Люпин – цветок исцеления

Вечером следующего дня Тедди, как и обещал, прибыл в дом Мари-Виктуар. Свет в распахнутых окнах и дверях «Ракушки» был виден издали. Он шëл по влажному песку к коттеджу и прислушивался к праздничному волнению в груди, которое появлялось у него всякий раз, стоило ему переступить порог. Подойдя ближе, он с удивлением и радостью заметил, что Мари-Виктуар ждала его: она стояла около приоткрытой двери и всматривалась в даль, пока не увидела Тедди и не устремилась ему навстречу. Еë лëгкая, тюлевая голубая мантия современной модели – спереди доходила до колена, а сзади свисала волнами хвоста – развевалась на ветру, как и длинные светлые волосы. – Весь вечер жду тебя! – сказала она, смахивая волну светлых волос на спину и беря Тедди за руку. – И maman спрашивала: "Где Эдвард, где Эдвард?" Ты без бабушки? – У вас гости? Она подумала, что мы будем одни, сказала, что не хочет мешать веселью молодых. – Да, у нас сегодня правда весело. Тут Гермиона и Рон с детьми, а ещë Перси привëз Молли и Люси. – Если бы и дядя Джо привëз своих! – вздохнул Тедди. Мари-Виктуар остановилась. – Да-а, ты прав, – протянула она. – Я скажу maman, может, она его уговорит. В следующий раз. А вообще, ты же знаешь, у нас почти всегда кто-то дома. Нам бы ничего не стоило присмотреть ещë за двумя, а ему всë же легче. – Мари, скажи своей маме, прошу, – подхватил Тедди, – она умеет настоять на своëм... Они вошли в дом. Ещë снаружи было видно, что он весь светится и кипит жизнью. Но внутри царила такая праздничная атмосфера, что спокойный Тедди даже немного испугался. Во всех комнатах горел свет, где-то играла музыка, гул множества голосов звучал, как нестройный хор, звал гостя, подхватывал, уносил... Ноздри щекотал запах десятка блюд, было душно, несмотря на то, что все окна были открыты. Мари улыбнулась своими тонкими бледными губами: – Сейчас позову maman! – заговорчески проговорила она и растворилась в мельтешении света, цвета, запаха и звука. Тедди удивлял этот их обычай – встречать гостей. Зачем беспокоить маму, когда дочь уже его встретила. Тедди задумался. Он почувствовал, как был рад видеть тех, кого сейчас встретит в «Ракушке». И как он был бы счастлив жить здесь, на этом вечном празднике семьи и детства! Флëр Уизли выглянула из-за одной из дверей и, увидев Тедди, выпорхнула к нему, ведя за руки шестнадцатилетнюю Доминик и одиннадцатилетнего Луи. Мари-Виктуар шла следом. Она больше остальных пошла в отца, тогда как еë младшие брат и сестра были вылитой копией друг друга и матери. Ещë одной особенностью, которую всегда отмечал внимательный юноша, было, что в семье родителей Мари все всегда одевались в одном колорите. Тедди не знал, договаривались они об этом или нет, но его всегда смущало чувство, что он будто попадал на тематическую вечеринку, а сам был ни сном, ни духом об еë идее. На миссис Уизли была голубая мантия на оттенок светлее, чем у старшей дочери, расшитая бисером в каком-то славянском стиле, а передние пряди гладких волос цвета итальянской соломы были изящно заколоты надо лбом синим, такого же тона, что и бисер, атласным цветком, от которого спускались вниз вместе с волосами бисерные нити. Тонкая красавица Доминик была затянута в платье викторианского синего цвета, лежащие на плечах чуть завитые волосы казались светлее, чем были на самом деле. Малыш Луи щеголял в новенькой мантии, цветовая палитра которой перекликалась с нарядами женщин. Среди этого бума великолепия Тедди чувствовал себя серым волчонком. Глаза "maman" сияли, Флëр была в своей стихии и, как росу с цветов, собирала удовольствие от своей роли хозяйки вечера. – Ах, я уж думала, не поте'гялся ли наш Эдуа'г по дороге! – пропела Флëр и, отпустив руки детей, нежно расцеловала Тедди. За годы брака она овладела английским в совершенстве, но французская картавость не пропала из еë речи, надо думать, не случайно. Блестящая Доминик кокетливо коснулась коралловыми губами щеки Тедди, а Луи серьëзно и с радостью пожал его руку. – Извини, Билл так занят 'газгово'гом с 'Гоном, поэтому