Пряничный домик в черном городе

Теплый вечер подкрался так незаметно в этот раз. Впервые день прошел полностью беззаботно, словно мы все собрались здесь не по воле случайных и страшных обстоятельств, а приехали в отпуск, наслаждаясь чарующими днями бесконечного спокойствия. Я даже могла сказать теперь, что мне здесь нравилось. Это место научило меня смотреть на жизнь иначе. Видеть во всем особый смысл, заключавшийся в простоте самой сути того, что я видела. В возможности видеть и жить вообще, являться уцелевшей частью, быть связанной с кем-то особенным в такой момент и иметь друзей, проверенных смертью. Я не могла сегодня налюбоваться небом. Его утомленной чернотой, которой оно наливалось с каждой минутой, без злополучного сверкающего зеленью зарева. Тысячи звёзд... Миллионы... Миллиарды... Сливаясь в пятна разлитой темно-фиолетовой краски Млечного пути, пересекающего весь купол, от края до края. Свет этих туманностей и точек далёких, чужих светил давал неясный отблеск на влажную от ночной росы траву в поле, в котором я лежала сейчас, не в силах налюбоваться и напитаться этим моментом. И даже холод от росы, щекотавший спину и пустивший дрожь в коленях, не мог согнать меня с этого места, в отдалении от нашего дома, где сейчас были мои близкие. Да, я всех их теперь считала своей семьёй, единственной в уцелевшем клочке мира. В черном зените ночи дорожку прочертил синеватый метеор. А спустя ещё долгое время снова, другой. И так тихо... Только поют вдалеке цикады, сидящие на самых вершинах спящих деревьев. Они трещат на одной низкой ноте, звеня так размеренно, целеустремленно. Наполняя тишину живостью голосов, от которых на душе теплится уют. Мягкий порыв ветра качает ковыль вокруг, и его колоски с приятным шелестом трутся друг об друга, будто причудливый музыкальный инструмент. Летний зной дня степенно сменился остывающим дыханием ночи, пуская едва заметный туман по низинам. И я даже наслаждаюсь тем, как замёрзла, чувствуя в пальцах онемение холода, что заставляло меня ещё острее понять, что я жива, как никогда прежде. Даря поразительную тягу и стремление в будущее, за которым царствует неизвестность, в которую хочется ворваться смелым потоком энергии... Когда прошел эту грань смерти, то жизнь ценишь особенно. Лишь едва не сорвавшись в пропасть, можешь на самом деле ощутить ее глубину и осмотреть красоту, открывшуюся на вершине, с которой чуть не упал... От медленного потока глубоких мыслей меня отвлёк отзвук ищущей магии. Даст пытался меня почувствовать, и я тут же позволила душе отозваться, словно вздрагиванием сбитого ритма, пустившего сноп невидимых искр, по которым он точно меня ощутит. И хотя я всем сказала, где буду, мое долгое отсутствие вероятно затянулось слишком сильно. В любом случае, оно того стоит: небо впервые снова стало таким глубоким, темным и будоражащим воображение своей бесконечной наполненностью космосом... Рядом послышались чуть пружинящие по мягкой почве шаги, остановившиеся рядом. Около меня на землю опустился Даст, внимательно смотря на то, как я неотрывно изучаю небо. — Птенчик, все хорошо? Надолго ушла... — монстр лег рядом, смотря на мой темный профиль, подперев ладонью скулу, а локтем упираясь в пучок травы рядом. — Смотри, как красиво, Даст, — шепчу скелету, указывая на звездную россыпь, и он укладывает голову около моей, всматриваясь в бесконечную высоту. И мы молчим, глядя в невидимый горизонт бескрайности. Не скрытый ничем, обнаженный в своей первозданности. И нет ничего прекраснее в этот момент, чем дар — любоваться этим вместе с ним... Словно я могла подарить ему весь этот мир, просто дав увидеть. — Давно не видел такого неба... — тихо отвечает мужчина, вздыхая, от чего в темный воздух поднимается едва видимое облачко пара. Холодно... Дрожу мелко, но не в силах уйти греться, боясь пропустить хоть секунду. — Я такое видела лишь однажды, много лет назад, — отвечаю, сдерживая позыв стиснуть зубы, чтобы не выдать свой дискомфорт в такой момент, — еще будучи ребенком, когда отец разбудил меня среди ночи, чтобы вывести