Четырёхглазый

Thought I find a way,

Thought I find a way, yeah, (found)

But you never go away (never go away),

So I guess I gotta stay now.

Oh, I hope some day I'll make it out of here,

Even if it takes all night or hundred years.

Billie Eilish feat. Khalid — Lovely

***

Сейчас

Fallulah — Use It for Good

"начальник творит что-то странное что делать" Нашлось 959 000 результатов. Акутагава Рюноске, склубочившись в кресле-чаше, изучал разумные, но не вполне подходящие советы бывалых офисных работников уже второй час. Ни один из них не соответствовал его ситуации. Увольняются из Мафии только вперед ногами, с зарплатой стало получше совсем недавно, на больничный отпускают, если доживёшь, а новый семпай... Новый семпай хоть и вздорный, но нормальный шеф и неплохой человек. "что делать с накахарой чуей" Нашлось около тридцати статей в новостной колонке, из них — аж три некролога, и везде Чуя был не тот. Криминальные сводки молчали: распавшийся недавно «Двойной чёрный» не засвечивали как резерв по борьбе с эмигрировавшими одарёнными преступниками. Между иностранным и местным злом службы правопорядка выбирали знакомое, да. Осуждать их за это Акутагава не пытался, правда, его проблему ни один из вбитых в поисковик запросов не решал. С момента его отвратительного срыва после предательства прошло немало времени. Два года и особенно четыре последних долгих и небывало насыщенных месяца жизни, которые он задолжал Накахаре Чуе и до сих пор не понял, как отплатить ему.

***

Два года назад

Дазай-сан был солнцем. Стоило появиться одному из Исполнителей, чуть ли не самому важному среди подчиненных Мори, жизнь Акутагавы наполнялась смыслом. Изящная стройная фигура, спрятанная под доспехами бинтов и безумно дорогого костюма, спасла их с сестрой с улиц, позволила учиться и позднее работать буквально одним кивком головы в нужную сторону. «Мафия, — довольно рано понял Рюноске, — ценила эсперов, но только полезных, а его, с агрессивной, иногда выходившей из-под контроля силой, полезным было назвать нельзя. Нечего говорить о Гин, не имевшей дара вовсе». Если бы не вмешательство Господина Дазая, его бы наверняка пристрелили, а сестру... В лучшем случае её ждала та же участь. В худшем — направление в бордель, где она бы наверняка подверглась насилию, а позднее либо погибла от жестокости клиентов, либо скончалась от какой-то половой болезни. Господин Дазай позволил им обрести дом, работу и перестать наконец влачить жалкое, полуголодное существование в трущобах. Господин Дазай даже взялся тренировать его. Он был строг, но милостив, потому что не убил Акутагаву за множество неудачных попыток и недостаточное усердие. Будь на его месте кто угодно другой, снял бы пистолет с предохранителя и разрядил в него всю обойму в первый же раз. Господин Дазай... Был богом. Как и любое настоящее божество, он тщательно отбирал своё окружение и не давал прочим приближаться к себе. К немногим избранным принадлежали госпожа Озаки, Накахара Чуя, Сакагучи Анго, Рандо — беспамятный эспер, который потом пропал — и кто-то из шестёрок. Иногда, по настроению, Господин Дазай сокращал дистанцию с Мори-саном, и на этом список можно было закончить. Конечно, Рюноске в число счастливцев не попал. Он, видимо, так плохо старался, что не заслужил ни одного касания, особенно по той причине, что изредка случайно задевал учителя на тренировках. Расёмон не мог нанести серьёзных увечий обладателю Исповеди, однако почему-то после подобного Исполнитель наказывал жестче, бил больнее, почти сразу пускал в ход ноги и — Акутагава-старший потёр плечо — стилет. Гин ненавидела Господина Дазая. Она до седьмого пота тренировалась с госпожой Озаки и Хироцу-саном, и, когда он приходил к сестре со своими печальными, но радостными от пребывания с персональным богом рассказами, обещала, что однажды за всё, устроенное брату, поможет Исполнителю отбыть на тот свет. — Почему? Господин Дазай... — Господин Дазай взял, что ему причиталось, с процентами ещё давно. Пришло время ему поумерить свои аппетиты, — отрезала будущая ниндзя и мазала чем-то полезным бесчисленные синяки на его теле, растирала плечи и ноги, чтобы спалось легче.