не вышел тебя вст'гетить! Не будем им мешать. П'гоходи же! – речь хозяйки журчала ручейком, не переставая. Она оставила Тедди на попеченье Мари-Виктуар и полетела к гостям, дети – за ней. Тедди и Мари поплелись следом. – Придëтся сделать волосы синими, – пожал плечами юноша. – Брось, – Мари чуть нахмурилась, – давай не будешь никого шокировать. Ты и так чудесно выглядишь! – Думаю, это должен был сказать тебе я. Вдруг что-то выбило пол из под ног Тедди, и он со всего размаху влетел в стенку. Мари подскочила к нему, но убедившись в его невредимости, повернулась к кучке детей, виновато хлопающих ресницами. Роза и Хьюго, Луи, Молли и Люси в десять глаз смотрели на сбитого ими молодого человека. Мари-Виктуар строго воззрилась на них. Для полноты картины тут, к сожалению, не хватало Джеймса и Лили Поттеров. – Вы вовсе не видите, куда несëтесь? – наконец произнесла она. Дети молчали. Но тут нашлась Роза: – Эдварду не в первой, он и сам всë время падает! Младшие девочки захихикали. Мари-Виктуар не имела обычая сердиться на детей. Но ей было горько за своего любимца, и она не сдавалась: – Как тебе не стыдно, Роза! Как вам всем не стыдно! Уронили человека и даже не поздоровались, я уже молчу про извинения... – Не стоит, Мари, – с улыбкой вмешался Тедди, – я же знаю, они не хоте... – Нет, стоит! Какие бессовестные дети! Луи, я от тебя такого не ожидала. Скажу maman, пусть не надеется на то, чтобы из тебя вышел образцовый джентльмен! Младший брат, виновато краснея, опустил голову. Первыми среагировали сëстры Молли и Люси. Их мать Одри, жена Перси Уизли, была добрейшим существом, и еë доброту вобрали в себя дочки. Маленькая Люси подошла к Тедди и, взявшись за полу его пиджака, проникновенно сказала: – Тедди, ты ведь простишь нас? – Да, прости нас, Тедди, мы заигрались... Мы не хотели!.. – вторила ей тринадцатилетняя сестра. Тедди расхохотался и подхватил Люси на руки. Она была такой крохой, что ей никак нельзя было дать еë восемь лет. Мари-Виктуар тоже улыбалась, но скрестила руки на груди. Она была недовольна тем, как лëгко Тедди отпускал этим детям все их проказы. – Можно я похищу тебя? – поинтересовался Тедди у Люси, прищурив глаза. Девочка колебалась. Дети любили Тедди. Еë сомнения разрешил вдруг подавший голос Хьюго Грейнджер-Уизли: – Нельзя, потому что мы ещë будем готовить оборотное зелье, чтобы поймать дромарога в горах Швейцарии, – выпалил он с довольным видом. – Да, – подтвердила Люси, и Тедди с неохотой поставил еë на ноги. – Вообще-то, – нравоучительным тоном заметила Роза, видимо, продолжая долгий спор, – мы так и не выяснили, обитают ли дромароги в Швейцарии! – Ну и что, – надул губы еë брат, – это игра, тут всë может быть! Тедди хотел было открыть рот, но Мари взяла его под руку. – Идëм, Тедди, – сказала она, кивнув головой, – это надолго. Роза и Хьюго могут препираться до утра. Девушка остановилась перед зеркалом у двери в столовую поправить ободок. – Ты их разбалуешь! – изрекла она, медленно поворачивая голову в сторону юноши. – А кто же, если не я? – Тедди всë ещë смеялся. – Кругом все такие суровые! Словно опровержение его слов из комнаты донëсся взрыв хохота Билла Уизли. Когда они вошли в столовую, Мари подошла к отцу. Она не так благоговела перед хозяином коттеджа, как мать, и перебив его веселье, произнесла: – Ma pére, у нас гость! – и махнула рукой в сторону Тедди. Билл Уизли повернулся к подошедшему юноше. – А, Тедди Люпин! Как всегда – молодцом! Ещë не надумал сменить цвет волос на рыжий? Как трансгрессировал, благополучно? – лицо его было изборождено туннелями шрамов от когтей оборотня, и порой было трудно понять, что оно выражает. – Спасибо, Билл, – Мари и Флëр настояли, чтобы Тедди называл чету Уизли по именам, без всяких "дядь", "тëть", – всë замечательно. Как у вас на работе? – Это лучше спроси у нашей девочки, – Билл посмотрел на Мари, – я в отпуске! – О, это замечательно. А... – Тедди не мог не спросить, – крëстный не смог прийти? – Поттеры разбираются со своими домашними проблемами, – встрял Рон Уизли и, обращаясь