Пряничный домик в черном городе

— Кросс? — неверяще всматриваюсь в знакомые белые огоньки, с тревогой мерцающие надо мной, и, казалось, качающиеся, от идущей кругом головы. Долго не выдерживая этой пляски, закрываю глаза и немного морщусь. Голова гудит до сих пор. — Брай, что с тобой случилось? Тебя будто со скалы сбросили... А где Кил, Файлер и... Даст? У вас что-то произошло? — Кросс взволнованно задавал вопросы, желая выведать хоть что-нибудь, но мне было чертовски тяжело оформить мысли в слова. Хотя его волнения были мне понятны, я и сама терялась в страшных догадках о том, как они все сейчас там, и не дошла ли до них мертвая чернота вихря... — Кросс... Тяжело... — слабо отвечаю, протягивая руки к голове, в которой все звенело и открывая глаза, снова силясь взять контроль над зрением. — Ох, сейчас, — он чем-то зашуршал рядом, и на лоб опустилась приятная прохлада влажной ткани, принося облегчение. На ноге я тоже ощутила какую-то неудобную повязку, но боль действительно ослабла. В теле оставалась лишь тяжёлая дурнота, которая должна будет пройти за несколько дней, как всегда бывает при сотрясениях. — Я... пошла за хворостом... На меня напали волки... А потом... Черный вихрь... Я случайно... в марево, — сглатываю солоноватую от подступающей тошноты слюну и затихаю ненадолго, — остальные дома... Они не знают... Наверное, думают, что я... погибла... — хочется плакать, но слез уже нет, душа болезненно сжимается, скручиваясь от страха никогда не вернуться и не увидеть его вновь. — Черт, Брай... Держись, — он погладил меня по плечу, оставив на нем руку, — я дошел сюда сам, без портала. Значит мы сможем вернуться назад, я знаю в каком направлении была ферма. Но идти туда довольно долго, и за мной произошел обвал, разделивший дорогу пропастью... Не уверен, что там можно будет пройти, но мы что-то придумаем... — задумчиво рассказал Кросс, и от его слов меня словно перевернуло от яркой вспыхнувшей надежды. — Ты... Правда? — пересиливая себя, поднимаюсь на локтях под неодобрительный взгляд чёрно-белого друга. — Правда, Брай... Ради тебя, — он настойчиво толкнул меня обратно на мягкую землю, укрывая своей курткой, — я рад снова тебя видеть, не смотря ни на что, мелочь. — Я скучала, Кросс, — слабо улыбаюсь монстру, понимая, что не зря не сдалась. — Я тоже... — он тепло улыбается и поправляет ткань на моем лбу, — отдыхай, завтра станет полегче. Я рядом. Монстр отошёл от меня, чем-то шурша неподалеку, а я постепенно наводила в мыслях порядок. Глупое стечение обстоятельств спасло мне жизнь и, встретив сейчас Кросса, я вернула прежнюю надежду на возвращение. Она, конечно, была и раньше, но теперь укрепилось, обретая направление. И неважно, сколько времени это может занять: дни, месяцы или годы. Я не перестану искать... Кроме того, я точно знаю, что дома все они в относительной безопасности. А рядом со мной был Кросс, о котором я подсознательно волновалась всё это время, и теперь смогу присмотреть и за ним... Хотя... Сейчас больше он присматривал за мной, оберегая от возможных угроз незнакомого мне места. Я повернулась к нему, наблюдая, как монстр суетится у разведённого костра, что-то на нем зажаривая. Пахло на удивление вкусно, вытесняя тошноту пряным ароматом с нотками чего-то мясного. Тени от костра плясали на его взволнованном лице, на скуле тянулась полоса, напоминавшая порез или след от удара. Интересно, откуда? — Кросс, — тихо зову скелета, и он с тревогой оборачивается ко мне, — что у тебя на щеке? — А... Эм... Ты отчего-то набросилась на меня, когда я подошёл. Ударила меня палкой со всей дури... Извини, что толкнул после, я не понял, что это была ты, Брай. — Черт... Прости... Я думала, что кто-то собирается меня съесть. — Да ничего, мелочь. Теперь всё хорошо, — он провел пальцами по скуле с повреждением и улыбнулся, — я не уверен, можно ли тебе есть, но если есть желание, могу предложить жареных ящериц. — Э... Ящериц? — шокированно смотрю на друга. — Хех, ага. Нормальная еда у меня закончилась. Но, знаешь, это не так плохо, как