Ветер влюбился в грозу

Знает лишь время,

Сколько дорог мне пройти,

Чтоб достичь счастья.

      — Улыбайся, Йогиши, — произносит старшая сестра, с лёгкостью укладывая вишнёвые локоны в аккуратную причёску, принятую у гейш, — улыбка красит любую девушку. Хозяйка будет довольна.       Собственное отражение в зеркале откликается лишь упрямо сжатыми губами и медовым отблеском глаз, наполненных стойкой злобой. В груди ничего не ёкает ни из-за алого кимоно, расшитыми распустившимися цветами лотоса, ни из-за собственной красоты, подчеркнутой изящными красками и умелыми руками сестёр. На душе лишь теплится, словно не потухший, навязчивый уголёк, напоминание, что всё это не по её воле.       Йогиши никогда не выбирала быть гейшей, не выбирала носить дорогие шелка и развлекать уважаемых гостей, пряча за веером собственное отвращение.       Будь её воля, Йогиши бы при первой же возможности ускользнула вместе с ветром в сад чайного домика — там, где не слышно ни веселье гостей, ни приторно-сладкие речи сестёр. Где нет места искусству и красоте. Где есть лишь спокойная мелодия природы и мгновение одиночества.       Но хозяйка не побрезговала напомнить о долге семьи, который Йогиши обязана выплатить.       Йогиши прикрывает глаза, покрывая мраком приятное убранство комнаты, беспокойный взгляд сестры, что всегда продолжает держать улыбку, и своё отражение, кажущееся таким чужим.       Она хотела бы быть ближе к свободному ветру, вольному гулять по миру, но всё, что ей дозволено — навечно остаться воплощением грозы, неприветливо нагрядывающей тяжёлыми тучами в светлые дни.

Сливы весенний цвет

Дарит свой аромат человеку…

Тому, кто ветку сломал.

      Шаг её всегда лёгок, но изящен, как и полагается гейше — снятые перед танцем окобо не затрудняют ходьбу, своим отсутствием освобождая от необходимости следить за равновесием.       Танцы — одна из немногих частей искусства, что не вызывает отторжения в сердце Йогиши. Пусть сама мысль, что она обязана служить живым развлечением для тех, кто не обременен долгами, претит, но чужие взгляды напоминают: она гейша. Дорогая, изящная и желанная — воплощение неприкосновенного искусства, которого нельзя даже помыслить коснуться не взглядом, если тебе знакома честь.       Быть проданной в чайный домик за долги семьи — самый благородный вариант из возможных.       Вместо грязной работы она может отвлечься на красоту музыки, поддаваясь ритму. Веер, украшенный синевой волн, раскрывается в руках, позволяя скрыть собственную хмурость хотя бы на мимолетное мгновение. В следующее она уже отворачивается от зрителей, следуя мелодии. Длинные рукава кимоно вторят ей, повторяя за выверенными шагами ожившими рисунками волн.       В подобные моменты легко почувствовать себя цветком лотоса, покоящимся на ровной глади кристально-чистой воды. Ветер колышет листья деревьев вдалеке, но не касаясь спокойствия, окружающего безмолвный пруд. И пусть сердце просится разжечь вновь былое беспокойное пламя, от которого осталось лишь забывающееся тепло, умом Йогиши понимает — лучше оставаться непотревоженным цветком, чем отбросить всё и попробовать взмыть ястребом в бескрайнее небо.       Стоит танцу закончиться, Йогиши безмолвно уходит, надеясь скрыться от шума и торжества. Взгляды не следуют за ней: всё внимание достаётся старшим гейшам, более открытым к разговорам с клиентами. Йогиши раскрывает веер, прикрываясь им и закрывая глаза, сохраняя перед собой спокойный образ, к которому стремится душа, и который ждёт её в полюбившемся саду.       Но всё то же беспокойное, неугомонное сердце заставляет её остановиться перед выходом, чтобы оглянуться. Гости заняты старшей сестрой, что мягко перебирает струны сямисэна. И лишь с одним взглядом она встречается — внутренний тихий пруд заходится рябью, когда водную гладь тревожит опавшая листва клёна, что отражается в глазах молодого господина.       Упрямо хмыкнув и сжав губы, Йогиши всё же выскальзывает из помещения, стремясь унять непрошенный интерес и промелькнувшее желание вновь обмолвиться с самураем словом.       Пусть речь его ласкает слух, а прикосновения не вызывают отвращения, душу терзает один единственный вопрос: означают ли их встречи для него, свободного точно ветер, то же, что и для неё, давно не видевшей милую сердцу грозу вне стен чайного домика?       Или всё это закончится раньше, чем листопад по весне?

О кленовые листья!

Крылья вы обжигаете

Пролетающим птицам.