к молодому человеку, добавил, – Гарри говорил про тебя. Привет, Тедди! Миротворец ты наш! Билл усмехнулся. Рон и Тедди обнялись. – Как они? – заволновался Тедди. – Ничего! Порядок, – отозвался Рон. – Гермиона в зале. Мари-Виктуар принялась что-то говорить отцу. Когда они стояли рядом, то от их сходства не оставалось и следа, но когда их видели порознь, черты дочери неизменно напоминали отцовские. Тедди пошëл в зал. В огромном мягком кресле, утопая в подушках, сидела Гермиона. Она по-прежнему была энергична и худа, за исключением живота, который, казалось, ещë немного округлился с того времени, как Тедди последний раз видел еë в доме на площади Гриммо. Флëр держала еë за руку и уговаривала отложить отчëт в Министерство, что та писала, и поесть. Гермиона раскраснелась от энтузиазма и духоты. – О, Тедди-Тедди! – миссис Грейнджер-Уизли потянулась к нему рукой. – Я скучала по тебе! – А я то как по тебе скучал! – Тедди наклонился, позволяя потрепать себя по голове. – Ещë не надумал делать карьеру мракоборца? – полушутя, полусерьëзно спросила женщина. – Гарри говорил, у них есть вакансии. – Нет, нет... – прошелестел Тедди. – Милый мальчик, – Гермиона задержала на нем взгляд своих шоколадных глаз, за период беременности они стали ещë больше, теплее, прекраснее, – какой же ты славный! Но, Боже мой, как я тебя не понимаю! В тот миг Тедди казалось, что из ныне живущих нет людей лучше, чем Гермиона и Рон. – Мы уже ужинали, а ты, ве'гно, голодный! – вывела Тедди из задумчивости Флëр. – Иди со мной. Ге'гмиона, ты тоже! В столовую! После ужина они все разместились в зале. Погодки Роза и Молли сели играть в триктрак. Младшие возились на паласе. Им так и не удалось поймать дромарога, потому что Роза и Хьюго так и не пришли к согласию относительно мест его обитания. Билл чинил вредноскоп, который предпочитал держать под рукой в доме: безопасность любимой жены и детей была для него превыше всего. Флëр и Рон расположились у кресла Гермионы, муж неустанно поправлял под ней подушки. Красавица Доминик жадно ловила разговоры взрослых, по возможности вставляя свои замечания. Но выходило у неë скорее смешно, чем изящно, она, во всëм подражая матери, пыталась скопировать еë французский акцент, но получалось неважно. Тедди и Мари-Виктуар примостились на оттоманке под окном и шепотом обсуждали последние события, а по большей части просто молчали. – Рональд Уизли! – вдруг прозвенел возмущенный голос Гермионы. – Если ты сейчас же не поднимешься и не дашь нам поговорить, я применю Империус. Где моя палочка... Рон подыграл жене, вскочил и неохотно перебрался к Тедди и Мари. Последние месяцев пять он не отходил от Гермионы ни на шаг. – Вот так вот женись! – Рон развëл руками, обращаясь к Тедди. – Ты стараешься изо всех сил, а она ещë и недовольна! Со стороны большого кресла послышался смех. – А ты как поживаешь, дружок? – Рон присел рядом с Тедди. – Как обычно, – Тедди сложил руки в замок, – перевожу руны, помогаю бабушке... – Восхищаюсь тобой, парень. Я бы с ума сошëл от скуки. – Да нет, это так кажется... На самом деле я много чем занят. На днях вот собираемся с друзьями поиграть в квиддич у мистера и миссис Уизли. – У мамы с папой? Отлично! Сообщи мне! Если Гермиона будет хорошо себя чувствовать, приедем и мы. – Я всегда себя отлично чувствую! – раздался голос из кресла, Флëр и Доминик переливчато засмеялись. – Мы вот с Тедди думаем, как нам расшевелить дядю Джорджа, – спустя время говорила Мари-Виктуар. – О-о-о, гиблое дело! – махнул рукой Рон. – Мама, моя то есть мама, нас всех уже по очереди к нему подсылала, но он даже иной раз и говорить с нами не хочет... – А вот с Тедди говорит! – воодушевилась Мари. – Он доверяет ему. И если Тедди... Тедди? Но Люпин их уже не слышал. От его внимания не ускользнуло, как маленькая Люси Уизли подошла к маме Мари и попросила "тëтю Флëр" рассказать сказку. Вокруг хозяйки собрались все дети, и даже Доминик, которая изо всех сил старалась делать вид, что ей это не интересно, искоса поглядывала на "maman". Тедди, как и все Поттеры