во двор и показать звезды. Я тогда еле глаза разлепила, вышла в одной ночнушке, холодно было ужасно... Но так красиво, что я потом всю ночь не могла уснуть снова, вспоминая эти огни. И запомнила их на всю жизнь и теперь... Снова вижу их... С тобой... — Я видел такое у моря... Еще с братом. Прошлым летом, — вспоминает монстр, — помню, он все не мог поверить, что вообще бывает столько звезд... Рад, что он успел это увидеть... — слыша его слова, невольно вздрагиваю... Касаюсь его руки пальцами, чуть сжимая в сочувственном жесте, и он поворачивается, немного грустно улыбаясь, но в глазах светится благодарность. Даст утыкается лбом в мой и тихо выдыхает, согревая мой нос своим дыханием. — А ты маленькая любительница страданий, Брай... Замерзла совсем, — ехидно хмыкает, но совсем беззлобно, обхватывая мои ладони, согревая их поглаживанием горячих пальцев, согретых его магией. — Я не хотела уходить, чтобы посмотреть на это... великолепие... Никогда не знаешь... увидишь ли в жизни такое снова... — прозвучало как-то слишком грустно, и Дасту это не понравилось. Монстр привстал, нависая надо мной контрастной тенью, загородившей звезды. — Не вздумай говорить такое, — он нахмурился, а глаза его полыхнули ярким огнем, — у нас будет будущее. Вопреки всему. Я молчу, всматриваясь в его переливчатые омуты, один из которых, мешаясь с синим цветом, стал почти полностью фиолетовым, выдавая захлестнувшие монстра эмоции. Чувствую его... страх... переживание, боязнь потерять и боль уже понесенной потери. — Даст, — шепчу тихо, от чего он наклоняется поближе, — ты... ты — моё будущее... — сама смущаюсь от сказанного, но знаю, что давно хотела это сказать, а сейчас это было более чем уместно. Чувствую, как магия все это время чуть давившая на меня, расслабилась, а я полностью раскрываю щиты, буквально обнажаясь перед ним, выказывая свое полное доверие, открытость и уязвимость. Хочу, чтобы он это почувствовал, и вижу в его глазах мелькнувшее понимание от того, что именно я сделала. — Птенчик... — выдыхает он смущенно, и я вижу, как засиял свет голубого румянца на скулах, а под курткой моргнула зарницей его душа, словно всполох мощной грозы на ночном горизонте... Даст склонился ближе и, пропустив свои руки под моей немного мокрой от росы спиной, обнял, утыкаясь в шею и ухо носом, от чего снова покрываюсь волной дрожи холода, ощутив этот контраст температур. — Пойдем, а то заболеешь, — гудит где-то над ухом мужской голос, и я тихо соглашаюсь, прижимаясь к его телу. Я достаточно налюбовалась и теперь действительно хотелось поспать и согреться в нормальных условиях домашней обстановки. В доме царила тишина: было уже действительно поздно, и все уже давно спали. В темноте помещения я ощутила как режет глаза от усталости, которая была не так заметна на улице. А ещё было непривычно... После исчезнувшего сияния ночи стали невероятно темными. Не было ни засветки от городов, ни электричества в целом, и теперь я даже с помощью своего необычного глаза почти ничего не видела, слепо расставив в темноте руки и вспоминая, в каком примерно направлении была наша комната. Даст, словно смеясь надо мной, стоял молча, видя, как мой темный силуэт неловко перемещается, спотыкаясь обо что-то и едва не влетая лбом в дверной косяк. — Хах, стой, стой, птенчик, так не пойдет, — тихо хохотнул мужчина, перехватывая меня за одежду и притягивая к себе, из-за чего я снова едва не споткнулась,— давай коротким путём, Брай, а то ты весь дом разбудишь, — скелет щёлкнул пальцами, и я ощутила под коленями мягкую мебель, теряя равновесие и падая на пружинистый мягкий матрас спиной, увлекая за собой Даста с тихим писком. Меня вдавило в него тяжёлым телом, и снова пробила мелкая дрожь отчаянно желавшего согреться тела. Я даже не возражала против этой тяжести на себе, дарившей такое желанное тепло. — Что, птенчик, вот так сразу? — подначивает меня Даст, но на душу не посягает, давая понять, что просто подшучивает. — Ты теплый, Даст, — с удовольствием забираюсь на кровати повыше, утягивая за собой монстра, отлипать