звучит. Похоже на жареную рыбу, и это довольно вкусно, — Кросс протянул мне дымящееся мясо на тонких палочках, напоминавших кости. Выглядело не очень, но пахло вкусно, и я потянулась за угощением, мысленно отмечая, что он большой молодец, раз знает, что можно ловить и без зазрения совести есть мелких животных. На таком подножном корме можно было действительно долго жить. Неуверенно вгрызлась в хрустящее угощение, ощущая на языке вкус горячего дыма. Рот наполнился голодной слюной, а замученный спазмами живот радостно заурчал, принимая пищу. Еда ощутимо сбавила чувство тошноты, и, вслед за этим, захотелось пить. Я неуверенно приняла сидячее положение, опираясь спиной о камень позади, и осторожно распрямляя ногу. С такими темпами, я быстро оклемаюсь. Кросс тут же оказался рядом, помогая нормально сесть и забирая со лба ткань. — Тебе лучше? — спрашивает друг, с беспокойством осматривая с головы до ног и придерживая за плечо. Узнаю его иногда чрезмерно заботливые повадки... — Да, получше... Черт, Кросс... Почему я всегда попадаю в какую-то задницу? — с досадой спрашиваю, втыкая в песок палочку из под мяса. — Ты думаешь, у меня не так? — невесело хмыкает Кросс, усаживаясь рядом со мной, — я чуть не угодил в разлом, меня едва не убило упавшим со скалы валуном, а еще я чуть не умер от отравления, — он загибал на руке костяные пальцы, считая собственные неудачи. Я в ужасе посмотрела на друга, и сердце сжалось от страха за него... И все это время он был совершенно один. Такой бесконечно покинутый в этом неизвестном мире... Я привалилась к нему боком, кладя на плечо голову и вздыхая. — Кросс... Мне так жаль, что все так вышло... — Не надо, Брай. Я всё понимаю... Против судьбы не попрешь, тем более... Твоя магия принадлежит другому, так что... Не переживай ни о чем. Если я жив, то у меня ещё есть шанс на счастье и радость... — он склонил свою голову к моей, прислоняясь в ответ. Я слышала слабый гул его души, который звенел совершенно иначе, вразнобой с моей, на совершенно другой тональности и не в моем ритме. Между нами всегда будет незримый барьер. Но мы всегда будем очень хорошими друзьями... Я незаметно для себя уснула, согретая теплом тела Кросса, и проспала очень долго, до самого утра, ощущая, как солнце щекочет ресницы, забирается тёплыми лучами в нос и вызывает желание чихнуть. Сонно отворачиваюсь, тыкаясь лицом в тепло, которое словно сгребает меня в охапку, мягко и аккуратно, укрывая собой от настойчивых лучиков. Ненароком улыбаюсь, думая, что всё это дурной сон, а рядом сейчас спит Даст: такой большой, сильный и родной, которого ещё только предстоит открывать с новых сторон, но осознание меня толкает под ребра, а душа в протесте переворачивается, причиняя физическую боль, и я открываю глаза, видя слишком близко к себе чужие глаза... Глаза Кросса. Резко отодвигаюсь от него, и душа успокаивается... — Прости, Брай... — шепчет Кросс и сжимает на груди одежду. Ему тоже больно... Молча встаём с прогретого черного песка и собираем малочисленные вещи, немного неряшливо разбросанные вокруг места ночлега. К моему счастью, нога отдавалась терпимой, тупой болью: я смогу хоть и не слишком быстро, но идти. Голова уже не кружилась, но всё ещё ощущалась слабость, которую я тоже решила игнорировать. — Где находится ферма? — спрашиваю Кросса, терпеливо ожидавшего меня, привычно натянув пушистый капюшон чёрно-белой куртки на голову и немного хмурясь, как всегда делал, когда размышлял о чем-то. — На востоке. Я все время шел на запад, так что, думаю, мы вернёмся четко в ту же точку, — скелет указал в сторону взошедшего солнца. Надо же... Я изначально выбрала верное направление... Сердце вдруг словно пропустило удар, а душа странно завибрировала за ребрами, от чего я выдохнула и замерла на месте с остекленевшим взглядом. — Брай? Ты... Что с тобой? — Кросс взял меня за плечи, опасаясь, что я сейчас упаду. А внутри у меня все выкручивало, словно тянуло из нее что-то насильно, больно и призывно, отчего хотелось немедленно подчиниться и идти