенно не стоял, но в допросную начал вызывать всех, и с одним из них провёл переговоры с особым пристрастием, по жестоким военным догматам психологического и физического насилия. Хосок даже таскал Чимина на себе под бойкие слова: «Тренировка с грузом!». Это вызывало смех, потому что ему сложно было назвать вес и комплекцию Чимина «грузом». Труднее было приседать, когда командующий буквально садился на плечи, зажимая бёдрами шею со смехом: «Четырнадцать… Пятнадцать. Всё ещё пятнадцать и… пятнадцать! Хосок, это пятнадцать, а не шестнадцать! Оставить спор и полный присед — марш!». И всё же… С возвращением командира и его команды народ стал шуганным, менее сговорчивым. Место, что кипело Жизнью, напоминавшую до случившегося Конца Света, стало похожим на тюрьму. Люди своими выражениями лиц чаще отражали разбитость, пустоту или скорбь. Кто-то умудрялся выдавливать позитивные эмоции, и лишь один Хосок светился от счастья по-настоящему, кажется, впервые.       — … короче, эту книгу еле как смог сохранить, она уже и так разваливались. Я склеил корешок и положил на солнце, но у меня руки из задницы, клей растёкся и поэтому она стала какого-то жёлто-зелёного цвета… Потом посмотрел, подумал, что выглядит как будто так и надо! — Чимин шепчет по дороге, увлечённо рассказывая очередную историю. — Ты же читал «План Эскапизма», пока меня не было? Да? Хосок молча кивает в ответ, насторожившись. Резко остановился, медленно поворачивая головой сначала в одну сторону, затем в другую. Фокус зрения сместился на пространство ночной улицы. Чимина ничего не смутило, он по инерции встал рядом и продолжил:        — Знаешь, я вот хотел поделиться с тобой кое-чем, только не говори мне, что я ебанулся, я и так знаю. В общем, в этой книге у персонажа… Хосок закивал, показывая свою бесконечную готовность слушать, но перебил, приложив указательный палец к пухлым губам напротив, а затем и к своим. Чимин возмущается, нахмурившись, в землю врос как вкопанный, ни шагу в сторону не отступает. Безмолвный приказ, призывающий к тишине.       — Дай сюда, — едва слышно шепчет Хосок, подгоняя жестами. Стягивает арбалет с чужого плеча, а затем отдаёт Чимину свой мачете, сорвавшись с места на полусогнутых. Командир за ним следует молча. Пробежав пятнадцать метров, они достигли местного кладбища, что с недавних времён и событий стало свежим как никогда. Остановившись, Хосок поднял арбалет в прицеле, пытаясь усердно всмотреться в нечто шевелящееся и кряхтящее между могил. Чимин внезапно побежал вперёд напролом с мачете в замахе, предпочитая не держать дистанцию, а действовать сразу и наверняка.       — Стой! — кричит в голос, догоняя, однако тот не останавливается, поэтому Хосок выпускает стрелу, предупредительно попавшую в землю, прямо под чужие ноги.       — Твою ж, — Чимин отпрыгивает назад ловко, обернувшись, — ты охуел в меня стрелять моим же оружием?!       — Да стой ты! Это живой! — Хосок и сам тем временем опускает оружие, всё ещё пытаясь всмотреться. Он никогда не спутает мертвеца с человеком. Изначально планировал на дистанции обезвредить, но за отбитым, бывает, сложно поспеть. — Это же…

Exitmusic — The Cold

Чимин тяжело вздыхает, сильно сжав кулаки и подняв их перед своим лицом. Пытается совладать со своей нахлынувшей яростью. Выдёргивает стрелу, забирает у Хосока арбалет, вернув ему мачете. Задержав дыхание, закрывает глаза на мгновение и расправляет спину, а затем медленно заходит на территорию.       — Блять… Нет, ну ты посмотри на него! Чимин присаживается, из-за чего голова теряется из виду среди деревянных крестов и других памятников, сделанных из подручных средств. Хосок следует за ним вглубь миниатюрного могильника, аккуратно обходя захоронения, а затем застаёт поистине печальную картину. Она заставляет его душу сжаться.       — Я чуть не прикончил тебя! Тэхён, сука, подъём! — Чимин трясёт за плечи валяющееся на спине тело в грязных лохмотьях, одной ладонью вцепившееся в подножие креста с чьим-то именем. Во второй руке пустая стеклянная бутылка. Именно от неё повеял запах спирта, ударивший в нос Хосока. Не добившись реакции, Чимин поднимает голову со скривившимся лицом.       — Он в умат бухой, просто пиздец! — Хватает за грудки балахонистой рубашки, поднимает и тянет вверх, усаживая. Снова начинает трясти, однако тот только кряхтит в ответ со стекающими слюнями, шмыгает. — Я тебя уже и так отстранил, а ты снова ослушался приказа?! — Замахивается и ударяет кулаком в лицо, придерживая за шею, чтобы тот не упал от нокаута. Ещё немного и бухнется снова на спину. — Почему не днём?!       — Не хочу днём, я хочу один, без людей… — мямлит Тэхён, вытирая трясущейся рукой выступившую кровь из носа. Успел почувствовать привкус отрезвляющего железа на языке. Хватается за свою бритую голову, натирая пальцами виски. От лохматых длинных волос ничего не осталось. Чимин вспыхнул как спичка, заходясь в агрессии, пытается привести в чувства, достучаться до пьяного и убитого сознания. Хосок, наблюдая за происходящим, понимает всю тщетность. Вот только командир как костёр продолжает разгораться на глазах, готовясь в очередной раз грубой силой выбивать дерьмо. Всегда ли Чимин был таким? Знал, что он отбитый на голову, и в то же время считает, что с возвращением его нервы стали совсем ни к чёрту. Особенно с Тэхёном, даже если его имя случайно упоминалось при разговоре. Разговор этот не продолжался, Чимин сразу же переводил тему.       — Остановись, хватит! — Хосок, не выдержав, подбегает сзади, схватив чужой кулак со спины, остановил тем самым надвигающийся удар. — Он после твоего допроса ещё не отошёл, хватит! — Чувствует сопротивление рывками, поэтому в ответ им прилагает бóльшие усилия, чтобы сдержать. Окольцовывает шею в удушающем захвате, оттаскивая от несчастного и столь беспомощного в эту минуту.       — О-о-о! — радостно прорезается хриплый голос. — Ты снова пришёл меня спасать?.. — Тэхён качается из стороны в сторону и смеётся, пытаясь усидеть на земле. Затем замахивается и швыряет бутылку, из-за чего не удерживается и валится на бок. Звука битого стекла не последовало, лишь глухой стук. Сгребает пальцами могильную землю, которая так сильно притянула его к себе снова. — Мне кажется, я не попал, блять…       — Я тебя сейчас убью нахуй! — в бешенстве кричит Чимин и вырывается изо всех сил. — И тебя тоже, блять, отпусти! — Бьёт чётким ударом с локтя в живот Хосока, заставив загнуться, а искры — лететь из глаз от боли.       — Да забей ты, — смеётся Тэхён, наблюдая, как не теряют попыток остановить Чимина. — Ой… ну ты попал. Возня длится ещё секунд двадцать, после чего хватка ослабевает и Чимин срывается к могиле.       — Командир, — Тэхён выставляет ладонь вперёд неуклюже, и всё же оборонительно, — а ты свою дочь такими же методами воспитывал, а?.. — Второй хватается за крест, поднимая своё непослушное пьяное тело, чтобы встать на ноги. Чимин резко останавливается. Его руки, порывающиеся вцепиться, застыли в воздухе. Тело начинает каменеть с головы, проходясь по каждому органу мерзкими иголками. В особенности терзают глотку тянущим комом, омерзительно скопившимся.        — Хорошо, что она погибла, — продолжает, смачно сплёвывая кровью в сторону и наблюдая за реакцией Чимина: та уже на грани, но не взрыва. Наоборот, пыл и агрессия в миг исчезли, словно мороз телом и душой завладел.       — Заткнись уже, — не выдерживает Хосок, понимая, что ещё немного и случится непоправимое в состоянии чужого аффекта. — Не пизди, я тебя прошу. — Хватает Чимина за шиворот и тянет назад, от греха подальше. Больно он его ударил, живот и сейчас ноет, из-за чего горбится. Встав на шатающиеся ноги, Тэхён отмахивается в ответ, чтобы ему не мешали и продолжает:       — Лучше умереть, чем иметь такого папашу.       — Я тебя понял, Тэхён, — еле слышно отвечает Чимин, прекращая любые попытки сопротивления. Добровольно сдался в плен. Стоит, принимая тёплые, сдерживающие и одновременно поддерживающие объятия со спины. Хосок громко дышит ему в затылок, успокаивая, шепчет что-то неразборчиво, однако Чимину даже не хочется распознавать его речь. Он чувствует нутром. Хосок смутно понимает суть их разговоров и переменчивости в поведении. Он знает, что эти двое не первый год выживают вместе. У любых близких друг другу людей есть свои причуды и тонкости во взаимодействии, в которые он абсолютно не хочет лезть. И всё же ненароком став свидетелем конфликта, в стороне стоять не собирается. Тем более, когда это Чимин. Тем более, когда он в ярости. Хосок даже чувствует себя лишним здесь, наверное, лучше было бы и вовсе уйти, ведь он далеко не специалист в разрешении конфликтов. И всё-таки он стоит, наблюдая, как эти двое молча пялятся друг на друга. Впечатление, будто мыслями общаются, и он один их не слышит. Тэхён смотрит умоляюще и виновато, слёзы выступают из глаз. Затяжную тишину первым нарушает Чимин, прокашлявшись:       — Ты можешь сколько угодно оплакивать её и скорбеть, ты можешь сколько угодно сходить с ума и бухать, валяться как бомж на её могиле. Никто не запрещает, но делай это днём. Это всё, о чём я тебя прошу. Точнее, это приказ. Лимит поблажек в твою сторону закончился, это последнее предупреждение. Дальше ты сам знаешь. Ты меня знаешь.       — Так точно… — дрожащим голосом, потихоньку сползая к земле снова. — Есть! Чимин мягко убирает руки Хосока со своих плеч и, коротко кивнув ему, расслабленно направляется к своему внезапно замолчавшему другу. Встал рядом с ним, положив ладонь на дёргающуюся спину от сдерживаемого плача, и сам тяжёло вздыхает, в груди неприятно сдавливает.       — Хуйню, которую ты мне наговорил на пьяную голову… сделаю вид, что не слышал этого. Надеюсь, когда ты протрезвеешь, забудешь, иначе сожрёшь самого себя.       — Прости. Прости меня, прости, я идиот… — горько раскаивается Тэхён с закрытыми глазами. Шмыгает, кашляет, пытаясь успокоиться.       — Да, сука, ты идиот, но я могу тебя понять. Только лимит понимания у меня не бесконечный. Хосок напрягся и нахмурился в замешательстве, после чего подошёл ближе в сторону могилы, которую так безбожно в страдании обнимает Тэхён. Тот жмётся, прячется и стыдится, но всхлипы всё равно позорно вырываются. Он так громко плачет навзрыд, что Хосок даже не знает, куда себя деть, в какой угол приткнуться, в какую яму закопаться? С людьми всегда было, есть и будет сложно, но сейчас как никогда. Непомерно сложно. Командир, кажется, через прикосновение перенимает чужую боль, она заставляет и его тело сгорбиться.       — И ещё раз, на всякий случай повторю, а то мало ли ты забыл и окончательно пропил мозги от горя. — Чимин наклоняется, опершись на среднюю большую перекладину свежего креста, слегка скрипнувшего под весом. — Этот человек не убивал твою девушку. — Кивает на своего растерявшегося одичалого, на секунду улыбнувшись. — Я понимаю, что тебе очень хочется найти виноватого, а именно живого, но это сделал её отец. Я быстро его отправил на тот свет. Очередной конченый папаша, наверное… но не настолько конченый, как был у тебя. С Биллом у меня не раз возникали конфликты, ты же помнишь, иногда он говорил безумные и странные вещи, на которые я предпочитал не обращать внимания. Например, как он как-то раз на собрании выдал: «Нет никакого смысла в нашей жизни, лучше поскорее это закончить!». Ты помнишь?       — Помню, — тихо отвечает Тэхён, кивая, — еблан старый.       — И если уж и винить, то меня… — Присаживается Чимин рядом, обняв убитого в муках и алкоголе собрата. — Я не придавал его словам серьёзного значения, ведь у нас всех в большей или меньшей степени есть желание сдохнуть. Хосок незаметно и тихо, чтобы не мешать чужим душевным разговором, подходит вплотную к чужой могиле с округлёнными от удивления глазами. Вспоминает вылазку с Тэхёном, из которой они всё-таки вернулись вдвоём.