от которого совсем не хотелось. В этой комнате было весьма холодно, и, пожалуй, без него я бы согревалась куда дольше. Мы забрались под шуршащее одеяло, скинув обувь и куртки, которые до этого нашли в доме. Даст лег поближе, осторожно обнимая под одеялом, впервые пользуясь такой приятной близостью при таких обстоятельствах. — Черт, Брай... Ты ужасно холодная, это плохо, — монстр укоризненно цокает, прижимая к себе сильнее, заключая в кольцо из рук, а мои ноги зажимая между своих. И я успеваю удивиться, как могут быть такими горячими его бедренные и берцовые кости, и как по ним течет его бурлящая, сильная магия, согревая их изнутри... Так приятно... Утыкаюсь носом в его ключицы, за которыми виднеется провал пустоты и мощный столб белого позвоночника за ней. Оттуда из самого нутра веет горячим жаром души, которая теперь грела нас обоих, тесно сплетённых вместе. Постепенно затихала дрожь, усмиряемая чужим поглаживанием и теплом. Даст что-то тихо шептал мне, пока я засыпала, и его голос мешался в неразборчивый шелест, приятный и ласковый, не требующий ответа, но призванный усыпить. Он и сам устал за день, постепенно засыпая вместе со мной, пока, наконец, нас обоих не накрыла теплая нега на такой удобной кровати, чья теснота оказалась для нас преимуществом... Утром я проснулась от странного чувства тревоги. И открыв глаза, в настороженной чуткости тут же сбросив сонливость, понимаю, что тревога не моя. Дасту снился кошмар, он что-то бормотал во сне, иногда вздрагивая почти всем телом, сжимая руки в кулаки так сильно, что я слышала, как трещат костяшки. Из общего потока бессвязной речи я разобрала имя его брата и перевела взгляд на его напряжённое лицо с линией крепко стиснутых зубов и закрытых глаз. Из под левого тянулся шлейф фиолетового дыма, насыщенного и очень темного в предрассветной дымке комнаты, придавая вид монстру весьма угрожающий, словно он вел с кем-то неравный бой, который никак нельзя проиграть. Подумав немного, решаю попробовать успокоить его, прогнав своей магией злой морок, и, недолго поколебавшись, касаюсь ладонью его груди, скрытой под футболкой. Пускаю к душе свою энергию, уже куда увереннее, чем делала это раньше, нащупывая дорогу в поисках его ответного потока, который мог бы стать путеводным, но ничего кроме пустоты и тревоги не находила. Она лишь усиливалась, превращая страх в злость, и мне это не понравилось, заставляя чуть поспешить. Шлейф коснулся души, ощутив, что нет ни барьера, ни заслона, и доверчиво прижался, стараясь унять ее тревожный гул. И когда, как мне показалось, у меня стало получаться, мою магию вдруг с силой оттолкнуло и прижало, не давая пошевелиться, стягивая с такой мощью, что перехватило дыхание. Этот сильный жгут в момент достиг и моей души, обхватив и начав душить, словно желая убить... Вырывая из груди болезненный стон, но я даже не могла ничего сказать... Монстр словно не узнал меня, отчаянно запутавшись в кошмаре и теперь намеревался устранить мнимую причину душевного страдания, которую спутал со мной. Было чертовски, невероятно больно, словно все кости разом стало выворачивать и печь жаром, выламывать их и сжимать. Душа горела, отчаянно просясь на волю, а в глазах всё потемнело, и голову закололо противными иголочками... — Д...аст... П..ож..алуйс..та... Мгх, — отчаянно хриплю, силясь вырваться из хватки, магия, вдруг узнает, отзывается и отпускает... скелет резко открывает глаза, пытаясь сфокусировать на моем уже ничего не понимающем теле плывущий от кошмарного наваждения взгляд... — Брай? — в тревоге спрашивает, отпуская мою душу полностью, привставая, а я обессиленно глотаю ртом воздух, словно только что едва не утонула, закрыв глаза, чтобы перевести дух после такой пытки, — Брай! — Даст встряхивает меня в полном ужасе, нависая сверху, и я с трудом открываю глаза, глядя на него со смесью страха и непонимания. — Даст... Это был просто кошмар... — хочу приподняться, но сил почти нет, а душа отозвалась болью... — ах, черт... — морщусь, понимая, что пройдет не сразу, но это не критично. Главное, что