Зарисуй меня

      — Поздравляю, Акааши. Твоя картина поразила членов жюри и ты занял призовое место.

***

      С тех пор Кейджи ежемесячно принимал участие в различных художественных конкурсах уже профессионального характера. Бокуто всегда был рядом с сеттером, когда тот сидел в парке, дома, или оставался в учительской, вырисовывая очередные портреты, пейзажи и натюрморты. "Мне нравится, как карандаш в твоей руке создаёт все эти шедевры, нравится наблюдать за процессом, за плавными и иногда резкими, но отточенными движениями мягкого грифеля по пожелтевшей бумаге, это так завораживает, а ещё у тебя милое лицо, когда ты сосредотачиваешься. Не знаю замечал ты или нет, но когда нужно было прорисовать какую-нибудь маленькую деталь, твоё лицо постоянно хмурилось, губы сжимались, и ты от старания высовывал кончик языка, морщась при этом. Я просто не могу пропускать такие зрелища." говорил он.       Такая наблюдательность пугала Кейджи, но он был даже благодарен другу за то, что тот не даёт умереть со скуки и вообще тратит своё время на составление компании процветающему художнику.       Он рисовал каждый день, но лучше всё-таки сказать, писал. И каждый день Котаро становился свидетелем создания нового произведения. Каждый день был насыщенней другого, всё новые и новые заказы поступали к Кейджи. Парень еле успевал совмещать учёбу, волейбол, так теперь ещё и новую работу. Бокуто неплохо прорекламировал талант друга на всю школу, из-за чего теперь в день Акааши приходилось рисовать минимум по три портрета. Не за бесплатно конечно. Хорошо ещё, что все принимали стиль волейболиста и не требовали писать в реализме. Котаро успел сотню раз извиниться за то, что усложнил спокойную жизнь обычного второгодки так, что теперь тот иногда даже забывал о сне. Брюнет отнекивался от бессмысленных извинений, на самом деле он никогда и подумать не мог, что художественное творчество, обычное хобби будет приносить ему прибыль. Было тяжело, но этот труд давал свои плоды. Акааши справлялся, справлялся и физически, и морально, ведь его всегда поддерживал сам Бокуто, парень, который кажется никогда не бывал в ситуациях, когда не о чём было вести диалог. Эта сова всегда найдёт, что спросить у уставшего сеттера, и не дать ему уснуть за работой, он всегда о чём-то балаболил в стороне и всегда положительно комментировал готовые наброски художника, придавая ещё большую мотивацию. Теперь не только Кейджи помогал Котаро везде, где только требовалось. Теперь их поддержка была взаимной, и они оба вытаскивали друг друга из окружающей рутины, что иногда так и наровилась поглотить их силы целиком и полностью, не оставляя ни капли.       Не редко Ас Фукуродани был вынужден оставаться у Кейджи на ночь и регулярно готовить тому кофе, а Акааши жил один, лишь иногда его навещала тётя. На вопросы о семье сеттер всегда отнекивался и переходил к другим темам.       Такой, иногда даже чрезмерной заботой, Бокуто отнекивался: "я тебя в это втянул, я и буду помогать вытягивать, так что давай допивай уже этот наивкуснейший кофе моего собственного приготовления и продолжай рисовать, — Акааши пронзил друга острым взглядом, так как не любил, когда эта глупая сова употребляла не подходящий его работе термин — писать-писать, – быстро исправился Котаро, – я помню, допивай свой кофе и продолжай писать эту очаровательную даму с каре. Поздно уже, я сам засыпаю."

***

      Так проходил один день за другим. Страницы тускло-жёлтого скетчбука постепенно заканчивались. На обратной стороне рисунка всегда было подписано время, дата, личная роспись художника и какая-нибудь подпись, подходящая к зарисовке, а страницы все до единой пронумерованы. Бокуто всегда было интересно, как Кейджи подписывает свои работы, особенно те, на которых был изображён сам доигровщик. Но Акааши никогда не показывал своих записей, как бы не уговаривала его неугомонная и чересчур любознательная сова.       Луна сменялась солнцем, а солнце луной, и это естественный процесс. Также и сменялось настроение Бокуто, сменялись скидки в ближайшем супермаркете, сменялись цвета на осенней листве, сменялись темы по химии, сменялись день с ночью, пришло время сменять старую и уже родную кладовую с рисунками на новую. Этот жёлтый скетчбук Акааши любил больше всех предыдущих, но причину не говорил.       — Ака-а-ши, ты мне ничего не говоришь. Ты знаешь все мои слабости поголовно от того, как их распознать и как привести меня в норму, а я даже не знаю, почему этот скетчбук значит для тебя так много, ты не даёшь мне смотреть все рисунки, что хранит в своих листах эта жёлтая книжонка, уж тем более читать то, как ты их подписываешь. И вообще, я пол жизни провожу с тобой, лишь бы видеть, что ты делаешь и чем занимаешься, я хочу видеть твои рисунки, но вижу только те, которые ты рисуешь в моём присутствии. Всё! "Слабость Бокуто номер 27, он познал несправедливость. Кажется сейчас начнётся..." подумал про себя Кейджи и уже морально подготовился к ещё большим обвинениям в его сторону.       — Почему ты мне ничего не рассказываешь? — лишь грустно промолвила обиженная совушка и опустила голову.       Акааши долго думал, как бы правильней и честнее ответить на этот немного неожиданный вопрос.       — Этот скетчбук принёс мне прибыль, вот почему он самый любимый.       — Вообще-то я ждал ответ на другой вопрос. Погоди, тебе действительно важны только деньги? — идеальная причёска волейболиста поникла, как и его и так вялая физиономия после очередной бессонной ночи рядом с трудившимся сеттером. Такой ответ застал Котаро врасплох, ведь он не соответствовал его ожиданиям, абсолютно не соответствовал.       — Бокуто-сан, деньги всегда важны. Но это далеко не единственная причина.       — И какие другие причины?       — Я не могу сказать.       — Вот видишь, ты мне ничего не говоришь! — парень скрестил руки на груди и отвернулся от брюнета. — Почему у тебя нет доверия ко мне? Вот что со мной не так?       Акааши промолчал.       — Молчишь значит...       — Тут осталась ещё одна чистая страница.       — И? — кажется Бокуто включил режим бессердечного эгоиста, было понятно по его голосу. Такой стиль был редкостью, но и правильно сыграть данную роль он никогда не мог, не такой уж Котаро человек.       — Не хотите ли снова побыть моей моделью и заполнить пустоту на этом листе? — слабая, но искренняя улыбка озарила лицо Кейджи. Он знал, это предложение - беспроигрышный вариант.       — Ты ещё спрашиваешь! Какие есть предложения?       Сеттер никогда не перестанет удивляться столь поразительной скорости смены настроения, кажется, на такое способен только этот человек. Это делает его таким непредсказуемым и индивидуальным, что по коже пробегали холодные мурашки, а мысли не успевали сменяться также быстро, как и его эмоции.

