Пряничный домик в черном городе

Как это всегда и бывает, когда ждёшь того, чего боишься — грядущее наступает очень быстро... И этот раз не стал исключением. Я почти не спала весь день и ночь, волнуясь все сильнее перед предстоящим перемещением. И даже наличие у нас карты и провизии не могло меня успокоить. Было плохое предчувствие... Ощущение, что мы совершаем ошибку, и чем ближе был момент нашего ухода из лагеря, тем сильнее я паниковала, доведя себя едва ли не до нервного срыва. Я ходила в поле, заламывая пальцы, которые уже расцарапала в кровь из-за нервного напряжения, мысленно перечисляя, что взяла в свой потрёпанный приключениями рюкзак. Было нестерпимо жарко, но я игнорировала пекущее солнце, мечась вперёд и назад, стараясь успокоиться и собраться с мыслями, но они разбегались врассыпную, стоило мне на чем-то сосредоточиться. Рядом материализовался Даст, который тут же поймал меня за руку и остановил мой безумный променад. — Хей, птенчик, постой. Ты чего так мечешься? — он спокойно смотрел мне в глаза. Вся его поза, голос, манера говорить и держать себя выказывали его полнейшее спокойствие. Невероятно контрастное с моей паникой. — Черт, Даст... Я очень переживаю... У меня плохое предчувствие. Мне... очень страшно, — закрываю глаза, не в силах выдержать его взгляд сейчас. У меня в душе словно взволнованное море, такое безудержное,что укачивает моментально, сбивая с толку и внося сильное смятение. — Брай... Все будет хорошо... Я буду рядом... Всегда буду, — Даст привычно растягивал слова, делая паузы, и это действительно успокаивало. Монстр подошёл вплотную и положил руку на мою грудную клетку, пуская внутрь свою жизненную энергию, которая тут же принялась утихомиривать мое жуткое состояние, близкое к панической атаке. Я начала дышать ровнее, воздух показался свежим снова, и даже стало ощутимо напекавшее макушку солнце. Я открыла глаза, встречаясь с алой безмятежностью в его глазницах, напополам слитой с лазурным омутом. И как ему это удается? Сохранять такую уверенность и уравновешенность, вопреки тому, что ему пришлось преодолеть? Это восхищает. Заставляет уважать и считаться с мнением... Даст был для меня авторитетом... И я наконец успокоилась, шагнув навстречу и обнимая удивленного мужчину. — Спасибо тебе, — улыбаюсь в куртку и чувствую ответные объятия. Сзади подошли друзья и сложили свои вещи в общую кучу. Получалось, что каждый понесет небольшой рюкзак со всем необходимым. Мы продумали все таким образом, чтобы в случае, если нас что-то разделит, то у каждого была бы возможность развести огонь, попить и поесть. Это изрядно повышало наши шансы. Жаль, что карта была только одна. Ее мы доверили Файлер: девушка хорошо разбиралась в картографии и ориентировалась по ней лучше всех, а потому была ведущей в нашей группе. — Ну что, все готовы? — громко спросил Даст, отпуская меня из объятий и с готовностью раскидывая руки в стороны, — берите вещи и хватайтесь. Все послушно взяли рюкзаки, включая меня, и взялись за руки монстра. Щелчок пальцев, и знакомо начинает скользить картинка, перемешивая все до неузнаваемости и снова формируя новый вид вокруг нас незримыми кистями с акварельными, размытыми всполохами. И складывающееся изображение тут же посеяло в душе новый ужас, от осознания того, что здесь происходило... Логично, что мы не могли знать о подобном, находясь почти за тысячу километров от Нэштауна, но... Это было немыслимо... Чернота... Спертый горячий воздух, который обжигает лёгкие при вдохе и не приносит облегчения на выдохе... Жарко... Моментально слезятся глаза, а уши наполнены гулом мощной стихии вокруг нас. От дыма нечем дышать... Лесной пожар. Мощный, буйный и безжалостный, он пожирал сосны с ужасающим треском и скоростью, перескакивая с дерева на дерево, тут