Девять стихотворений

Первые дни месяца Осенних Скал стояли теплые — лето и не думало уходить из Талига даже на севере. На открытой террасе главного офиса Рокслейского ипподрома дул приятный ветерок, лохматя выгоревшие из-за работы на воздухе волосы. По спине время от времени стекали капельки пота. Ричард коротко улыбнулся, подумав, что даже не знает, стоит ли завидовать наряженным в шляпки эрэа, или тем еще жарче, чем ему. — А, Дикон. Все готово? — эр Робер выглянул из своего кабинета с телефоном у плеча. Ричард кивнул, и начальник снова скрылся за полупрозрачной дверью, возвращаясь к разговору. — Нет, Альдо. Я не могу приехать прямо сейчас. Да, к открытию галереи буду, конечно! Целую! Ричард тихо фыркнул. Если эр Робер не успеет, то, зная его возлюбленного, ему придется опять ночевать на диване, а самому Дику бежать в аптеку за мазью для затекшей шеи. И в винный магазинчик за «Кровью». Он бы, правда, посоветовал пару упражнений из зегинской гимнастики, которой увлекся в последнее время. Айрис как раз смогла найти толковый цикл видео-уроков, да разве эр станет? Ричард сделал себе шадди и подошел к перилам: за пределами ипподрома лежали широкие, зеленые до брызг луга, небо было яркое, насыщенное, словно в него вылили галлоны краски, а здесь внизу пестрели наряды гостей, куртки жокеев и попоны лошадей. Воздух пропитался сладостью диких трав, конским потом и слабым, на грани восприятия, запахом ближайших болот. В грядущем, через сто лет от наставшего ныне дня, Кем ты будешь, Читатель стихов, оставшихся от меня? — вспомнил несколько строк Ричард, глядя в нарисованную акварелью даль. Литература Багряных Земель с удивительной легкостью нашла отклик в их с сестрой сердцах. По вечерам, приходя в съемную квартиру с работы, Ричард открывал новенький, еще хрусткий сборник стихов и читал вслух, пока вернувшаяся чуть раньше с подготовительных к университету курсов Айрис готовила ужин. Стряпать у сестры выходило все лучше и лучше, и Дикон радовался, что у нее появилось хобби, а сама она постепенно учится жить заново. В грядущее, через сто лет от наставшего ныне дня, удастся ли им донести частицу моих рассветов, Кипение крови моей, И пенье птиц, и радость весны, И свежесть цветов, подаренных мне, И странные сны, И реки любви? Сохранят ли песни меня В грядущем, через сто лет от наставшего ныне дня? — Достославный! — спешно поднявшийся по лестнице Жамийоль окликнул Ричарда. — Внук моего деда спешит сказать сыну твоего отца, что открытие вот-вот начнется! Витиевато изъясняющийся на талиг гоган первое время изумлял, но Дикон вскоре привык. Тем более свое дело Жамийоль знал отлично, и многое объяснял и подсказывал новоявленному секретарю начальника. Кивнув, Ричард прикончил свой шадди и направился за эром Робером.