«... а с Намджуном ты согласен? Главным свидетелем, который вместе со мной пытался спасти девушку?.. Имени не знаю. Увы, старик полоснул ей по гортани на наших глазах, там было без вариантов, к сожалению».

Тэхён учащённо задышал тогда в ответ, всеми фибрами души источая гнев, что так усиленно пытался сдержать. Словно прогонял настигший врасплох морок. Хосок ощущал и видел это, не совсем понимая, что именно из многочисленного, сказанного им, вывело. Он в принципе поражался своей многословности с этим парнем. Сейчас же, осознав, что имя девушки, которое он даже не знал или не помнил, а ещё и в подробностях описывал её смерть, для Тэхёна было не просто именем и не просто девушкой. Он наверняка в ужасе слушал его слова, и, ещё хуже, узнал новость о её гибели самой первой при возвращении домой, до которого с таким трудом добрался. У неё есть имя, вот только Хосоку не хочется его вычитывать с могильной таблички. С того дня Чимин ни разу не говорил о произошедшем, отказываясь обсуждать. Что касается Тэхёна, знал лишь со слов командира о его отстранении. Не более. Юнец пропал, изредка появляясь на людях в нетрезвом виде. Главное ведь, что живой.

***

      — Почему?       — Потому что ваш Билл. — Кивает в сторону виновника, не оборачиваясь. — Он убил всех этих людей и умышленно открыл ворота. Запустил стадо.       — Где его дочь? — первое, что спросил Чимин.       — Он её убил.       — Что?.. — разбитым хрипом в голосе, уже не получается безэмоционально. — Что ты такое говоришь? Эй?       — Я хотел его убить. Командир замолк. Он явно не этого ожидал по своему возвращению. Хосок видел, что тот в замешательстве, не совсем в адекватном состоянии.       — И почему ты этого не сделал… всё ещё? — Чимин вымученно смотрит на него исподлобья, задав следующий вопрос после затяжного молчания.

***

Хосок не обращал внимания на Тэхёна в тот момент, ведь центром Вселенной был Чимин, которого он ждал и увидел впервые за месяц, потеряв надежду. Тэхён в него стрелял, затем шутил и угрожал. Вызвался добровольно на этот чёртов марш-бросок, наверняка в помутнённом рассудке. Он не смог отправиться отдыхать, мыться, есть, спать, когда его близкий человек лежал среди мёртвых, выложенных на улице в ряд и накрытых тряпьём, пропитанным кровью. Он не копал ямы для могил и даже не подходил к погибшим, ждавших своего погребения в землю, на которой он сейчас сидит. Тэхён вёл себя как ни в чём не бывало, злоупотребив полномочиями: отобрал у него единственное оружие перед открытием ворот, пока в нескольких метрах лежала его мёртвая девушка. Намджун пытался его устранить по-хорошему, а потом… Хосок выходит из своих воспоминаний, из которых старался собрать картинку, под тихий голос Чимина в исповеди со своим другом:       — Тем более, я подумать не мог, что он устроит это для всех. Раз привёл стадо, значит, мог выйти за стены и сдохнуть через пять минут. Суициднуться, в конце концов, но он решил всех за собой на тот свет утащить. Я не принял меры, не считая тех случаев, когда он сидел в одиночке и приходил в себя после очередного запоя и дебоша. Я не уследил за ним, получается. Я всё думал, а даже если бы и уследил, то… как? Убить его просто потому, что он религиозный старик, который любит бухать и нести бред?       — Чимин, мы уже говорили миллион раз, это полный бред, — Тэхён перебивает его, икнув и поморщившись, а затем слегка ударяет кулаком в живот. — Невозможно предугадать подобное, причём здесь ты? Просто я… Я поверить не могу, что её отец… У меня в голове не укладывается, понимаешь? Блять, да как такое может быть?! Это же отец! Чимин ничего не отвечает, опустив голову. Этот вопрос он слушает уже в тысячный раз с первого дня после возвращения. Хосок ничего не знал об этой ситуации, ведь никогда не был свидетелем их разговоров.        — С другой стороны, — продолжает Тэхён и прерывает тишину вялой интонацией с заплетающимся языком, — мой отец убил мать, а потом… я его убил за это и сел в тюрьму в четырнадцать?..       — Да, совсем пиздюк, — кивает Чимин. Хосок сейчас почувствовал желание и своё слово вставить. Он буквально третий лишний здесь, которому всё ещё хочется уйти, но ему есть, что сказать. Только вдохнул и открыл рот, чтобы произнести слова, но его опережают:       — Да, четырнадцать лет мне было, когда я попал в колонию для несовершеннолетних из-за конченого отца. И что? Чему я удивляюсь вообще тогда, да?.. — будто сам с собой разговаривает и отвечает на вопрос, подкрепляя резкими и размашистыми жестами. — Хуйня полная с этой жизнью, блять. Сил нет, блять. Блять… Хосок решает, что оно и к лучшему. Хорошо, что он не успел своё слово вставить.       — Хуйня полная, Тэхён! — с больным позитивом восклицает Чимин, схватив друга за шею. Мотает его из стороны в сторону, а тот пытается удержаться на месте. — У нас планета в гнилье, мертвечина, сука, живая таскается и жрёт, жрёт и жрёт! Может быть что угодно в этой жизни! Но, знаешь… Единственный плюс в сложившемся пиздеце, что ты вышел на свободу хотя бы в двадцать три года, а мог ведь и всю жизнь сидеть. Ты же, идиот, не дождался и ещё одного еблана грохнул, пока сидел.       — Просидел бы всю жизнь и сдох на параше. Он был ебланом, ни о чём не жалею, — безразлично отвечает.       — Я в тебе и не сомневался! — Командир даёт смачного подзатыльника, на который Тэхён уже никак не реагирует. — Если бы меня судили за убийства, я бы пожизненный срок мотал, или вообще, сразу бы расстреляли. У меня просто были полномочия убивать людей, а сейчас они есть у всех. Хосок с улыбкой наблюдает за ними и подмечает, как Чимин пользуется своим балабольским оружием и старается отвлечь внимание Тэхёна на что угодно. Уже сейчас в его голове сто процентов генерируется следующие темы для диалога, подкреплённые чуть сжатыми губами и взглядом на ночное небо. Хосок тоже решил поднять голову, чтобы посмотреть, и вдруг увидел падающую звезду.       — Как видишь, может быть что угодно, а вот я уже ничего не могу сделать. Я не могу воскресить Еву, сука, я не Бог! А если бы им был, то уничтожил бы планету к хуям. Мне безумно жаль, что это произошло, но Хосок не убивал её! Я тебе ещё раз хотел это напомнить, ты… понял меня?       — Понял. — Тэхён медленно поворачивает голову, пронзительно вглядываясь в Хосока, а затем снова начинает возмущаться, повернувшись к Чимину. — Хватит меня об этом спрашивать уже! Я ещё на обрыве всё понял, потом в допросной ты меня заебал, и вообще, странно ты с ним себя ведёшь.       — Хорошо, что ты понял! — Чимин в радости игнорирует последнее предложение. — Расскажешь нам за тюремные темки? Давай, признавайся, ты мыло часто ронял?       — У меня мозг не успевает обрабатывать твои конченые вопросы.       — Надо меньше пить!       — Иди на хуй, Чимин! — Пихает в плечо, отмахиваясь, только чтобы его не трогали.       — Командир Чимин! — Поднимает указательный палец, продолжая сидеть ровно, несмотря на толчок.       — Так точно! Иди на хуй, командир Чимин.       — Хосок, вот, познакомься поближе, он даже в тюрьмах всех заебал! — Презентующим жестом указывает на пьянчугу, широко улыбаясь, а затем начинает начёсывать по выбритой под двоечку макушке. — Но он славный на самом деле!       — Может, лучше Хосок нам расскажет темки какие-нибудь? Он постарше, опыта больше! — предлагает вдруг Тэхён, вздёрнув бровями. Ожидает с интересом, ведь совершенно ничего не знает об этом человеке, кроме как…       — Хосок расскажет… — наконец, подаёт голос за столько времени, присоединившись к беседе. Закидывает мачете на плечо, вздохнув и немного выдержав паузу. — Хосок роняет мыло, но командир его поднимает. Иногда, наоборот. Ещё Хосок роняет людей с обрывов.       — Не знал, не знал… — сосредоточенно тянет Тэхён, поджав губы и сдерживая смех.       — А мне показалось, что знал, — с расслабленной улыбкой шепчет Хосок, медленно моргая. Постукивает лезвием по своей камуфляжной куртке.       — Нет, я не про обрывы, — уточняет тут же Тэхён.       — Отставить разговоры! — вклинивается Чимин на суете, подскочив на ноги.       — С хуя ли отставить, товарищ пре-мно-го-у-ва-жа-е-мый президент, блять? — Хватается за чужое колено, сильно сжимая. — Я не у тебя спрашивал!       — Хосок не умеет разговаривать, он вырос в джунглях, отъебись от него! — Перехватывает руку со своего колена, заламывая назад, удерживает кулак между лопаток. — Он разговаривает только с животными или мертвецами! Не веришь — спроси у Чонгука, блохастого дезертира.       — Что-то мне так не показалось! — кряхтит Тэхён под громкий смех Хосока, совершенно не сопротивляясь, потому что будет ещё больнее. — Рассказывает про мыло! Про командиров! Ох уж эти армейские темки, да, Чимин?       — Всё, ты меня уже заебал! — Отпускает резко, а затем бьёт с ноги в плечо, впечатав Тэхёна в землю. Тот смеётся громко и уже катается, схватившись за живот. Командир, глядя на происходящее и недолго думая, подходит к Хосоку.       — У тебя новое задание: доведи этого бухого идиота до дома, а то я его точно сейчас убью, — пыхтит Чимин и выходит за территорию могильника, перебарывая себя, чтобы не ударить лежачего ещё раз.        — Так точно, — со смешком отвечает на приказ.       — Вот и отлично, потом вернёшься ко мне! — кричит уже по дороге, взмахнув рукой и не оборачиваясь. — У тебя полчаса, если начнёт выёбываться, разрешаю пиздить.       — Так точно! — Улыбка Хосока растягивается во все тридцать два, превращаясь в маньяческую. В ночи это выглядит ещё более жутко.       — Ой, сука… — шепчет Тэхён, переводя покосевший взгляд на множеств звёзд в небе. Внутренние вертолёты от опьянения всё ещё штормят. — Лучше уж в допросную.       — Поднимайся, напарник. — Доносится сверху шёпот, а прекрасный вид загораживает протянутая рука. Тэхён молча за неё хватается и встаёт с чужой помощью, однако дела совсем плохи, потому что шатает на все четыре стороны Света. Изо всех сил старается удержаться, хватается за чужие плечи, спотыкается и почти падает, если бы его не поймали за шкирку как котёнка. Котёнок тяжёлый.       — Только не говори, что мне опять тебя тащить, телеги-то нет.       — Ха-ха…ха.       — Вот тебе и ха-ха. Пошли уже, гроза зэков, — Хосок едва заметно улыбается и поворачивается спиной. Тэхён тут же валится на неё, крепко обхватив чужую шею. Образовал замок, уложив свои ладони на локти.       — Ноги уж я буду сам представлять, ой, блять, переставлять, ты просто веди меня, — топчется на месте и шатается, однако Хосок его схватил за предплечья, чтобы точно не упал на чью-нибудь могилу, не снёс или, того хуже, глупо не убился.       — Представляй ноги, ну, — Хосок делает шаг вперёд, но чужие шаги в этот раз за ним не следуют. Тело висит тяжёлым пьяным грузом, поэтому резко наклоняется, чтобы подтянуть тушу.       — Представляю! — Тэхён икает, и, наконец, потихоньку начинает идти. Уткнулся ему в затылок, ничего не видит даже. Глаза всё равно закрываются, вместе с тем ком в горле мешает отключиться.       — Ты воняешь просто пиздец, сынок.       — Предлагаю выпить за это, как дойдём!       — В другой раз.       — На обрыве?       — Да. Хосок кое-как выводит его за территорию кладбища, аккуратно обходя захоронения. Они так и идут медленно до самого дома, молчат. Ему нечего ответить на свой мокрый затылок от чужих слёз, еле слышные всхлипы по дороге, которые доносились до его чутких ушей. Тэхён пока что не может успокоиться от пережитого горя, как бы ни пытался его развлекать Чимин. Выбить грубой силой тоже не получится. Вероятно, нужно время, в котором Хосок сомневается. Сам не знает, как бы пережил такую трагедию и пережил бы вообще. С каждым днём всё больше убеждается, что не смог бы.       — Пришли. — Останавливается Хосок у порога крохотного дома. — Иди спать. Тэхён, шмыгая, наконец, отпускает шею и с ноги выбивает дверь. Та болтается со скрипом, за ней не разглядеть в темноте пространство внутри.       — Сделай вид, что ты ничего не видел и не слышал. — С грохотом ударяется спиной о косяк, вцепившись ладонями в чужую куртку, как за единственную точку опоры на данный момент.       — Проще всего. — Хосок стоит столбом, не пытается перехватить чужие цепкие руки. — Прости меня, если я… Я ничего не знал о ней и о тебе, мог бы и сказать тогда. На обрыве.       — Ты тоже ничего не говоришь, так что не удивляйся. Извини и меня. Наверное, лучшего момента не будет, чтобы я мог это сказать.       — Я тебя не скинул, считай, что прощён. Более того, Чимин с тебя три шкуры содрал, не завидую. А теперь иди спать.       — Хорошо, отец. А ты придёшь завтра на тренировку?       — Да, а что? — Хосок приобнимает его и заходит внутрь дома, абсолютно никак не ориентируясь в нём. Тэхён даже не может дойти до кровати, поэтому решил ему помочь.       — Я тоже. — Тянет старшего в свою комнату, ощупывая ладонями стены.       — Ни разу тебя там не видел с момента, как прикатил в коляске домой.       — Я приду. Наконец, Хосок его отпускает и Тэхён падает спиной на кровать. Ноги, которые остались на полу, поднял и перекинул на матрас.       — Будет интересно увидеть тебя трезвым, командир так вообще охуеет. Слово зэка даёшь?       — Слово зэка. — Протягивает ладонь для рукопожатия, и Хосок отвечает на этот жест, крепко сжав. Через две минуты ладонь Тэхёна расслабляется, кажется, он отключился. Хосок тихо вышел из чужого дома, закрыв за собой дверь и закурив по дороге. На посту его ждёт Чимин, осталось семь минут. Ночная смена продолжается. Следующим вечером Тэхён действительно пришёл на тренировку. Трезвый. Командир отреагировал так, словно это персональное чудо от Всевышнего, награда за все его страдания, а затем запряг юнца по полной программе. Хосок со Всевышним в сговоре, постарался сделать хоть что-то, чтобы почувствовать чужое спокойствие и увидеть улыбку на лице Чимина. Тот дорожит своим славным другом, мечется, не понимая, как ему помочь и что ещё для этого нужно сделать. Чувством вины себя душил, при этом ни словом не обмолвился. Почему-то Чимин может говорить о чём угодно, но именно об этом инциденте ничего не сказал. Командир умеет хранить чужие секреты. Хосок почувствовал горечь от молчания любимого человека при том, что молчание — любимая ипостась одичалого. И даже если Тэхён чуть не забрал его Жизнь в лесу, Хосок всё же попытался не отвечать тем же. Так получилось, ведь всякое может быть.

***