***

Ramin Djawadi — The Night King

Сны были тревожными. Почти каждую ночь Акутагава видел сотни проваленных заданий, и причиной всегда был он сам, не справившийся со своей ролью. Дазай-сан в этих бдениях только укоризненно качал головой и поднимал револьвер на него, обессиленного и никудышного, а потом гремел выстрел. Наворочавшись в стрессе, одарённый одевался и выходил на долгие прогулки. Если всё было совсем плохо, тащился в трущобы. Дождавшись хвоста из грабителей, он разворачивался и пускал в ход свою способность. Одним уличным бродягой меньше, одним больше — какая разница? Всё равно от них никакого толка. Каждое утро одетый в чистую, скрывающую его худобу и прорву гематом одежду, Рюноске являлся в офис, чтобы внимать своему богу, а потом доносить его волю до врагов. За редким исключением, дела шли хорошо, да вот только с ним почему-то никто не хотел иметь дел. Даже боевики из отряда «Чёрные ящерицы» относились с опаской, потому Хигучи, заместитель Рюро, худенькая, тонкая, ни разу не одарённая, держала ухо востро и смотрела за ним всё время. После особо сложной, но успешной операции, где он едва не провалился — скрутило приступом кашля в самый ответственный момент — отвлёкся и точно бы погиб, когда б не девушка, вовремя застрелившая преследователя, Мори-доно назначил её в телохранители эсперу. Дазай-сан посмотрел на него холодно и косо, но не стал оспаривать приказ, и вот тогда началась его личная головная боль. Если его, Рюноске, звали «Бешеным Псом Мафии» за безжалостность и непонятную прочим верность божеству, то теперь к нему прилагалась вооруженная такса Хигучи. Или даже болонка. Кому вообще нужны эти никудышные твари? Никому, кроме одиноких старушек, и уж точно не ему, успешному и самостоятельному одарённому. Хигучи генерировала шум вокруг. Хигучи всё время спрашивала о его самочувствии. Хигучи перезнакомила его со всеми своими подчинёнными, включая самых мелких. Хигучи после работы нередко возила его в какое-то простенькое заведение общепита, где нормальную еду всегда выдавали большими порциями и иногда выносили вкусный десерт в качестве комплимента. Хигучи таскала стратегический запас медикаментов и бинтов с собой. Хигучи под прикрытием наведывалась к будущим целям и позднее расписывала отряду планы, обязательно делая акцент на достаточно большом для его появления окне. «Так ведь лучше: свет, все бегут туда, думая, что обойдётся, а там — Вы, семпай, — говорила она. — Закончим быстро и без лишней суеты». Хигучи, за исключением умений водить аккуратно (после разовой поездки с Дазай-саном подходить к машинам, где он сидел даже на пассажирском сидении, Рюноске побаивался) и готовить планы операций, была абсолютно точно заменяема и необходима ему в самую последнюю очередь. Словом, напрасно Мори-доно приставил её к нему. Наверное, снова Акутагава недостарался, работать нужно было больше. Он продолжал, каждую миссию норовя угодить в самое пекло, благо, способность позволяла. А ещё Хигучи нравилась его сестре. — Ты наконец-то что-то ешь вне дома, это здорово, — сказала однажды Гин. — Ты с кем-то разговариваешь и работаешь в коллективе. Это важно, мы же в Мафии, здесь все должны друг друга знать. Гин и сама пребывала среди «Ящериц», но никто, видимо, не подозревал, чья она родственница. — Ты стал более собранным, меньше волнуешься перед заданиями. Может, сам её на кофе позовёшь? — мимоходом замечала девушка, пока остальные выходили покурить. Акутагаву-старшего передёргивало. Хигучи, как-её-там-по-имени, было и без того слишком много. Стоило Господину Дазаю уйти, то есть, однажды не явиться на рабочее место утром, привычный мир рухнул. Акутагава онемел, как немеет от сильного удара щека после пощёчины: боль ещё не дошла, а организм уже всё понял и потрясён случившимся. И тут со стаканами кофе (ему, как всегда, чай) вернулась эта чёртова Хигучи в сопровождении шестёрок. Она сразу поняла, что не всё в порядке. — Акутагава-семпай, что случи... — ЗАТКНИСЬ! НЕ СМЕЙ ПОДХОДИТЬ, БЕСПОЛЕЗНАЯ ТВАРЬ! УБИРАЙТЕСЬ ПРОЧЬ! ВСЕ УБИРАЙТЕСЬ! Двое моментально отпихнули её за спины, за то и поплатились: Расёмон рассёк их пополам наискось, отчего по ближайшей стене разлетелись кровавые брызги, а на землю повалились органы. Третий достал оружие и собирался пробить ему плечо, потому лишился головы — зверь просто откусил её. «Зачем вообще голова человеку, если он ею не пользуется?» Хигучи поднялась посреди бойни, залитая кровью и кофе, развернулась и закричала другим во всю глотку: «Все назад! Живо!» — ЗАТКНИСЬ, НИКЧЁМНАЯ ТВАРЬ! ТЫ МНЕ НЕ НУЖНА! — лента понеслась на её спину и наверняка бы разрубила, но перед Ичиё метнулось чёрно-рыжее пятно; его самого что-то сзади безжалостно вбило в соседнюю стену, и свет померк. Когда Рюноске, ощущая гул в затылке, приоткрыл глаза, над ним нависала бледная Гин, а Накахара-сан, напарник божества, с Рюро и несколькими шестёрками максимально осторожно погрузил раненую в карету «скорой», что-то гаркнул подчинённым и забрался следом, напряженный, злой. Тачихара, пристроивший ему на лоб пакет со льдом, покосился на него и хрипло отметил: — Знаешь, если бы не она, вот это я бы засунул тебе в глотку и пихал бы, пока ты не задохнёшься. Нахера было её трогать? Нормальная же! Ну, не эспер, но зачем? Зачем, блин? Хироцу и так до чёртиков долго зама искали... Первая толковая кандидатура. Гин зло посмотрела на Мичидзо. Тот махнул рукой и отошёл восвояси. Боль от исчезновения Бога дошла, ошпарила кипятком, а с нею в голову ударила страшная мысль: он только что атаковал своих и тем самым подписал смертный приговор им с Гин. Обоим.

