Под прицелом объектива

Однажды

      Тэхен стоял на том же месте, на котором пару дней назад они с Джином расстались. И эти два дня Тэхен думал о том, что именно сегодня он сможет полностью отдаться на волю своему вдохновению, не скованному обязательными требованиями по поводу композиции и цвета. Теперь есть только он, его любимый фотоаппарат и пленка на 36 кадров, на помощь которой всегда была готова прийти вторая такая же, еще не распакованная и занимающая свое законное место в сумке. А еще будет Джин, который теперь немного опаздывал, но погода слишком располагала к тому, чтобы не испытывать на этот счет никакого раздражения, хотя раздражение никогда особо не было свойственно Тэхену.       Он облокотился на кованые перила и теперь увлеченно разглядывал непрозрачную, чуть подернутую припыленным серо-зеленым цветом по сути бесцветную водную гладь, по которой мелкой рябью от легкого весеннего ветерка шла волна за волной. И он поймал себя на мысли о том, что уже начал выстраивать кадр с Джином. Хотя, и в этом необходимо было признаться, он все эти два дня в тайне от самого себя выстраивал кадр с Джином, потому что Джин вдохновлял его. Он уже успел угадать в нем большой спектр эмоций и мимических интонаций, и ему не терпелось запечатлеть их на пленке. Да, для этого ему понадобится приложить все имеющиеся в его распоряжении способности и таланты, но, кажется, именно для этого он и учился.       — Все эти два дня я активно работал над собой! — Знакомый голос раздался внезапно, и, не успев развернуться, Тэхен, однако, успел улыбнуться. — Я посмотрел все снимки, которые ты сделал и, кажется, я действительно хорошо получаюсь на фотографиях.       — В этом вся человеческая натура: не верить на слово, пока сам не удостоверишься. Но поверив мне, ты бы мог сэкономить свое время. — Тэхен развернулся, теперь опираясь предплечьями на кованые перила, и против воли и любого приличия оглядел возникшего перед ним Джина с ног до головы. Хотя, он был фотографом и чисто формально мог себе это позволить, особенно, если интеллигентно упустить из виду тот факт, что в Тэхене волей-неволей проснулся не только сугубо профессиональный интерес.       Светло-голубые прямые, чуть зауженные джинсы, заправленная в них белая футболка с приличным, но чуть волнующим выглядывающими ключицами вырезом и идеально подходящая по оттенку к джинсам джинсовая куртка. Темные волосы были довольно стильно, хотя, скорее всего не нарочно, растрепаны, и Джин то и дело пытался их убрать от глаз.       — Привет. — Он улыбнулся. — Если я опоздал — извиняюсь. Заскочил в общагу, чтобы бросить вещи. Я думаю, так будет удобнее позировать. Налегке.       — Ага. — Тэхен внимательно смотрел Джину в лицо, и он, как будто борясь с собой, не отводил взгляда, хотя и начинал смущаться, что стало понятно по чуть порозовевшим ушам. — Ты настроен очень решительно, правда?       Тэхен стал доставать камеру, в то время как Джин встал рядом с ним, теперь так же изучая разлившуюся за периллами воду, чуть развернувшись к Тэхену, опираясь на левый локоть и сцепив руки в замок.       — Мне стало стыдно перед тобой от того, что я занимаю твое время своими капризами. Я знаю, что веду себя глупо, боясь камеры. — В голосе Джина не было ни намека на желание набить себе цену или нарваться на комплимент. Он рассуждал спокойно и конструктивно, явно много размышляя об этом до этого момента.       — Ничего подобного. Все люди разные и вольны по-разному реагировать на объектив. И ты не занимаешь мое время просто потому, что с тобой я практикуюсь в своей будущей профессии. Занимаюсь любимым делом. И хобби. — Тэхен снял крышку с объектива, сразу приложив к глазу окошко видоискателя. — В общем, по всему получается, что я отлично провожу время.       