он проснулся. Даст очень взволнован, в глазах пляшет смятение и ужасная боль, сожаление, тревога... Целый водоворот эмоций. Он кладет руку на мое солнечное сплетение, уверенно пуская магию к моей душе, которая тут же ставит заслон, на рефлексе, все ещё вздрагивая. — Тссс... Позволь... Я не сделаю больно... Прости... — шепчет он, мягко потираясь шлейфом о барьер, и я выдыхаю, расслабившись и вновь доверяя. Зная, что он не виноват... Он никогда не причинил бы мне боли намеренно. А ещё... Даже в ворохе кошмара, он узнал меня и смог остановиться. Опускаю свои щиты, и его энергия стремится внутрь, обволакивая душу и унимая пульсирующую боль собой, стремясь передать всё то сожаление, что испытывает ее обладатель. А я в ответ стремлюсь к нему, удивляя монстра своим решением, успокаивая его бьющуюся эмоцию практически паники и ужаса от того, что сделал мне так больно и напугал. — Даст, все хорошо, — говорю монстру и уже улыбаюсь, глубоко вздыхая от облегчения – его и моего. — Птенчик... Как же я виноват... — огоньки его глаз заметно бледнеют, в страхе от того, что я могу его оттолкнуть, но вопреки всему, мне не страшно. Я уже опустила вчера все заслоны и готова сделать это вновь. И он чувствует это, снова удивляясь тому, как легко я опять раскрыла перед ним всё своё нутро в безоговорочном к нему доверии. — Ты не можешь быть виноват в той боли, что испытал. Я верю тебе, — отвечаю ему, и его глаза вновь разгораются яркими алыми пятнами, мешаясь на левой стороне фиолетовым ураганом, похожим на юпитерианский шторм. — Спасибо, Брай... Но... ты знаешь, что означает, когда кто-то так обнажает всю свою защиту перед парой? — он надавливает на мои ребра чуть сильнее, опуская на них и вторую ладонь, запуская внутрь ещё два потока, вызывая у меня вздох удивления и неожиданности, — Тссс, не бойся, птенчик... Я покажу...— шепчет, нагибаясь к самому уху. Понятия не имею, что он делает, но от этого тут же все перед глазами поплыло, а душа начала пульсировать очень сильно, и тело перестало слушаться, вздрагивая мощно, сгибая колени и царапая руками простынь. Так хорошо... Черт, не останавливайся, что бы это ни было. — Да...ст.. ч..то ты, мммх, — с трудом могу говорить от ощущений: внутри скользит три невидимых шлейфа, мягко оглаживая душу, которая тут же начала сильно и очень быстро тяжелеть, окрапляя все внутренности горячей магией, хорошо ощутимой физически, будто покрывая всё пространство за ребрами тягучим медом... Сладкой истомой сводило ноги, а голос не слушался, срываясь на прерывистые тихие стоны. — Я хочу оправдать твое доверие, моя милая... Моя Брай... — Даст хрипит в самое ухо, сам едва сдерживаясь от сильного возбуждения. Под одеялом чувствовался жар прижавшегося ко мне тела, и особенно – горячая область, чуть пульсирующая и вжимающаяся в боковую поверхность бедра. И тут мне показалось, что один из этих потоков просто проткнул душу насквозь, вырывая из меня стон, который тут же заткнули поцелуем, чтобы никого не разбудить. Все перемешалось в цветном калейдоскопе искр, оставив лишь ощущения, инстинкты, тягучее чувство во всем теле, смесь эмоций и такую слабость, от которой все дрожит, плавится, растекаясь словно топлёное масло. И скользит... Внутри всё скользит от его ласки... Горячо и так восхитительно приятно. Сжимает и разжимает, и опять скользит в самую душу, пачкаясь ее магией, посылая взаимное чувство счастья и желание. Любовь, страх потерять и снова любовь. Такая сильная, что дыхание перехватывает, и снова запускает его, делая вдох почти судорожным. Неравномерным... И он поглощает это дыхание собой, чувствует отдачу и ликует, вся его душа вторит моей, поёт и звенит в унисон... Даст тихо и протяжно стонет, чувствую смутно, сквозь поцелуй: от этого резонанс в ребрах и груди и по ней же скользят руки, сжимают кожу... Ах, как сладко... Разве бывает настолько хорошо? И чувствую сквозь нашу связь его напор, все более сильный – просыпается его заглушенная виной власть, взывающая к моей магии, и она тут же идёт на зов, сплетаясь с ней тесно, вжимаясь и