и Уизли, вырос на сказках барда Бидля. Поэтому он всегда с трепетным вниманием слушал волшебные французские сказки, что мастерски рассказывала Флëр. В сказки она вкладывала весь свой темперамент, они буквально зачаровывали слушателей. – Хо'гошо, угово'гили, – промурлыкала Флëр. – Исто'гия Человека-невидимки. У Тедди сжалось сердце. «В те давние времена, когда волшебный мир ещë не был сокрыт от глаз маглов, жил на земле юный волшебник. Он был молод, но знал многие тайны древности и магии. И была у него волшебная палочка, и был у него дом, и была у него жена, прекрасная и добрая волшебница. Одна была только у него печаль. Знал он много для своих лет, и знание это лежало на его плечах непосильным грузом. Простые люди дивились его словам, а мудрые маги не верили в его искренность. Казалось ему, что никто в целом свете не может постичь того, что он хранил в своëм добром и отзывчивом сердце. Отчаявшись сказал тогда юный волшебник себе: "Я обречëн быть вечно непонятым и презираемым. Невидимо для мира моë истинное лицо." Встал волшебник на другое утро, подошëл к жене и обнял еë. Но она, всегда такая нежная, не ответила на его ласку. Удивился волшебник, но так как был добр и честен, решил: "Уберу я весь дом, помогу жене, увидит она мои старания и смилуется." Взмахнул он волшебной палочкой, постарался на славу, и дом засиял чистотой и убранством, как никогда раньше. Посмотрел волшебник на жену, а она будто и не заметила ничего. Заговорил, а она и ухом не ведëт. Закричал, захлопал в ладоши, она даже не посмотрела на него. Закручинился молодой волшебник, пошëл в дом брата своего, рассказать, какая с ним беда приключилась. Всегда, когда входил он в дом, бросались к нему на шею племянники, брала за руки братнина жена да усаживала на лучшее место за столом. Зашëл он теперь – никто даже не повернулся в его сторону. Прошëл в комнаты, покликал брата и его родню – каждый занимался своим делом, словно и не было перед ними никого. Изумился пуще прежнего молодой волшебник, пошëл в город, ходил по улицам, разговаривал с людьми, но никто не замечал его. Вошëл он на совет волшебников, где собирались старейшие и мудрейшие маги в городе, встал посреди и давай на право и налево заклинаниями сыпать. Не шелохнулись старики, спокойно продолжили говорить о своëм. Снова вышел волшебник в город, пошëл по улице. Остановился, закричал не своим голосом во всë горло – даже птиц не спугнул. Пошëл волшебник, куда глаза глядят. Прошëл мимо зеркала – только руками всплеснул! Не было в зеркале отражения. Понял тогда волшебник, что стал невидим для всех людей и тут же стал самым печальным человеком на земле. Заплакал молодой волшебник – сколько не читал он мудрых книг, не было в них совета, как вновь стать видимым. Отправился он, всеми отринутый, скитаться по свету. Не стал он ни злым, ни коварным, ни жестоким, но только делался всë несчастнее день ото дня, да всë больше забывал, что знал ранее. Забрëл он как-то в лес. Слышит, тоненько кто-то кричит. Бросился волшебник на голос, наклонился над глубоким оврагом, видит – маленький мальчик уцепился за корягу и над пропастью на одной ручке висит. Перепугался волшебник, давай в карманах палочку волшебную искать, да так и не нашëл, не то выронил еë, не то в спешке проглядел. Спустился волшебник на выступ, протянул мальчику руку, крикнул, чтоб хватался. Забыл молодой волшебник, что невидим. И случилось невероятное, услышал мальчик волшебника, схватился за его руку, выбрались они из оврага. Испугался волшебник, стал у мальчика спрашивать, как тот его увидел. Отвечал мальчик, что с самого рождения ничего не видит. Ещë больше озадачился волшебник и рассказал мальчику свою историю. Почесал мальчик затылок и отвечает: "Я вот тоже тебя не вижу, но ты ведь знаешь, что ты есть!" И понял тогда волшебник, что стал невидимым для людей только потому, что сам считал, что они его не замечают. Вернулся он тогда в родные места, подошëл к дому. Вздохнул глубоко-глубоко, вспомнил свою жену и то, как много значил он для неë прежде. Зашëл в дом осторожно, будто