Джин не торопился отвечать. Он, чуть приподняв подбородок, сохраняя на лице совершенную невозмутимость, которая выражалась в полной расслабленности его черт, от чего губы казались пухлее, чем когда он их напряженно поджимал, смотрел куда-то за линию горизонта и, возможно, думал о своем. Его взгляд был как будто чем-то подернут, как на рассвете поверхность озера — туманом, который очень быстро тает в набирающих силу солнечных лучах. Возможно, это была какая-то мысль. Тэхен поднес камеру к глазам, и Джин даже не дернулся. Либо он действительно смирился с тем, что ему нужно позировать и заранее уговорил себя, что это не страшно, либо он действительно был настолько задумчив. Его красоту в этот момент можно было сравнить с тончайшим ледяным настом, который успел появиться за несколько минут на холодной поверхности воды и который не отличался еще особой твердостью и стабильностью. Только ощутимой прохладой, еще не успевшей стать обжигающим кожу льдом.       — Расскажи, почему ты любишь фотографию? — Джин внезапно перевел взгляд на Тэхена, и на его лице отразилось воодушевленное любопытство, которое сразу давало понять о том, что сделанный до этого снимок был для него нехилым достижением.       — Не знаю. Любил это дело с детства. — Тэхен медленно двинулся в сторону парка, успев удобнее перекинуть через плечо сумку и надеть на запястье кожаный шнурок от фотокамеры. — Первый фотоаппарат у меня появился лет в пять. Зеленый. Нажимаешь кнопку, и картинка в видоискателе меняется. Слоники сменялись тиграми, тигры — жирафами… Я давал свою игрушечную камеру бабушке, чтобы она посмотрела, какие классные фотографии я сделал, и она мне всегда говорила, что я точно стану талантливым фотографом.       Джин смотрел на него, и на его лице была мягкая, едва заметная улыбка, которую можно было распознать лишь по округлившимся щечкам и по теплому, заинтересованному, но терпеливому взгляду чуть прищуренных, сосредоточенных глаз. И у Тэхена теперь появилась сложно выполнимая задача — ему нужно было это запечатлеть. Он быстро сделал шаг вперед и, не позаботясь о тщательном выстраивании кадра, просто щелкнул затвор, чтобы лицо Джина не успело сменить выражение. И ему удалось это сделать до того, как Джин в удивлении округлил свои карие глаза.       — Как ты делаешь это так быстро? А вдруг там все смазано?       — Если я не сделаю это быстро, нужного мне кадра вообще не будет. А то, что он будет смазан… Возможно, мне это понравится даже больше, чем четкость. Джин ничего не ответил, а затем вдруг украдкой посмотрел на идущего рядом Тэхена, который для разнообразия решил заснять затейливо подстриженную вечнозеленую пирамидку туи.       — У меня уже лучше получается?       В его голосе была настолько осторожная надежда, что Тэхену сразу захотелось взять его за руку, чтобы его следующие слова звучали убедительнее. Но он помнил, как в их последнюю встречу Джин отшатнулся от его руки, потому решил уважать его чувства и оставить свое стремление.       — Да. У меня уже есть два очень красивых кадра. Если ты захочешь, я могу проявить для тебя все сделанные сегодня снимки.       — Ты умеешь сам проявлять фотографии? — Джин так искренне удивился, что его очаровательно недоумевающее выражение лица задержалось настолько, что Тэхен смог сделать снимок, успев отойти и запечатлеть еще и приземлившуюся на кованую периллу птицу.       — Разумеется. У меня был курс, посвященный этому делу. И я люблю проявлять фотографии. — Тэхен улыбнулся, заметив, как заинтригован и как будто поражен был Джин, который теперь смотрел на него прямо и, кажется, даже не моргал. — Это похоже на медитацию. Особенно, если тебе попадаются только удачные кадры.       — Особенно, если на этих кадрах мое красивое лицо. — Джин быстро, почти сразу смутившись, подмигнул Тэхену, который уже готов был с ним согласиться. — Мне бабушка всегда говорила, что однажды я стану актером, потому что «ну слишком красивый мальчик».       Последнее Джин сказал с особенно многозначительной интонацией, заставив Тэхена рассмеяться.       — Оказывается, все бабушки очень прозорливы. — Тэхен успел заметить, что Джин смотрел куда-то на воду, чуть наклонив голову и немного поджав губы, что придало его лицу немного рассеянной задумчивости, как будто он лениво обдумывал что-то. — Знаешь, на самом деле, фотография это своего рода магия, которая доступна человеку.       Джин тут же обратил на него внимание, немного приподняв брови, как будто он ждал дальнейшее объяснение. И Тэхен действительно собирался объясниться.       — Фотография позволяет остановить время, потому что на снимке все замирает, и остается один единственный чистый момент. Который в жизни никогда больше не повторится. Однако с помощью снимка ты всегда можешь воскресить его в памяти до мельчайших подробностей.       — Никогда не задумывался об этом. — Джин чуть виновато улыбнулся, уверенно направившись к стоящей чуть поодаль под раскидистым деревом лавочке с кованой спинкой.       Тэхен немного отстал, сразу составив в своем воображении прекрасную композицию, которая теперь очень подходила под настроение беседы.       — Джин!       Услышав собственное имя, Джин быстро обернулся. Точнее сказать, он остановился и повернул голову. И Тэхен тут же сделал снимок. И он уже знал, что это будет, возможно, самый удачный и эффектный снимок за сегодняшнею фотосессию. На переднем плане будущей фотографии был Джин, со своей невообразимой шириной плеч, которая лишь подчеркивалась его светлой джинсовкой, и запечатленным в вполоборота красивым серьезным лицом. Брови чуть приподняты, больше открывая прямой, немного удивленный взгляд. Темная челка, слегка потревоженная постоянно доносящимся с реки легким ветерком, чуть небрежно обрамляла высокий, исключительно пропорциональный лоб. Пухлые губы приоткрыты, от чего линия рта приобрела особенную мягкость, подчеркиваемую неочевидным, но потому особенно очаровательным контуром щек. Фон лишь волшебно дополнял совершенную картину: с одной стороны кадра — бурная зелень, через которую пробивались солнечные лучи, с другой — окаймленная кованой оградой река, в перспективе открывающая вид на окружающий ее город. В этом моменте была гармония, но вместе с тем — интригующая незавершенность, как будто снимок был сделан за момент до… чего-то, что навсегда останется лишь в памяти фотографа и его модели. Джин быстро улыбнулся, затем вновь обратив внимание на лавку.       — Она покрашена — привал отменяется.       — Ты можешь посидеть на траве. — Тэхен уже присмотрелся к зеленому и очень привлекательному на вид газону, который занимал все пространство между расположившимися за лавочкой деревьями, с пробивающимся сквозь зеленые кроны солнцем.       — Боюсь, мои светлые джинсы будут против. — Джин быстро оглядел себя, затем подняв взгляд на Тэхена и растерянно пожав плечами.       — Ты можешь сесть на мою рубашку. — Светлую рубашку, рукава которой были повязаны вокруг шеи Тэхена, прикрывая его облаченные в черную футболку плечи.       — Нет, нет, нет, твоя светлая рубашка тоже будет против! — Джин отчаянно и очень отрицательно мотал головой из стороны в сторону, вынудив Тэхена засмеяться.       — Я бы хотел теперь сделать снимок, но боюсь, он будет слишком смазан. — Он уже одной рукой пытался развязать некрепкий узел, но Джин в один шаг оказался рядом, своими руками остановив готовящийся акт вандализма против светлой и непредназначенной для встречи с травой рубашки.       — Я против. А если я против, значит… все отменяется. — Он прямо и серьезно смотрел на Тэхена, чуть опустив подбородок и нахмурив брови, и Тэхен пожалел, что теперь находился не в том положении, чтобы делать фото. Теплая ладонь Джина накрывала его схватившиеся за рукава рубашки пальцы, правда, еще лишь мгновение, но и этого было достаточно.       — Хорошо, как скажешь. — Тэхен смирился со своей затеей, в то время как Джин двинулся дальше, теперь обратив свое внимание на узкий бордюр, который шел по краю плиточной дорожки. — Но тогда ты должен будешь мне попозировать.       — Хорошо, как скажешь. — Джин встал на бордюр. — Как скажешь — это значит, если ты дашь мне подробные устные указания, как я должен встать.       — Но ведь так неинтересно. — Тэхен быстро нагнал медленно и осторожно переставляющего ноги Джина.       — Зато продуктивно. –Он продолжал смотреть себе под ноги, в следующий момент оступившись и очень драматично замахав в воздухе руками.       Тэхену пришлось перехватить камеру, чтобы вновь освободившейся рукой позволить Джину вернуть себе равновесие. Вопреки ожиданиям, Джин не только взял предложенную ему в виде ладони помощь, но и продолжил идти, теперь крепко сжимая в своей руке так занимающие его воображение длинные пальцы. Он продолжал смотреть себе под ноги, совершенно очаровательно и явно неосознанно насупившись и опустив голову, от чего его круглые щечки стали очевиднее. Тэхен прекрасно помнил ту холодную, если не сказать, неприступную для принятия красоту его лица, когда они впервые встретились в студии. А теперь видел перед собой красоту совершенно другого толка: почти детскую, прикрытую лишь невинным очарованием.       — Джин.       — Ась? — Джин продолжал смотреть себе под ноги. — Я собираюсь с мыслями, чтобы позировать. Чтобы ты мог снять меня в полный рост.       — Серьезно? — Тэхен даже удивленно округлил глаза, и Джин, будто почувствовав этот момент, перевел на него свой очень серьезный и прямой взгляд.       — Разумеется, серьезно! Нам еще мое портфолио снимать, мистер фотограф. Или ты забыл? — В голосе Джина была наиграно строгая интонация, которая слишком комично сочеталась с его не слишком грациозными шагами по узкому каменному бордюру.       — Мне нравится твой решительный настрой. — Тэхен улыбнулся, притянув Джина к себе именно в тот момент, когда он начал опасно заваливаться.       — А мне — твоя надежная рука. Но ты до сих пор должен придумать для меня красивую позу. Позы. Потому что из нас двоих ты профессионал, а я…       — Красивый цветок. — Тэхен вспомнил, на чем закончилась их последняя встреча, и Джин тут же внимательно посмотрел на него, с какой-то пронесшейся во взгляде мыслью, которую Тэхен не успел запечатлеть.

Теперь

      Занавес начал медленно закрываться, в то время как актеры продолжали стоять в глубоком поклоне, по традиции взявшись за руки.       — Мы налажали, правда? — Низкий мужской голос раздался откуда-то сбоку, сразу сопроводившись утвердительными репликами разных тональностей.       — Хорошо, что никто не засмеялся, когда я зацепился плащом за торчащую из ножен Чона шпагу.       — Это было не самым смешным. Смешнее было, когда ты, зацепившись, растерялся и в этот плащ эффектно замотался. — постановочная мама Джина, которая крепко держала его за руку, другой рукой притянула к себе стоящего рядом мужчину в ярко-красном камзоле, ободряюще толкнув его плечом.       — Джинни, ты жив? — высокий женский голос раздался именно в тот момент, когда занавес начал открываться.       Актеры поднялись, все еще держась за руки, и Джин успел благодарно кивнуть задавшей до этого вопрос девушке, которая стояла от него по правую сторону.       — Микрофон мистеру Маэде! — Режиссер голосил в рупор, пока сидевший рядом с ним представительный седовласый мужчина дергал его за рукав, очевидно, предостерегая от такой отчаянной заботы в свой адрес.       Однако, микрофон ему очень быстро доставили, и он, одернув пиджак, поднялся.       — Здравствуйте, дамы и господа. — Его низкий, чуть хриплый голос слишком громко и отчетливо отдавался в зале с превосходной акустикой, и он растерянно стал вертеть микрофон, в надежде, что там есть регулятор громкости.       После того, как на помощь ему пришел взволнованный режиссер, который теперь сосредоточенным взглядом скользил по своей театральной труппе, мужчина вновь заговорил.       — Меня зовут Нэо Маэда и уверен, вас успели застращать. Мол, на репетиции будет присутствовать автор пьесы. Заслуженный медиевист, переведенный на неприличное количество языков и на таком же количестве языков разговаривающий… Так обычно ко мне относятся студенты, которые ни разу не бывали на моих лекциях. Я сразу скажу, что сидел здесь как обычный зритель. И… Я в восторге. Я точно знаю, что на заключительном спектакле, на котором я, к сожалению, по долгу своей преподавательской работы, присутствовать не смогу, все будет безупречно, потому те небольшие огрехи, что были сегодня, мы легко можем списать на волнение.       Актеры, теперь испытывающие первозданное чувство облегчения, захлопали, и мужчина смущенно поднял руку, чтобы успокоить поднявшиеся аплодисменты.       — Я уже сказал мистеру Ченгу, что он проделал большую работу, поставив игру лучше, чем я ее описал. Все актеры произвели на меня впечатление. Даже те, кто играли стражу. Теперь жалею, что не дал этим героям ни одной реплики, потому что даже безмолвные, они выглядели убедительно, а что уж говорить о том, если бы я дал им слова… — Мужчина широко улыбнулся, и на этот раз аплодисменты раздались из-за кулис. — Извините, я не знаю вас поименно, потому буду обращаться к своим героям. Но начну с антигероя. Честное слово, меня настолько убедила игра, что я поверить не мог, что написал его таким подлецом.       — Я тоже не мог в это поверить, если честно. — Мужчина, который стоял рядом с актрисой, исполнившей роль матери Джина, качал головой, и Нэо Маэда тут же широко улыбнулся.       — Вы сыграли потрясающе. Я пожалел, что ограничился лишь ссылкой, в последний момент заменив ею смертную казнь. Наверное, именно таким должен был быть мой злодей. Злодей до мозга костей. Но теперь перейдем к… — Драматург мягко улыбнулся. — Королева Фелис и, по совместительству, мать Даниэля. Я был поражен до глубины души. Просто шедеврально отыграны материнские чувства. Пусть в моей пьесе нет романтической линии, любовная явно присутствует. Любовь самоотверженной матери к безвинно страдающему сыну. Я… — Мистер Маэда запнулся. — Действительно был тронут.       Женщина в строгом черном бархатном платье с кринолином сделала реверанс, изящно поклонившись, и драматург, позабыв, что в его руках микрофон, попытался похлопать в ладоши, тут же смутившись своей нерасторопности.       — Ну, а теперь Даниэль. — На этих словах Джин непроизвольно задержал дыхание. — Мистер Ченг сказал мне, что ваш костюм был полностью вашей задумкой. Это правда?       — Правда. — Джин для убедительности, в подтверждение своих слов кивнул.       — В таком случае, я могу сказать, что вы очень хорошо прочувствовали этот образ. И блестяще его воплотили. Я… настолько вдохновился, что написал для вас пару небольших реплик. Они небольшие по словесному наполнению, но значительные по смысловому содержанию. Господин режиссер сказал, что вы сможете включить их в ваш финальный спектакль, и что трех дней хватит на то, чтобы подкорректировать игру в соответствии с моими пожеланиями.       — Ну вот, а ты боялся. — Королева Фелис быстро наклонилась к уху Джина, сжав его ладонь.       — На самом деле, мне всем есть что сказать, но теперь мне не хочется занимать ваше время, потому что вы, очевидно, устали. Мистер Ченг пообещал передать вам мои комментарии, которыми я делился с ним по ходу спектакля и которыми хотел бы поделиться лично с каждым, но, к сожалению, у меня скоро рейс. — По лицу Нэо Маэды было видно, что он был искренен и нисколько не лукавил. — Как итог: огромное спасибо за вашу работу. Вы оживили мое произведение, и на сцене оно однозначно оказалось эффектнее, чем в моих черновиках. Спасибо!       На этих словах, все, находящиеся на сцене и за кулисами актеры, окончательно выдохнули и зааплодировали друг другу. Особенно облегченным себя чувствовал Джин, который, возможно, волновался больше всех. И, как оказалось, совершенно зря.