***

The Neighbouhood — Unfair

«Нельзя разлёживаться: нужно срочно что-то придумать, пока не поздно. Мори-сан, возможно, согласится не трогать сестру. Нужно попросить кого-нибудь о помощи, а потом прикрыть на задании, когда всё будет очень плохо, например...» Стоп. А кого? Он ведь знал только Хигучи. Как её там, по имени. Дазай-сан пропал, раз их общий босс ещё не явился, наверняка по причине... Причине... Предают ли боги? Судя по всему, предают. Господин Дазай предал Мафию и ушёл восвояси. Некому больше доказывать свою полезность: теперь это не имеет значения. Все его действия не имеют значения. Он — никто. Ничто. «Гин. Гин. О Ками, Гин». Нельзя было лежать, но перед глазами плыла чернота, и ноги находились слишком далеко, чтобы собрать их. «Гин...» Когда он пришёл в себя, то увидел белый потолок где-то в больнице. Рядом сидел смурной Тачихара и пил отвратительный кофе из автомата, щурясь от кисловатого вкуса напитка. — Тихо. Не дёргайся. Я как бы должен тебя держать на мушке, но понимаю, что ты меня размажешь сразу, поэтому я здесь для вида. Не вставай, у тебя сотрясение было! Старик Хироцу крепко тебя приложил. Лежать, — рыжий сделал страшную рожу и зазвенел всеми железками в его кровати, когда Рюноске заозировался. — Гин ушёл домой, едва выпнули отсюда, с ним всё нормально. Хигучи уцелела, её Чуя-сан подстраховал. Шрам будет, конечно, но это мелочи. Не знаю, чем ты её зацепил, но эта женщина просила о снисхождении по отношению к тебе; будь я на её месте — в жизни бы не стал. Сегодня собирают Исполнителей, на ковёр вызвали Накахару. Скорее всего, он займёт место Дазая и станет тебя обучать, если, конечно, ты останешься в организации. Не сбегай — один чёрт найдут. Дазая, правда, пока не обнаружили, но из города он точно не уехал. Да и потом... Если он и правда такой ушлый, как про него говорят, уверен, уже нашёл себе папочку. Рука Акутагавы дёрнулась. Зазвенели наручники. — Что, правда глаза колет? Самое время. Дазай — ещё тот тип, и по ходу — на всю голову пришибленный. Не рыпайся. Ты не хуже меня знаешь, что это правда. Он, блин, ненавидел прикосновения и шарахался от других, незаметно так, но я как-то увидел. От Эйса. Боком, по стеночке, и всё. Псих, впрочем, и в Африке псих, — металлокинетик зевнул. — А того... Помнишь, ржавый, небритый, чуть сам Исполнителем не стал, а потом его разжаловали? Да ещё стрёмно как-то: он же вообще нигде не ошибался, все операции — комар носа не подточит, даже самые безнадёжные, короче... Застрелили его. Перед этим он, правда, вынес нагрянувших в Йокогаму членов «Мимика». Пошумел напоследок, так сказать. Туда половину всех остальных шестёрок согнали на «субботник». Акутагава-старший кивнул, нахмурился. В голове всплыл странный эспер, с которым общалось божество. Он вроде ничего особо не умел, но, когда самого Рюноске ранили, спас без разговоров и фактически донёс до машины бережнее, чем мог. Лицо в памяти не отложилось, зато притупившаяся рядом с ним боль в ране, странное, поразительное спокойствие в окружающем воздухе и ощущение хватки крепких теплых пальцев отпечатались намертво. Бог никогда не был столь внимательным и заботливым. — Я помню. Жаль, — ёмко заметил одарённый. — Но ты имей в виду, — Тачихара повел плечом, — если ты выживешь, после устроенного никто не захочет с тобою работать, понимаешь, о чем я? Рюноске согласно смежил веки. Шевелиться не хотелось. Расёмон как будто отхватил кусок его собственных жизненных сил и оставил большую ровную дыру на половину груди. Тем же вечером коллега, мрачный и как-то почти сочувственно ухмыляющийся, явился с новой чашкой кофе и заметил: — Тебе стоило умереть тогда, Акутагава, потому что тебе назначили бой с Накахарой. Сказали, не на смерть, но что-то там мутное. Говорили как-то запутанно, однако Мори-сан выглядел довольным. Если не сможешь сделать то, что от тебя хотят, умрёшь. Понял? Народ, с одной стороны, боится, с другой — жаждет зрелища. Так что… Земля тебе пухом. Рюноске похолодел. После сражений с Чуей, боевой мощью «Двойного чёрного», соперников часто хоронили в закрытых гробах, реже — в пустых, если вообще было, что предавать земле. Легендарный дуэт теперь распался. То, что оставшийся эспер войдет в Исполнительный комитет, не вызывало сомнений, но в качестве соперника… Его определённо ожидала показательная казнь. — Гин… — Успокойся. Только вы вдвоём. Его-то за что, нормальный пацан. Хотя… Извиняй за отвратительный совет, — Тачихара покачал головой. — Удивительно, но тебя согласились отпустить вскоре. Как только выйдешь, так всё и случится. Я к чему... Тебе сюда ничего не принести? — В смысле? — Акутагава повернул голову. — Съедобного, — Мичидзо закатил глаза. — Последний ужин, ты и сам всё понял. Потом будет не до этого. Его практически похоронили заживо. Рюноске поёжился от озноба. Умирать не хотелось, страшно было бросить Гин. Почему только раньше он не подумал о сестре? «Она была рядом. Хигучи была рядом. Вот и не приходил никто из них тебе в голову, — откликнулось подсознание. — Зачем помнить о них, если они на виду?» Еда бы встала поперёк горла. Эспер отказался. Приглашение на поединок передал посыльный, как только Рюноске отпустили из больницы. Белая карточка с черным тиснением звала ближе к следующей ночи на какой-то заброшенный завод. Морально Акутагава давно был готов: в каждом сне Мори и прочие разряжали в них с сестрой обоймы, пока рыжий бес Накахара удерживал его способность у земли, чтобы никто из двоих не спасся. Гин падала на руки, вся в крови, увлекала с собой на землю и до последнего стискивала его пальцы в своих, пока они оба, изрешеченные пулями, остывали. Смотреть ей, живой, в глаза в редкие визиты — после ухода Дазая некоторые группировки, подконтрольные Мафии, почуяли свободу и взбунтовались, «Ящериц» отправляли на разборки — стало пыткой. Он, бесполезный, снова подвёл её.

