Под прицелом объектива

      Им пришлось пройти совсем немного, и буквально через минуту они оказались рядом с простой деревянной лавкой, над которой возвышалась пышная арка из какого-то зеленого растения с маленькими беленькими ягодками.       — Ого, это что такое? А это можно есть? — Джин с чисто исследовательским интересом сразу приблизился к неведомому растению, все же не решаясь, в виду своей все-таки достигшей определенного уровня (в силу возраста только) сознательности, сорвать ягоду и попробовать ее на зуб.       — Присядь. — Тэхен взял из его рук пакет и аккуратно поставил на лавку, до этого удостоверившись, что она сухая, устроившись на деревянном сидении и устроив рядом Джина, с любопытством оглядывающего вечнозеленое растение. И он сразу положил голову Тэхену на плечо, чуть подвинувшись, чтобы расположиться тщательнее и комфортнее.       — Что это такое? — Джин теперь смотрел на Тэхена, который повернул к нему голову и во взгляде которого читалось на первый взгляд радостное волнение.       — Это главная рождественская традиция.       — Сидеть на лавке под белыми ягодками? Странная традиция, но мне нравится. — Он переплел их с Тэхеном пальцы и закрыл глаза.       — Это омела. — Его бархатный тембр вновь начал буквально гипнотизировать Джина, и он теперь нисколько не сопротивлялся этому почти что магическому влиянию его низкого голоса.       — Сидеть на лавке под омелой. Да, спасибо, так точнее. — Джин не мог увидеть обращенный на него взгляд, а в нем в этот момент было очень много чувств, теплых чувств, при ближайшем рассмотрении очень походивших на нежность.       — Не сидеть. — Тэхен улыбнулся, увидев, как безмятежная улыбка на красивом лице Джина медленно, но верно сменялась недоумением.       Джин уже собирался открыть глаза, прежде чем привстать и задать вполне логичный вопрос, но ощутив на своей щеке прохладные и очень деликатные пальцы, повременил со своим изначальным намерением, вместо этого чуть запрокинув голову, чтобы в следующий момент ощутить на губах поцелуй. Как обычно мягкий и очень нежный, и Джин поймал себя на мысли, что даже такие целомудренные романтические проявления доставляют ему какое-то особенное удовольствие. И он настолько увлекся своими ощущениями и мыслями, что не заметил, как между его слегка приоткрытых губ оказался язык, в следующее мгновение чувственно и неторопливо встретившись с его языком.       От неожиданности Джин дернулся, но это было связано не с тем, что ему было неприятно, а с тем, что это было волнительно, неожиданно и долгожданно. Как будто он никогда не целовался до этого, и теперь впервые пробовал кого-то на вкус. И не просто кого-то, а человека, в которого очевидно был влюблен. И это было вдвойне волнительнее, особенно в тот момент, когда прохладные пальцы Тэхена проникли под его воротник и остановились на шее, чуть забравшись в волосы на затылке. Он направлял поцелуй, и Джин позволил себе полностью расслабиться и отдаться ощущениям, которые сразу накрыли его с головой, заложив уши и полностью отрезав от всего внешнего, оставив наедине со своими чувствами, которые придавали этому поцелую до селе не изведанные Джином оттенки и полутона.       Языки переплетались мягко и плавно. Тэхен ни на чем не настаивал, давая возможность Джину прочувствовать этот момент, прочувствовать каждое новое ощущение, которые с каждым моментом становились все слаще, желаннее настолько, что единственной оставшейся мыслью в голове было «Еще». Еще, и этого все равно будет мало. Несмотря на кажущуюся откровенность, этот поцелуй до сих пор оставался нежным и трепетным, особенно в сочетании с мягко касавшимися кожи пальцами, которые осторожно направляли поцелуй лишь с целью сделать его более чувственным. С целью стать еще немного ближе, ощутить друг друга чуть глубже, чтобы задержаться друг в друге и в этом создавшемся волшебстве момента.       Это было так сладко и так упоительно, что Джину в определенный момент показалось, что он буквально ощущает это на языке, как будто испытываемые чувства вдруг обрели вкус, от которого теперь невозможно было оторваться. Ну, если только для того, чтобы заглянуть в приятные сердцу глаза.       — Мало, правда? — Взгляд Тэхена блестел и переливался, и очевидным был тот факт, что виной тому был не только льющийся отовсюду теплый, облаченный в волшебные гирлянды свет.       — Мы всегда можем продолжить. — Джин улыбнулся, и Тэхен ответил ему своей счастливой квадратной улыбкой, от вида которой у Джина, у которого и без того пульс бесконтрольно и беспорядочно отбивался в ушах, замерло сердце, ненадолго остановив свое взволнованное и отдающееся по всему телу сердцебиение.       