***

      — Ну? Тебе понравилось? — Намджун заглядывал в лицо сосредоточенного и задумчивого Тэхена, который теперь надевал только что полученное в гардеробе пальто.       — Очень. Я до сих пор не могу понять, как ты все так эффектно выкрутил в конце? Я и подумать не мог, что за всем стоит врач. Честно сказать, я думал, что он наоборот, всех спасет. У него же усы… Я всегда был уверен, что все мужчины с усами — добряки, а ты взял и порвал мои шаблоны.       Намджун улыбнулся, запахивая поверх своего пальто шарф.       — Жаль, у родителей не было таких предубеждений по поводу усов, потому что они разгадали врача уже в середине второго акта.       — Единственное, что мне не очень впечатлило — костюмы и декорации. Слишком просто. В плане, создавалось ощущение, что актеры надели то, что первое попалось под руку, а в качестве декораций взяли то, что завалялось на чердаке. — Тэхен задумчиво застегивал пуговицы, затем подняв взгляд на Намджуна. — Но все, что касается смыслового содержания — на недосягаемой высоте!       — Для дорогих костюмов и масштабных декораций тебе стоит посетить Большой академический театр драмы. Там классические постановки, с размахом и настоящей, возможной только в театральных стенах трагедией. — Намджун улыбнулся. — Мы с Сынби пойдем туда, кстати, на последнюю постановку по пьесе «В королевской колыбели». После триумфального года, они убирают его из репертуара, оставив лишь в программе для краткосрочных весенних гастролей. Мы ходили на него уже один раз, но Сынби настолько нравится главный герой, принц Даниэль, что… Знал бы ты, сколько денег я заплатил за билеты на центральные места во втором ряду партера! Мне повезло, что за такую стоимость было не так много соискателей, потому что бельэтаж и балкон были раскуплены в тот же день, когда билеты появились в кассах.       — А о чем пьеса? — Тэхен, окончательно справившись с одеванием себя и на всякий случай проверив, насколько тщательно оделся его брат, теперь направлялся в сторону выхода, тактично пропуская спешащих к дверям людей.       — Историческая драма. На войне убивают короля, и во дворце сразу начинаются интриги и борьба за трон. Королеве с малолетним сыном приходится бежать, и за то время, пока она скрывается в монастыре и растит свое чадо, властью в королевстве завладевает коварный наместник, который устанавливает свои порядки. Достигший совершеннолетия принц, который наставляется одним старым и очень благородным, преданным еще его отцу рыцарем, инкогнито возвращается во дворец и начинает принимать участие в дворцовой жизни, все больше наблюдая и влияя на все со стороны. Интриги и хэппи энд. Сюжет кажется довольно тривиальным, но на самом деле пьеса написана гениально. В ней нет ни одной любовной линии, весь упор делается на политические интриги и разоблачения.       — Звучит интересно. — Тэхен, кажется, действительно был заинтригован, затем грустно посмотрев на брата, который уже занимался вызовом такси. — Жаль, что они больше не будут ставить его здесь.       — У тебя всегда есть возможность отправиться за театром в гастрольный тур и посмотреть его где-нибудь в Европе. Но это только весной. А пока… У нас гастрольный тур ко мне домой. Сынби как раз сегодня днем вернулась из своей двухдневной командировки — налаживала поставки диковинной ткани для новой коллекции. Сделаем ей сюрприз, потому что даже я ее еще не видел, а она очень хотела поблагодарить тебя лично за твой подарок, который ты, как оказалось, выслал ей сразу после того, как мы от тебя уехали.       Тэхен самодовольно улыбнулся.       — Я просто видел, как загорелись тогда ее глаза. Чтобы ничто не испортило сюрприз, дождался, когда вы покинете Штаты и… Не только ты можешь исполнять желания своей невесты.       — Если бы я действительно умел исполнять ее желания, то теперь с нами садился бы в такси еще и принц Даниэль, страдающий и невыносимо красивый.