***

Yellow Claw and Wiwek – I Want It

По прибытии на место Рюноске увидел шефа, почтительно поклонился ему, а рядом заметил… Чую. Тот выглядел странно в потрёпанных джинсах и простенькой куртке, без шляпы. Невозможно было поверить, что этот школьник и есть чуть ли не самый страшный среди Исполнителей. «Да он меня на полголовы ниже!» — Дорогие коллеги, — обратился Мори в пустоту, и до одарённого дошло: склад усеян камерами, за ними наблюдают тысячи глаз, — мы собрались здесь, чтобы испытать на профпригодность эспера Акутагаву Рюноске. При разборе на недавнем собрании ни у кого из присутствовавших в его лояльности организации сомнений не возникло, однако, в свете последних событий, мы должны проверить, насколько хорошо он способен держать свою силу в узде. В этих целях, как Вы можете видеть, у стены поставлены кисти и ведра с краской. Акутагава-кун, твоё — с синей, Чуя-кун, второе, с жёлтой. Набрав краску на кисти, вы должны сыграть в догонялки. Допустимо применение способностей. Я засекаю для вас полчаса. И да: Акутагава-кун, если на Чуе-куне за этот промежуток останется менее десяти пятен, ты едва ли способен чем-то помочь Портовой Мафии. Если же Чуя-кун отметит тебя более пятнадцати раз, то ты не способен защитить себя и едва ли сумеешь защитить кого-то из своих коллег, значит, тебе здесь не место, опять же. Акутагава похолодел и замер. Ему предстояла игра на выживание с напарником Дазай-сана, безмерно опасным эспером. Разрешение на применение способности развязывало ему руки, а в случае Расёмона… Если дракон случайно не сожрёт кисти, то существуют довольно скромные шансы на победу. Огай Мори, в своем привычном пальто и с шарфом на шее, поспешно отошёл подальше от вёдер. — На старт! Внимание! Чуя покачался с пятки на носок и тихо фыркнул, явно примериваясь к будущей цели. — Марш! — стоило прозвучать команде, они оба бросились вперёд, и почти тут же на плече Рюноске появилось первое желтое пятно. Чуя свистнул, подтянул ведро с краской и рванул на другой конец склада, петляя между коробками. Акутагава, наплевав на гордость, с инвентарём наперевес погнался за ним. Чёрные ленты взметнулись из-под плаща: в одной была зажата кисть, вторая сшибала коробки на его пути, ведро оттягивало третью, и вроде всё могло быть хорошо, но Накахара-сан оказался тренированным, потому маневрировал настолько уверенно и шустро, что краска была на всём, кроме него, а вот Рюноске после пережитого ощущал усталость и лёгкую тошноту уже в первые минуты. Наконец он примерился, и сам прыгнул в одну сторону, а способность направил в обход, между ящиками, и щека Накахары посинела. Тот крепко выругался и пошёл на него. Вещи взлетели в воздух и посыпались, Акутагава отступил, как когда-то делал на тренировках с Дазай-саном: быстрая цепочка шагов-отскоков назад. Расёмон занял оборонительную позицию. Кисть толкнула в затылок, желтая краска побежала по лицу. Мори-сан, жмурясь, как довольный кот, засчитал первые очки. Пока не в его пользу. Накахара поднялся в воздух и пересёк комнату, выигрывая время. Акутагава, рассвирепев, оттёр желтизну, призвал побольше щупов, из обломков вытащил ещё несколько кистей и, окунув их в ведро, атаковал с разных сторон. В итоге покрасил ботинок Чуи и едва не заорал, увидев отдельные желтые шарики, взлетевшие к потолку. Расёмон побросал кисти и, нахватав рухляди, позволил создать щит из разбитого дерева, чтобы в хозяина не попали. «Краска! Вот же решение: у него краска должна закончиться. Бегает он хорошо, но боеприпасы ограничены!» — подумал Рюноске и продолжил отступление. В эту секунду перед ним пронеслось что-то рыжее, и желтая пятерня расползлась на груди. Смертоносная пасть распахнулась за спиной Чуи, тот шарахнулся вбок. Синяя отметина растеклась по его рёбрам, пачкая куртку. Расёмон устремился следом, но старший охнул и перекатился, подняв пыль и заодно испачкав икру мафиози, схватил своё ведро и снова кинулся в ящики, наобум роняя за собой всё, что можно. Сила уберегла Рюноске от ударов тяжёлых предметов, но осыпала дождём щепок и болтов. Ругаясь, он переступал сквозь кучи обломков и мусора. Рыжая макушка и на одну половину синяя сердитая физиономия Накахары точно растворились в пыли: скромный рост позволял ему скрыться где угодно, включая сами ящики. Рюноске вздохнул и начал разносить самые любопытные, пока с потолка на него не упала куртка, мгновенно застилая обзор. Акутагава спихнул тряпку с лица и успел заметить: нечто мелькнуло в совершенно другой стороне. «Этот Накахара вообще курит? Бегает, как марафонец, и не выдыхается». Эспер развернулся, прикинул, куда движется цель, тихонько взобрался на старый конвейер для перемещения каких-то крупных деталей, лёг на балку и притих. Кисть, обмакнутая в синий цвет, ждала своего часа и дождалась: Чуя высунулся снизу, поднял голову, чтобы осмотреться, и моментально стал сказочным существом из «Аватара», таким же синелицым и воинственным, как аборигены из фильма. В долгу, правда, не остался, подскочил, оторвался от земли и поджелтил ему, Бешеному Псу Мафии… Чуть пониже поясницы, щедро плеснув из ведра под плащ. Расёмон чавкнул краской, но брюки, кажется, были безнадежно испорчены, особенно сзади. Зарычав от позора, Рюноске облил спину отступавшего Чуи сверху, не жалея цвета. Промахнулся, попал на волосы. Устыдился и подавил неуместный хохот, прикрыв рот. Сходство с неведомым пришельцем стало потрясающим. Зарычал уже Накахара и развернулся. Поднял