А затем выражение лица Джина начало стремительно меняться, и Тэхен сначала недоумевал, но затем, когда Джин отвернулся, до этого в предупредительном жесте подняв указательный палец, все встало на свои места. Он чихнул, после интеллигентно выругавшись.       — Ты заболел? — В голосе Тэхена отчетливо слышалось беспокойство.       — Да не, это просто… Юнги дал мне какой-то спрей, я сначала думал, он хочет меня отравить, а оно вон чего — я целых два часа вообще не чихал. Видать, магия закончилась, и принц скоро превратится в тыкву.       — Надо ехать домой. — Тэхен решительно поднялся.       — Все в порядке! — Джин улыбался, уже в следующее мгновение вновь выдав болезненный залп из громких и надрывных чихов. — У меня голова так разорвется однажды.       — Поехали! Тебе нужно в тепло, пока ты окончательно не разболелся. — Тэхен уже протягивал руку Джину, который в отчаянии запрокинул голову, издав какой-то полный сопливого страдания звук.       Затем он вдруг в момент стал встревоженно обеспокоенным.       — А вдруг я тебя заразил?!       — Ну, будешь должен заботиться о моем выздоровлении. — Тэхен спокойно улыбнулся, наконец, сумев оторвать Джина от скамейки. — Не переживай, меня так просто не взять…       — Да? — Джин с грустью посмотрел на него. — А я надеялся…       Увидев на его лице очень натурально отыгранную досаду, Тэхен собирался было засмеяться, но Джин вновь чихнул, затем еще пару раз, при этом довольно забавно наклоняя голову, что придавало всему его виду больше трогательного очарования.       — Ладно, ты прав. Я довезу тебя до твоего дома, а потом поеду в свой. Кажется, у меня был дома имбирь и лимон…

***

      — Я не люблю незваных гостей, но еще больше я не люблю, когда делают мне на зло! — Джин, спешно надевающий одноразовую маску, которой при лучшем раскладе хотел бы закрыть и болезненно красные глаза, очень непримиримо смотрел на стоящего на пороге квартиры Тэхена с картонным пакетом наперевес. — Уходи. Я не шучу.       — Приехал только для того, чтобы поздороваться? Не, это не дело. — Тэхен очень эффектно просочился мимо Джина, у которого явно не было сил на то, чтобы продолжать ругаться и оказывать какое-либо сопротивление. — Здесь лекарства, которые по заверению моей сестры, которая теперь тоже болеет, за пару дней поставят тебя на ноги. Особенно если учесть, что чихать ты начал только вчера.       — Сестры? Ты мне рассказывал только о брате. — Джин, смирившись, протянул руки, чтобы взять пакет, но Тэхен, который как раз избавлялся в этот момент от обуви, остановил его.       — Иди, садись или ложись. Сестрой я называю невесту своего брата, потому что все время забываю, как это называется правильно. — Тэхен расправился с верхней одеждой и уверенно, почти по-хозяйски направился вглубь квартиры, сразу заприметив кухню.       — А когда невеста станет женой? — Джин устроился в кресле, закинув ноги на подлокотник и, вжавшись в мягкую спинку, крепко обхватил себя руками — он до сих пор продолжал чувствовать легкий озноб, который то и дело ощущался рассыпающимся вдоль позвоночника снегом.       — Весной. — Тэхен чем-то шелестел и гремел, но у Джина не было ни сил, ни желания подняться и посмотреть. — Вообще, это я их познакомил три года назад. Я помогал одному молодому бренду одежды с оформлением сайта — снимал моделей в разных образах. Сынби была одним из дизайнеров, которая активно мне помогала и с которой мы быстро нашли общий язык. А потом при счастливом стечении обстоятельств она нашла общий язык с моим старшим братом. Они даже приезжали несколько раз ко мне в Штаты.       Джин ощущал, как его взволнованные соплями и постоянной головной болью мозги постепенно успокаивались под убаюкивающим и умиротворяющим воздействием бархатно низкого тембра.       — Так, сейчас тебе нужно будет промыть нос, потом закапать вот это, потом я намешаю тебе вот этот порошок, после которого ты поспишь и… — Голос все еще раздавался в отдалении, но через мгновение Тэхен показался рядом с креслом, на котором Джин отказывался открывать глаза. — Джинни..       Но глаза все-таки нужно было открыть, и он сразу увидел, что Тэхен теперь устроился на корточках перед креслом, смотря на него с такой безотчетной заботой, что Джин как будто сразу почувствовал себя лучше.       — Вот. — Он протянул ему какой-то голубой баллончик. — Это для промывания. Я не знаю, как это работает, но…       — Я знаю. — Джин с трудом оторвался от мягкой спинки кресла, взяв протянутый ему баллон. — Осталось только не умереть по пути в ванную.       Тэхен встал и, проследив взглядом за неспешно и страдающе удаляющимся Джином, отправился на кухню заваривать чудо-порошок.