туда, куда тянет эта острая игла в душе... Чертовски странно... Будто меня звали, но я не слышала голоса... Просто чувствовала этот зов, который нёс в себе... Боль... Словно от потери... — Это... Даст... — шепчу в теплый рассвет, не рассчитывая, что меня услышат. От названного имени в душе разливается тепло надежды... Чужой надежды и сильного стремления... — Что? Но тут ведь только мы или... Ты его чувствуешь? — Кросс отпускает меня, всматриваясь в то, как меня переполняет странное чувство. — Как... Такое возможно? — поворачиваюсь к другу, сжимая на груди кофту, где там, в глубине, душа тягуче стучит, силясь ответить на невидимый зов, но не знает как это сделать, а потому просто беспорядочно мечется в случайных направлениях. — Ты... Вы касались друг друга... магией, верно? — Кросс грустно вздыхает, а я удивляюсь тому, откуда он мог это знать, — Если касались, то вы можете ощущать друг друга. Вашу боль, чувства и их отголоски. Звать друг друга, Брай. — Звать? Но как это сделать? — закидываю на плечо рюкзак, готовясь идти. — Я не знаю... Знаю только, что если на тебя посягнет чужой, когда ты уже создала пару, то тогда душе будет очень больно. Говорят, что тогда можно увидеть свою половину на расстоянии или что-то такое... Мне неоткуда знать подробнее, Брай... У меня ведь... никого нет, — Кросс виновато улыбается и отправляется в путь, зная, что я иду следом... Последние слова не покидали мою голову, и всю дорогу я постоянно об этом размышляла, словно упускала нечто важное, но пока не могла узнать что. Устав от долгого самокопания, от которого снова заболела голова, я отвлеклась на окружавший нас пейзаж, который начал сменяться более частыми деревьями, похожими то ли на акации, то ли на ясень. Кое-где ещё попадались скалы и небольшие холмистые перевалы, с узкими трещинами в массивных гранитных боках, которые входили очень глубоко в породу, иногда раскалывая ее и обнажая необычное слоистое нутро гигантских камней. Повсюду встречался мох и лишайник, плотно приросший к теплым жёстким сводам гранита и кварца, раскрашивая их однообразные серые склоны в замысловатые желто-зеленые узоры. А в свободных прогалах, где была почва, сиротливо вырастала брусника, ещё не созревшая, блестя белыми и зеленоватыми ягодами, которые ещё долго будут наливаться зрелостью, прежде чем их можно будет съесть. Мы сделали привал ближе к вечеру, когда я уже немилосердно хромала, а желудок вновь устроил бунт, скручиваясь от небольшой, но противной тошноты. Мы выбрали место, где было много мягкого мха, между двух крупных валунов, склонившихся друг к другу, словно вырастая откуда-то из недр земли. Я устало опустилась на мягкую почву, ощущая, как все тело гудит от долгой дороги. Я уже успела отвыкнуть от таких длительных переходов по пересечённой местности. В ноге неприятно пульсировало, и я вытянула ее по мшистому покрову, спиной ложась на землю и рассматривая сияющее вечернее небо с облаками, которое сегодня закатное солнце раскрасило в очень яркие оранжевые цвета... Красиво... — Ты как? — в очередной раз за день спрашивает друг, садясь рядом. — Сойдёт, бывало и хуже. А ты? — Нормально, голодный только... Извини, у меня нет еды, — он виновато потупил взгляд, и на щеках вдруг появился румянец. А я обрадовалась, зная, что в рюкзаке припасено еды на несколько дней и улыбаюсь ему радостно, предчувствуя то, как он сейчас воодушевится и нормально поест. — Нет, мы сегодня хорошо покушаем, Кросс, — расстегиваю рюкзак и вынимаю оттуда увесистую банку тушёнки, виноградную газировку и какие-то незамысловатые конфеты. — Черт... Я... Брай, это, — Кросс радостно улыбается, во все глаза глядя на богатство, которое я вынула и поставила перед ним. — Приятного аппетита, — усмехаюсь и делаю рукой приглашающий жест. Пусть открывает и ест первый. А я, благодаря тому, что пока постоянно мутит, – не очень активный едок. Через пару минут возни слышу рядом довольное чавканье, и от этого снова становится смешно и радостно. Если так, то я не зря попала сюда. Все мучения стоили