перепутываясь намертво, мягко сминая собой и не желая больше отпускать. Гладит и извиняется за причиненную боль, но в голове пожар. Мне жарко, душно, тесно... В животе всё горит и крутится ненасытным клубком, ища выхода. А горячие пальцы уже на голой коже. Когда? Не важно, продолжай... Поцелуй разрывается, опускаясь под подбородок, чуть кусает, несильно, но приятно. Дышит прямо в ухо тяжело, в нетерпении. — Брай, я хочу тебя... Так сильно хочу, что схожу с ума... Ты бы позволила мне? — тягучий вопрос сквозь затуманенный разум, а внутри скользит три шлейфа, разом, зажимая собой душу, насквозь истекающую магией... Он просто совратил меня... Так искусно и восхитительно соблазнил, что отказ равносилен смерти... — Я хочу этого, Даст, — я способна только шептать, понимая, что он победил. Он возьмёт меня в свой омут без остатка... Щелчок пальцев, и смена декораций. Обдает холодом раннего утра, кругом туман и листья, нежные, влажные. Пахнет земляникой... Хвоей... Лесом... Даст резко поднимает меня к себе, что-то перемещая под спину и тут же роняет обратно на наше одеяло, которое успел ухватить с собой. Впивается в губы, с дикой жадностью, в голове отзывается звоном его вожделение... Нет... Наше... Тяжесть его тела такая пьянящяя, не возможно удержаться, и я первая снимаю его футболку, немного дрожа, забираясь за ребра обеими руками, чтобы коснуться мощного позвоночника. Такой крепкий и прямой, потрясающе... сильный... Чуть выше алеет мой личный рассвет его души. Полыхает пожаром, пульсирует от движений моего невидимого потока, заливая красными пятнами руки и окрапляя подвздошные кости ниже. Даст чуть насладился моим затуманенным взглядом, улыбаясь счастливо и тепло, целует в шею, опускаясь к ключицам, руками задирая подол майки, в которой я спала, снимает ее, давит на живот, пониже пупка, и от этого спина гнется в пояснице ему навстречу... Все тело умоляло продолжить, томилось пытливо, и его магия это чувствовала, сжалившись и зажимая мой собственный шлейф покрепче, словно зверь, держащий за холку, прижимая своим горячим брюхом... Даст вдруг переворачивает и меня тоже, одним ловким движением раздевая весь мой низ. Обнаженные ягодицы обдает холодным ветром, покрывая кожу мурашками холода, но тут же под живот и бедра подлезают горячие ладони, чуть приподнимая к себе. Прижимая к горячему, пышущему алчным желанием члену. Большому и твердому, который тут же резким толчком без всяких промедлений влажно вскальзывает в меня во всю длину, наполняя собой до самого основания. Больно... Так резко... Стискиваю зубы и тихо выдыхаю, цепляясь пальцами за травинки рядом с одеялом. Спину накрывает чужая горячая грудь, согревая собой, потираясь о нежную кожу грудиной. Опаляя ее текущим воском горячей магии души, которая чертит будоражащие дорожки по голому худому боку, очерчивая линии скрытых под кожей ребер... — Моя Брай, — шепчет Даст за спиной, опаляя шею сбитым дыханием и целуя позвонки... Как много мурашек... Жмусь к нему плечами, чувствуя, как его руки поднялись выше, сминая ладонями грудь... Даст начал двигаться. Вдавливая собой в землю. Магия снова скручивается вокруг души петлями, трёт ее... Вперёд и назад. Вперёд и назад... И уже совсем не больно... Идеально... Он идеально наполняет всю меня изнутри. И собой, и жизненной энергией. Подходит от и до, словно ключ к замку́. И так мягко, но ощутимо толкается внутри в восхитительном ритме, что кружится голова от его движений. И холод утра расступается от того, как мне становится жарко... Подаюсь ему навстречу, шире раздвигая бедра, под его одобрительный голос, слившийся в неразличимый гул удовольствия наших совместных стонов... Ритмичных, приятных, тугих... Дрожат ноги, губы кусаю от удовольствия... С каждым качающим нас толчком внутри все сводит сильнее, концентрируясь в одной точке, где сейчас собран весь космос моего мира... Шепчу его имя, схожу с ума под ним, зарываясь пальцами в землю и смятое одеяло, давя ими ягоды, растекающиеся по коже сладким соком... Похожим на его магию... Алым и сладким... Пахнущим летом и им...