***

      — Юнги тебе сказал, да? — Голова Джина, послушно сделав и выпив все, что ему дал Тэхен, теперь покоилась на его плече, в то время как весь Джин находился у него под боком, вдруг ощутив острую необходимость в заботе и тепле, как будто собственного тепла, которое то и дело рисковало перерасти в жар, ему было недостаточно. Разумеется, недостаточно.       — Да. Я рассказал ему, как яростно ты сопротивлялся, чтобы я приехал, под предлогом, что я обязательно заболею и умру, и он сразу подсказал мне адрес, попросив передать, что ты упрямый олень. Если что, это цитата.       — Он как всегда не прав. Я упрямый сопливый олень и… Спасибо, Тэ. В твоем присутствии намного легче и приятнее. И передай большое спасибо своей сестре.       На этих словах Тэхен, вспомнив о том, как нежно Сынби любила принца Даниэля, очень широко улыбнулся, но Джин не видел.       — Надеюсь, ты сможешь сказать однажды ей это лично, потому что она является большой поклонницей принца Даниэля. И на спектакль я попал лишь потому, что она заболела, и у Намджуна пропадал билет.       — Серьезно? — Джин чуть приподнял голову, и Тэхен тут же наткнулся на красные, болезненно блестящие и выделяющиеся на фоне белоснежной маски глаза, которые теперь были широко раскрыты.       — Серьезно.       Джин задумался.       — То есть, мы встретились с тобой лишь по несчастливому стечению обстоятельств?       — Для крошки Сынби — да, а для меня… Это оказалось самым счастливым стечением счастливых обстоятельств. — Тэхен мягко поцеловал светлую залежавшуюся макушку. — А если ты захочешь познакомиться с ней лично, всё это и для нее окажется счастливым...       — Что значит если? — Джин теперь насупил брови, и в его болезненном и щемящем сердце облике появилось капризное очарование. — Только дай нам обоим выздороветь. Я… честно сказать, я в шоке. Потому что это был последний спектакль, и ты бы больше меня не смог увидеть на сцене, а так… Какова вероятность, что мы бы встретились где-то случайно, при том, что…       — При том, что твой лучший друг организует фотовыставку, в которой я принимаю непосредственное участие. Это в любом случае была бы судьба. — Длинные деликатные пальцы Тэхена перебирали светлые волосы, в то время как Джин, явно испытав прилив чувств, подсунул за его спину руку и теперь крепко обнял, уткнувшись носом Тэхену в грудь, наконец, сумев после сопливого, забившего все его обонятельные рецепторы приступа почувствовать сладкий, обволакивающий теплой негой и уютом как будто ванильно-древесный аромат.       — Тэ, а если я так усну?       — Будешь спать и прямо во сне выздоравливать. Прямо у меня на глазах.       — А ты?       — А я буду с нетерпением ждать твоего выздоровления. — Тэхен улыбнулся, начав ощущать, что от Джина перестает исходить жар, медленно остывая под кончиками его пальцев.       Он тут же приложился губами ко лбу, который до сих пор был теплее обычного, но на этот раз не обжигал.       — Расскажи мне что-нибудь? — Джин чуть подвинулся на диване, и Тэхен сразу понял, что он собирается закрыть глаза и позволить жизненно необходимому сну, наконец, завладеть его сознанием. — Твой голос меня умиротворяет, а, может, даже лечит, надо это проверить. Но сначала сядь поудобнее, что бы я не убил твою спину и шею.       Тэхен подвинулся, и Джин выбрал самое безопасное для них двоих положение: он положил свою голову Тэхену на колени, сразу завладев одной его рукой, которую подсунул под свою щеку, в то время как вторая рука Тэхена мягко и заботливо гладила его по плечу.       — Я расскажу тебе…ммм… сказку, чтобы тебе не нужно было отвечать, только наслаждаться. Итак… — пальцы Тэхена вновь оказались в волосах Джина, и забегавшие от первых легких прикосновений по коже мурашки сразу задали нужное настроение повествованию. — Жил был принц. Он был настолько прекрасен, что особо впечатлительным людям приходилось зажмуривать глаза в его присутствии, чтобы не потерять рассудок от этого совершенства, и настолько красив душой, что ему стоило лишь появиться и улыбнуться, как все вокруг, расцветая, озарялось душевным светом и добротой.       — Если принц в твоей сказке — ты, я могу только согласиться с описанием. — По слабому и чуть хрипловатому голосу Джина было понятно, что он уже закрыл глаза и одной ногой вступил в оздоравливающий и умиротворяющий сон.       — Ты перебиваешь меня, мистер принц. — Тэхен звучал как возмущенный непослушанием строгий учитель, который при этом все-таки безмерно любил своих детей. — И если ты продолжишь так, мне придется…       — Все, я прошу прощения. Продолжай. — Тэхен мог поклясться, что в голосе Джина была улыбка, которая теперь наверняка растянулась под его маской.       — Так-то лучше. — Длинные пальцы заскользили по плечам, плавно спускаясь к рукам, и Джин буквально чувствовал, как каждое нежное прикосновение все больше приближает его к выздоровлению.       Несмотря на то, что принц был воплощением красоты и очарования, он всегда был холоден внешне, и люди начинали испытывать мороз по коже в моменты, когда лицо принца было сосредоточено, когда он думал о судьбе страны или своей собственной, как правителя и как молодого человека, по воле жизни стремящегося к большому чувству. Однажды он гулял в своем саду, наслаждаясь ароматом и красотой раскрывшихся перед рассветным солнцем бутонов. Этот сад был доступен всем придворным людям, потому он не чувствовал себя уединенно, хотя на самом деле и не искал уединения, давно находясь в поисках чего-то, что не мог описать словами или даже представить себе. Вдруг он заметил сидящего на одной из кованых скамеек Рыцаря, который явно что-то рисовал, длинными пальцами водя над листом бумаги. Принц сначала подумал, что он расписывал альбом какой-нибудь вдохновившей его на подвиги придворной дамы, а потом он получше всмотрелся в лицо Рыцаря и понял, что он должен поинтересоваться лично, настолько милы сразу стали его сердцу особенно красивые черты.       — Позвольте поинтересоваться, что вы рисуете, о, благородный Рыцарь? — Принц стоял на вежливом и приличном расстоянии от скамейки, с нетерпением ожидая тот момент, когда рыцарь поднимет голову.       — Я хочу запечатлеть красоту этого сада и попытаться на рисунке передать свежесть раскрывшихся и еще не потерявших жизнь бутонов, Ваше Величество. — Рыцарь поднял свои глаза, и в них Принц не увидел обычного восхищения, к которому уже успел привыкнуть; они только как будто по-особенному заблестели и этот блеск сразу начал отдаваться в его собственных глазах. — Но теперь я бы хотел оставить на своем скромном холсте вашу свежесть и красоту, в надежде суметь тем самым вас развлечь и облегчить ваши думы.       Принц удивленно округлил глаза, потому что ему на миг показалось, что Рыцарь смог заглянуть ему в душу, прочитав там все, что принц так старался скрыть. И он без слов согласился стать его музой, без возражений заняв предложенное ему место. И Рыцарь вдохновенно работал, порой задерживая взгляд на поэтично устремившем свой взгляд вдаль Принце, чтобы лучше передать его мельчайшие черты. Рыцарь хотел, чтобы его портрет был живым. Живым, как этот прекрасный, слишком похожий на сказочного Принц, который сразу завладел его сердцем. Но одного дня для завершения рисунка было недостаточно, и они стали встречаться в саду регулярно, пока в один отмеченный несчастьем день Рыцарь , по своему долгу, не был вынужден отправиться в далекие страны.       Принц пришел в сад, и не найдя там ставшего милым сердцу Рыцаря помрачнел, и все находящиеся вокруг цветы тут же завяли, грустно опустив свои бутоны. Так же внутри завял и принц, вдруг потеряв что-то, что стало ему слишком дорого и ценно. И то же самое чувствовал Рыцарь, который потерял свое вдохновение, и сколько бы он не садился за свой альбом, у него не выходило ничего, кроме однажды поразившего его в самое сердце лица прекрасного Принца, которое совершенно выделялось среди окружавших его волшебных цветов, напоминая собой самый прекрасный, самый благоухающий бутон.       