***

      — Так, что-то подозрительно тихо… — Намджун только что открыл ключом дверь, и из квартиры действительно не раздавалось ни звука.       — Может, она спит? Устала с дороги… — Тэхен зашел вслед за старшим братом, нерешительно остановившись на пороге. — А может, мне стоит поехать домой?       — Приехать, чтобы даже не поздороваться? Нет уж. — Намджун торопливо избавлялся от верхней одежды, заметив в гостиной свет. — Сынби! Я привез для тебя сюрприз. Ростом один метр и семьдесят девять сантиметров!       Намджун помог Тэхену с высвобождением из пальто, затем направившись в гостиную. И как только он показался в дверном проеме, успев запечатлеть обстановку, на его лице отразилось удивление, очень опасно перемешанное с крайней степенью беспокойства.       — Что случилось?! — Он тут же подскочил к маленькой, скрючившейся на кресле женской фигурке, до макушки замотанной в плед.       — Нам… — Это был какой-то невнятный, глухой хрип, который явно покидал поднявшую головку девушку с болью. — У меня, кажется, ангина. Я уже приняла все таблетки, теперь…       Намджун сел перед креслом на корточки, сразу взяв протянутую ему маленькую ручку. Горячую ручку, которая сопровождалась невыносимым для любящего сердца болезненным взглядом красных глаз на смертельно бледном лице.       — Милая… — Намджун нежно провел по щеке своей невесты пальцами, сразу ощутив, насколько сильным был у нее жар. — Я звоню в Скорую! Я знаю, что ты все знаешь и все умеешь, но теперь не время для самолечения.       — Джун! Подожди! — Девушка вынужденно перешла с шепота на голос, который больше походил на сдавленный и натужный скрип уже изобретенного, но не доведенного до совершенства смазкой колеса. — Подождем полчаса. Температура должна снизиться. И завтра я пойду к врачу.       Девушка только теперь заметила стоящего в дверном проеме Тэхена, и на ее лице появилась хоть и вымученная, но улыбка.       — Тэ! — это должен был быть радостный вскрик, но в нем не было ни намека на радость — только на страдания от сковывающей горло и скрежещущей в нем боли.       — Тссс, малышка, не напрягайся! — Тэхен тут же подошел, устроившись на подлокотнике, и замотанная в плед девушка сразу оказалась под его большой и сильной рукой. — Скажи лучше, зачем ты заболела? Признайся, ты просто не хотела идти со мной и Джуном на елочный базар.       Красные и болезненно блестящие глаза девушки округлились.       — Какой ты глупый, Ким Тэхен. — Она слабо улыбнулась.       — Ну так, есть в кого. — Тэхен похлопал своего старшего брата по плечу, но тот никак не прореагировал, так как все его внимание было приковано к страдающей от жара невесте. — Тебе что-нибудь нужно? Давай я налью тебе чай? Хочешь чай? Очень теплый, но не обжигающий. С ванильным сиропом и молоком. Хочешь?       — Хочу. — Девушка кивнула, уже начав ощущать облегчение даже от мысли о теплой жидкости, смягчающей ее постепенно становящуюся нестерпимой боль в горле, в то время как Тэхен думал, где теперь достать ванильный сироп, если его на кухне нет. — Джуни, принеси мне, пожалуйста, градусник. Я оставила его в спальне.       Намджун кивнул и поднялся, выйдя из комнаты вслед за Тэхеном, который уверенно направлялся на кухню, но остановился, когда на его плечо опустилась рука старшего брата.       — Кажется, ты хотел посмотреть масштабную классическую постановку? У меня как раз появился лишний билет.