***

Главный заезд дерби, в котором участвовали самые титулованные и дорогие кони Талига и соседних государств, должен был вот-вот начаться. Ричард нетерпеливо ерзал, сидя на трибуне рядом со спокойной, посмеивающейся Айрис. — Признайся, ты поставил все деньги? — заговорщицки подмигнула она. — Нет, конечно, — отмахнулся Ричард. — Ты не представляешь, какие красавцы участвуют. Думаю, победит один из линарцев. — Но ведь мориски быстрее и выносливее, — заметила Айрис. — Да, — согласился он. — Но их никто не заявлял, насколько я знаю. Они же редкие. Приручаются через раз. Айрис озорно посмотрела, накручивая на указательный палец прядь, и Дикон фыркнул. Сколько бы сестрица не просила рассказать ей о трех днях в Олларии, молчал он насмерть. — Смотри! — крикнул Дикон вместе с раздавшимся хлопком начала скачки, и его возглас потонул в общем шуме. Вперед, как и предполагал Ричард, мгновенно вырвался серый в яблоках линарец, неся жокея в красной куртке, но почти сразу с ним поравнялся золото-огненный жеребец с наездником в желтом. Гвалт стоял оглушающий, а сердце трепетало как бешеное, стуча кровью в ушах. Линарцы неслись круп в круп до первого поворота. Тех, кто был за ними, было не разглядеть из-за скученности. Мелькали куртки жокеев, рассекали воздух стеки. Гонка вошла в первый поворот, и тут золотого и серого жеребца обошел соловый. Дикон бросил взгляд на экран: хищная щучья морда, лиловые глаза — мориск! Не знаю, и все же, друг, ту дверь, что выходит на юг, Распахни; присядь у окна, а потом, Дали завесив дымкой мечты, Вспомни о том, Что в былом, до тебя ровно за сто лет, Беспокойный ликующий трепет, оставив бездну небес, К сердцу земли приник, приветом ее согрет. Ричард видел, как прижался к белоснежной гриве наездник в синей куртке, выйдя на финишную прямую. Жокеи стегали линарцев, но им было ни за что не нагнать резавшего стрелой воздух солового, который несся вперед сам без каких-либо понуканий. Жеребец пересек финиш. За ним, отстав на целый корпус, пришли линарцы. Что было дальше, вскочивший на ноги Ричард не видел. На экране высветилась строка с указанием победителей: «Соро, жокей — Леона Салина, тренер — Габриэль Эчеверрия, владелец — Рокэ Алва». — Дик, все хорошо? — обеспокоенная Айрис подергала его за штанину. — Да, — Ричард медленно сел, прикладывая руку к груди. То, что победил его конь, еще не означало, что Рокэ приехал на скачки. Однако что-то внутри колко подсказывало, что это было так. Дикон нахмурился. Вокруг них задвигались люди, покидая трибуну, — впереди был фуршет и короткий заезд непрофессионалов. — Ну! — не выдержала Айрис, когда они остались совсем одни. — Чего расселся? — А как же ты? — беспомощно посмотрел на нее Ричард. — Да когда же ты научишься хоть немного думать о себе? Иди! Сейчас же! — Айрис практически выпихнула его из сиденья. Дикон встал, и она несколько раз толкнула его в спину, убеждая. Ричард сделал несколько неуверенных шагов, а затем опрометью бросился к Малому кругу — эр Робер должен быть там, а ему сначала нужен именно он. В конце концов, кто-то же должен проследить за подготовкой к вечернему награждению, — повод для расспросов казался весомым.

***

Эр Робер действительно находился у Малого круга: в коротком непрофессиональном заезде по традиции участвовали самые обеспеченные и родовитые люди Талига. Светское увеселение для тех, у кого еще кипела кровь, не более. Эр переговаривался с двумя мужчинами, обсуждая состоявшееся дерби. Рядом стоял Жамийоль, сверяя списки участников. Собравшись с мыслями, Ричард подошел ближе и хотел было задать вопрос, как услышал воинственный конский всхрап и последовавший за ним монолог на кэнналийском. Резко обернувшись, Дикон замер — всего в каких-то трех метрах рыл копытом землю Моро. Рокэ стоял рядом, держа поводья. Он был одет для заезда, а его волосы были коротко острижены на висках и затылке, а более длинные пряди, оставленные сверху, зачесаны назад. Моро первым посмотрел на Ричарда и заржал, пытаясь встать на дыбы, но Рокэ хлопнул его по шее, и тот покорился. — Бестия… — знакомый голос болезненно-сладко отдался в грудине. — Ну же, юноша! Вы что, не видите, как Моро скучал? Подойдите же! — Рокэ взглянул на ошарашенного его словами Ричарда и плутовато улыбнулся. Достав из кармана джинсов наугад кусок моркови или яблока, которые теперь всегда носил с собой, Дикон медленно подошел к ним, следя за реакцией жеребца. Моро скосил на него глаз, обнюхал руку, узнавая, и взял мягкими губами лакомство, а затем больно боднул в плечо. Ричард отступил и рассмеялся. — Как поживает Айрис? — спросил Рокэ, смотря на него и поглаживая Моро по крупу. — Хорошо. Готовится к поступлению в Талигойский университет, — сообщил Дикон. — Похвально, — теперь Рокэ улыбнулся по-настоящему светло, и Ричард закусил губу, замечая, как в уголках его синих глаз собираются лучиками морщинки. Нестерпимо захотелось коснуться лица Рокэ, провести ладонями по плечам… — А вы? Ричард мигнул, выходя из фантазий. — Пока что взял академ. Работаю у эра Робера. Мне нравится. Рокэ кивнул и отвернулся к Моро. Дикон нахмурился. Уместные в настоящей ситуации слова не находились, он даже не знал, что именно хочет сказать. Он вновь шагнул к Моро и положил руку на круп рядом с обтянутой кожаной перчаткой ладонью Рокэ. — Я тоже скучал, — произнес он и уточнил. — По вам. — Могли бы позвонить, — тут же отозвался Рокэ. Ричард опешил. — Но у меня нет вашего номера! — И найти его было невозможно… — Да, но… Рокэ хмыкнул, но взгляд его заметно потеплел. Растрепав волосы Ричарда, он предложил: — Сона здесь. Не желаете прокатиться? — Разве вы не будете участвовать в заезде? — на самом деле внутри все надрывалась от мысли проехать верхом на красотке-мориске рядом с Рокэ, но переспросить он не мог. — Плевать, — усмехнулся Рокэ. — Треть хорны грунтового покрытия не для Моро, не находите?