***

      Пшеничное поле. Золотые колосья. Вдалеке виднелась тёмная полоска хвойного леса, подчёркивающая горизонт. Серые облака, тесно загораживающие круглое оранжевое солнышко. Сквозь тёмные края пышных, на вид таких мягких и пушистых дождевых туч, еле пробивались яркие лучи дневного светила. Такая картина выглядела по настоящему потрясающей и масштабной. Бокуто сплёл себе причудливый венок из уже потихоньку выцветавших колосков и расположился в центре огромного размера поля. Парень искренне улыбался и просто наслаждался природной красотой и её невероятным величием. Вокруг не было ни души, только талантливый художник и его грациозная, и такая счастливая модель. Ветер взъерошивал его мягкие пряди окрашенных волос, немного растрепав привычную укладку.       Акааши снова наточил свой деревянный карандаш, придав кончику остроты для более точного прорисовывания мелких деталей. Он хотел перенести на бумагу всю атмосферу, хотел чтобы глаза Котаро излучали тот же свет и тепло, даже на карандашном изображении. Хотел, чтобы его такая нелепая, ребяческая, но искренняя и по-настоящему счастливая улыбка навсегда осталась в его воспоминаниях, на этих пожелтевших листах жёлтого скетчбука. Этот золотистый огонёк в его очах, эти расслабленные мышцы на шее, торчащий из густых растрёпанных ветром волосах пшеничный сухой венок. Чёрная майка облегала тело, чётко позволяя разглядеть каждый накаченный мускул. Кейджи вырисовывал каждый колосок, окружающий волейболиста, каждый изгиб его одежды, каждую волосинку на голове. Он хотел зарисовать его всего.       Тучи поначалу сгущались, но когда сеттер закончил с наброском и детализацией, небо полностью очистилось, представляя перед взором парней удивительный огненный закат.       — Акааши-и-и! Ты только посмотри! — в глазах Бокуто отражался свет уходившего за горизонт солнца, и это делало его зрачки ещё ярче.       — Самое время перейти к цветам, сейчас они самые яркие.       Оранжевый свет уходящего солнышка придавал насыщенности потускневшим колоскам. Лучи напоследок пробивались сквозь тонкие стебельки, образуя какой-то волшебный эффект, что заставлял сердце трепещать, а организм в обильных количествах выделять гормоны счастья. Кейджи смог сделать это, смог запечатлеть счастливого доигровщика, зрачки которого покрывали собой весь золотой пигмент в его глазах от переполненного блаженства.

***

      Уже стемнело. Солнце пересекло тоненькую границу вдалеке, и небосвод окутали сотни маленьких ярких звёздочек.       — Акааши! Смотри! Там звезда упала! Ты видел-видел?! — кричал на всю улицу восхищённый Котаро.       — Видел-видел. – брюнет внимательно вглядывался в белые точки на небе. – Вы загадали желание, Бокуто-сан?       — Конечно загадал. Но я не скажу какое. — парень хитро ухмыльнулся, всем своим видом показывая: "монета за монету".       Акааши покосился в сторону, всё-таки справедливо.       — Ну так и быть, я скажу, но с одним условием, — сеттер поднял на доигровщика вопросительный взгляд. — Скажи мне, как ты подписал сегодняшнюю картину, какой фразой ты закончил этот скетчбук?       Брюнет молчал некоторое время, и Бокуто не стал прерывать минуты тихого размышления. Они просто шли рядом по пустой холодной улице, внимательно разглядывая усыпанный звёздами небосклон, постепенно погружаясь каждый в свои мысли, пока Кейджи не прервал эту установившуюся идиллию двумя простыми словами:       — Увядающее поле.