же уничтожая иссохшуюся от засухи хвою. Травы уже не было и вовсе, осталась лишь почерневшая земля с миллионами тлеющих угольков. И вокруг все красное, словно залитое кровью, горячей, обжигающей кровью, а воздух напитан смертью... Неба не было видно, оставив лишь черноту дымного занавеса, подсвеченного багряным отсветом сумасшедшего пламени под ним, такого страшного, что теряешься, глядя на его мощь. Я была права... Не стоило нам этого делать... И едва мы успели сообразить и переместиться куда-то ещё, как гул свирепого огня прервал треск и скрип падающего на нас дерева, вынуждая всех нас отпрыгнуть друг от друга. Я упала, тут же закашливаясь от удушливого дыма и золы, глаза нещадно режет и застилает слезами, а паника подступает к горлу. Земля горячая, до одури, и я торопливо поднимаюсь, пытаясь в взметнувшемся облаке искр и золы разглядеть друзей. — Черт...Кхх, Даст!? Фай?! — кричу в клубящийся дым и вижу в нем два красных отсвета глаз старшего монстра. Тут же стремлюсь к нему, но в его взгляде вижу панику. И прежде, чем успеваю сообразить, он отталкивает меня от себя... Падает ещё одно дерево... Прямо туда, где стоял он... Острыми осколками ветвей навылет... Нет... — НЕТ! — кричу и кашляю надсадно, дышать так тяжело, почти невозможно. Рвусь к нему, но ноги не держат, душа разрывается от физической боли, подкашивая и роняя навзничь, словно меня подстрелили. Вскрикиваю, перемежая свой неузнаваемый голос слезами... Этого не может быть. Нет. Нет. Нет. Нет... Встаю и снова отчаянно лезу в огонь, разгоревшийся с новой силой, обжигая пальцы и лицо, но меня оттаскивают силой, не смотря на то, как сумасбродно я рвусь к Дасту. В кровь обдираю ладони и задыхаюсь, но меня просто подхватили на руки и стремительно уносили. Куда, зачем и почему я уже не знала и не хотела знать... Я видела, как упало то огромное дерево... Нет... Душили слезы и дым, лишая последней надежды и понимания произошедшего. Слышу рядом крики друзей, узнаю в них Файлер и Киллера, но душа рвется так сильно и болезненно, что мне остается только скулить на чужих руках, срываясь на удушливый кашель, который никак не желал прекращаться. Этот сумасшедший бег наперерез огню длился, казалось так долго. Я действительно потеряла счет времени, а чуть позже и сознание, упорно отказываясь дышать... У меня просто не получалось больше от этой страшной боли. От его глаз, полных ужаса, но не за себя... Не могу поверить, что это все произошло... Нет... Сквозь дурноту чувствую, что кто-то давит на грудную клетку. Вдыхает в меня воздух, настойчиво прижимаясь к губам. Рядом голоса, в воздухе повисла тревога, что ощущалась сквозь вибрацию, идущую по земле от беспрестанных шагов рядом. Закашливаюсь и делаю вдох, под чей-то радостный всхлип рядом. Кто-то расталкивает меня, хлопает по щекам и пытается поднять. Душе снова так больно, словно коснулись открытой раны, и я снова кричу, но уже так хрипло... Прошу, убейте меня... Немедленно убейте. Прекратите эту муку, умоляю... Я не хочу жить без него... Нет... Кто-то прижимает к себе, отчаянно, сдерживает мои судорожные движения, на силу обездвиживая крепкими руками, вжимая в белую ткань куртки, не позволяя расцарапывать в кровь шею. Слышу чужой гул за ребрами... Не его... Но он звенит живостью, полнится силой, чуждой мне. Успокаивает своей резонирующей вибрацией, выравнивает дыхание, заставляя слышать чужое. Всё тело дрожит, и льются слезы, глаза все ещё щиплет, а рыдания прерывает надсадный кашель измученных дымом лёгких. — Ох, Брай, держись, — слышу рядом голос явно плакавшей подруги и чувствую, как она касается плеча. Спину гладит рука Кросса, который что-то постоянно шепчет, всё ещё крепко держа моё трясущееся тело, не позволяя выбраться. Кашляет Киллер... Вокруг нас тишина, и уже нет