гость, но твëрдо. Увидела мужа молодая волшебница, вскрикнула, кинулась к нему, и заплакали, но уже от счастья, они, обняв друг друга. С тех пор перестал молодой волшебник быть человеком-невидимкой». Флëр давно уже окончила свою сказку, а Тедди, как околдованный, сидел в совершенной задумчивости. Он вдруг осознал, очень простую вещь, которая светом истины мгновенно указала ему, как быть дальше. – Ерунда какая-то, – вдруг звонко произнесла Роза, – там же ничего не сказано, ни про то, какое заклятие лежало на волшебнике, ни про то, как ему удалось снять его. – Е'гунда! – девочка задела рассказчицу до глубины души. – 'Газве не понятно? Волшебник стал невидимым не из-за заклинания, а потому, что не дове'гял людям, подоз'гевал их. А об'гел видимость, когда пове'гил в себя и осознал свою ценность вне зависимости от своих познаний и мнений, п'госто как человека! – Всë равно непонятно... – Зато, я уве'гена, Эдуа'гу всë понятно! Тедди улыбнулся. Мари-Виктуар со смешком провела мизинцем по его носу. В голове Тедди стучала мысль: "О моëм существовании не узнают, пока я сам не поверю в себя и не появлюсь..." В этот раз Тедди решил уйти раньше, чем обычно – слишком многое из того, что он услышал, и того, что приходило ему в голову после этого, нужно было обдумать. Он закрыл за собой дверь коттеджа, но далеко уйти не смог. Картина, открывшаяся ему с песчаного берега, завораживала. На море спустились сумерки. В них не было ничего необычного, это был простой вечер на побережье, но именно эта простота показалась Тедди той гаванью, в которой должны были стать на якорь все его сомнения. Он поднялся на песчаный утëс и принялся с упоением вбирать в себя красоту этого вечера. Пыльно-синее небо проникало в самые отдалëнные уголки души юноши и будто уносило в бескрайнее темнеющее море все печали. Казалось, что и небо, и земля, и море неравнодушны к человеку, понимают его терзания и принимают в нëм участие. Тедди не знал, что ему делать: то ли прикрыть глаза в глубочайшем наслаждении, то ли предаваться созерцанию этих сероватых васильковых и лавандовых оттенков, в которые оделся горизонт, и в которые он окутывал морскую гладь. Сзади к Тедди неслышно подошëл кто-то. Но юноша не испугался. Он знал, что Мари-Виктуар обязательно придëт к нему, если увидит, что он ещë здесь. – Восхитительно, не так ли? – прошептал Тедди. – Да, – таким же восторженным, но более твëрдым шëпотом ответила девушка. Причëска давно уже растрепалась, и теперь свежий солëный ветер уносил светлые пряди еë волос. Они молча отдались влиянию очаровательно-синего приморского вечера. – Гермиона заметила, что ты ушëл какой-то... потерянный, – первой прервала молчание Мари-Виктуар. Тедди показалось, что она не нарушила тишину, которой они позволили забрать у них дар речи, а заговорила на языке прибоя, ветра, неба. – Скорее найденный, – не своим голосом ответил он, его глаза были широко распахнуты и смотрели вперëд. – О чëм ты подумал, когда услышал сказку? – тихо спросила Мари. – О чëм думаешь теперь? Что случилось? Тедди медленно повернул голову. Прошло какое-то время, прежде чем его взгляд обрëл осмысленность. Ещë пару десятков секунд он пытался понять суть вопроса. Когда наконец понял, то на его лице отразилось сильнейшее волнение. Он хотел сказать, но слова не шли у него с языка. Внутренне он решился, но озвучить своë решение было страшно. Он приоткрыл рот, потом закрыл и снова открыл. – Ты подумал о ней? – помогла ему Мари-Виктуар. – Ты пойдëшь туда, верно? – Да, – с трудом выдавил Тедди. – Как только представится возможность. На душе у него стало легче. Мари положила ладонь на его плечо и, прищурившись, окинула его взглядом. – Сделаешь волосы цветом, как небо? – сделала она попытку вывести юношу из оцепенения. – Зачем? – усмехнулся Тедди. – Такой сложный цвет... Холодный, но приятный, нежный. Мне кажется, у тебя не выйдет. – Ошибаешься, – он тоже прищурился, и серо-синие слегка волнистые пряди растворились на фоне такого же оттенка неба. Мари-Виктуар в восхищении провела по ним рукою.