***

И тогда же, освобожденный приходом весны из пут, Охмелевший, безумный, самый нетерпеливый на свете Ветер, несущий на крыльях пыльцу и запах цветов, Южный ветер Налетел и заставил землю цвести. В былом, до тебя ровно за сто лет... Сона неслась во весь опор, отставая от Моро всего на полкрупа. Ветер свистел в ушах, зеленое море лугов было бескрайним, а кровавое зарево осеннего заката пленило и звало. Рокэ громко гикал, подгоняя лошадей, словно стремился скорее оказаться по ту сторону. Ричарду было страшно, но страх этот не был похож на тот, который он ощущал в детстве, напуганный обещанным наказанием Создателя за малейший проступок. Нет, священный трепет и благоговение были светлыми и горячими. Они превращали в пыль оковы, ломали заставы, рвали своим величием на части глупую человеческую душу и собирали в правильное целое, даруя неистовую свободу. На их пути возникла мелкая речушка, и Рокэ вместо того, чтобы остановиться, пустил вскриком Моро и Сону с Ричардом прямо в нее. Из-под копыт вырвались брызги, накрывая всадников. Дикон услышал, как Рокэ рассмеялся. Возникла шальная мысль, и он ударил Сону пятками в бока. На берег они выбрались первыми, и, чтобы не потерять преимущество, Ричард пустил мориску кентером и почти сразу вернул в карьер, пригибаясь к горячей лошадиной шее. Старый, любимый Баловник такого бы не позволил, но Сона была иной. Добрая, но отчаянная, она, вероятно, тоже хотела обставить своего племенного собрата и беспрекословно послушалась всадника. … день был солнечен и чудесен. С душою, полною песен, В мир тогда явился поэт, Он хотел, чтоб слова, как цветы, цвели, А любовь согревала, как солнечный свет, В былом, до тебя ровно за сто лет. Они с легкостью и изяществом перемахнули через кусты ракитника. Ричард вновь прижался к Соне, чувствуя, как клокочет ее дикая кровь. Мгновение, и ему почудилось, что они вот-вот полетят, но у раскидистого клена их нагнал Рокэ и свистнул в полные легкие, приказывая лошадям остановиться. Сбросив скорость, Моро и Сона перешли на рысь, а затем постепенно — на шаг. — Живы будем — не умрем, а, юноша! — заключил Рокэ, подмигивая. Немного поводив лошадей, дабы те успокоились, Ричард и Рокэ спешились, и Дикон, отпустив Сону, свалился в траву, счастливо раскидывая руки. Рокэ встал рядом, заслоняя собой топившееся на западе солнце. Вокруг носились мошки, блестела от пота кожа, а синие глаза казались больше, чем обычно. Ричард протянул ему ладонь. Рокэ перехватил его пальцы и опустился на спину рядом, подкладывая под голову локоть. Привстав, Дикон оседлал его бедра и приник к приоткрытым губам, скребя ногтями выстриженные виски. Рокэ обхватил руками его торс и пылко ответил, перехватывая инициативу. Ричард едва успел поймать ртом воздух, как оказался на лопатках, и его наполнили такие нежность и привязанность, каковые он никогда не считал, что способен ощутить. Он смотрел в глаза Рокэ, и понимал, что иного места в любой из бусин Ожерелья для него нет, — иного, кроме того, где есть этот невероятный человек. И стало понятно все то сокровенное и непостижимое, что ускользало порой меж строк и строф, — глубинное и обостренное, отзывчивое и надрывное. В грядущем, через сто лет от наставшего ныне дня, Поющий новые песни поэт Принесет в твой дом привет от меня И сегодняшней юной весны, Чтобы песни моей весенний ручей слился, звеня, С биением крови твоей, с жужжаньем твоих шмелей И с шелестом листьев, что манит меня В грядущее, через сто лет от наставшего ныне дня.