жуткого треска и рокота пожара. Мы смогли выбраться, пройдя его наперерез, рискуя навсегда остаться в полыхающем аду... Как остался он... Я не помню, что было дальше, словно мой разум отказался продолжать бессмысленное существование, погружая меня в болезненную апатию, в которой не было ни выхода, ни границ. Словно бесконечный туман, в котором ты теряешься, не зная направления. Лишённая цели и смысла жизни. Все обесценилось в один краткий миг, словно с его гибелью умерла и я... Жизнь для меня больше не бесценный дар бесконечности. Теперь это бесконечное ожидание смерти, которую я бы приняла, как благо. Это единственное, чего я сейчас отчаянно желала. Как никогда прежде. Я не просто потеряла стремление жить и бороться, как было в прошлый раз, когда я сдалась, отдаваясь воле случая. Сейчас я обрела желание умереть... Теперь это было моей целью... Она перекрывала все то значимое, что я собирала по крупицам после разрушения этого дурацкого мира. И когда мне показалось, что собрано всё самое важное, и есть ещё способ обрести счастье... Сегодня произошел мой финальный апокалипсис. Без прикрас и лишнего высокопарства. Как есть. Это конец для меня... Так ломается внутренний стержень, державший меня все эти годы, все то время, что я живу. За секунду... В которой навсегда останется цвет его гетерохромных глаз... Наполненных любовью напополам с болью... Нет... Сдерживаю пелену слез, но они нескончаемо льются по щекам, и я терпеливо жду. Жду возможности поскорее уйти отсюда, от взгляда друзей, не обременяя их своими мучениями. Они должны идти дальше, вопреки всему, гнуть свою линию, ведь... у них всё ещё был шанс. Я не сомневалась в том, что это возможно, что они точно смогут дойти и отстроить этот мир заново, но... Мне в нем больше нет места. Зачем вам целый пустой мир, если он был заключён всего в одном живом существе, которое забрала бессердечная злая стихия, посмеявшись над моими чувствами? Втоптав их в горячую золу ушедшего пожара. Похоронив и мою душу в ней... Не помню и наступления ночи. Ни разговоров, ни даже голосов. Не помню почему лежу около Кросса и Файлер. Не ела. Не пила. Какая, к черту, разница? Тихо встаю и выскальзываю из укрытия в темную ночь с запахом чёрствого дыма. Хочется кашлять, но я терплю. Нужна тишина. Надо мной луна с ареолом мутного дыма, поднимающегося над сгоревшим дотла лесом, в котором кончается нить моей жизни. И ночь так черна и беззвездна. Бездыханна. Мертвое зарево заката уже давно угасло, а истерзанные гарью лёгкие не могут дышать в полную силу. Прячусь в темноте, мой глаз ещё хорошо видит. Мечется во мраке убитого частокола черных стволов затравленный взгляд. Больно... Как же мне больно... Оглядываюсь на спящий лагерь, дышу медленно и в голове такая пустота решимости, какой давно не было. И холод не пронимает до костей, как бывало раньше. Я его просто не чувствую. Так болит душа, что любые ощущения просто теряются на ее фоне. Ноги босые... Колется теплый почерневший от угля песок. Ветер чуть касается волос, напоминая касание Даста. Вздрагиваю... Ухожу дальше, не глядя, не думая, но просто зная, чего конкретно хочу. Обступает темнота ночи. Тихо и спокойно. Достаточно далеко. Достаточно спокойно... Достаточно... С меня хватит... Не помню, как села у черненого ствола. Но помню чувство. Острая, жгущая боль, идущая от запястья до предплечья, точёное маленькое лезвие складного ножа, что я берегла с самого начала пути тоже помню... Оно блеснуло в лунном тусклом свете ярче любой звёзды. Словно серебристый бок рыбки в маленькой речке... как дома. В детстве. Когда смотришь на черноту стремительного течения, не ждёшь в нем ничего, но вглядываешься в торфяные омуты. А там сверкнёт и угаснет за доли секунды серебро чешуи... Руке горячо. Мокро. Липко и пахнет