Пряничный домик в черном городе

В последнее время я кошмарно не высыпаюсь. То и дело нужно было завершить какие-то неотложные проблемы: натаскать и согреть воды, помочь приготовить ужин, а ещё позаботиться о болеющем Дасте, поискать каких-то полезных трав и при всем этом справиться с чувством тревоги, накатывающим, стоило взглянуть на неровную линию леса за полем. Кажется, я превращаюсь в параноика. Конечно, мы все выполняли эту работу, но я чувствовала себя измотанной, постоянно хотелось спать, но заснуть не получалось, и я подолгу ворочалась около спящей подруги, не находя покоя и страдая от почти удушливого желания сна. В третью такую ночь я не выдержала, и сонной тенью выскользнула в темноту, едва освещённую зелёными языками Авроры. Было холодно, и я повыше натянула шарф, пряча в нем нос и губы. Тишина стояла практически мертвая, немного пугая своим неживым звоном. Казалось, что каждый мой шаг отзывается по округе гулким эхом. Бесцельно пошатавшись по полю, я устало опустилась у потухшего кострища, где до сих пор тлело несколько темных огоньков, напоминая своим алым отсветом глаза Даста. В небе почти не было видно звёзд, оставляя лишь бледную, фосфоресцирующую туманность от сияния, иногда меняющего цвет на более жёлтый или фиолетовый, в зависимости от времени суток. Я широко зевнула и потерла ладонями уставшие глаза... — Птенчик? Ты почему не спишь? — рядом на широкое бревно присел Даст, касаясь меня своим плечом и с беспокойством заглядывая в глаза. Он уже почти поправился, только голос, ставший чуть более хриплым, напоминал о недавнем недуге, но мы все равно не позволяли монстру тратить много сил, беря на себя все обязанности и быт. — Могу задать тебе тот же вопрос, — невесело улыбаюсь ему и качаю головой, — бессонница. А у тебя? — Я просто услышал, как ты ходишь... Выглядишь уставшей, Брай, — Даст погладил меня по голове, опуская руку на лопатки и немного притягивая к себе. — Спать очень хочется, но уснуть никак не выходит... Я наверное перенервничала, — доверчиво укладываю голову на плечо монстра, вздыхая и снова зевая из-за этого, прикрыв рот ладонью и чувствуя рядом теплый бок мужчины. — Когда мой брат не мог уснуть, я читал ему книги, — вдруг сказал скелет, — он любил слушать истории про приключения. Например Жюля Верна. Или что-то из современного... Кто бы мог подумать... Что его старший брат сам попадет в приключение... — А как его звали? — тихо спрашиваю Даста. — Папирус... А ещё он обожал головоломки. И в настолки играть с друзьями. — У него наверное было много друзей. С такими классными интересами не может быть иначе. — Верно, птенчик... Папс был душой компании. Как жаль, что... он сейчас не здесь... Ты бы ему понравилась, Брай, — Даст грустно улыбнулся, поглаживая меня по плечу. — Уверена, он бы мне тоже понравился, Даст... — А как на счёт тебя, птенчик? Родители, братья, сестры? — Даст уткнулся носом в мою макушку. — Нет... Были родители. Но с ними всё не так уж весело было, — немного вздрагиваю от неприятных воспоминаний о них. — Они тебя любили? — монстр чуть отстранился, чтобы вновь посмотреть в глаза, и я немного откинула голову, отвечая на рубиновый взгляд своим. — Любили бить разве что. Это они делали чаще всего. Мать физически и морально. Отец... только морально, — отвечаю, задумываясь о том, что отец действительно никогда на меня руку не поднимал, в отличие от матери, делавшей это достаточно регулярно. — Тебя... били? — он неверяще сжал пальцы, державшие мое плечо, ощутимо впиваясь фалангами через флисовую толстовку. — Чаще, чем ты мог бы себе представить... В общем, я действительно никого не потеряла в этом ужасе. Может оно и к лучшему, ведь... Знаешь, лучше уж так, чем если бы мне было, кого терять и он... погиб бы. Я бы этого не хотела, поэтому... Можно сказать, что я везучая? — неуверенно спрашиваю монстра, который все ещё был напряжен и ощутимо раздосадован тем, что я ему рассказала. Вопреки этому в моей душе к родителям чувств не было, а потому рассказ о них сейчас не принес никаких эмоций, кроме колких искр отвращения. На меня опустился его давящий шлейф магии, столкнувшийся с моей усталостью, и я опять зевнула до сладких мурашек и звёздочек в глазах. Как же хочется спать... — Пойдем отдыхать, птенчик... Совсем поздно и холодно, — тихо сказал монстр, поднимаясь и аккуратно утягивая меня за собой в сторону своего укрытия, вызвав у меня недоуменный выдох, — я помогу заснуть, — ответил он на мой немой