несколько балок и одним движением ноги направил в его сторону. Бросившись понизу наперерез, он оттёр краску с лица, прищурился и прыгнул навстречу, неведомым чудом извернувшись от атаковавших его лент, щёлкнул Акутагаву по носу жёлтыми пальцами, перелетел через него и, набирая скорость, побежал в сторону ящиков, попутно стараясь только больше испачкаться в пыли, чтобы привлекать поменьше внимания. Десять долгих минут Расёмон по воле хозяина громил коробки, разрывал конвейеры, вспарывал пол — ничего. Чуя как сквозь землю провалился, но рыть её было нецелесообразно — ему, Рюноске, оставалось еще хотя бы пять ударов до выхода из сложившейся ситуации, как вдруг сверху что-то капнуло на макушку. Одарённый ощупал нечто пальцами и поднял их поближе к лицу. Зелёные. Накахара сидел ровнёхонько у его над головой, как муха на потолке, и хитро жмурился, потирая руки. Ведро парило рядом. Перенервничавший эспер глянул на Исполнителя, сощурившись, запас краску на конце кисти и направил способность. Расёмон попытался сожрать Чую, но тот разорвал голыми руками одну из пастей, вторую, третью и не заметил, как синяя полоса пачкает колени. Охнув, Накахара сам атаковал, но промахнулся — способность проглотила пигмент и едва не сцапала его за запястье. Чуя насупился, закрыл глаза, расслабился, падая вниз. Рюноске скомандовал лентам подхватить его и тут же получил желтым шариком во второе плечо, а Исполнитель, приземлившись на ноги, понёсся куда-то вбок, в разрушенные способностями цеха. Расёмон разорвал доски под его ногами, поэтому Накахара поспешил на стену, подскочил и направился по ней на потолок, против всех законов физики. Кисть достигла его пятки у одной из балок. Когда это случилось, Чуя поначалу не понял, отчего Рюноске рванул в противоположную сторону сам. До спасения недоставало трёх ударов. Накахара развернулся и, бешено пролетев прямо по одному из отростков, оставил два жёлтых отпечатка на предплечьях Акутагавы. Рюноске вцепился в его бок пальцами, Расёмон стреножил, и синий след впечатался в лопатку Чуи. Исполнитель потянул одарённого на себя и вдавил ладонь ему под рёбра. Не особо больно, но ярко, краска брызнула на рубашку. Акутагава оглянулся и заметил Мори, посматривающего на часы. «О нет, ещё два!» Он провёл ладонями по затылку Чуи и резво опустил обе ему на шею, но даже придушить не успел, потому что Накахара отшвырнул его на пустое место среди коробок и хлама. Рюноске вскинулся и бросил в соперника все влажные кисти своего цвета, которые приметил в округе. Тот не успел увернуться, держась за левый бок, но не остался в долгу, послав в него капли из ведра, и они оба приготовились к следующему кругу, но тут сбоку раздался голос Огая: — Время вышло! Чуя наклонился, опираясь на колени. Он тяжело дышал, грудная клетка ходила ходуном. До Акутагавы только сейчас дошло, что рубашка прилипла к телу, потому что он сегодня бегал больше, чем за всю свою мафиозную жизнь до этого. Грудь разодрало приступом кашля, и он прикрыл глаза, пытаясь пережить это. Голова кружилась, перед глазами плясали мушки. Где-то позади их общий босс что-то вещал про благо организации и считал пятна на них обоих, пытаясь в контурах потёкшей краски выделить хоть что-то конкретное. Чуя вытащил из-за уцелевшего бака бутылку божественно холодной минералки, поставил рядом и присел прямо на пол, потянулся всем телом. — Похоже, Акутагава-кун, у тебя нет выбора иного, кроме как остаться в нашей компании, потому что пятен на Чуе — пятнадцать, а на тебе — четырнадцать. Поздравляю! — Мори-сан завертелся. Из разрухи вышла Элис в потрясающе чистом розовом платье. — Ринтаро, Рюноске-кун победил! Я видела! Чуя такой старый, — девочка наморщила носик. Исполнитель недоумённо приподнял одну бровь. — Ринтаро, пойдём! Торт сам себя не съест, ты мне обещал! — Извините, юноши, прошу прощения, пожилые и молодые люди, — Накахара вздохнул, — вынужден откланяться! До встречи! Пока собственная способность буксировала Мори в сторону офиса, напарник Дазая-сана, синий, а не рыжий, весь в пыли, усмехнулся и протянул руку Акутагаве так запросто, будто не из-за него жизнь оного висела на волоске. — Накахара Чуя. С недавних пор действующий Исполнитель. Наслышан о тебе. По приказу Мори-доно ты переходишь под моё начало. С «Ящерицами» я договорюсь, — Чуя усмехнулся. Тогда он показался обладавшему Расёмоном потрясающе высоким. — Акутагава Рюноске, Бешеный Пёс Мафии. Рад работать под Вашим началом, семпай, — эспер пожал протянутую ладонь, перепачкался и вздохнул, неловко потупил взгляд. — Это нормально, что я? — Что нормально? — Чуя пытливо осмотрел кохая. Голубые глаза смешно светлели на фоне синего лица и зеленовато-черных волос. — Вы позволили пожать свою руку, семпай, — конкретизировал одарённый. — Ну, не в нос же тебе давать, — фыркнул Чуя. — Прошвырнёмся? Я на мотоцикле сегодня. Краска для Холи нормально отмывается, но во избежание я принёс запасные вещи. Твоя сестра тебе тоже сменку приготовила, приятная девушка. Рюноске напрягся. — Стеснительная, правда, почти ничего не сказала. «Выходит, Гин знала? Почему не предупредила?» — В любом случае, вот пакет. Встречаемся через пятнадцать минут у входа. Подвезу тебя до дома, потому что с такой одышкой своими ногами ты рискуешь не дойти. Чуя помог ему подняться и довел до уцелевшей лавки. Сам, щурясь и немного припадая на левую сторону, ушёл в соседний цех. Рядом кто-то оставил несколько вёдер теплой воды и полотенце.