железом. Хочется сделать так же и на второй руке, но ладонь не держит нож, слабеет, выскальзывает пластиковая тяжёлая рукоять. Металл падает с глухим стуком, поднимая облачко теплой золы. Душа мечется, трескается... Больно... — Даст... Прости меня... Это я виновата... Я... Не уберегла... И снова теплые слезы. Нет... Горячие... Становится холодно. И так хочется спать, что устоять невозможно. Глаза медленно слипаются и накатывает слабость. Словно я снова чувствую шлейф Даста. Слышу голос и чувствую касание... Как вчера... Вернись... Пожалуйста, вернись... — Брай! Нет! — голос врывается в сонную тишину, так некстати мешая сейчас... — Уйди, — шепчу из последних сил, когда кто-то ощутимо сжимает порезанную руку. — Нет, нет, Брай, не умирай, — руку пережало у плеча словно веревкой. — Кросс, оставь меня... в покое... — слабо пытаюсь оттолкнуть, узнавая обладателя голоса, но вместо этого просто кладу руку на его костяные предплечья, на большее уже не хватает. — Брай, не спи, нет! — меня пробивает пощёчина, но я почти не ощущаю боли, ее затмевает душевная, будто изнутри терзают открытую рану, не давая никакой передышки. — Кросс, — больше уже ничего не могу сказать, голос прерывает остаточный кашель. Чувствую, как меня окутывает тепло. Смутно знакомое ощущение, где-то на задворках сознания. Будто отголосок прошлой жизни, но такое родное чувство. И оно все больше усиливается, словно возвращается понемногу чувствительность души. Ее кто-то пытается коснуться... Дозваться... Унять боль, заполнить огромную дыру собой, помочь и заставить жить... Всколыхнула воспоминания, пытаясь сравнить... Но... Это не он... Это... Магия Кросса... Нет... Пытаюсь оттолкнуть его, отстраниться, понимая, что он держит меня в руках, попутно что-то делая с вскрытыми венами, но вырваться не получается. Только не это... Протестующе шиплю, толкаюсь, ставлю барьеры, но они совсем слабы, моментально растворяясь. И хоть я чувствую Кросса едва-едва, этого достаточно, чтобы начать паниковать. Собираю последние остатки сил, что громко закричать охрипшим голосом, упираясь в чужую грудь. — Нет!!! — отталкиваю руку Кросса, которую тот прижимает к моей грудной клетке. И тут же слышу рядом вторящий мне голос Киллера. — Кросс, нет! Что ты делаешь?! Ты... Не трогай её! — я падаю навзничь, а Кросса куда-то отбрасывает, но не вижу, что происходит... В душе снова нарастает боль, от которой я сьеживаюсь в комочек, прижимая к груди руки. — Кил! Она умрет без пары, ты сам это знаешь. — Идиот, нельзя делать это насильно! Вот же придурок... — Киллер подходит и садится рядом, осматривая руку, из которой все ещё капает кровь, но сознание предательски ускользает. И отчего-то болит мой глаз. Словно его жжёт горячим песком, и я жмурюсь, борясь со странными всполохами света перед ним. Меня будто накрывает волна образов и голосов, говорящих наперебой, затмевая собой болезненную реальность. Показывая быстрые картинки, мне совершенно незнакомые. Вижу дерево, причудливо закрученное, со сплетенной сетью узловатых веток. Моментально исчезает этот образ, заменяясь тенью, идущей через лес. Шаги. В такт сердцебиению. Хрустит подлесок. Вижу костер и пляшущие тени на кривых стволах клёнов. Голоса, полнившиеся жестоким весельем и чужой страх... Голубые глаза девушки, неестественного оттенка. В них плещутся волны ужаса. Но она молчит. Немая... Океан. Я вижу его волны, шумные и мощные, бьющиеся об остов черного города, где дома уходят ввысь блестящими агатовыми стенами. И песчаный берег, на котором остаются влажные следы идущей по песку фигуры. Темной фигуры, в знакомом капюшоне, которая останавливается и видит... Меня.. Распахиваю глаза в судорожном вдохе, вторя его имя снова и снова... Он жив... Жив? Да... Где-то там... Я видела будущее? Даст жив...