вопрос, из-за чего я снова ощутила горячую волну беспокойного смущения. Но усталость брала своё, и спорить или сопротивляться не хотелось, а чужая магия упрямо тянула за собой, не принимая никаких возражений, вновь подчиняя себе, что в текущем состоянии было легко. Забираясь в теплый, прогретый чужим телом, шалаш, я упала на ворох из выбившейся из подстилки соломы и смятого пледа, прикрывая глаза от надоевшего чувства переутомления и постоянной нервозности за наши жизни. Рядом мягко опустился Даст, оставаясь сидеть на коленях рядом, цепко остановив на мне взгляд. Это заставило заволноваться, и напрячься всем телом, а где-то за горлом стало щекотно. Абсолютная тишина давила на голову, добавляя собой неясной тревоги, от которой уже тошнило. — Расслабься, птенчик, всё хорошо, — Даст широко улыбнулся, чуть склонив вбок голову, а огоньки в глазницах моргнули и стали чуть темнее, напоминая зерна созревшего граната, сверкающие в почти полной темноте, а гетерохромный глаз в слиянии красного и нежно-голубого давал фиолетовый темный отсвет на костях черепа. Обстановка была необычной, если не сказать больше: я никогда не была ночью наедине с Дастом, и от этого душа в волнении трепыхалась, словно прося освободиться из плена эмоций. Расслабиться совершенно точно не получалось, но я честно старалась, пока вдруг не ощутила теплые ладони на своих висках и не отметила, как приблизились эти глубокие глаза, искрящиеся потемневшей, насыщенной силой магией. Чужая аура снова давила на душу, в этот раз настолько сильно и властно, что едва получалось дышать, и от этого захотелось отстраниться или отползти, но тело не слушалось, пригвожденное к месту, лишь мелко вздрогнув от мимолетной паники. — Тсс, Брай, не сопротивляйся... Я сейчас кое-что сделаю, и ты уснешь. Обещаю, что ничего плохого, птенчик, — доверительно прошептали на ухо, обдавая его сладковатым воздухом, и, не в силах терпеть его давление, душа подчинилась, опуская барьер сопротивления, от чего в голове словно что-то щелкнуло, и веки стали сами собой закрываться, а тело – обмякать, наливаясь тяжестью и окунаясь в долгожданный сон, словно в теплую воду. Напоследок я ощутила на губах привкус его лёгкого поцелуя... Сон был совершенно темным, без всяких навязчивых образов, всполохов воспоминаний, вспышек текущих волнений и прочей ерунды, мешавшей нормально отдыхать все предыдущие дни. Я нежилась в этом чувстве, как в лучах горячего солнца, не открывая глаза, но уже почти бодрствуя, чувствуя каждой клеточкой тела уютное тепло, бегущее в венах от макушки до кончиков пальцев на ногах и руках. Было так сладко, что я, не выдержав, с наслаждением потянулась всем телом, сильно выгибаясь в спине, вытягивая над головой руки и сгибая колени, как всегда любила делать в кровати, и упираясь теплым животом во что-то большое и широкое. Но прежде, чем я успела собрать в кучу сонные мысли, меня сгребли в охапку и подмяли под крепкое костяное тело в мягкой прогретой куртке. — Вот это движения с утра пораньше, птенчик, ты всегда так просыпаешься? — низким голосом Даст почти мурлыкнул мне в ухо, вспугивая стаи мурашек на ещё не очнувшемся от ночной неги податливом теле. Чужие ребра до щекотки впивались в мои, через одежду вдавливаясь от каждого вдоха. Слишком тесно... Но так хорошо... — Мм... Доброе утро... Вроде да. Мне просто впервые так хорошо спалось за долгое время, — сонно бормочу ему куда-то в боковину капюшона, щекоча его носом где-то на сгибе шеи. Всё это я делаю не специально, даже не открывая сонные веки: это приятное ощущение после долгожданного отдыха давало то наслаждение, с которым не хотелось расставаться, и я просто поудобнее устроила руки под чужими ключицами, готовясь ещё немного подремать. С Дастом было так спокойно сейчас... И даже стеснение, словно оно тоже ещё отдыхало, не напоминало о себе. — Вообще-то пора вставать, Брай... Уже утро и надо завтракать, — чужое дыхание щекотало шею, мешая продлевать момент дремоты, — но я могу разбудить тебя по-своему. — А есть возможность отказаться и поспать ещё? — Откажись, но спать я тебе не дам. — Отказываюсь, — шепчу к своему же изумлению, и прежде чем понимаю, что ляпнула, открываю испуганные глаза, ловя на себе обжигающий взгляд очень ярких зрачков и улыбку, крепко сжатых сильных челюстей. — Хех, птенчик, ты меня удивляешь всё сильнее... Я в тебе не ошибся, — он наклонился проводя носом от плеча до до уха, нежно и аккуратно, останавливаясь на мочке и поднимаясь