***

Rihanna — Pour It Up

Красная Yamaha, стоявшая у крыльца, одним своим видом приводила в трепет. Блестящая, чистая, явно крепкая и невероятно быстрая, горячая, как кровь того сумасшедшего, который на ней гонял. Чуя, появившийся за ним следом в черепахе, потёртых джинсах и берцах, протянул Акутагаве второй шлем. Удивительно, но защита подошла по размеру. Он уверенно взобрался в сидение и поманил Рюноске. Испытывая неведомую доселе смесь восторга («Семпай приглашает») и ужаса («Дазай-сан был плох как водитель, что делать, если Чуя ему соответствует?»), Рюноске забрался следом. Куртка вместо плаща оказалась очень кстати. — Отлично. А сейчас обнимаешь меня за пояс, как девчонка в каком-нибудь романтическом фильме, и держишься крепко, — громко произнёс Исполнитель. — Ещё крепче! Рёбра вынесли встречу с твоей способностью, а ты не факт, что уцелеешь, если на полной скорости улетишь на асфальт. Всё. Вот теперь… Они сорвались с места под громкий раскатистый рык. Ветер свистел в ушах, а одарённые петляли, лихо обгоняя машины обывателей, напряженно поглядывавших на них из обычных семейных легковушек и желтобоких такси. Чуя на дороге был не менее порывист, чем в бою, но машиной владел на отлично, потому Рюноске понемногу расслабился и начал было получать удовольствие от поездки, когда они свернули на главный городской мост. «Ямаха» проскочила в образовавшийся между сигналами светофора просвет, вылетела с трассы и поднялась вертикально по опоре на самый верх. Накахара резко скинул его руки с талии и жёстко развернул мотоцикл, отчего Акутагаву подбросило и вышвырнуло инерцией из седла. Он бы непременно упал в воду с огромной высоты, если бы не жёсткая хватка на запястье. Продуваемый всеми ветрами эспер повис на левой руке, с ужасом поднял глаза наверх и увидел его. Не Чую-всем-привет-я-тоже-местный, а Исполнителя. Вторую половину «Двойного чёрного». Ту, которая не оставляла от врагов даже мокрого места. — Накахара-сан… — А теперь, Рюноске, ты послушаешь меня. Как твой наставник, я должен тебя чему-то учить. Урок первый. Думать головой и не совать эту голову в петлю так дёшево, — отрубил Чуя. В нём не изменилось ничего, кроме совершенно заиндевевшего взгляда. — Дазай предал Мафию. Предал своих и исчез, поставив под сомнение всё. Ты, мать твою, так же собираешься? — Нет, — Акутагава почувствовал: сползает ниже. Паника подступала к горлу: Расёмон не мог поглотить силу удара о воду, если он упадёт. Часть воды — да, но погасить энергию целиком — нет. Спина и череп точно не выдержат. — Тогда какого чёрта ведёшь себя как бессмертный?! Хочешь срываться — зовёшь меня, Рюро, Коё-нээ-сан, всех своих знакомых в пустой цех, и там мы пытаемся убить друг друга, пока тебя не отпустит. Стресс снимать надо, да, но крошить в салат подчинённых, да ещё и чужих, а потом покушаться на зама Хироцу, занимающегося планированием боевых операций и организацией дел отряда, будет либо идиот, либо предатель. Ты кто? — Идиот, семпай. Простите. — Отлично. Второй вариант мне не нравится, — Чуя смахнул полезшие на лицо волосы. — Долго ты собираешься косить под идиота? — Простите, Накахара-сан, — Рюноске побледнел. — Отвечай на вопрос. Долго? — Чуя тряхнул его. Туфля улетела в воду. — Я, — Рюноске сжался. Расёмон клокотал под курткой, но Исполнитель мог разжать пальцы в любой момент. — Я собираюсь перестать, семпай. — Другое дело, — старший поднял его и поставил на твёрдую землю, по-прежнему держа за руку, чтобы не унесло ветром. — Отсюда правило первое: ты не самоубиваешься. Даже не пытаешься. Не знаю, чем чёртов Дазай промыл тебе мозги, но делать, как делал он, за исключением полезного планирования операций, если умеешь, нельзя. Ты понял? — Понял, — эспера трясло. Чужая сила пугала до одури. — Великолепно. А теперь ответь мне на один вопрос: если ты опять полезешь — а ты полезешь точно, Дазай не выветривается из головы так быстро, я с ним работал и знаю наверняка — что ты делаешь? — Исполнитель смотрел ему в глаза, не отрывая взгляда. — Я обращаюсь к старшим по званию и прошу помочь мне развить боевые навыки, семпай, — Акутагава старался успокоиться. Не выходило. Запястье болело, пальцы Накахары-сана жгли. — Хорошо. А ещё что ты делаешь? — подсказал Накахара, не торопясь возвращать его на место. — Я... Я, — Акутагава потерялся. С Дазай-саном он обычно просто выполнял приказы и не вдавался в подробности, огребал и тихо страдал, осознавая, в чём виноват, с запозданием, но Чую подобное точно не устраивало. — Звоню Вам, семпай? — Дельная мысль. Идёшь ли ты в трущобы, чтобы накормить свою змею человечиной и напоить людской кровью? — мафиози продолжал смотреть внимательно. Ему явно не нравились погромы. «Стоп. Откуда он знал?» — Я… Не должен, семпай. Простите, — Рюноске откровенно колотило. Чуя смягчился и кивнул. — Слушай. У нас обоих ещё те способности, да. Это не значит, что они должны жрать вместе с нашими нервами наши же мозги. Тебе необходимо держать под рукой напоминание об этом. Хорошо бы набить татуировку — многим на первых этапах помогает. Потом, правда, в общественные бани путь заказан, а бани — это полезно для здоровья, потому вариант не твой, — Накахара смотрел внимательно, но без агрессии. — Так что… Носишь это. Он вытащил из кармана куртки серебряный круглый кулон и передал его Акутагаве. Нажав на застёжку, Рюноске открыл крышку и увидел кривовато подрезанное фото Гин без маски. — Спасибо, семпай… — На шею надевай. Вот так. Под рубашку прячь. Идеально. Кусок серебра качался напротив его сердца и немного холодил грудную клетку. — Когда тебя понесёт, Рюноске, ты достаёшь и смотришь, и так до тех пор, пока не остынешь, — старший позволил ему забраться на сидение. — Следующие два дня у тебя выходные. Сейчас ты высыпаешься, вечером идёшь туда, куда я скажу, мы проводим там всю ночь, и ты завтра отдыхаешь перед работой. Это понятно? — Да, Накахара-сан, — Акутагава кивнул. — Великолепно. А вот теперь, — Чуя вернул его руки к себе на пояс, — едем домой. Если ты ещё раз начнешь творить Ками весть что, клянусь, ты полетишь отсюда вниз без страховки и пальто. Поймаю я тебя или нет — будет зависеть только от моего настроя. Ты понял? — Да, семпай. Простите. — Последнее «простите» было лишним. И да. Лучше по имени. Суффикс оставь, если тебе так удобнее. Шестёрки доконали, уже от одного звука этого сочетания слов зубы сводит.