Прошло несколько лет, и Рыцарь, наконец, смог вернуться на родину. Он сразу же направился в цветущий сад, но с грустью заметил, что все находящиеся там цветы поникли, грустно и безнадежно опустив до этого пышные ароматные бутоны. Рыцарь сразу ощутил боль в душе, очутившись в том месте, которое соединило их сердца, теперь еще острее осознавая свою разлуку с принцем.       — Позвольте поинтересоваться, почему вы ничего не рисуете, о, благородный Рыцарь?       Это был знакомый, очень взволнованный голос, и Рыцарь поспешил обернуться.       — Вместе с вами, я потерял свое вдохновение и сон. И жизнь… — Рыцарь с восхищением смотрел на очаровательного улыбающегося Принца, и от исходившего от него света и тепла все цветы вновь подняли свои прекрасные головки, радостно устремившись к солнцу.       — Как странно, но кажется, я после вашего скоропалительного отъезда ощутил то же самое. — Принц сделал шаг на встречу, и Рыцарь тут же сократил расстояние до крепко переплетенных пальцев и устремленных друг на друга влюбленных глаз.       — Ваше Величество, кажется, нам опасно разлучаться на столь длительное время. — Рыцарь первым сделал движение навстречу, в надежде наткнуться на пухлые, так отчетливо напоминающий тугой бутон розового лютика губы. И поцелуй не заставил себя ждать, при этом превзойдя все самые смелые и наполненные романтическими чаяниями ожидания. И вокруг вдруг запели райские птицы, своими гармоничными голосами дополняя друг друга и музыку, которая звучала на распев в двух влюбленных сердцах и ни на секунду не смолкала вплоть до того момента, как они, закончив жить счастливо, умерли в один день.       Тэхен мягко гладил Джина по волосам, тихо сопящего и крепко сжимающего в своей руке его пальцы. Он всегда думал, что настоящая любовь начинается именно так — с нежности и безотчетной заботы, проявление которой становится приятной и безусловно полезной потребностью, как вдыхание в хвойной чаще насыщенного эфирными маслами сгущенного, но при это до прозрачности чистого воздуха, который кажется сам попадает в легкие, исцеляя их от пагубного воздействия выхлопного города. Тэхен был впервые переполнен нежными чувствами, которые отчетливо отличались от чисто сексуального взаимоотношения полов, которое могло лишь дополнить, но не заменить собой ту теплоту, что была в его сердце. Он действительно был романтиком и, кажется, ему посчастливилось встретить на своем пути настоящее чувство.       Тэхен почти успел так же задремать, как вдруг Джин резко вскочил.       — Сколько времени?       Он выглядел очень растерянно и никак не мог разлепить еще сонные глаза.       — Я не знаю, но тебе стоит вновь уснуть. — Тэхен пытался мягко вернуть Джина на место, но тот почему-то отчаянно сопротивлялся.       — Я же опоздаю!       — Куда ты опоздаешь, Джинни? — ему явно приснился сон, и судя по тому, что у него был жар, это был не слишком спокойный и приятный сон, который обычно настигает активно борющийся с вирусами и болезнями измотанный организм.       — У меня репетиция, мне звонил мистер Ченг и… — Джин начал быстро и растерянно лепетать, при этом шмыгая носом, и Тэхен не мог сдержать улыбку.       — Джин, тебе приснился сон. У тебя недавно был последний спектакль и единственная твоя обязанность теперь — выздороветь. Давай, вернись на исходную позицию. — Тэхен вновь начал побуждать Джина опустить голову на свои колени, и на этот раз он не сопротивлялся.       — Мне снилось, что я делал пряники, а глазурь по ним растекалась, и мне приходилось постоянно добавлять сахарную пудру, а потом… — Джин, как и до этого, устроился на руке Тэхена, которую подложил под свою теперь значительно менее горячую щеку.       — Ты знаешь такие тонкости приготовления пряников? — Тэхен с удивлением смотрел на Джина, который вновь закрыл глаза.       — Я спрашивал у Гугла, потому что хочу испечь и раскрасить имбирные пряники. С тобой. После того, как победю сопли. Побеждю…       — Одержишь триумфальную победу. — Тэхен улыбнулся.       — Точно. Так что, готовься. Впереди еще столько всего интересного.