выше, мягко тыкаясь в особо нежные места зубами, оставляя на коже следы невесомых, как лепестки ромашки, поцелуев и опять скользя ниже, смещаясь к раскрытым губам. Я затаила дыхание, цепляясь пальцами за его куртку и сминая ими мягкую чуть шуршащую ткань. И словно дразня, Даст останавливается, снова мягко улыбаясь и утыкается головой в мой лоб. — Видишь, птенчик? Отличный способ проснуться. Я смущенно усмехнулась, счастливо жмурясь и признавая очередное поражение. За пределами палатки слышалась возня и разговоры проснувшихся друзей: стучали тарелки, кто-то перекладывал поленья и звякал чайником. Даст нехотя слез с меня и зевнул, собираясь вылезать на завтрак. Я потерла глаза и поднялась следом, неловко выбираясь на свежий воздух и немного качнувшись от ещё не пришедшего чувства равновесия. Даст распрямился рядом, придерживая меня за талию и одаривая ласковой улыбкой, заставляя снова немного смутиться и ощутить умиротворяющий эфир магии монстра. Лучшее утро за всю мою жизнь... На завтрак были яблоки и какая-то разведённая водой каша. Чтобы она обрела хоть какой-то приемлемый вкус, фрукт я порезала прямо в нее, непритязательно поглощая получившуюся сладкую смесь. Далеко от шикарного лакомства, но это лучше жуткого голода. Сегодня погода баловала солнцем, даря теплый рассвет, суливший достаточно жарким днём, что не могло не радовать, после немного затянувшегося холода. В наших краях лето всегда славилось своим бархатным теплом, плавно переходящим в настоящий зной и мягко спадая почти к поздней осени. Я любила такой климат, и никогда не хотела переехать из этих мест, мечтая об уютном домике в нашем небольшом городке, где я бы неторопливо вела размеренную жизнь, завела бы семью и наслаждалась каждым днём... Отставив опустевшую тарелку, смотрю на болтающих о погоде и планах на день друзей, и на душе разливается тепло. Если уж жить сейчас, то только с ними. С Файлер, у которой щеки искрятся солнечными поцелуями, а в глазах горят лукавые, добрые искорки. С Киллером, у которого язык без костей, и шутки без тормозов. С Дастом, которого люблю... Не хватает лишь Кросса, к которому я успела привязаться и за судьбу которого очень переживала. Как сложилась бы моя собственная, если бы в ту ночь мы не разделились, и меня не нашел бы Даст? Нашли бы мы спокойное, тихое место вроде этого? Или продолжили путешествие, ища чего-то недостижимого? Погибли бы? Или начали новую жизнь? Смог бы Кросс тогда дозваться до моей души или мы были бы обречены на обоюдное одиночество? Я перевела взгляд на старшего монстра, который искренне смеялся над шуткой Киллера, и внутри словно зазвенели мелодичные струны, приятно вибрируя в каждой косточке... Мне кажется, я бы не смогла жить, не зная его... Файлер то и дело толкала Киллера локтем, упрашивая того пойти вместе купаться в речке, которая текла по дальней границе фермы. Погода располагала к расслаблению, и я и сама поддалась этой атмосфере, с наслаждением прикрыв веки и подставив лицо греющим лучам солнца. Смех и слова протекали сквозь душу, как через фильтр, наполняя ее нежным осадком умиротворения. Хочу хоть один день, такой прекрасный и необыкновенно приятный, ни о чем не думать, не переживать... Просто жить... Просто любить... Дышать и чувствовать. Это так прекрасно! Голоса немного стихли: их обладатели отошли к полю, затеяв совершенно детские догонялки, мечась через налитую золотом солнечных лучей траву хохочущими вихрями, обгоняя ветер и подталкивая друг друга в беззаботной игре двух любящих сердец. Я не смогла сдержать улыбки, радуясь чужому счастью, как своему собственному. — Птенчик, хочешь прогуляться со мной? — предлагает Даст, вернувшийся к месту завтрака после того, как отнес в дом посуду, и отрывая меня от созерцания милой игры друзей. — Да, можно. А куда? — заинтересованно поднимаюсь, отряхивая мужские штаны, которые мне тогда отдал монстр. В них было несравненно удобнее. Как, впрочем, и в его толстовке. — Хотел показать тебе одно хорошее место. Не против "короткого пути"? — он подмигнул, протягивая мне ладонь. — Не против, — согласно улыбаюсь, берясь за нее. И снова все краски смазываются акварельными пятнами, закручивая картинку в неузнаваемые очертания и опять выстраивая из них уже совершенно новые. И едва взгляд перестал плыть от непривычного перемещения, как взору открылось совершенно другое поле, ставшее почти диким, давно позабытое, поросшее молодыми, пушистыми соснами и редкими юными деревцами