***

Billie Eilish feat. Khalid — Lovely

Когда Гин открыла дверь, она увидела не до конца отмытого, изгвазданного в чем-то жёлтом брата, стоявшего в одной туфле, дёрганого, улыбавшегося, как придурок. Девушка заревела и сгребла в охапку своего непутёвого последнего родственника. Они оба ревели, просто он — беззвучно, а она — громко, комкая рубашку и куртку, тихо стеная ему в грудь. Гин под пальцами была живой и фантастически хрупкой. «Можно ли вообще помыслить оставить её одну наедине с целым отрядом мужиков?» Как показала жизнь, плакать ему пришлось потом ещё не раз. От неудач на тренировках, но уже после, дома, когда никто не видел. От ужаса после появления на ковре у Мори, когда тот спросил, не собирается ли Акутагава-старший относиться к своей жизни и к жизни сестры более серьёзно. От бесконечных косых взглядов и необходимости налаживать общение с коллегами по второму кругу, хотя и по первому не получилось.

***

Ночью, когда они встретились на том же заводе, Чуя отвёл его в пустой цех, из которого давно вынесли значимое оборудование. Только битая стеклянная посуда заполняла лабораторные столы, её осколки звенели под ногами. Перед ними двумя оказалась широкая стена, пустая, серовато-белая и небывало унылая. На полу стояли вёдра с краской, кисти, баллончики и несколько бутылок растворителя. Рядом лежали респираторы. — Я знаю, что прошу многого, но вот твой второй урок. Берёшь любой цвет, какой нравится, и пишешь любым шрифтом то, что говорил тебе чёртов Дазай, на этой стене. Всё, до последнего слова. Можешь делать это хоть днём, хоть ночью, но ты должен не оставить ни одного пустого места. Я буду сюда время от времени ходить и проверять, понял? Хорошо, если ты каждый день станешь вспоминать по одному слову и наносить его. Да хоть всю банку вылей здоровым пятном, нормально. Чтоб завандалил, усёк? Никто сюда не сунется и не тронет это место. Оно принадлежит Мафии, шпану я отсюда прогнал, они больше не рисковали приходить. Главное, — Накахара поправил шляпу, — только то, что он говорил тебе. Не то, что ты думаешь о нём. Никаких комплиментов. Ори на эту стену, пинай её, если хочешь. Не сдерживайся. Имей в виду: разрушать этот объект нельзя. Повторяться разрешаю. Можно писать то, что тебя в Дазае бесит. Я отчаливаю на этом. Явлюсь через неделю. Удачи. Сказал и вышел в окно. Акутагава вздохнул. Чуя-семпай отдавал странные приказы. Не было никакого логического обоснования тому, что он требовал сейчас. Замерев в нерешительности перед пустым пространством, он надел респиратор, вдохнул поглубже и при помощи баллончика нерешительно вывел в правом углу чёрным слово «Скука». Дальше выплыло из сознания «Криворукий». Рука и правда дрогнула, чернила некрасивыми каплями потекли вниз. «Дикарь», «шавка», «глупец» — размашисто написал Акутагава, отшатнулся, как от пощёчины. Внутри горело от обиды. Больше тем вечером он из себя ничего не выдавил, ушёл ни с чем, но окраины не посещал. «Аккуратнее никак?» — пальто Дазай-сана пострадало, кусок исчез в пасти зверя. Наставник смотрел брезгливо и холодно. «Разуй глаза...» — пистолет слишком сильно скользил во влажной руке, он старался изо всех сил. Ни одного попадания в мишень. «Ты вообще со мной?» — он весь в синяках, распластан на полу, пытается убаюкать свои отбитые рёбра, а Дазай-сан сидит на ящиках, словно это не его рук дело. «Бесполезный», — он стоит посреди пыточной. Допрос закончился смертью свидетеля от разрыва сердца, толком не начавшись. «Никчёмный», — ни единого волоса не упало с головы божества, обошедшего его по всем параметрам после полугода боёв. «Даже Хигучи-сан справится лучше», — он случайно потерял чужую машину в потоке на мосту. «Без страховки-то нельзя? Ты мафиози или детсадовец?» — трупов кругом столько, что от крови красно, рубашка испорчена. Он не знает, что делать с этой бойней. «Недостаточно хорош», — иероглифы кривятся, каллиграфия не задаётся. Руки трясутся при составлении отчёта. Его впервые едва не убили пять минут назад. Спасла не сила, а выстрел коллеги слева. «Ты не мог бы держать от меня ЭТО подальше?» — про Расёмон, про его дракона. Да он даже навредить не может Дазаю, у них поединок... Как можно уводить способность подальше, если она — единственное оружие? «Без рук», — Акутагава хватает баллончики и строчит под потолком, добавляет цвета, тени, как умеет. Иногда слова вырывались целыми предложениями, иногда — отдельными иероглифами, иногда — воплями и ударами о стену, от которых часть написанного крошилась и приходилось добавлять что-то ещё. Много месяцев спустя он нарисовал иероглиф «Бог» прозрачно-синим, в самом центре, и, дав подсохнуть, поверх него размашисто и невероятно чисто вывел насыщенно-красным из банки: «Боль». Эспер осел на старый табурет и прикипел к стене с огромным кровавым пятном, с прочими обрамляющими это пятно колкими фразами, с сомнительными комплиментами, с двоякими вопросами, а