того, чтобы выручить друга в беде, особенно если ему некому помочь. Когда Кросс наелся до отвала, я с удовольствием смотрела, как его начало клонить в сон: скелет буквально клевал носом, зарывшись в воротник куртки и покачиваясь в слабых попытках усидеть ровно. Но, спустя время, всё же проиграл в этой схватке, оперевшись на камень и медленно съехав по нему на мягкий мох. Полюбовавшись этой умильной картиной, я собрала остатки сил, и встала, подтягивая к лагерю немного сухостоя и веток, тихонько выкопав во мху углубление, до самой земли, и складывая там простой костер. С собой были спички, и огонь быстро занялся, даря живительное тепло, которого хватит надолго, чтобы не замёрзнуть ночью. Подтянув к себе рюкзак, достаю воду и с наслаждением пью. Наконец-то можно утолить жгучую жажду лёгкого обезвоживания, от чего благодарное тело тут же расслабилось. Положив под голову свои вещи, я уснула чутким, неспокойным сном, каким всегда сплю в незнакомом мне месте, не смотря на любую усталость... Пришли и тревожные сновидения, в которых я снова мчалась по дикому лесу спасаясь от волчьей стаи, голодным вихрем несущуюся позади. И вместо их звериного рыка слышу скрежещущий, мерзкий звук черного вихря, который выжигает на живой земле темные линии шрамов, вспарывая ее словно нежную кожу, из под которой вот-вот польется тягучая, теплая кровь... Кругом обступает марево, не дающее выхода, загораживая повсюду любые лазейки, закрывая небо с сиянием, превращая его в идущее кругами по воде неясное мерцание, словно я тону... Опускаюсь в черную глубину давящего столба холодной жидкости. Надо мной смыкается толща воды, танцуя и насмехаясь над невозможностью дышать, заполняя яростной болью лёгкие, наливая их солёной, как море, кровью. Пронзает сотней кинжалов, острых, как тревожные мысли... Во мне что-то мечется... Стягивается... Блики солнца над головой превращаются в красное зарево, все больше густея, становясь единым комком мерцающей рубиновой силы, что тянет к себе непреодолимо, непрерывно пульсируя, превращаясь в силуэт красной, решительной души монстра, зовущей к себе, подчиняющей волю и сознание, сминая собой, как бешеным морским тайфуном, который врезается в земную поверхность, входя в нее, как нож в масло. Так и сила этой души входит в меня... Врывается грубо и напористо, ища, ища и ища, с каждым пульсирующим горячим ударом, который я слышу, как звук своего сердца. Раз... Два... Три... Четыре... Пять... Собственная жизненная энергия слабо отзывается, ее тянут к себе, жмут ее чужой силой, зовут к себе страстно и жгуче, окатывая волнами бесконечной тоски, страданием разлуки и безмерной ощутимой нежности... Стремление отыскать... Взять в свой плен, окунуть в омут и больше никогда не отпускать... Как я этого хотела, ждала и звала в ответ... Чувствуя, как трепещет магия, которую словно нити, рвет печаль и тоска. Бьётся птицей. Тянет свои струны, пытаясь дозваться. Обнажается... Плачет... Звенит от сожаления и чувства вины, и одновременно с этим стонет от любви, которой было ещё так мало... Душат переживания, тревога, неизвестность и боль, боль, боль, с каждым вдохом, на выдох меняется мысль, превращаясь в водоворот неясных картинок, чужих и моих воспоминаний, смешанных и смятых, как вырванные из книги страницы, когда ищешь нужную, но ее нет. Когда пишешь, тебе не нравится, и ты разрываешь всё на части, выбрасываешь... Всё не то... Я дышу тобой, я зависима от тебя, я хочу к тебе... Будь со мной и во мне... Найди меня, я здесь... Я буду искать, пока не остановится сердце, пока не кончится воздух, мне не нужен мир, в котором не будет тебя. Мироздание рухнуло, но я ещё здесь, чтобы жить для тебя, жить тобой, дышать одним воздухом, тесно сплетаясь в одно целое... Я ждала тебя всю свою жизнь. Слабое место... Ты – мое слабое место, нежное и уязвимое, я ищу... Я ищу... На каждом вдохе, с пульсом горячих вен под алебастровой кожей и течением электрических импульсов в нервах... Я найду тебя... Ты найди меня... Где ты, Даст? "Я ищу тебя, мой маленький птенчик".