сизой ольхи. Серпантином вьющаяся мимо холмов проселочная дорога была так же не тронута последствиями разрушения мира, аккуратно огибая поле и исчезая за пригорком в сторону бесконечного леса, половина которого все же была завалена разломленными пополам или скинутыми с почвы стволами. Будто бы граница, по которой прошла ярость стихии... Но от рассматривания пейзажа меня отвлёк Даст, который руками мягко наклонил мою голову к траве в поле, призывая смотреть почти себе под ноги. Через секунды до меня дошло. Земляника. Все здесь было покрыто мелкими красными точками сахарных ягод, стыдливо прикрытых круглыми листочками. Настоящее летнее чудо. Радостно засмеявшись, я опустилась на колени, среди ароматного покрова разнотравья, с наслаждением собирая в ладонь наливные ягоды и отправляя их в рот, тут же ощущая на языке знакомую приторную сладость. Как же вкусно... Даст опустился напротив меня, тоже срывая несколько ягодок и повторяя за мной, с явным удовольствием прикрывая глаза. — Так вот откуда ты их приносил. Это здорово, Даст... Спасибо, правда, — восторг лился через край, и так хотелось им поделиться, — когда ешь их, кажется, что внутри расцветает лето. Оно именно такое на вкус... Земляничное... Напитанное солнцем и теплом. — Прямо, как ты, птенчик, — тихо говорит монстр, вновь смотря на меня из под полузакрытых глазниц, смутив до жара в щеках. Я потупила взгляд, делая вид, что тянусь за ягодами, но рядом зашуршала трава, а подбородок мягко подняли чужие пальцы. Даст медленно наклонился, плавно вовлекая в поцелуй, действуя крайне осторожно, словно спрашивая разрешения. Я смущенно выдохнула, неловко стукаясь зубами об его, несмело отвечая. Даст тут же просяще скользнул рукой на шею и выше, чуть нажимая пальцами на скулы, чтобы я открыла рот пошире, и тут же вскальзывая внутрь языком. Я было опешила от такого откровенного действия, но тут же ощутила на собственном – ягоды земляники, которые он мне передал таким необычным способом, и, не медля, раздавливая их об нёбо. Капли сладкого сока оросили наши языки, даря странное, нежное чувство, невероятно приятное, отзываясь внутри мелодичными искрами. Мы улыбались в поцелуй, продолжая неспешную игру под летним горячеющим солнцем. Кругом аромат прелой хвои, стрекотание цикад, шелест ласкового ветра, который гладил невесомо, подобно рукам скелета, перебиравшего пальцами волосы, переходя к шее и несильно сжимая кожу на ней. Прогулка со вкусом земляники... Как много нежности мы подарили друг другу в молчании этого места, проведя там долгое время, то просто глядя на небо, лёжа на душистой траве позабытой пашни, то плавно ныряя в аккуратную ласку, не переходящую никаких границ. Даст не торопил события, позволяя привыкнуть к себе полностью, к его действиям и чувствам. Пока сам он сполна наслаждался доступными ему возможностями, неспешно исследуя меня, получая удовольствие первооткрывателя от момента, который ну никак нельзя торопить. И мне это так сильно нравилось... Если бы я только могла остановить время навсегда, то никогда бы не покинула этого чудесного, напоенного магией места, насквозь пропитанного запахом диких ягод и прогретого светилом вереска. Но чувство голода, ближе к вечеру, напомнило о себе, противно стягиваясь в животе тянущим комком. Я неловко попросила о еде, и Даст вернул нас в лагерь, с удовольствием отмечая, что наши друзья заварили чай, к которому притащили печенье, и теперь сидели на веранде и о чем-то тихо шептались, иногда глухо посмеиваясь, а то и вовсе замолкая, просто глядя друг на друга. Остаток этого дня мы провели вместе с ними, сидя у дома с заваренным свежим чаем, рассказывая друг другу о былой жизни и увлечениях, а после, когда солнце горячим почти алым шаром закатилось за горизонт, любовались ночным небом с искрящимся на нем сиянием, казавшимся сегодня как никогда прекрасным. Темнота плавно опускалась на плечи, предлагая уснуть, и я, сладко зевая, уложила голову на плечо мужчины, слушая его размеренный, всегда немного тягучий голос, который рассказывал что-то Киллеру. Чувствуя его запах на пропитанной ветром куртке. Слыша, словно издалека, как внутри тихо гудит его душа, убаюкивая мою собственную и даже не заметив, как задремала. Смутно ощущала сквозь дремоту его постоянное присутствие и тепло. И едва не проснувшись, когда меня что-то словно немного перевернуло, но потом окутало теплом и мягкостью, унося в сон окончательно и даря чувство забытого покоя до следующего утра.