потом почувствовал, как по лицу потекли злые слёзы. Пустого пространства хватало, но даже смотреть на эту фигуру в центре оказалось неприятно. «А было ли что-то другое?» Тот, уже мёртвый шестёрка, который унёс его с поля битвы и помог устроить пострадавшую ногу удобно, сказал: «Будь осторожнее». Он передал бутылку с водой, укутал своей курткой. Акутагава был лёгким в тёплых руках этого человека и не хотел тогда выбираться из машины, но промолчал. Хигучи таскала много полезных вещей и шла рядом. Всегда. Плечом к плечу, если требовалось. Она никогда не говорила гадостей про Расёмон, даже если применение способности пугало её. Хигучи, которую он едва не располовинил в благодарность. Накахара-сан протянул руку и помог встать. Проводил до лавки, а мог бы не беспокоиться. Ему же прилетело в лицо синей краской, наверняка это было неприятно. А он ещё воду дал. Кулон вручил с важным фото. Ему самому даже в голову не приходило такое, и это всё — за один вечер. Тем утром он вернулся домой с букетом свежих цветов для сестры. Отмывшись, повалился на свой футон, соседний с её, перекатился, обнял Гин и замолк, уставившись в синеватую чернь разметавшихся по подушке волос. «Девочки эмоционально взрослеют раньше мальчиков», — сказал Накахаре-сану один мудрый знакомый. Кто бы он ни был, не ошибся. Рюноске приходил к граффити каждый раз, когда в дверь его памяти стучало что-то из прошлого, и почти всегда эти воспоминания выворачивали его наизнанку. Чуя обычно проверял ночные художества тайком, а днём таскал его на тренировки, но вместо кинжалов использовал спортивный инвентарь и свою гравитацию. Условия были близки к боевым, хоть не столь смертельны. Синяков хватало, но они были от мячей, а не от ног или рук. На задания ездить запретили, за исключением самых крайних случаев, и это нервировало: Дазай-сан всегда поступал иначе, его действия и слова были хлёсткими и жесткими, и, казалось, были написаны всюду, как те же граффити на стенах. Акутагава был благодарен, но никак не мог выговорить имя мафиози. Вбитое на подкорку отношение к старшему, как к богу, не позволяло обратиться как-то иначе, нежели по фамилии и с уважительным суффиксом. Чуя вздыхал и ругался: он терпеть не мог, когда в неформальной обстановке его называли, точно на службе. По вечерам, если были силы и время, они носились на байке по сияющему городу и иногда заходили к долго выздоравливавшей Хигучи. «Чёрные ящерицы» легче пропускали его в сопровождении Исполнителя, а Хигучи... Нет, Ичиё, она по-прежнему радовалась визитёрам, хоть и посматривала тревожно на обоих, пока не пошла на поправку окончательно. Эспер вернулся в строй не сразу. Все члены отряда смотрели пристально и косо, машинально готовясь отражать его атаку и закрывать Ичиё, если что-то пойдёт не так. Обедать не звали, прекращали говорить о своих планах, стоило ему появиться в поле зрения. Рюноске понимал, почему, и считал, что заслужил. Чуя-сан, приметивший безобразие, стал выводить их на командные учения раз в два месяца, и это помогло: «Чёрные ящерицы» с Бешеным Псом, тренировавшиеся ловить семпая, госпожу Озаки и изредка присоединявшуюся Элис в различных условиях, постепенно притирались к одарённому и легче переносили его присутствие. Мори-доно был доволен результатами их совместной работы на миссиях гораздо больше, чем прежде.

***

Сейчас

И всё-таки это были мелочи по сравнению с ночью, когда Чуя прошёл мимо его граффити к противоположной затенённой стене и содрал с неё остатки строительной плёнки. Напротив его собственных иероглифов красовались кривые, частично англоязычные надписи, самая безобидная из которых гласила: «Коротышка». Там же свернулись клубком множество оскорблений и ядовитых вопросов, кое-где ощерила пасть крепкая ругань. Накахара-сан разгрёб осколки, опустился на пол поверх подложенной доски и улыбнулся устало, изломанно. Если бы у него, Рюноске, было побольше места, он бы наискось начертал: «Не один». К сожалению, места нет. А так ему ничего не оставалось, кроме как сесть напротив и ответить такой же улыбкой, пусть и почти незаметной, не чувствуя метров, усеянных битым стеклом, между ними двумя. Как же всё-таки странно: у них одна и та же боль. Имя ей... Нет его, имени. Предательством выжжено. Урок первый: «Если всё плохо, обращаться к Накахаре-сану». — Что будем делать, семпай? — Рюноске поднял взгляд, заметил тревогу, отражавшую трещину в чужом сердце, и понимающе усмехнулся. Не было никаких богов. Были люди. Всегда. — Жить, Акутагава-кун. Что нам ещё остаётся? — Чуя встряхнулся. — Тебе не кажется, что мы провели здесь достаточно времени? Пора идти. Где-то на побережье есть одна вполне приличная круглосуточная забегаловка. Предлагаю туда нагрянуть, скоро рассвет. Самое то для завтрака. Наверное, начальники так себя вести не должны. Однако... Какая, к чёрту, разница, что они там должны, если именно рядом с этим человеком ему стало легче?